Михаил Кузмин. *** (Сб. ВОЖАТЫЙ)



1


Среди ночных и долгих бдений
И в ежедневной суете
Невидимый и легкий гений
Сопутствует моей мечте.
Нежданную шепнет строку,
Пошлет улыбкой утешенье
И набожному простаку
Простейшее сулит решенье.
И вот небедственны уж беды,
Печаль забыта навсегда,
И снятся новые победы
Простого, Божьего труда.
Я долго спутника искал
И вдруг нашел на повороте:
В поверхности любых зеркал
Его легко, мой друг, найдете.
Печален взор его лукавый,
Улыбок непонятна вязь,
Как будто недоволен славой,
Лишь к славе горестной стремясь.
Вы так близки мне, так родны,
Что кажетесь уж нелюбимы.
Наверно, так же холодны
В раю друг к другу серафимы.
Но спутник мой – одна правдивость,
И вот – пусты, как дым и тлен,
И бесполезная ревнивость,
И беглый чад былых измен.
И вольно я вздыхаю вновь,
По-детски вижу совершенство:
Быть может, это не любовь,
Но так похоже на блаженство!

1915



2


Озерный ветер пронзителен,
Дорога в гору идет...
Так прост и так умилителен
Накренившийся серый бот.

Если ты в путь готовишься,
Я знаю наверное: всё ж
На повороте ты остановишься
И шляпой махнешь...

А всё почему-то кажется,
Что оба поедем вдвоем.
И в час последний окажется,
Что один никто не отважится
Вернуться в покинутый дом.

1914



3


Что со мною? Я немею.
Что сначала мне воспеть?
Царскосельскую аллею,
Где на западе, алея,
Темных веток встала сеть?

Или пестрого подвала
Полуночные часы,
Где средь шумного развала
Тихо душу колдовала
Близость познанной красы?

Или сумрак той гостиной,
Что на Мойке, близ Морской,
Где с улыбкою невинной
Сквозь кайму ресницы длинной
Взглядывали вы порой?

Иль пробора пепел темный
На подушке у меня?
Взгляд усталый, нежно томный,
На щеках огонь нескромный
Розой тлеет, взор маня...

Или сладость пробужденья
Близко милого лица,
Умиленное волненье,
Холодок прикосновенья
Так знакомого кольца?

Все минуты, все мгновенья –
Лишь один блаженный час.
Ни тревоги, ни сомненья...
Вечное благодаренье
Небу милому за вас!

1913



4


Вдали поет валторна
Заигранный мотив,
Так странно и тлетворно
Мечтанья пробудив.

И как-то лень разрушить
Бесхитростную сеть:
Гулять бы, пить да слушать,
В глаза твои глядеть.

И знаешь ведь отлично,
Что это всё – пустяк,
Да вальсик неприличный
Не отогнать никак.

И тошен, и отраден
Назойливый рожок...
Что пригоршнею градин,
Он сердце мне обжег.

Невзрачное похмелье...
Да разве он про то?
Какое-то веселье
Поет он «тро-то-то».

Поет, поет, вздыхает,
Фальшивит, чуть дыша.
Про что поет, не знает...
Не знай и ты, душа!

1915



5


Душа, я горем не терзаем,
Но плачу, ветреная странница.
Всё продаем мы, всем должаем,
Скоро у нас ничего не останется.

Конечно, есть и Бог, и небо,
И воображение, которое не ленится,
Но когда сидишь почти без хлеба,
Становишься как смешная пленница.

Муза вскочит, про любовь расскажет
(Она ведь глупенькая, дурочка),
Но взглянешь, как веревкой вяжет
Последний тюк наш милый Юрочка, –

И остановишься. Отрада
Минутная, страданье мелкое,
Но, Боже мой, кому это надо,
Чтобы вертелся, как белка, я?

Июнь 1917



6


Все дни у Бога хороши,
Все дни – одно благословенье,
Но в бедной памяти души –
Немногие, как воскресенье.
И знаете: они не те,
Когда я ждал, и волновался,
И торопливо в темноте
Губами ваших губ касался.
Они не те, когда так зло,
Упрямо веря, я не верил.
Всё это былью поросло,
И, может быть, я лицемерил.
Мне помнятся другие дни
(Они так сладостны и жалки) ...
В гостинице глаза одни,
Как вылинявшие фиалки...
И вдруг узнали, удивясь,
Что вот теперь уж в самом деле...
Что выросла такая связь,
Какой, быть может, не хотели.
Потом клонило вас ко сну,
В тревоге детской вы дремали
И вдруг: «Отправят на войну
Меня!» – так горестно сказали.
Кому там нужны на войне
Такие розовые губы?
Не для того ли, чтоб вдвойне
Бои нам показались грубы?
А тот, для вас счастливый, день,
Такой недавний день, в который
Чужой любви смешалась тень
С тяжелым мраком желтой шторы...
Опять, опять, как в первый раз,
Признанья ваши и томленье, –
И вот смущенный ваш рассказ
Отвел последние сомненья.
Затворник я, вы – легкий конь,
Что ржет и прядает в весельи,
Но краток ветреный огонь,
И станет конь у той же кельи.
А ваша школьничья тетрадь?
Заплакать можно, так всё ново, –
И понял я, что вот – страдать –
И значит полюбить другого.

1915