Михаил Кузмин. ОСЕННИЕ ОЗЕРА. ЧАСТЬ ВТОРАЯ



I

ВЕНОК ВЕСЕН (ГАЗЭЛЫ)



1


Чье-то имя мы услышим в пути весеннем?
В книжку сердца что напишем в пути весеннем?
Мы не вазы с нардом сладким в подвале темном:
Не пристало спать по нишам в пути весеннем.
Бег реки, ручьев стремленье кружит быстрее,
Будто стало всё дервишем в пути весеннем.
Опьянен я светлой рощей, горами, долом
И травой по плоским крышам в пути весеннем!
Звонче голос, бег быстрее, любовной пляски
Не утишим, не утишим в пути весеннем!
Поводырь слепой слепого, любовь слепая,
Лишь тобою мы и дышим в пути весеннем!



2


Ведет по небу золотая вязь имя любимое.
Шепчу я, ночью долгою томясь, имя любимое.
На площадь выйдя, громко я скажу, все пускай слушают,
Любви глашатай, крикну, не стыдясь, имя любимое.
Пускай в темницу буду заточен, славить мне песнями
Не может запретить жестокий князь имя любимое.
Две буквы я посею на гряде желтой настурцией,
Чтоб все смотрели, набожно дивясь, имя любимое.
Пусть рук и языка меня лишат – томными вздохами
Скажу, как наша неразрывна связь, имя любимое!



3


Кто видел Мекку и Медину – блажен!
Без страха встретивший кончину – блажен!
Кто знает тайну скрытых кладов, волшебств,
Кто счастьем равен Аладину – блажен!
И ты, презревший прелесть злата, почет
И взявший нищего корзину, – блажен!
И тот, кому легка молитва, сладка,
Как в час вечерний муэдзину, – блажен!
А я, смотря в очей озера, в сад нег
И алых уст беря малину, – блажен!



4


Нам рожденье и кончину – всё дает Владыка неба.
Жабе голос, цвет жасмину – всё дает Владыка неба.
Летом жар, цветы весною, гроздья осенью румяной
И в горах снегов лавину – всё дает Владыка неба.
И барыш, и разоренье, путь счастливый, смерть в дороге,
Власть царей и паутину – всё дает Владыка неба.
Кравчим блеск очей лукавых, мудрецам седин почтенье,
Стройной стан, горбунье спину – всё дает Владыка неба.
Башни тюрем, бег Евфрата, стены скал, пустынь просторы,
И куда я глаз ни кину – всё дает Владыка неба!
Мне на долю – плен улыбок, трубы встреч, разлуки зурны,
Не кляну свою судьбину: всё дает Владыка неба.



5


Что, скажи мне, краше радуг? Твое лицо.
Что мудреней всех загадок? Твое лицо.
Что струею томной веет в вечерний час,
Словно дух жасминных грядок? Твое лицо!
Что, как молния, сверкает в день летних гроз
Из-за тяжких, темных складок? Твое лицо.
Что мне в сердце смерть вселяет и бледный страх,
Скорбной горечи осадок? Твое лицо.
Что калитку вдруг откроет в нежданный сад,
Где покой прудов так сладок? Твое лицо!
Что судьбы открытой книга, златая вязь
Всех вопросов, всех разгадок? Твое лицо.



6


Вверх взгляни на неба свод: все светила!
Вниз склонись над чашей вод, все светила!
В черном зеркале пруда час молчаний
Свил в узорный хоровод все светила.
Двери утра на замке, страж надежен,
Правят верно мерный ход все светила.
Карий глаз и персик щек, светлый локон,
Роз алее алый рот – все светила.
Пруд очей моих, отверст прямо в небо,
Отразил твоих красот все светила.
Легких пчел прилежный рой в росных розах,
Мед сбирают в звездный сот все светила.
Поцелуев улей мил: что дороже?
Ах, смешайте праздный счет, все светила!
Ты – со мной, и ночь полна; утро, медли!
Сладок нам последний плод, все светила!



7


Я – заказчик, ты – купец: нам пристала взглядов мена.
Ты – прохожий, я – певец: нам пристала взглядов мена.
Ты клянешься, я молчу; я пою и ты внимаешь;
Пусть злословит злой глупец: нам пристала взглядов мена.
Я, прося парчи, перстней, с мудрой тайной амулетов,
Песен дам тебе венец: нам пристала взглядов мена.
Разверни любви устав, там законы ясно блещут,
Ты – судья, а я – истец: нам пристала взглядов мена.
На охоте ты – олень: скоры ноги, чутки уши,
Но и я лихой ловец: нам пристала взглядов мена.
На горе ты стадо пас: бди, пастух, не засыпая:
Я как волк среди овец: нам пристала взглядов мена.
Милый скряга, клад храни: ловкий вор к тебе крадется,
Ключ хитрей бери, скупец, нам пристала взглядов мена.
Круг оцеплен, клич звучал, выходи на поединок,
Я – испытанный боец, нам пристала взглядов мена.
Птица в клетке, жар в груди, кто нам плен наш расколдует?
Что ж, летишь ли, мой скворец? нам пристала взглядов мена.
У меня в душе чертог: свечи тают, ладан дышит,
Ты – той горницы жилец: нам пристала взглядов мена.
Разве раньше ты не знал, что в любви морях широких
Я – пловец и ты – пловец? нам пристала взглядов мена.
Кто смеется – без ума; кто корит – без рассужденья;
Кто не понял, тот – скопец: нам пристала взглядов мена.
Что молчишь, мой гость немой? что косишь лукавым оком?
Мой ты, мой ты наконец: нам пристала взглядов мена!..



8


Покинь покой томительный, сойди сюда!
Желанный и медлительный, сойди сюда!
Собаки мной прикормлены, открыта дверь,
И спит твой стражник бдительный: сойди сюда!
Ах, дома мне не спáлося: всё ты в уме...
С улыбкой утешительной сойди сюда!
Оставь постели мягкие, свой плащ накинь,
На зов мой умилительный сойди сюда!
Луною, что четырнадцать прошла ночей,
Яви свой лик слепительный, сойди сюда!
Нарушено безмолвие лишь звоном вод,
Я жду в тиши мучительной, сойди сюда!
Вот слышу, дверью скрипнули, огонь мелькнул...
Губительный, живительный, сойди сюда!



9


Всех поишь ты без изъятья, кравчий,
Но не всем твои объятья, кравчий!
Брови – лук, а взгляд под бровью – стрелы,
Но не стану обнимать я, кравчий!
Стан – копье, кинжал блестящий – зубы,
Но не стану целовать я, кравчий!
В шуме пира, в буйном вихре пляски
Жду условного пожатья, кравчий!
Ты не лей вина с избытком в чашу:
Ведь вино – плохая сватья, кравчий!
А под утро я открою тайну,
Лишь уснут устало братья, кравчий!



10


Как нежно золотеет даль весною!
В какой убор одет миндаль весною!
Ручей звеня бежит с высот в долину,
И небо чисто как эмаль весною!
Далёки бури, ветер с гор холодный,
И облаков прозрачна шаль весною!
Ложись среди ковра цветов весенних:
Находит томная печаль весною!
Влюбленных в горы рог охот не манит,
Забыты сабля и пищаль весною!
Разлука зимняя, уйди скорее,
Любовь, ладью свою причаль весною!
Желанный гость, приди, приди в долину
И сердце вновь стрелой ужаль весною!



11


Цветут в саду фисташки, пой, соловей!
Зеленые овражки пой, соловей!
По склонам гор весенних маков ковер;
Бредут толпой барашки. Пой, соловей!
В лугах цветы пестреют, в светлых лугах!
И кашки, и ромашки. Пой, соловей!
Весна весенний праздник всем нам дарит,
От шаха до букашки. Пой, соловей!
Смотря на глаз лукавый, карий твой глаз,
Проигрываю в шашки. Пой, соловей!
Мы сядем на террасе, сядем вдвоем...
Дымится кофей в чашке... Пой, соловей!
Но ждем мы ночи темной, песни мы ждем
Любимой, милой пташки. Пой, соловей!
Прижмись ко мне теснее, крепче прижмись,
Как вышивка к рубашке. Пой, соловей!



12


Нынче праздник, пахнет мята, всё в цвету,
И трава еще не смята: всё в цвету!
У ручья с волною звонкой на горе
Скачут, рéзвятся козлята. Всё в цвету!
Скалы сад мой ограждают, стужи нет,
А леса-то! а поля-то: всё в цвету!
Утром вышел я из дома на крыльцо –
Сердце трепетом объято: всё в цвету!
Я не помню, отчего я полюбил,
Что случается, то свято. Всё в цвету.



13


Острый меч свой отложи, томной негой полоненный.
Шею нежно обнажи, томной негой полоненный.
Здесь не схватка ратоборцев, выступающих в кругу,
Позабудь свои ножи, томной негой полоненный!
Здесь не пляска пьяных кравчих, с блеском глаз стекла светлей,
Оком карим не кружи, томной негой полоненный!
Возлюби в лобзаньях сладких волн медлительную лень,
Словно зыбью зрелой ржи, томной негой полоненный!
И в покое затворенном из окна посмотришь в сад,
Как проносятся стрижи, томной негой полоненный.
Луч вечерний красным красит на ковре твой ятаган,
Ты о битвах не тужи, томной негой полоненный!
Месяц милый нам задержит, и надолго, утра час, –
Ты о дне не ворожи, томной негой полоненный!
До утра перебирая страстных четок сладкий ряд,
На груди моей лежи, томной негой полоненный!
Змеи рук моих горячих сетью крепкой заплету,
Как свиваются ужи, томной негой полоненный.
Ты дойдешь в восторгах нежных, в новых странствиях страстей
До последней до межи, томной негой полоненный!
Цепи клятв, гирлянды вздохов я на сердце положу,
О, в любви не бойся лжи, томной негой полоненный.



14


Зачем, златое время, летишь?
Как всадник, ногу в стремя, летишь?
Зачем, заложник милый, куда,
Любви бросая бремя, летишь?
Ты, сеятель крылатый, зачем,
Огня посея семя, летишь?!



15


Что стоишь ты опечален, милый гость?
Что за груз на плечи взвален, милый гость?
Проходи своей дорогой ты от нас,
Если скорбью не ужален, милый гость!
Ах, в гостинице закрытой – три двора
Тем, кто ищет усыпален, милый гость.
Трое кравчих. Первый – белый, имя – Смерть;
Глаз открыт и зуб оскален, милый гость.
А второй – Разлука имя – красный плащ,
Будто искра наковален, милый гость.
Третий кравчий, то – Забвенье, он польет
Черной влагой омывален, милый гость.



16


Слышу твой кошачий шаг, призрак измены!
Вновь темнит глаза твой мрак, призрак измены!
И куда я ни пойду, всюду за мною
По пятам, как тайный враг, – призрак измены.
В шуме пира, пляске нег, стуке оружий,
В буйстве бешеных ватаг – призрак измены.
Горы – голы, ветер – свеж, лань быстронога,
Но за лаем злых собак – призрак измены.
Ночь благая сон дарит бедным страдальцам,
Но не властен сонный мак, призрак измены.
Где, любовь, топаза глаз, памяти панцирь?
Отчего я слаб и наг, призрак измены?



17


Насмерть я сражен разлукой стрел острей!
Море режется фелукой стрел острей!
Память сердца беспощадная, уйди,
В грудь пронзенную не стукай стрел острей!
Карий блеск очей топазовых твоих
Мне сиял любви порукой, стрел острей.
Поцелуи, что как розы зацвели,
Жгли божественной наукой, стрел острей.
Днем томлюсь я, ночью жаркою не сплю:
Мучит месяц сребролукий, стрел острей.
У прохожих я не вижу красоты,
И пиры мне веют скукой, стрел острей.
Что калека, я на солнце правлю глаз,
И безногий, и безрукий – стрел острей.
О, печаль, зачем жестоко так казнить
Уж израненного мукой, стрел острей?



18


Дней любви считаю звенья, повторяя танец мук,
И терзаюсь, что ни день я, повторяя танец мук!
Наполняя, подымая кубок темного вина,
Провожу я ночи бденья, повторяя танец мук.
Пусть других я обнимаю, от измены я далек, –
Пью лишь терпкое забвенье, повторяя танец мук!
Что, соседи, вы глядите с укоризной на меня?
Я несусь в своем круженьи, повторяя танец мук.
Разделенье и слиянье – в поворотах томных поз;
Блещут пестрые каменья, повторяя танец мук.
И бессильно опускаюсь к гиацинтовым коврам,
Лишь глазами при паденьи повторяя танец мук.
Кто не любит, приходите, посмотрите на меня,
Чтоб понять любви ученье, повторяя танец мук.



19


От тоски хожу я на базары: что мне до них!
Не развеют скуки мне гусляры: что мне до них!
Кисея, как облак зорь вечерних, шитый баркан...
Как без глаз, смотрю я на товары: что мне до них!
Голубая кость людей влюбленных, ты, бирюза,
От тебя в сердцах горят пожары: что мне до них!
И клинок дамасский уж не манит: время прошло,
Что звенели радостью удары: что мне до них!
Сотню гурий купишь ты на рынке, был бы кошель,
Ах, Зулейки, Фатьмы и Гюльнары: что мне до них!
Не зови меня, купец знакомый, – щеголь ли я?
Хороши шальвары из Бухары: что мне до них!



20


Алость злата – блеск фазаний в склонах гор!
Не забыть твоих лобзаний в склонах гор!
Рог охот звучит зазывно в тишине.
Как бежать своих терзаний в склонах гор?
Верно метит дротик легкий в бег тигриц,
Кровь забьет от тех вонзаний в склонах гор.
Пусть язык, коснея, лижет острие –
Тщетна ярость тех лизаний в склонах гор.
Крик орлов в безлесных кручах, визги стрел,
Хмель строптивых состязаний в склонах гор!
Где мой плен? к тебе взываю, милый плен!
Что мне сладость приказаний в склонах гор?
Горный ветер, возврати мне силу мышц
Сеть порвать любви вязаний в склонах гор.
Ночь, спустись своей прохладой мне на грудь:
Власть любви все несказанней в склонах гор!
Я лежу, как пард пронзенный, у скалы.
Тяжко бремя наказаний в склонах гор!



21


Летом нам бассейн отраден плеском брызг!
Блещет каждая из впадин плеском брызг!
Томным полднем лень настала: освежись –
Словно горстью светлых градин – плеском брызг!
Мы на пруд ходить не станем, окропись –
Вдалеке от тинных гадин – плеском брызг!
Ах, иссохло русло неги, о, когда
Я упьюсь, лобзаний жаден, плеском брызг?
И когда я, бедный странник, залечу
Жар больной дорожных ссадин плеском брызг?
Встречи ключ, взыграй привольно, как и встарь,
(О, не будь так беспощаден!) плеском брызг!



22


Несносный ветер, ты не вой зимою:
И без тебя я сам не свой зимою!
В разводе с летом я, с теплом в разводе,
В разводе с вешней бирюзой зимою!
Одет я в траур, мой тюрбан распущен,
И плащ с лиловою каймой зимою.
Трещи, костер из щеп сухих. О, сердце,
Не солнце ль отблеск золотой зимою?
Смогу я в ларчике с замком узорным
Сберечь весну и полдня зной зимою.
Печати воск – непрочен. Ключ лобзаний,
Вонзись скорей в замок резной зимою!
Разлуке кровь не утишить; уймется
Лишь под могильною плитой зимою!



23


Когда услышу в пеньи птиц: «Снова с тобой!»?
И скажет говор голубиц: «Снова с тобой!»?
И вновь звучит охоты рог, свора собак,
И норы скрытые лисиц: «Снова с тобой!»
Кричит орел, шумит ручей – всё про одно, –
И солнца свет, и блеск зарниц: «Снова с тобой!»
Цветы пестро цветут в лугах – царский ковер –
Венец любви, венок цариц – «Снова с тобой!»
Опять со мной топаза глаз, розовый рот
И стрелы – ах! – златых ресниц! Снова с тобой!!



24


Зову: «Пещерный мрак покинь, о Дженн! Сильно заклятье!
Во тьме, в огне, одет иль обнажен! сильно заклятье!
Я снял печать с дверей твоих пещер, тайные знаки;
К моим ногам ползи, как раб согбен! Сильно заклятье!
Стань дымом, рыбой, львом, змеей, женой, отроком милым:
Игра твоих бесцельна перемен. Сильно заклятье!
Могу послать тебя, куда хочу, должен лететь ты,
Не то тебя постигнет новый плен. Сильно заклятье!
Не надо царства, кладов и побед: дай мне увидеть
Лицом к лицу того, кто чужд измен. Сильно заклятье!
О факел глаз, о стан лозы, уста, вас ли я вижу?!
Довольно, Дженн, твой сон благословен. Сильно заклятье!»



25*


Он пришел в одежде льна, белый в белом!
«Как молочна белизна, белый в белом!»
Томен взгляд его очей, тяжки веки,
Роза щек едва видна: «Белый в белом,
Отчего проходишь ты без улыбки?
Жизнь моя тебе дана, белый в белом!»
Он в ответ: «Молчи, смотри: дело Божье!»
Белизна моя ясна: белый в белом.
Бело-тело, бел-наряд, лик мой бледен,
И судьба моя бледна; белый в белом!
_______________
* Газэлы 25, 26 и 27 представляют собою вольное
переложение стихотворных отрывков, вставленных в «1001
ночь», написанных, впрочем, не в форме газэл. Взято по
переводу Mardrus (t. VI. «Aveпture du poête Abou-Nowas»,
pgs. 68, 69 et 70, nuit 288). <Пер. фр. текста: «Т. 6.
«Приключения поэта Абу-Новаса», стр. 68, 69 и 70, ночь
288».>



26


Он пришел, угрозы тая, красный в красном,
И вскричал, смущенный, тут я: «Красный в красном!
Прежде был бледнее луны, что же ныне
Рдеют розы, кровью горя, красный в красном?»
Облечен в багряный наряд, гость чудесный
Улыбнулся, так говоря, красный в красном:
«В пламя солнца вот я одет. Пламя – яро.
Прежде плащ давала заря. Красный в красном.
Щеки – пламя, красен мой плащ, пламя – губы,
Даст вина, что жгучей огня, красный в красном!»



27


Черной ризой скрыты плечи. Черный в черном.
И стоит, смотря без речи, черный в черном.
Я к нему: «Смотри, завистник-враг ликует,
Что лишен я прежней встречи, черный в черном!
Вижу, вижу: мрак одежды, черный локон –
Черной гибели предтечи, черный в черном!»



28


Каких достоин ты похвал, Искандер!
Великий город основал Искандер!
Как ветер в небе, путь прошел к востоку
И ветхий узел разорвал Искандер!
В пещеру двух владык загнав навеки,
Их узы в ней заколдовал Искандер!
Влеком, что вал, веленьем воль предвечных,
Был тверд средь женских покрывал Искандер.
Ты – вольный вихрь, восточных врат воитель,
Воловий взор, луны овал, Искандер!
Весь мир в плену: с любви свечой в деснице
Вошел ты в тайный мой подвал, Искандер.
Твой страшен вид, безмолвен лик, о дивный!
Как враг иль вождь ты мне кивал, Искандер?
Желаний медь, железо воль, воитель,
Ты всё в мече своем сковал, Искандер.
Волшебник светлый, ты молчишь? вовеки
Тебя никто, как я, не звал, Искандер!



29


Взглянув на темный кипарис, пролей слезу, любивший!
Будь ты поденщик, будь Гафиз, пролей слезу, любивший!
Белеет ствол столба в тени, покоя стражник строгий,
Концы чалмы спустились вниз; пролей слезу, любивший!
Воркует горлиц кроткий рой, покой не возмущая,
Священный стих обвил карниз: пролей слезу, любивший.
Здесь сердце, путник, мирно спит: оно любовью жило:
Так нищего питает рис; пролей слезу, любивший!
Кто б ни был ты, идя, вздохни; почти любовь, прохожий,
И, бросив набожно нарцисс, пролей слезу, любивший!
Придет ли кто к могиле нег заросшею тропою
В безмолвной скорби темных риз? пролей слезу, любивший.



30


Я кладу в газэлы ларь венок вёсен.
Ты прими его как царь, венок вёсен.
Песни ты сочти мои, – сочтешь годы,
Что дает тебе, как встарь, венок вёсен.
Яхонт розы – дни любви, разлук время –
Желтых крокусов янтарь – венок вёсен.
Коль доволен – поцелуй, когда мало –
Взором в сердце мне ударь, венок вёсен.
Я ошибся, я считал лишь те сроки,
Где был я твой секретарь, венок вёсен.
Бровь не хмурь: ведь ящик мой с двойной крышкой,
Чтоб длинней был календарь, венок вёсен!

Май-июнь 1908



II

ВСАДНИК

Гансу ф. Гюнтеру


1


Дремучий лес вздыбил по горным кручам
Зубцы дубов; румяная заря,
Прогнавши ночь, назло упрямым тучам
В ручей лучит рубин и янтаря.
Не трубит рог, не рыщут егеря,
Дороги нет смиренным пилигримам, –
Куда ни взглянь – одних дерев моря
Уходят вдаль кольцом необозримым.
Всё пламенней восток в огне необоримом.



2


Росится путь, стучит копытом звонкий
О камни конь, будя в лесу глухом
Лишь птиц лесных протяжный крик и тонкий
Да белки бег на ствол, покрытый мхом.
В доспехе лат въезжает в лес верхом,
Узду спустив, младой и бледный витязь.
Он властью сил таинственных влеком.
Безумен, кто б велел: «Остановитесь!»
И кто б послу судьбы сказал: «Назад вернитесь».



3


Заграждены его черты забралом,
Лишь светел блеск в стальных орбитах глаз,
Да рот цветет просветом густо алым,
Как полоса зари в ненастный час.
Казалось, в лес вступил он в первый раз,
Но страха чужд был лик полудевичий
И без пятна златых очей топаз.
Не преградит пути оракул птичий, –
«Идти всегда вперед» – вот рыцаря обычай.



4


Уж полпути от утра до полудня
Светило дня неспешно протекло.
Как и всегда, в день праздничный иль будни,
К зениту вверх стремит свой бег оно,
Туманна даль, как тусклое стекло,
Вдруг конь храпит, как бы врага почуя,
Трубит рожок, неслыханный давно,
И громкий крик несется, негодуя:
«Ни с места, рыцарь, стой! Тебя давно уж жду я!»



5


Блестящий щит и панцирь искрометный
Тугую грудь приметно отмечал,
Но шелк кудрей, румянец чуть заметный
Девицу в нем легко изобличал,
И речь текла без риторских начал:
«Браманта – я! самцов я ненавижу,
Но миру дать вождя мне дух вещал.
Ты выбран мной! Пусть враг! теперь увижу,
Напрасно ли судьба влекла меня к Парижу!



6


Сразись со мной! тебе бросаю вызов!
О, если б был ты встречных всех сильней!
Желанен мне не прихотью капризов,
Но силой той, что крепче всех цепей.
Возьми меня! Как звонок стук мечей!
Паду твоей! О, сладость пораженья!
Вот грудь моя: победу пей на ней!
Не медли, меч! О рыцарь, брось сомненья,
Скуем любви союз и ненависти звенья!»



7


В ответ молчит; без эха прозвучала
Браманты речь, и, тягостным мечом
Рассекши ель, вперед свой бег промчала
Девица-муж, мелькнувши в лес плащом,
Исчезла в даль. Пожал герой плечом
И едет вновь вперед неутомимо,
Не думая, казалось, ни о чем.
Леса и дол – всё протекало мимо,
Так странника влечет звезда Иерусалима.



8


Уж полдень слать лучи приутомился,
Закинул лук, вложил стрелу в колчан, –
Как на лугу наш витязь очутился.
Виднелся холм, венцом дубов венчан,
И облаков белел воздушный стан.
Над ручейком беспечным и спокойным
В полях брела, склоняя гибкий стан,
Без покрывал, лучам открыта знойным,
Девица, что весна, с лицом, любви достойным.



9


Цветы рвала, на рыцаря взирая,
И скромный стих в устах ее звенел;
Она жильцом скорей казалась рая;
Был кожи цвет так нежен и так бел,
Что с лилией сравниться бы посмел.
Простой убор и кос шафранных пряди,
А наверху волос прямой раздел,
И жемчуг лег струей на тонком ряде.
Сильнее девы власть при скромном столь наряде.



10


Стыдливо речь ведет она к герою,
Потупя взор и выронив цветы:
«Ждала тебя, о витязь мой, не скрою.
Во сне давно уже являлся ты,
Посол небес, неясный плод мечты!
Молюсь тебе, склонив свои колени,
В пустынный край влекут твои черты,
Где жители лишь волки да олени,
Но не услышишь ты ни жалобы, ни пени.



11


Всегда с тобой: какое счастье выше?
Достался мне блаженнейший удел.
Всевышний Бог, мольбу мою услыши!
От копий злых храни его и стрел,
Чтоб совершить немало славных дел.
А мне в трудах служить твоим покоем,
Любить тебя желанный час приспел.
Мы славы, друг, теперь уже не скроем:
Как стоя на весах, равно друг друга стоим».



12


Движеньем рук томленье выражая,
К себе манит проезжего она:
«Возьми меня: тебе я не чужая,
Как не чужа в реке волне волна.
Ведь грудь твоя моей любви полна».
Подобна речь струям ручья журчащим:
Поет в камнях, прохладна и темна.
Но рыцарь вдаль стремится к новым чащам,
Влеком любви огнем, стремящим и не спящим.



13


Уж солнце вновь лучи свои скосило:
Вечерний лес – чернее каждый миг.
Коня ведет таинственная сила
Путем, где свет закатный не проник.
Был так же тих и светел бледный лик
У витязя с бесслезными глазами.
Не ищет встреч с веселым стуком пик
И к девам слеп с завитыми косами,
Но к цели Рок стремит безвестными путями.



14


Пещеры свод навстречу встал из чащи,
Тенистый вход в темнеющую тень,
А крови стук – тревожнее и слаще,
Трепещет грудь, как загнанный олень...
Быстрей, быстрей стремится к ночи день...
Под сводом тем стоит недвижно дева,
Ни с места конь, копытом бьет о пень...
Глядит она без страха и без гнева,
Слова звучат свежей свирельного напева.



15


«Кто путь открыл, куда всем путь заказан,
Тот должен стать достойным тайну знать.
Елеем ты таинственным помазан,
Ты – господин, не самозванный тать.
Вступи сюда! Воззри, ночная Мать,
Твой сын пришел прочесть немые знаки;
Вот – тайный час, чтоб жатву жизни жать,
В колосья ржи вплести мечтаний маки,
Внемли, ночная Мать, к тебе взываю паки!»



16


И руки, вверх поднявши, опустила,
И белый жезл чертил волшебный круг.
Его душа тревожно-сладко ныла.
Так тетиву прямит упрямый лук,
А та дрожит, неся стесненный звук.
«Что дашь ты мне?» – спросил у девы странной.
– Любовь и власть – дары всё тех же рук, –
Она в ответ. – Да к мудрости нежданной
Получишь ключ, войдя в пещеру, гость желанный.



17


«Любовь не здесь!» – прочел я в фолиантах;
«Любовь не здесь», – сказал мне говор птиц,
Когда читал о чудищах, гигантах
И бегал в лес от пламенных страниц.
Пусть грот таит все таинства блудниц, –
«Любовь не здесь!» – мне шепчет голос тайный.
«Вперед, вперед!» – зовет рожок зарниц;
И голос дев, прелестный, но случайный,
Не в силах совратить с тропы необычайной.



18


Она к нему, полна глухой обиды:
«Любовь не здесь? но где ж тогда любовь?
Елены где? Дидоны и Армиды?
Не здесь ли все? Молчи, не прекословь!
Войди сюда, не хмурь угрюмо бровь:
В любви лишь власть познанья мы обрящем.
Уйми свой бег, что тянет вновь и вновь
Идти вперед к иным, всё новым чащам,
Где неизвестность спит, глуха к рогам манящим».



19


– Ты знаешь путь к любви? в моей дороге
Вот всё, что нужно от тебя мне знать.
Где страсти храм, священные чертоги,
Ты мне должна, коль можешь, указать.
Властитель я, не самозванный тать, –
Твои слова, зовущая в пещеру, –
Венцом любви чело короновать
Дается тем, кто сохраняет веру,
Поправ гордыни льва и ярости пантеру.



20


«Один лишь путь – то путь к себе я знаю,
Другого нет пути в любви страну,
Зачем бежишь? зачем стремишься к краю,
Где тщетно ждешь без осени весну?»
Он тихо взор подъемлет на жену,
И, поздний путь спеша свершить до мрака,
Он шпорой вновь в бок колет скакуну.
Послушен конь, как верная собака;
Чтоб бег стремить, лишь ждал условленного знака.



21


И снова лес, теснятся снова скалы;
Уж гасит ночь вечерние огни,
И в высоте изломы и оскалы
Стенных зубцов, чуть видные в тени.
«Эй, где ты, страж, ключ ржавый поверни!
Ответь рожку, пусть спустят мост подъемный,
Сигнальный флаг на башне разверни:
Здесь путник ждет, не недруг вероломный!»
Но горный замок спит, безмолвный и огромный.



22


Не поднят мост, и конь, стуча копытом,
Стремится внутрь, ворота миновав.
На том дворе, ничьим следом не взрытом,
Деревьев нет, зеленых нету трав.
Коня к крыльцу надежно привязав,
Спешит войти в безмолвное жилище,
Ища себе не суетных забав,
Но розу роз всех сладостней и чище.
Взалкавшим по любви святая дастся пища.



23


Лишь эхо зал ответы отдавало
Шагам, во тьме звучащим темных зал.
Всё обойдя, по лестнице подвала
Спустился он в неведомый подвал.
Замок с дверей, на землю сбит, упал,
И свет свечей чертой дрожащей круга
Явил очам высокий пьедестал, –
И отрок наг к нему привязан туго.
И витязь стал пред ним, исполненный испуга.



24


Лукавый взор был светел и печален,
Острился край златеющих ресниц,
И розан рта, пчелой любви ужален,
Рубином рдел, как лал в венце цариц;
Костей состав, от пятки до ключиц,
Так хрупок был под телом смугло-нежным,
Что тотчас всяк лицом склонился б ниц,
Признав его владыкой неизбежным.
И к гостю лик склонил с приветом безмятежным.



25


«Ты здесь, любовь! твои разрушу узы!» –
Воскликнул тут неистовый пришлец.
«Мне всё равно: твой лик иль лик медузы
Предстал бы мне, как странствия конец.
Служить тебе – вот сладостный венец!
Прими в рабы, твои беру девизы,
Твои цвета – мне дивный образец,
Закон же мне – одни твои капризы.
Смотри: я путь прошел, не запятнавши ризы».



26


С улыбкою Амур освобожденный,
Как поводырь, его за руку взял
И, подведя ко двери потаенной,
Сиявший знак над нею указал.
Цветок любви тот знак изображал,
Блестел в тени, горя и не сгорая
И яркий луч струя в подземный зал.
О сердца свет! о роза, роза рая,
Я вновь крещен тобой, любви купель вторая!



27


И молвил вождь: «Вот я тебя целую!»
И ртом в чело печать навеки вжег.
Трепещет гость, почуя «аллилуйю».
Открывши дверь, ступил через порог.
Был мал и пуст открывшийся чертог,
Узорный пол расчерчен был кругами,
В средине куст, где каждый лепесток
Сравниться б мог с рубинными огнями;
Безмолвье и покой меж светлыми столбами.



28


Покой найдя, встал рыцарь успокоен,
Любовь найдя, поднялся он влюблен,
Свой меч храня, явился чистым воин,
Кольцо храня, любви он обручен.
Амур глядит, мечом освобожден,
Цветок цветет, качаяся лениво,
И, в узкий круг волшебно заключен,
Лучит любовь до крайнего обвива.
О круг святой любви! о райской розы диво!

Июль 1908