* * *
Любовь
чужая зацвела
Под
новогоднею звездою, –
И
всё ж она почти мила,
Так
тесно жизнь ее сплела
С
моей чудесною судьбою.
Достатка
нет – и ты скупец,
Избыток
– щедр и простодушен.
С
юницей любится юнец,
Но
невещественный дворец
Любовью
этой не разрушен.
Пришелица,
войди в наш дом!
Не
бойся, снежная Психея!
Обитель
и тебе найдем,
И
станет полный водоем
Еще
полней, еще нежнее.
1921
А. Д. РАДЛОВОЙ
Как
птица, закликать и биться
Твой
дух строптивый не устал.
Все
золотая воля снится
В
неверном отблеске зеркал.
Свои
глаза дала толпе ты
И
сердце – топоту копыт,
Но
заклинанья уж пропеты
И
вещий знак твой не отмыт.
Бестрепетно
открыты жилы,
Густая
кровь течет, красна.
Сама
себя заворожила
Твоя
«Вселенская весна».
Апрель 1921
ПОРУЧЕНИЕ
Если
будешь, странник, в Берлине,
у
дорогих моему сердцу немцев,
где
были Гофман, Моцарт и Ходовецкий
(и
Гете, Гете, конечно), –
кланяйся
домам и прохожим,
и
старым, чопорным липкам,
и
окрестным плоским равнинам.
Там,
наверно, всё по-другому, –
не
узнал бы, если б поехал,
но
я знаю, что в Шарлоттенбурге,
на
какой-то, какой-то штрассе,
живет
белокурая Тамара
с
мамой, сестрой и братом.
Позвони
не очень громко,
чтоб
она к тебе навстречу вышла
и
состроила милую гримаску.
Расскажи
ей, что мы живы, здоровы,
часто
ее вспоминаем,
не
умерли, а даже закалились,
скоро
совсем попадем в святые,
что
не пили, не ели, не обувались,
духовными
словесами питались,
что
бедны мы (но это не новость:
какое
же у воробьев именье?),
занялись
замечательной торговлей:
всё
продаем и ничего не покупаем,
смотрим
на весеннее небо
и
думаем о друзьях далеких.
Устало
ли наше сердце,
ослабели
ли наши руки,
пусть
судят по новым книгам,
которые
когда-нибудь выйдут.
Говори
не очень пространно,
чтобы,
слушая, она не заскучала.
Но
если ты поедешь дальше
и
встретишь другую Тамару –
Вздрогни,
вздрогни, странник,
и
закрой лицо свое руками,
чтобы
тебе не умереть на месте,
слыша
голос незабываемо крылатый,
следя
за движеньями вещей Жар-Птицы,
смотря
на темное, летучее солнце.
Май 1922
РОЖДЕСТВО
Без
мук Младенец был рожден,
А
мы рождаемся в мученьях,
Но
дрогнет вещий небосклон,
Узнав
о новых песнопеньях.
Не
сладкий глас, а ярый крик
Прорежет
темную утробу:
Слепой
зародыш не привык,
Что
путь его подобен гробу.
И
не восточная звезда
Взвилась
кровавым метеором,
Но
впечатлелась навсегда
Она
преображенным взором.
Что
дремлешь, ворожейный дух?
Мы
потаённы, сиры, наги...
Надвинув
на глаза треух,
Бредут
невиданные маги.
Декабрь 1921
ЗЕЛЕНАЯ ПТИЧКА
В
ком жив полет влюбленный,
Крылато
сердце бьется,
Тех
птичкою зеленой
Колдует
Карло Гоцци.
В
поверхности зеркальной
Пропал
луны топаз,
И
веется рассказ
Завесой
театральной.
Синьоры,
синьорины,
Места
скорей займите!
Волшебные
картины
Внимательней
смотрите!
Высокие
примеры
И
флейт воздушный звук
Перенесут
вас вдруг
В
страну чудесной веры,
Где
статуи смеются
Средь
королей бубновых,
Подкидыши
найдутся
Для
приключений новых...
При
шелковом шипеньи
Танцующей
воды
Певучие
плоды
Приводят
в удивленье.
За
розовым плюмажем
Рассыпалась
ракета.
Без
масок мы покажем
Актера
и поэта,
И
вскроем осторожно
Мечтаний
механизм,
Сиявший
романтизм
Зажечь
опять возможно.
И
сказки сладко снятся
Эрнеста
Амедея...
Родятся
и роятся
Затея
из затеи...
Фантазия
обута:
Сапог
ей кот принес...
И
вдруг мелькнет твой нос,
О,
Доктор Дапертутто!
1921
АНГЛИЙСКИЕ КАРТИНКИ
(Сонатина)
а) ОСЕНЬ
Бери,
Броун! бритвой, Броун, бряк!
Охриплый
флейтист бульк из фляг.
Бетси
боится бегать в лес.
В
кожаной куртке курит Уэлс.
Стонет Томми на скрипке.
Облетели липки...
Простите, прогулки!
Простите, улыбки!
В неметеном дому
Шаги – гулки,
Спущен флаг...
К чему?
Джин,
Броун! Джигу, Броун! У дров дремать.
Постным
блином поминать покойную мать.
Что
нам до Уэлса, что до Бетси?
Будет
пора дома насидеться.
В
смятых шляпках торчат ромашки,
По
площади плоско пляшут бумажки...
Бодрись,
Броун, Бомбейский князь!
Не
грянь в грязь.
Фонарь...
Что такое фонарь?
Виски,
в висок ударь!
Ну!
«Пташечки
в рощице славят согласно
Всё,
что у Пегги приятной прекрасно!»
Морской черт,
Не будь горд!
Я самому лорду
Готов дать в морду.
«Лишь
только лен, мой лен замнут,
Слезы
из глаз моих побегут».
б) ИМЕНИНЫ
Алисы
именины,
Крыжовенный
пирог,
В
гостиной – пол-куртины,
Кухарка
сбилась с ног.
Саженный
мореходец
Краснеет
до рыжа.
Ну-ну,
какой народец:
Зарежет
без ножа!
Бульдог
свирепо скачет
И
рвется из окна.
Хозяйка
чуть не плачет,
Соседка
смущена.
–
Нелепо в Пикадилли
Болтаться
целый день.
«Зачем
не приходили
Вчера
вы под сирень?»
–
Алисин нынче праздник, –
Кладите
потроха!
«Хоть
вы большой проказник,
Но
я вас... ха, ха, ха!»
Ах,
вишни, вишни, вишни
На
блюдцах и в саду.
–
Я, может быть, здесь лишний,
Так
я тогда уйду.
– О
нет! – ликуют ушки.
Веселый
взгляд какой!
И
поправляет рюшки
Смеющейся
рукой.
в) ВОЗВРАЩЕНИЕ
Часы
буркнули «бом!»
Попугай
в углу «каково!»
Бабушка
охнула «Джо!»
И
упала со стула.
Малый
влетел, как шквал,
Собаку
к куртке прижал,
Хлопнул
грога бокал, –
Дом
загудел, как улей.
Скрип,
беготня, шум,
Трубки,
побитый грум,
Рассказы,
пиф-паф, бум-бум!
Господи
Иисусе!
Нелли
рябая: «Мам,
Я
каморку свою отдам.
Спать
в столовой – срам:
Мальчик-то
не безусый».
Гип-гип,
Вест-Индия!!
1922
* * *
У
печурки самовары,
Спит
клубком сибирский кот.
Слышь:
«Меркурий» из Самары
За
орешником ревет.
Свекор
спит. Везде чистенько.
Что-то
копоть от лампад!
«Мимо
сада ходит Стенька».
Не
пройтиться ли мне в сад?
Круглы
сутки всё одна я.
Расстегну
тугой свой лиф...
Яблонь,
яблонька родная!
Мой
малиновый налив!
Летом
день – красной да долгий.
Пуховик
тепло томит.
Что
забыла там, за Волгой?
Только
теткин тошный скит!
1921
* * *
На
площадке пляшут дети.
Полон
тени Палатин.
В
синевато-сером свете
Тонет
марево равнин.
Долетает
едкий тмин,
Словно
весть о бледном лете.
Скользкий
скат засохшей хвои,
Зноя
северный припек.
В
сельской бричке едут двое,
Путь
и сладок, и далек.
Вьется
белый мотылек
В
утомительном покое.
Умилен
и опечален,
Уплываю
смутно вдаль.
Темной
памятью ужален,
Вещую
кормлю печаль.
Можжевельника
ли жаль
В
тусклом золоте развалин?
1921
* * *
Барабаны
воркуют дробно
За плотиной
ввечеру...
Наклоняться
хоть неудобно,
Васильков
я наберу.
Всё
полнеет, ах, всё полнеет,
Как
опара, мой живот:
Слышу
смутно: дитя потеет,
Шевелится
теплый крот.
Не
сосешь, только сонно дышишь
В
узком сумраке тесноты.
Барабаны,
может быть, слышишь,
Но
зари не видишь ты.
Воля,
воля! влажна утроба.
Выход
всё же я найду
И
взгляну из родимого гроба
На
вечернюю звезду.
Все
валы я исходила,
Поднялся
в полях туман.
Только
б маменька не забыла
Желтый
мой полить тюльпан.
1921
* * *
Сквозь
розовый утром лепесток посмотреть на солнце,
К
алой занавеске медную поднести кадильницу –
Полюбоваться
на твои щеки.
Лунный
луч чрез желтую пропустить виноградину,
На
плоскогорьи уединенное встретить озеро –
Смотреться
в твои глаза.
Золотое,
ровное шитье – вспомнить твои волосы,
Бег
облаков в марте – вспомнить твою походку,
Радуги
к небу концами встали над вертящейся мельницей – обнять тебя.
Май 1921