Т. М. Персиц
ПЯТЬ
Веслом
по-прежнему причаль!
Не в Остии ли
фонари?
Какая чахлая
печаль
В разливах
розовой зари!
А память сердцу
всё: «Гори!»
Что ты, кормщик, смотришь с вышки?
Берег близок уж совсем.
Мы без карт и без систем
Всё плывем без передышки.
Лишь предательские мышки
С обреченных прочь трирем.
Горит душа;
горя, дрожит...
И ждет, что
стукнет кто-то в дверь
И луч зеленый
побежит,
Как и теперь,
как и теперь...
А память шепчет:
«Друг, поверь».
Лунный столб в воде дробится,
Пусто шарит по кустам...
Кто запекшимся устам
Из криницы даст напиться?
Пролетает грузно птица...
Мы увидимся лишь там!..
Я верю: день
благословен!
Налей мне масла
из лампад!
Какой молочный,
сладкий плен!
О, мед
несбывшихся услад!
А память мне:
«Господень сад!»
Как болотисты равнины!
Вьется пенье вдалеке...
В вечной памяти реке
То поминки иль крестины?
Слышу руку Фаустины
В помертвелой я руке...
Господень сад,
великий Рим,
К тебе вернусь
опять!
К тебе мы,
странники, горим,
Горим себя распять!..
А эхо шепчет:
«Пять!»
<1920>
ОЗЕРО НЕМИ
Занереидил ирис Неми,
Смарагдным
градом прянет рай,
Но о надежде, не
измене,
Зелено-серый
серп, играй.
И словно лунный
луч лукавы
(Твой петел,
Петр, еще не стих!),
Плывут
гадательные славы
В пленительных
полях твоих.
Сребристый
стелет лён Селена
По влажным,
топистым лугам...
Светло-болотистого
плена
Тяжелый кружит
фимиам.
Под кипарисами
бездомно
Белеют мрамором
гроба.
«Италия!» – темно
и томно
Поет далекая
труба.
<1919>
СНЫ
– Спишь ли? – Сплю;
а ты? – Молчи!
– Что там видно
с каланчи?
– Византийская
парча
Ниспадает со
плеча.
– Слышишь? – Сквозь
густую лень
Звонко белый
ржет олень.
И зелена, и
вольна,
Мнет волокна
льна волна!
– Видишь? – Вижу:
вымпела
Нам мадонна
привела.
Корабли, корабли
Из далекой из
земли!
На высокое
крыльцо
Покажи свое
лицо.
Чтоб сподобиться
венца,
Удостоиться
конца,
Золотое брось
кольцо.
<1920>
СВ<ЯТОЙ>
МАРКО
Морское марево,
Золотое зарево,
Крась жарко
Узор глыб!
Святой Марко,
Святой Марко,
Пошли рыб!
<1919>
ТРАЗИМЕНСКИЕ
ТРОСТНИКИ
Затрепещут
тразименские тростники, затрепещут,
Как изменники,
Что болтливую
болтовню разболтали
У реки
О гибели
прекрасной богини,
Не о смешной
Мидасовых ушей тайне.
В стоячей тине
Они не знали,
Что румяная спит
Фетида,
Не мертва, но
покоится дремотно,
Ожидая золотого
востока.
Мужественная
дева воспрянет,
Протрет
лавандовые очи,
Удивленно и
зорко глянет
Сивиллой
великого Буонаротта
(Не напрасны
были поруки!),
И озеро багряных
поражений
Римскую медь
воротит,
И трепетуны-тростники
болтушки
Умолкнут
При возврате
родимого солнца.
<1919 или 1920>
ВЕНЕЦИЯ
Обезьяна
распростерла
Побрякушку над
Ридотто,
Кристалличной
сонатиной
Стонет дьявол из
Казотта.
Синьорина, что
случилось?
Отчего вы так
надуты?
Рассмешитесь:
словно гуси,
Выступают две
бауты.
Надушённые
сонеты,
Мадригалы,
триолеты,
Как из рога изобилья
Упадут к ногам
Нинеты.
А Нинета в
треуголке,
С вырезным,
лимонным лифом, –
Обещая и лукавя,
Смотрит
выдуманным мифом.
Словно Тьеполо
расплавил
Теплым облаком
атласы...
На террасе
Клеопатры
Золотеют
ананасы.
Кофей стынет,
тонкий месяц
В небе лодочкой
ныряет,
Под стрекозьи
серенады
Сердце легкое
зевает.
Треск цехинов,
смех проезжих,
Трепет свечки
нагоревшей.
Не бренча
стряхает полночь
Блестки с шали
надоевшей.
Молоточки бьют
часочки...
Нина – розочка,
не роза...
И секретно, и
любовно
Тараторит Чимароза.
<1920>
ЭНЕЙ
Нагая юность с
зеркалом в руке
Зеленые заливы
отражает,
Недвижной пикой
змея поражает
Золотокудрый
рыцарь вдалеке.
И медью пышут
римские законы
В дымах
прощальных пламенной Дидоны.
Какие пристани,
Эней, Эней,
Найдешь ты
взором пристально-прилежным?
С каким
товарищем, бродягой нежным,
Взмутишь
голубизну седых морей?
Забудешь ты
пылающую Трою
И скажешь:
«Город на крови построю».
Всегда ограда – кровь,
свобода – зверь.
Ты – властелин,
так запасись уздою,
Железною
ведешься ты звездою,
Но до конца
звезде своей поверь.
Смотри, как просты
и квадратны лица, –
Вскормила их в
горах твоя волчица.
И, обречен
неколебимой доле,
Мечта
бездомников – домашний гусь
(Когда, о
родичи, я к вам вернусь?),
Хранит
новорожденный Капитолий.
Пожатье
загрубелых в битве рук
Сильней
пурпурных с подписью порук.
Спинной хребет
согнулся и ослаб
Над грудой
чужеземного богатства, –
Воспоминание
мужского братства
В глазах
тиранов, юношей и пап.
И в распыленном
золоте тумана
Звучит трубой
лучистой: «Pax Romana».
<1920>
АМУР И НЕВИННОСТЬ
(Аллегория со свадебного сундука)
Н е в и н н о с т
ь:
Не учи в ручей
подругу
Ловить радуги
дугу!
По зеленому по
лугу
Я бегу, бегу,
бегу!
А м у р:
Охотник, метко
целю в дичь,
Стрелок крылатый
я.
Откуда ты, куда бежишь,
–
Ты всё равно – моя.
Н е в и н н о с т
ь:
Ты ль меня
предашь испугу?
Не поддамся
хвастуну.
Ты – стрелок, а
я кольчугу –
Свои косы протяну.
А м у р:
Бесцельно
убегаешь стрел.
Плетешь
по-детски речь.
Никто не мог,
никто не смел
От стрел себя сберечь.
Н е в и н н о с т
ь:
Свой букварь
забросил школьник,
Мух пугает по
лесам.
Ах, как страшно,
ах, как больно!
Не бежать ли
вздумал сам?
А м у р:
Пряма стрела,
натянут лук,
Кручена тетива.
Не убежишь
желанных рук,
Помнется мурава.
Н е в и н н о с т
ь:
Мой младенец
просит соски?
Подбородок не
колюч.
Сундучка красивы
доски,
Но прибрать – задача
– ключ.
А м у р:
Замкнешь – я
отомкну замок,
Бежишь – я нагоню,
–
Ведь снег
противиться не мог
Весеннему огню.
Н е в и н н о с т
ь:
Оступилась, ах,
упала!
Закружился луг
пестро...
Сладко радугу
поймала
В золоченое
ведро.
<1920>
АССИЗИ
Месяц молочный спустился
так низко,
Словно рукой его
можно достать.
Цветики милые
братца Франциска,
Где же вам иначе
расцветать?
Умбрия, матерь
задумчивых далей,
Ангелы лучшей
страны не видали.
В говоре птичьем
– высокие вести,
В небе разводы
павлинья пера.
Верится вновь
вечеровой невесте
Тень
Благовещенья в те вечера.
Лепет легчайший
– Господне веленье –
Льется в
разнеженном благоволеньи.
На ночь ларьки
запирают торговцы,
Сонно трубит с
холма пастух,
Блея, бредут
запыленные овцы,
Розовый час,
золотея, потух.
Тонко и редко
поет колокольня:
«В небе
привольнее, в небе безбольней».
Сестры
сребристые, быстрые реки,
В лодке зеленой
сестрица луна,
Кто вас узнал,
не забудет вовеки, –
Вечным томленьем
душа полна.
Сердцу
приснилось преддверие рая –
Родина всем
умиленным вторая!
<1920>
РАВЕННА
Меж сосен сонная
Равенна,
О, черный,
золоченый сон!
Ты и блаженна, и
нетленна,
Как византийский
небосклон.
С вечерних гор далекий
звон
Благовестит:
«Благословенна!»
Зарница
отшумевшей мощи,
Еле колеблемая
медь,
Ты бережешь
святые мощи,
Чтоб дольше,
дольше не мертветь,
И ветер медлит
прошуметь
В раздолиях
прибрежной рощи.
Изгнанница,
открыла двери,
Дала изгнанникам
приют,
И строфы Данте
Алигьери
О славном
времени поют,
Когда вились
поверх кают
Аллегорические
звери.
Восторженного
патриота
Загробная вернет
ли тень?
Забыта пестрая
забота,
Лениво
проплывает день,
На побледневшую
ступень
Легла прозрачная
дремота.
Не умерли, но жить
устали,
И ждет
умолкнувший амвон,
Что пробудившихся
Италий
Завеет вещий
аквилон,
И строго ступят
из икон
Аполлинарий и
Виталий.
Мою любовь, мои
томленья
В тебе мне легче
вспоминать,
Пусть глубже,
глуше, что ни день я
В пучине должен
утопать, –
К тебе, о
золотая мать,
Прильну в минуту
воскресенья!
<1920>
ИТАЛИЯ
Ворожея зыбей
зеленых,
О первозданная
краса,
В какую сеть
твоя коса
Паломников
влечет спасенных,
Вновь умиленных,
Вновь влюбленных
В твои былые
чудеса?
Твой рокот
заревой, сирена,
В янтарной рощи
Гесперид
Вновь мореходам
говорит:
«Забудьте, други,
косность тлена.
Вдали от плена
Лепечет пена
И золото богов
горит».
Ладья безвольная
пристала
К костру
неопалимых слав.
И пениться,
струя, устав,
У ног богини
замолчала.
Легко и ало
Вонзилось жало
Твоих
пленительных отрав.
Ежеминутно
умирая,
Увижу ль, беглый
Арион,
Твой важный и
воздушный сон,
Италия, о мать
вторая?
Внемлю я, тая,
Любовь святая,
Далеким зовам
влажных лон.
Сомнамбулически
застыли
Полуоткрытые
глаза...
– Гудит
подземная гроза
И крылья сердца
глухо взвыли, –
И вдруг: не ты
ли?
В лазурной пыли
–
Отяжеленная
лоза.
<1920>