* * *
Ветер звонок, ветер нищ,
Пахнет розами с кладбищ.
...... ребенок, рыцарь, хлыщ.
Пастор с книгою святою, –
Всяк ........ красотою
Над беспутной сиротою.
Только ты, мой блудный брат,
Ото рта отводишь яд!
В беззаботный, скалозубый
Разговор – и в ворот шубы
Прячешь розовые губы.
13
января 1918
Как много красавиц, а ты – один,
Один – против ста тридцати
Кармен,
И каждая держит цветок в зубах,
И каждая просит – роли.
У всех лихорадка в глазах и лесть
На красных губах, и такая страсть
К мехам и духам, и невинны все,
И все они – примадонны.
Вся каторга рампы – вокруг юных
глаз.
Но занавес падает, гром гремит,
В надушенный шелк окунулся стан,
И кто-то целует руки.
От гения, грима, гримас, грошей –
В кабак, на расправу, на
страстный смотр
И возглас в четвертом часу утра,
С закинутым лбом: – Любите!
19
февраля 1918
Плащ – для всех, кто строен и высок,
Плащ – для всех, кто смотрит на Восток.
Пять или шесть утра. Сизый туман.
Рассвет.
Пили всю ночь, всю ночь. Вплоть
до седьмого часа.
А на мосту, как черт, черный
взметнулся плащ.
– Женщина или черт? – Доминиканца
ряса?
Оперный плащ певца? – Вдовий
смиренный плат?
Резвой интриги щит? – Или заклад
последний?
– Хочется целовать. – Воет завод.
– Бредет
Дряхлая знать – в кровать, глупая
голь – к обедне.
8
марта 1918
Век коронованной Интриги,
Век проходимцев, век плаща!
– Век, коронованный Голгофой! –
Писали маленькие книги
Для куртизанок – филозóфы.
Великосветского хлыща
Взмывало – умереть за благо.
Сверкал витийственною шпагой
За океаном – Лафайет.
А герцогини, лучший цвет
Вздыхателей обезоружив,
Согласно сердцу – и Руссо –
Купались в море детских кружев.
Катали девочки серсо,
С мундирами шептались Сестры.
Благоухали Тюилери...
А Королева-Колибри,
Нахмурив бровки, – до зари
Беседовала с Калиостро.
11
марта 1918
Страстный стон, смертный стон,
А над стонами – сон.
Всем престолам – престол,
Всем законам – закон.
Где пустырь – поле ржи,
Реки с синей водой...
Только веки смежи,
Человек молодой!
В жилах – мед. Кто идет?
Это – он, это – сон –
Он уймет, он отрет
Страстный пот, смертный пот.
24
апреля 1918
Ходит сон с своим серпом,
Ходит смерть с своей косой –
Царь с царицей, брат с сестрой.
– Ходи в сени, ходи в рай!
– Ходи в дедушкин сарай!
Шли по рекам синим,
Шли мы по пустыням,
– Странники – к святыням.
– Мы тебя не при – имем!
– Мы тебя не при – имем!
– Я Христова сирота,
Растворяю ворота
Ключиком-замочком,
Шелковым платочком.
– И до вас доплелась.
– Проходи! – Бог подаст!
– Дом мой – немалый,
Мед мой – хваленый,
Розан мой – алый,
Виноград – зеленый...
Хлеба-то! Хлеба!
Дров – полон сад!
Глянь-ка на небо –
Птички летят!
25
апреля 1918
Евгению Багратионовичу Вахтангову
Серафим – на орла! Вот бой! –
Примешь вызов? – Летим за тучи!
В год кровавый и громовой –
Смерть от равного – славный
случай.
Гнев Господень нас в мир извéрг,
Дабы помнили люди – небо.
Мы сойдемся в Страстной Четверг
Над церкóвкой Бориса-и-Глеба.
Москва,
Вербное воскресенье 1918
С вербочкою светлошерстой –
Светлошерстая сама –
Меряю Господни версты
И господские дома.
Вербочка! Небесный житель!
– Вместе в небо! – Погоди! –
Так и в землю положите
С вербочкою на груди.
Вербное
воскресенье 1918
Змея оправдана звездой,
Застенчивая низость – небом.
Топь – водопадом, камень –
хлебом.
Чернь – Марсельезой, царь –
бедой.
Стан несгибавшийся – горбом
Могильным, – горб могильный –
розой...
9
мая 1918
«Простите меня, мои горы!
Простите меня, мои реки!
Простите меня, мои нивы!
Простите меня, мои травы!»
Мать – крест надевала солдату,
Мать с сыном прощались навеки...
И снова из сгорбленной хаты:
«Простите меня, мои реки!»
14
мая 1918
Полюбил богатый – бедную,
Полюбил ученый – глупую,
Полюбил румяный – бледную,
Полюбил хороший – вредную:
Золотой – полушку медную.
– Где, купец, твое роскошество?
«Во дырявом во лукошечке!»
– Где, гордец, твои учености?
«Под подушкой у девчоночки!»
– Где, красавец, щеки алые?
«Зá ночь черную – растаяли».
– Крест серебряный с цепочкою?
«У девчонки под сапожками!»
Не люби, богатый, – бедную,
Не люби, ученый, – глупую,
Не люби, румяный, – бледную,
Не люби, хороший, – вредную:
Золотой – полушку медную!
Между
21 и 26 мая 1918
Наградил меня Господь
Сердцем светлым и железным,
Даром певчим, даром слезным.
Оградил меня Господь
Белым знаменем.
Обошел меня Господь
Плотским пламенем.
Выше – знамя!
Бог над нами!
Тяжче камня –
Плотский пламень!
Май
1918
Хочешь знать мое богачество?
Скакуну на свете – скачется,
Мертвым – спится, птицам – свищется.
Юным – рыщется да ищется,
Неразумным бабам – плачется.
– Слезный дар – мое богачество!
Май
1918
Белье на речке полощу,
Два цветика своих ращу.
Ударит колокол – крещусь,
Посадят голодом – пощусь.
Душа и волосы – как шелк.
Дороже жизни – добрый толк.
Я свято соблюдаю долг.
– Но я люблю вас – вор и волк!
Между
26 мая и 4 июня 1918
Юношам – жарко,
Юноши – рдеют,
Юноши бороду бреют.
Старость – жалеет:
Бороды греют.
(Проснулась
с этими стихами 22 мая 1918)
Осторожный троекратный стук.
Нежный недруг, ненадежный друг, –
Не обманешь! То не странник путь
Свой кончает. – Так стучатся в
грудь –
За любовь. Так, потупив взгляд,
В светлый Рай стучится черный Ад.
6
июня 1918
Я – есмь. Ты – будешь. Между нами
– бездна.
Я пью. Ты жаждешь. Сговориться –
тщетно.
Нас десять лет, нас сто
тысячелетий
Разъединяют. – Бог мостов не
строит.
Будь! – это заповедь моя. Дай –
мимо
Пройти, дыханьем не нарушив
роста.
Я – есмь. Ты – будешь. Через
десять весен
Ты скажешь: – есть! – а я скажу:
– когда-то...
6
июня 1918
Дóроги – хлебушек и мука!
Кушаем – дырку от кренделька.
Да, на дороге теперь большой
С коробом – страшно, страшней – с
душой!
Тыщи – в кубышку, товар – в
камыш...
Ну, а души-то не утаишь!
6
июня 1918
Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов
любовных.
Ты, – крылом стучавший в эту
грудь,
Молодой виновник вдохновенья –
Я тебе повелеваю: – будь!
Я – не выйду из повиновенья.
30
июня 1918
Ночи без любимого – и ночи
С нелюбимым, и большие звезды
Над горячей головой, и руки,
Простирающиеся к Тому –
Кто от века не был – и не будет,
Кто не может быть – и должен
быть.
И слеза ребенка по герою,
И слеза героя по ребенку,
И большие каменные горы
На груди того, кто должен –
вниз...
Знаю все, что было, все, что
будет,
Знаю всю глухонемую тайну,
Что на темном, на косноязычном
Языке людском зовется – Жизнь.
<Между
30 июня и 6 июля 1918>
Дурная мать! – Моя дурная слава
Растет и расцветает с каждым
днем.
То на пирушку заведет Лукавый,
То первенца забуду – за пером...
Завидуя императрицам моды
И маленькой танцóвщице в трико,
Гляжу над люлькой, как уходят –
годы,
Не видя, что уходит – молоко!
И кто из вас, ханжи, во время оно
Не пировал, забыв о платеже!
Клянусь бутылкой моего патрона
И вашего, когда-то, – Беранже!
Но одному – сквозь бури и забавы
–
Я, несмотря на ветреность, –
верна.
Не ошибись, моя дурная слава:
– Дурная мать, но верная жена!
6
июля 1918
Я сказала, а другой услышал
И шепнул другому, третий – понял,
А четвертый, взяв дубовый посох,
В ночь ушел – на подвиг. Мир об
этом
Песнь сложил, и с этой самой
песней
На устах – о жизнь! – встречаю
смерть.
6
июля 1918
Пахнет ладаном воздух. Дождь был
и прошел.
Из зияющих пастей домов –
Громовыми руладами рвется рояль,
Разрывая июньскую ночь.
Героическим громом бетховенских
бурь
Город мстит...
<Между
6 и 10 июля 1918>
Я – страница твоему перу.
Все приму. Я белая страница.
Я – хранитель твоему добру:
Возращу и возвращу сторицей.
Я – деревня, черная земля.
Ты мне – луч и дождевая влага.
Ты – Господь и Господин, а я –
Чернозем – и белая бумага!
10
июля 1918
Память о Вас – легким дымком,
Синим дымком за моим окном.
Память о Вас – тихим домком.
Тихий домок – Ваш – под замком.
Чтó за дымок? Чтó за домок?
Вот уже пол – мчит из-под ног!
Двери – с петлей! Ввысь –
потолок!
В синий дымок – тихий домок!
10
июля 1918
Свинцовый полдень деревенский.
Гром отступающих полков.
Надменно-нежный и не женский
Блаженный голос с облаков:
– Вперед на огненные муки!
В ручьях овечьего руна
Я к небу воздеваю руки –
Как – древле – девушка одна...
Июль
1918
Мой день беспутен и нелеп:
У нищего прошу на хлеб,
Богатому даю на бедность,
В иголку продеваю – луч,
Грабителю вручаю – ключ,
Белилами румяню бледность.
Мне нищий хлеба не дает,
Богатый денег не берет,
Луч не вдевается в иголку,
Грабитель входит без ключа,
А дура плачет в три ручья –
Над днем без славы и без толку.
27
июля 1918
Клонится, клонится лоб тяжелый,
Колосом клонится, ждет жнеца.
Друг! Равнодушье – дурная школа!
Ожесточает оно сердца.
Жнец – милосерден: сожнет и
свяжет,
Поле опять прорастет травой...
А равнодушного – Бог накажет!
Страшно ступать по душе живой.
Друг! Неизжитая нежность – душит.
Хоть на алтын полюби – приму!
Друг равнодушный! – Так страшно
слушать
Черную полночь в пустом дому!
Июль
1918
Есть колосья тучные, есть колосья
тощие.
Всех – равно – без промаху – бьет
Господен цеп.
Я видала нищего на соборной
площади:
Сто годов без малости, – и просил
на хлеб.
Борода столетняя! – Чай, забыл,
что смолоду
Есть беда насущнее, чем насущный
хлеб.
Ты на старость, дедушка, просишь,
я – на молодость!
Всех равно – без промаху – бьет
Господен цеп!
5
августа 1918
Пусть не помнят юные
О согбенной старости.
Пусть не помнят старые
О блаженной юности.
Все уносят волны.
Море – не твое.
На людские головы
Лейся, забытье!
Пешеход морщинистый,
Не любуйся парусом!
Ах, не надо юностью
Любоваться – старости!
Кто в песок, кто – в школу.
Каждому свое.
На людские головы
Лейся, забытье!
Не учись у старости,
Юность златорунная!
Старость – дело темное,
Темное, безумное.
...На людские головы
Лейся, забытье!
9
августа 1918
Ночь – преступница и монашка.
Ночь проходит, потупив взгляд.
Дышит – часто и дышит – тяжко.
Ночь не любит, когда глядят.
Не стоит со свечой во храме,
Никому не жена, не дочь.
Ночь ночует на твердом камне,
Никого не целует ночь.
Даром, что сквозь
Слезинки – свищем,
Даром, что – врозь
По свету рыщем, –
Нет, не помочь!
Завтра ль, сегодня –
Скрутит нас
Старая сводня –
Ночь!
9
августа 1918
День – плащ широкошумный,
Ночь – бархатная шуба.
Кто – умный, кто – безумный,
Всяк выбирай, что любо!
Друзья! Трубите в трубы!
Друзья! Взводите срубы!
Одел меня по губы
Сон – бархатная шуба.
12
августа 1918
Не по нраву я тебе – и тебе,
И тебе еще – и целой орде.
Пышен волос мой – да мало одёж!
Вышла голосом – да нрав нехорош!
Полно, Дева-Царь! Себя – не
мытарь!
Псарь не жалует – пожалует –
царь!
14
августа 1918
Стихи растут, как звезды и как
розы,
Как красота – ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы –
Один ответ: – Откуда мне сие?
Мы спим – и вот, сквозь каменные
плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми! Певцом – во сне –
открыты
Закон звезды и формула цветка.
14
августа 1918
Мое убежище от диких орд,
Мой щит и панцирь, мой последний
форт
От злобы добрых и от злобы злых –
Ты – в самых ребрах мне засевший
стих!
16
августа 1918
А потом поили медом,
А потом поили брагой,
Чтоб потом, на месте лобном,
На коленках признавалась
В несодеянных злодействах!
Опостылели мне вина,
Опостылели мне яства.
От великого богатства
Заступи, заступник – заступ!
18
августа 1918
Крестили нас – в одном чану,
Венчали нас – одним венцом,
Томили нас – в одном плену,
Клеймили нас – одним клеймом.
Поставят нам – единый дом.
Прикроют нас – одним холмом.
18
августа 1918
И бродим с тобой по церквам
Великим – и малым, приходским.
И бродим с тобой по домам
Убогим – и знатным, господским.
Когда-то сказала: – Купи! –
Сверкнув на кремлевские башни.
Кремль – твой от рождения. – Спи,
Мой первенец светлый и страшный.
И как под землею трава
Дружится с рудою железной, –
Все видят пресветлые два
Провала в небесную бездну.
Сивилла! – Зачем моему
Ребенку – такая судьбина?
Ведь русская доля – ему...
И век ей: Россия, рябина...
24
августа 1918
Безупречен и горд
В небо поднятый лоб.
Непонятен мне герб,
И не страшен мне гроб.
Меж вельмож и рабов,
Меж горбов и гербов,
Землю роющих лбов –
Я – из рода дубов.
26
августа 1918
Ты мне чужой и не чужой,
Родной и не родной,
Мой и не мой! Идя к тебе
Домой – я «в гости» не скажу,
И не скажу «домой».
Любовь – как огненная пещь:
А все ж и кольцо – большая вещь,
А все ж и алтарь – великий свет.
– Бог – не благословил!
26
августа 1918
Там, где мед – там и жало.
Там, где смерть – там и смелость.
Как встречалось – не знала,
А уж так: встрелось – спелось.
В поле дуб великий, –
Разом рухнул главою!
Так, без женского крика
И без бабьего вою –
Разлучаюсь с тобою:
Разлучаюсь с собою,
Разлучаюсь с судьбою.
26
августа 1918
Кто дóма не строил –
Земли недостоин.
Кто дома не строил –
Не будет землею:
Соломой – золою...
– Не строила дома.
26
августа 1918
Проще и проще
Пишется, дышится.
Зорче и зорче
Видится, слышится.
Меньше и меньше
Помнится, любится.
– Значит уж скоро
Посох и рубище.
26
августа 1918
Со мной не надо говорить,
Вот губы: дайте пить.
Вот волосы мои: погладь.
Вот руки: можно целовать.
– А лучше дайте спать.
28
августа 1918, Успение
Офицер гуляет с саблей,
А студент гуляет с книжкой.
Служим каждому мальчишке:
Наше дело – бабье, рабье.
Сад цветочками засажен –
Сапожищами зашибли.
Что увидели – не скажем:
Наше дело – бабье, рыбье.
9
сентября 1918
Привычные к степям – глаза,
Привычные к слезам – глаза,
Зеленые – соленые –
Крестьянские глаза!
Была бы бабою простой –
Всегда б платили за постой –
Все эти же – веселые –
Зеленые глаза.
Была бы бабою простой –
От солнца б застилась рукой,
Качала бы – молчала бы,
Потупивши глаза.
Шел мимо паренек с лотком...
Спят под монашеским платком
Смиренные – степенные –
Крестьянские глаза.
Привычные к степям – глаза,
Привычные к слезам – глаза...
Что видели – не выдадут
Крестьянские глаза!
9
сентября 1918
А взойдешь – на краешке стола –
Недоеденный ломоть, – я ела,
И стакан неполный – я пила,
.............................., –
я глядела.
Ты присядь на красную скамью,
Пей и ешь – и не суди сурово!
Я теперь уже не ем, не пью,
Я пою-кормлю орла степного.
28
сентября 1918
(Отрывок из баллады)
...Корабль затонул – без щеп,
Король затанцевал в Совете,
Зерна не выбивает цеп,
Ромео не пришел к Джульетте,
Клоун застрелился на рассвете,
Вождь слушает ворожею...
(А
балладу уничтожила: слабая. 1939 г.)
Два цветка ко мне на грудь
Положите мне для воздуху.
Пусть нарядной тронусь в путь, –
Заработала я отдых свой.
В год
..................................
Было у меня две дочери, –
Так что мучилась с мукой
И за всем вставала в очередь.
Подойдет и поглядит
Смерть – усердная садовница.
Скажет – «Бог вознаградит, –
Не бесплодная смоковница!»
30
сентября 1918
Был мне подан с высоких небес
Меч серебряный – воинский крест.
Был мне с неба пасхальный
тропарь:
– Иоанна! Восстань, Дева-Царь!
И восстала – миры побороть –
Посвященная в рыцари – Плоть.
Подставляю открытую грудь.
Познаю серединную суть.
Обязуюсь гореть и тонуть.
8
октября 1918
Отнимите жемчуг – останутся
слезы,
Отнимите злато – останутся листья
Осеннего клена, отнимите пурпур –
Останется кровь.
9
октября 1918
Любовь! Любовь! Куда ушла ты?
– Оставила свой дом богатый,
Надела воинские латы.
– Я стала Голосом и Гневом,
Я стала Орлеанской Девой.
10
октября 1918
Осень. Деревья в аллее – как
воины.
Каждое дерево пахнет по-своему.
Войско
Господне.
14
октября 1918
Ты персияночка – луна, а месяц –
турок,
Ты полоняночка, луна, а он –
наездник,
Ты нарумянена, луна, а он,
поджарый,
Отроду желт, как Знание и Знать.
Друг! Буду Вам верна, доколе
светят:
Персидская луна – турецкий месяц.
14
октября 1918
Утро. Надо чистить чаши,
Надо розы поливать.
Полдень. Смуглую маслину
Держат кончики перстов.
Колокол звонит. Четыре.
Голос. Ангельская весть.
Розы политы вторично.
Звон. Вечерняя заря.
Ночь. Чугунная решетка.
Битва голосов и крыл.
15
октября 1918
А всему предпочла
Нежный воздух садовый.
В монастырском саду,
Где монашки и вдовы,
– И монашка, и мать –
В добровольной опале,
Познаю благодать
Тишины и печали.
Благодать ремесла,
Прелесть твердой основы
– Посему предпочла
Нежный воздух садовый.
В неизвестном году
Ляжет строго и прямо
В монастырском саду –
Многих рыцарей – Дама,
Что казне короля
И глазам Казановы –
Что всему предпочла
Нежный воздух садовый!
15
октября 1918
Дочери катят серсо,
Матери катят – сердца.
И по дороге столбом
Пыль от сердец и серсо.
15
октября 1918
Не смущаю, не пою
Женскою отравою.
Руку верную даю –
Пишущую, правую.
Той, которою крещу
На ночь – ненаглядную.
Той, которою пишу
То, что Богом задано.
Левая – она дерзка,
Льстивая, лукавая.
Вот тебе моя рука –
Праведная, правая!
23
октября 1918
Героизму пристало стынуть.
Холод статен, как я сама.
Здравствуй, – белая-свет-пустыня,
Героическая зима!
Белый всадник – мой друг любимый,
Нынче жизнь моя – лбом в снегу.
В первый раз воспеваю зиму
В восемнадцатом сем году.
23
октября 1918
Сладко вдвоем – на одном коне,
В том же челне – на одной волне,
Сладко вдвоем – от одной краюшки
–
Слаще всего – на одной подушке!
1
ноября 1918
Поступь легкая моя,
– Чистой совести примета –
Поступь легкая моя,
Песня звонкая моя –
Бог меня одну поставил
Посреди большого света.
– Ты не женщина, а птица,
Посему – летай и пой.
1
ноября 1918
На плече моем на правом
Примостился голубь-утро,
На плече моем на левом
Примостился филин-ночь.
Прохожу, как царь казанский.
И чего душе бояться –
Раз враги соединились,
Чтоб вдвоем меня хранить!
2
ноября 1918
Кружка, хлеба краюшка
Да малинка в лукошке,
Эх, – да месяц в окошке, –
Вот и вся нам пирушка!
А мальчишку – погреться –
Подарите в придачу –
Я тогда и без хлебца
Никогда не заплачу!
2
ноября 1918
Есть у тебя еще отец и мать,
А все же ты – Христова сирота.
Ты родилась в водовороте войн, –
А все же ты поедешь на Иордань.
Без ключика Христовой сироте
Откроются Христовы ворота.
5
ноября 1918
– Мир окончится потопом.
– Мир окончится пожаром.
Так вода с огнем, так дочерь
С матерью схватились в полночь.
– Дух Святой – озерный голубь,
Белый голубочек с веткой.
– Пламенный язык над
<русым>
Теменем – и огнь в гортани.
7
ноября 1918
Песня поется, как милый любится:
Радостно! – Всею грудью!
Что из того, что она забудется –
Богу пою, не людям!
Песня поется, как сердце бьется –
Жив, так поешь...
9
ноября 1918
Дело Царского Сына –
Быть великим и добрым
.........................................
Чтить голодные ребра,
Выть с последней солдаткой,
Пить с последним бродягой,
Спать.................................
В сапогах и при шпаге.
А еще ему дело:
Встать в полночную пору,
Прочь с дороженьки белой –
Ввысь на вышнюю гору...
Над пучиной согнуться,
Бросить что-то в пучину...
– Никогда не вернуться –
Дело Царского Сына!
9
ноября 1918
Благодарю, о Господь,
За Океан и за Сушу,
И за прелестную плоть,
И за бессмертную душу,
И за горячую кровь,
И за холодную воду.
– Благодарю за любовь.
Благодарю за погоду.
9
ноября 1918
Радость – что сахар,
Нету – и охаешь,
А завелся как –
Через часочек:
Сладко, да тошно!
Горе ты горе, – соленое море!
Ты и накормишь,
Ты и напоишь,
Ты и закружишь,
Ты и отслужишь!
9
ноября 1918
Красный бант в волосах!
Красный бант в волосах!
А мой друг дорогой –
Часовой на часах.
Он под ветром холодным,
Под холодной луной,
У палатки походной –
Что столб соляной.
Подкрадусь к нему тихо –
Зычно крикнет: – «Пароль!»
– Это я! – Проходи-ка,
Здесь спит мой Король!
– Это я, мое сердце,
Это – сердце твое!
– Здесь для шуток не место,
Я возьму под ружье.
– Не проспать бы обедни
Твоему Королю!
– В третий раз – и в последний:
Проходи, говорю!
Грянет выстрел. На вереск
Упаду – хоть бы звук.
Поглядит он на Север,
Поглядит он на Юг,
На Восток и на Запад.
– Не зевай на часах! –
Красный бант в волосах!
Красный бант в волосах!
10
ноября 1918
Нет, с тобой, дружочек чудный,
Не делиться мне досугом.
Я сдружилась с новым другом,
С новым другом, с сыном блудным.
У тебя дворцы-палаты,
У него леса-пустыни,
У тебя войска-солдаты,
У него – пески морские.
Нынче в море с ним гуляем,
Завтра пó лесу с волками.
Что ни ночь – постель иная:
Нынче – щебень, завтра – камень.
И уж любит он, сударик,
Чтобы свéтло, как на Пасху:
Нынче месяц нам фонарик,
Завтра звезды нам лампадки.
Был он всадником завидным,
Милым гостем. Царским Сыном, –
Да глаза мои увидел –
И войска свои покинул.
10
ноября 1918
Новый Год. Ворох роз.
Старый лорд в богатой раме.
Ты мне ленточку принес?
Дэзи стала знатной дамой.
С длинных крыл – натечет.
Мне не надо красной ленты.
Здесь не больно почет
Серафимам и студентам.
Что? Один не уйдешь,
Увези меня на Мальту.
Та же наглость и то ж
Несравненное контральто!
Новый Год! Новый Год!
Чек на Смитсона в букете!
– Алчет у моих ворот
Зябкий серафим Россетти!
10
ноября 1918
Ты тогда дышал и бредил Кантом.
Я тогда ходила с красным бантом.
Бриллиантов не было и
<франтов>
..........................................................
Ели мы горох и чечевицу.
Ты однажды с улицы певицу
– Мокрую и звонкую, как птица –
В дом привел. Обедали втроем.
А потом – ................ как
боги –
Говорили о горячем гроге
И, дрожа, протягивали ноги
В черную каминную дыру.
Пили воду – ....................
попойка! –
Ты сказал: – «Теперь, сестричка,
спойте!»
И она запела нам о стойкой
Всаднице и юном короле.
Ты сказал: «Любовь и Дружба –
сестры»,
И она надела мне свой пестрый
Мокрый бант – и вспыхнул –
красный остров! –
.........................................................
Целовались – и играли в кости.
Мы с тобой уснули на помосте
Для углей, – звонкоголосой гостье
Уступив единственный тюфяк.
10
ноября 1918
Барабанщик! Бедный мальчик!
Вправо-влево не гляди!
Проходи перед народом
С Божьим громом на груди.
Не наемник ты – вся ноша
На груди, не на спине!
Первый в глотку смерти вброшен
На ногах – как на коне!
Мать бежала спелой рожью,
Мать кричала в облака,
Воззывала: – Матерь Божья,
Сберегите мне сынка!
Бедной матери в оконце
Вечно треплется платок.
– Где ты, лагерное солнце!
Алый лагерный цветок!
А зато – какая воля –
В подмастерьях – старший брат,
Средний в поле, третий в школе,
Я один – уже солдат!
Выйдешь цел из перебранки –
Что за радость, за почет,
Как красотка-маркитантка
Нам стаканчик поднесет!
Унтер ропщет: – Эх, мальчонка!
Рано начал – не к добру!
– Рано начал – рано кончил!
Кто же выпьет, коль умру?
А настигнет смерть-волчица –
Весь я тут – вся недолга!
Императору – столицы,
Барабанщику – снега.
А по мне – хоть дно морское!
Пусть сам черт меня заест!
Коли Тот своей рукою.
Мне на грудь нацепит крест!
11
ноября 1918
Молоко на губах не обсохло,
День и ночь в барабан колочу.
Мать от грохота было оглохла,
А отец потрепал по плечу.
Мать и плачет и стонет и тужит,
Но отцовское слово – закон:
– Пусть идет Императору служит, –
Барабанщиком, видно, рожден.
Брали сотнями царства, – столицы
Мимоходом совали в карман.
Порешили судьбу Аустерлица
Двое: солнце – и мой барабан.
Полегло же нас там, полегло же
За величье имперских знамен!
Веселись, барабанная кожа!
Барабанщиком, видно, рожден!
Загоняли мы немца в берлогу.
Всадник. Я – барабанный салют.
Руки скрещены. В шляпе трирогой.
– Возраст? – Десять. – Не меньше
ли, плут?
– Был один, – тоже ростом не
вышел.
Выше солнца теперь вознесен!
– Ты потише, дружочек, потише!
Барабанщиком, видно, рожден!
Отступилась от нас Богоматерь,
Не пошла к московитским волкам.
Дальше – хуже. В плену –
Император,
На отчаянье верным полкам.
И молчит собеседник мой лучший,
Сей рукою к стене пригвожден.
И никто не побьет в него ручкой:
Барабанщиком, видно, рожден!
12
ноября 1918
Мать из хаты за водой,
А в окно – дружочек:
Голубочек голубой,
Сизый голубочек.
Коли днем одной – тоска,
Что же в темь такую?
И нежнее голубка
Я сама воркую.
С кем дружился в ноябре –
Не забудь в июле.
.............................
Гули-гули-гули.
.......................................
Возвратилась мать!
.......................................
Ладно – ворковать!
Чтобы совы страсть мою
Стоном не спугнули –
У окна стою – пою:
Гули-гули-гули.
Подари-ка золотой
Сыну на зубочек,
Голубочек голубой,
Сизый голубочек!
14
ноября 1918
Соловьиное горло – всему взамен!
–
Получила от певчего бога – я.
Соловьиное горло! – ...................
Рокочи, соловьиная страсть моя!
Сколько в горле струн – все сорву
до тла!
Соловьиное горло свое сберечь
На на тот на свет – соловьем
пришла!
............................................................
20
ноября 1918
Вот: слышится – а слов не слышу,
Вот: близится – и тьмится
вдруг...
Но знаю, с поля – или свыше –
Тот звук – из сердца ли тот
звук...
– Вперед на огненные муки! –
В волнах овечьего руна
Я к небу воздеваю руки –
Как – древле – девушка одна...
<1918
– 1939>
– Посвящение –
– Комедьянту, игравшему Ангела, –
или Ангелу, игравшему Комедьянта –
не все равно ли, раз – Вашей милостью –
я, вместо снежной повинности Москвы
19 года несла – нежную.
Мало ли запястий
Плелось, вилось?
Что тебе запястье
Мое – далось?
Все кругом да около –
Что кот с мышом!
Нет, – очами, сокол мой,
Глядят – не ртом!
19
ноября 1918
Не любовь, а лихорадка!
Легкий бой лукав и лжив.
Нынче тошно, завтра сладко,
Нынче помер, завтра жив.
Бой кипит. Смешно обоим:
Как умен – и как умна!
Героиней и героем
Я равно обольщена.
Жезл пастуший – или шпага?
Зритель, бой – или гавот?
Шаг вперед – назад три шага,
Шаг назад – и три вперед.
Рот как мед, в очах доверье,
Но уже взлетает бровь.
Не любовь, а лицемерье,
Лицедейство – не любовь!
И итогом этих (в скобках –
Несодеянных!) грехов –
Будет легонькая стопка
Восхитительных стихов.
20
ноября 1918
Концами шали
Вяжу печаль твою.
И вот – без шали –
На площадях пою.
Снятó проклятие!
Я госпожа тебе!
20
ноября 1918
Дружить со мной нельзя, любить
меня – не можно!
Прекрасные глаза, глядите
осторожно!
Баркасу должно плыть, а мельнице
– вертеться.
Тебе ль остановить кружáщееся
сердце?
Порукою тетрадь – не выйдешь
господином!
Пристало ли вздыхать над действом
комедийным?
Любовный крест тяжел – и мы его
не тронем.
Вчерашний день прошел – и мы его
схороним.
20
ноября 1918
Волосы я – или воздух целую?
Веки – иль веянье ветра над ними?
Губы – иль вздох под губами
моими?
Не распознаю и не расколдую.
Знаю лишь: целой блаженной
эпохой,
Царственным эпосом – струнным и
странным –
Приостановится...
Это короткое облачко вздоха.
Друг! Все пройдет на земле, –
аллилуйя!
Вы и любовь, – и ничто не
воскреснет.
Но сохранит моя темная песня –
Голос и волосы: струны и струи.
22
ноября 1918
Не успокоюсь, пока не увижу.
Не успокоюсь, пока не услышу.
Вашего взора пока не увижу,
Вашего слова пока не услышу.
Что-то не сходится – самая
малость!
Кто мне в задаче исправит ошибку?
Солоно-солоно сердцу досталась
Сладкая-сладкая Ваша улыбка!
– Баба! – мне внуки на урне
напишут.
И повторяю – упрямо и слабо:
Не успокоюсь, пока не увижу,
Не успокоюсь, пока не услышу.
23
ноября 1918
Вы столь забывчивы, сколь
незабвенны.
– Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! –
Сказать еще? – Златого утра
краше!
Сказать еще? – Один во всей
вселенной!
Самой Любви младой военнопленный,
Рукой Челлини ваянная чаша.
Друг, разрешите мне на лад
старинный
Сказать любовь, нежнейшую на
свете.
Я Вас люблю. – В камине воет
ветер.
Облокотясь – уставясь в жар
каминный –
Я Вас люблю. Моя любовь невинна.
Я говорю, как маленькие дети.
Друг! Все пройдет! Виски в
ладонях сжаты,
Жизнь разожмет! – Младой
военнопленный,
Любовь отпустит вас, но –
вдохновенный –
Всем пророкочет голос мой
крылатый –
О том, что жили на земле когда-то
Вы – столь забывчивый, сколь
незабвенный!
25
ноября 1918
Короткий смешок,
Открывающий зубы,
И легкая наглость прищуренных
глаз.
– Люблю Вас! – Люблю Ваши зубы и
губы,
(Все это Вам сказано – тысячу
раз!)
Еще полюбить я успела – постойте!
–
Мне помнится: руки у Вас хороши!
В долгу не останусь, за все –
успокойтесь –
Воздам неразменной деньгою души.
Посмейтесь! Пусть нынешней ночью
приснятся
Мне впадины чуть-улыбнувшихся
щек.
Но даром – не надо! Давайте
меняться:
Червонец за грошик: смешок – за
стишок!
27
ноября 1918
Нá смех и нá зло:
Здравому смыслу,
Ясному солнцу,
Белому снегу –
Я полюбила:
Мутную полночь,
Льстивую флейту,
Праздные мысли.
Этому сердцу
Родина – Спарта.
Помнишь лисенка,
Сердце спартанца?
– Легче лисенка
Скрыть под одеждой,
Чем утаить вас,
Ревность и нежность!
1
декабря 1918
Мне тебя уже не надо,
Милый – и не оттого что
С первой почтой – не писал.
И не оттого что эти
Строки, писанные с грустью,
Будешь разбирать – смеясь.
(Писанные мной одною –
Одному тебе! – впервые! –
Расколдуешь – не один.)
И не оттого что кудри
До щеки коснутся – мастер
Я сама читать вдвоем! –
И не оттого что вместе
– Над неясностью заглавных! –
Вы вздохнете, наклонясь.
И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся – труден
Почерк, – да к тому – стихи!
Нет, дружочек! – Это проще,
Это пуще, чем досада:
Мне тебя уже не надо –
Оттого что – оттого что –
Мне тебя уже не надо!
3
декабря 1918
Розовый рот и бобровый ворот –
Вот лицедеи любовной ночи.
Третьим была – Любовь.
Рот улыбался легко и нагло.
Ворот кичился бобровым мехом.
Молча ждала Любовь.
Сядешь в кресла, полон лени.
Встану рядом на колени,
Без дальнейших повелений.
С сонных кресел свесишь руку.
Подыму ее без звука,
С перстеньком китайским – руку.
Перстенек начищен мелом.
– Счастлив ты? – Мне нету дела!
Так любовь моя велела.
5
декабря 1918
Ваш нежный рот – сплошное
целованье...
– И это все, и я совсем как
нищий.
Кто я теперь? – Единая? – Нет,
тыща!
Завоеватель? – Нет, завоеванье!
Любовь ли это – или любованье,
Пера причуда – иль первопричина,
Томленье ли по ангельскому чину –
Иль чуточку притворства – по
призванью.
– Души печаль, очей очарованье,
Пера ли росчерк – ах! – не все
равно ли,
Как назовут сие уста – доколе
Ваш нежный рот – сплошное
целованье!
Декабрь
1918
«Поцелуйте дочку!»
Вот и все. – Как скупо! –
Быть несчастной – глупо.
Значит, ставим точку.
Был у Вас бы малый
Мальчик, сын единый –
Я бы Вам сказала:
«Поцелуйте сына!»
Это и много и мало.
Это и просто и темно.
Та, что была вероломной,
Зá вечер – верная стала.
Белой монашкою скромной,
– Парой опущенных глаз. –
Та, что была неуемной,
Зá вечер вдруг унялась.
Начало
января 1919
Бренные губы и бренные руки
Слепо разрушили вечность мою.
С вечной Душою своею в разлуке –
Бренные губы и руки пою.
Рокот божественной вечности –
глуше.
Только порою, в предутренний час
–
С темного неба – таинственный
глас:
– Женщина! – Вспомни бессмертную
душу!
Конец
декабря 1918
Не поцеловали – приложились.
Не проговорили – продохнули.
Может быть – Вы на земле не жили,
Может быть – висел лишь плащ на
стуле.
Может быть – давно под камнем
плоским
Успокоился Ваш нежный возраст.
Я себя почувствовала воском:
Маленькой покойницею в розах.
Руку нá сердце кладу – не бьется.
Так легко без счастья, без
страданья!
– Так прошло – что у людей
зовется –
На миру – любовное свиданье.
Начало
января 1919
Друзья мои! Родное триединство!
Роднее чем в родстве!
Друзья мои в советской –
якобинской –
Маратовой Москве!
С вас начинаю, пылкий
Антокольский,
Любимец хладных Муз,
Запомнивший лишь то, что – панны
польской
Я именем зовусь.
И этого – виновен холод братский,
И сеть иных помех! –
И этого не помнящий – Завадский!
Памятнейший из всех!
И, наконец – герой меж лицедеев –
От слова бытиё
Все имена забывший – Алексеев!
Забывший и свое!
И, упражняясь в старческом
искусстве
Скрывать себя, как черный
бриллиант,
Я слушаю вас с нежностью и
грустью,
Как древняя Сивилла – и Жорж
Занд.
13
января 1919
В ушах два свиста: шелка и
метели!
Бьется душа – и дышит кровь.
Мы получили то, чего хотели:
Вы – мой восторг – до снеговой
постели,
Я – Вашу смертную любовь.
27
января 1919
Шампанское вероломно,
А все ж наливай и пей!
Без розовых без цепей
Наспишься в могиле темной!
Ты мне не жених, не муж,
Твоя голова в тумане...
А вечно одну и ту ж –
Пусть любит герой в романе!
Скучают после кутежа.
А я как веселюсь – не чаешь!
Ты – господин, я – госпожа,
А главное – как ты, такая ж!
Не обманись! Ты знаешь сам
По злому холодку в гортани,
Что я была твоим устам –
Лишь пеною с холмов Шампани!
Есть золотые кутежи.
И этот мой кутеж оправдан:
Шампанское любовной лжи –
Без патоки любовной правды!
Солнце – одно, а шагает по всем
городам.
Солнце – мое. Я его никому не
отдам.
Ни на час, ни на луч, ни на
взгляд. – Никому. – Никогда!
Пусть погибают в бессменной ночи
города!
В руки возьму! Чтоб не смело
вертеться в кругу!
Пусть себе руки, и губы, и сердце
сожгу!
В вечную ночь пропадет – погонюсь
по следам...
Солнце мое! Я тебя никому не
отдам!
Февраль
1919
Да здравствует черный туз!
Да здравствует сей союз
Тщеславья и вероломства!
На темных мостах знакомства,
Вдоль всех фонарей – любовь!
Я лживую кровь свою
Пою – в вероломных жилах.
За всех вероломных милых
Грядущих своих – я пью!
Да здравствует комедьянт!
Да здравствует красный бант
В моих волосах веселых!
Да здравствуют дети в школах,
Что вырастут – пуще нас!
И, юности на краю,
Под тенью сухих смоковниц –
За всех роковых любовниц
Грядущих твоих – я пью!
Москва,
март 1919
Сам Черт изъявил мне милость!
Пока я в полночный час
На красные губы льстилась –
Там красная кровь лилась.
Пока легион гигантов
Редел на донском песке,
Я с бандой комедиантов
Браталась в чумной Москве.
Хребет вероломства – гибок.
О, сколько их шло на зов
....................... моих
улыбок
....................... моих
стихов.
Чтоб Совесть не жгла под шалью –
Сам Черт мне вставал помочь.
Ни утра, ни дня – сплошная
Шальная, чумная ночь.
И только порой, в тумане,
Клонясь, как речной тростник,
Над женщиной плакал – Ангел
О том, что забыла – Лик.
Март
1919
Я Вас люблю всю жизнь и каждый
день,
Вы надо мною, как большая тень,
Как древний дым полярных
деревень.
Я Вас люблю всю жизнь и каждый
час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Все началось – и кончилось – без
Вас.
Я что-то помню: звонкая дуга,
Огромный ворот, чистые снега,
Унизанные звездами рога...
И от рогов – в полнебосвода –
тень...
И древний дым полярных
деревень...
– Я поняла: Вы северный олень.
7
декабря 1918