П. АНТОКОЛЬСКОМУ
Дарю тебе железное кольцо:
Бессонницу – восторг – и
безнадежность.
Чтоб не глядел ты девушкам в
лицо,
Чтоб позабыл ты даже слово –
нежность.
Чтоб голову свою в шальных кудрях
Как пенный кубок возносил в
пространство,
Чтоб обратило в угль – и в пепл –
и в прах
Тебя – сие железное убранство.
Когда ж к твоим пророческим
кудрям
Сама Любовь приникнет красным
углем,
Тогда молчи и прижимай к губам
Железное кольцо на пальце
смуглом.
Вот талисман тебе от красных губ,
Вот первое звено в твоей
кольчуге, –
Чтоб в буре дней стоял один – как
дуб,
Один – как Бог в своем железном
круге!
Март
1919
О нет, не узнает никто из вас
– Не сможет и не захочет! –
Как страстная совесть в бессонный
час
Мне жизнь молодую точит!
Как душит подушкой, как бьет в
набат,
Как шепчет все то же слово...
– В какой обратился треклятый ад
Мой глупый грешок грошовый!
Март
1919
А Dieu – mon âme,
Mon corps – au Roy,
Моn coeur – aux Dames,
L'honneur – pour moi.*
___________________
*Господу – мою душу,
Тело мое –
королю,
Сердце –
прекрасным дамам,
Честь – себе
самому (фр.).
Пустыней Девичьего Поля
Бреду за ныряющим гробом.
Сугробы – ухабы – сугробы.
Москва. – Девятнадцатый год. –
В гробу – несравненные руки,
Скрестившиеся самовольно,
И сердце – высокою жизнью
Купившее право – не жить.
Какая печальная свита!
Распутицу – холод – и голод
Последним почетным эскортом
Тебе отрядила Москва.
Кто помер? – С дороги, товарищ!
Не вашего разума дело:
– Исконный – высокого рода –
Высокой души – дворянин.
Пустыней Девичьего Поля
...............................................
Молюсь за блаженную встречу
В тепле Елисейских Полей!
Март
1919
Елисейские Поля: ты да я.
И под нами – огневая земля.
.................... и лужи
морские
– И родная, роковая Россия,
Где покоится наш нищенский прах
На кладбищенских Девичьих Полях.
Вот и свиделись! – А воздух
каков! –
Есть же страны без мешков и
штыков!
В мир, где «Равенство!» вопят
даже дети,
Опоздавшие на дважды столетье, –
Там маячили – дворянская спесь! –
Мы такими же тенями, как здесь.
Что Россия нам? – черны купола!
Так, заложниками бросив тела,
Ненасытному червю – черни черной,
Нежно встретились: Поэт и
Придворный. –
Два посмешища в державе снегов,
Боги – в сонме королей и Богов!
Март
1919
Не ждет, не ждет мой кучер
нанятый,
Торопит ветер-господин.
Я принесла тебе для памяти
Еще подарочек один.
1919
Кто покинут – пусть поет!
Сердце – пой!
Нынче мой – румяный рот,
Завтра – твой.
Ах, у розы-красоты
Все – друзья!
Много нас – таких, как ты
И как я.
Друг у друга вырывать
Розу-цвет –
Можно розу разорвать:
Хуже нет!
Чем за розовый за рот
Воевать –
Лучше мальчика в черед
Целовать!
Сто подружек у дружка:
Все мы тут.
Нá, люби его – пока
Не возьмут.
21
апреля 1919
Пел в лесочке птенчик,
Под окном – шарманщик:
– Обманщик, изменщик,
Изменщик, обманщик!
Подпевали хором
Черти из бочонка:
– Всю тебя, девчонка,
За копейку продал!
А коровки в травке:
– Завела аму – уры!
В подворотне – шавки:
– Урры, урры, дура!
Вздумала топиться –
Бабка с бородою:
– Ничего, девица!
Унесет водою!
Расчеши волосья,
Ясны очи вымой.
Один милый бросил,
А другой – подымет!
В мое окошко дождь стучится.
Скрипит рабочий над станком.
Была я уличной певицей,
А ты был княжеским сынком.
Я пела про судьбу-злодейку,
И с раззолоченных перил
Ты мне не рупь и не копейку, –
Ты мне улыбку подарил.
Но старый князь узнал затею:
Сорвал он с сына ордена
И повелел слуге-лакею
Прогнать девчонку со двора.
И напилась же я в ту ночку!
Зато в блаженном мире – том –
Была я – княжескою дочкой,
А ты был уличным певцом!
24
апреля 1919
Заря малиновые полосы
Разбрасывает на снегу,
А я пою нежнейшим голосом
Любезной девушки судьбу.
О том, как редкостным растением
Цвела в светлейшей из теплиц:
В высокосветском заведении
Для благороднейших девиц.
Как белым личиком в передничек
Ныряла от словца «жених»;
И как перед самим Наследником
На выпуске читала стих,
И как чужих сирот-проказников
Водила в храм и на бульвар,
И как потом домой на праздники
Приехал первенец-гусар.
Гусар! – Еще не кончив с куклами,
– Ах! – в люльке мы гусара ждем!
О, дом вверх дном! Букварь – вниз
буквами!
Давайте дух переведем!
Посмотрим, как невинно-розовый
Цветок сажает на фаянс.
Проверим три старинных козыря:
Пасьянс – романс – и контраданс.
Во всей девчонке – ни
кровиночки...
Вся, как косыночка, бела.
Махнула белою косыночкой,
Султаном помахал с седла.
И как потом к старухе чопорной
Свалилась под ноги, как сноп,
И как сам граф, ногами топая,
Ее с крыльца спустил в сугроб...
И как потом со свертком капельным
– Отцу ненадобным дитём! –
В царевом доме Воспитательном
Прощалася... И как – потом –
Предавши розовое личико
Пустоголовым мотылькам,
Служило бедное девичество
Его Величества полкам...
И как художникам-безбожникам
В долг одолжала красоту,
И как потом с ворóм-острожником
Толк заводила на мосту...
И как рыбак на дальнем взмории
Нашел двух туфелек следы...
Вот вам старинная история,
А мне за песню – две слезы.
Апрель
1919
От лихой любовной думки
Как уеду по чугунке –
Распыхтится паровоз,
И под гул его угрюмый
Буду думать, буду думать,
Что сам Черт меня унес.
От твоих улыбок сладких,
И от рук твоих в перчатках,
И от лика твоего –
И от слов твоих шумящих,
И от ног твоих, спешащих
Мимо дома моего.
Ты прощай, злодей-прельститель,
Вы, холмы мои, простите
Над ..............................
Москвой, –
Что Москва! Черт с ней, с
Москвою!
Черт с Москвою, черт со мною, –
И сам Свет-Христос с собой!
Лейтесь, лейтесь, слезы, лейтесь,
Вейтесь, вейтесь, рельсы,
вейтесь,
Ты гуди, чугун, гуди...
Может, горькую судьбину
Позабуду на чужбине
На другой какой груди.
– Ты расскажи нам про весну! –
Старухе внуки говорят.
Но, головою покачав,
Старуха отвечала так:
– Грешна весна,
Страшна весна.
– Так расскажи нам про Любовь! –
Ей внук поет, что краше всех.
Но, очи устремив в огонь,
Старуха отвечала: – Ох!
Грешна Любовь,
Страшна Любовь!
И долго-долго на заре
Невинность пела во дворе:
– Грешна любовь,
Страшна любовь...
Маленькая сигарера!
Смех и танец всей Севильи!
Что тебе в том длинном, длинном
Чужестранце длинноногом?
Оттого, что ноги длинны, –
Не суди: приходит первым!
И у цапли ноги – длинны:
Все на том же на болоте!
Невидаль, что белорук он!
И у кошки ручки – белы.
Оттого, что белы ручки, –
Не суди: ласкает лучше!
Невидаль – что белокур он!
И у пены – кудри белы,
И у дыма – кудри белы,
И у куры – перья белы!
Берегись того, кто утром
Подымается без песен,
Берегись того, кто трезвым
– Как капель – ко сну отходит,
Кто от солнца и от женщин
Прячется в собор и в погреб,
Как ножа бежит – загару,
Как чумы бежит – улыбки.
Стыд и скромность, сигарера,
Украшенье для девицы,
Украшенье для девицы,
Посрамленье для мужчины.
Кто приятелям не должен –
Тот навряд ли щедр к подругам.
Кто к жидам не знал дороги –
Сам жидом под старость станет.
Посему, малютка-сердце,
Маленькая сигарера,
Ты иного приложенья
Поищи для красных губок.
Губки красные – что розы:
Нынче пышут, завтра вянут,
Жалко их – на привиденье,
И живой души – на камень.
Москва
– Ванв, 1919 – 1937
Твои руки черны от загару,
Твои ногти светлее стекла...
– Сигарера! Скрути мне сигару,
Чтобы дымом любовь изошла.
Скажут люди, идущие мимо:
– Что с глазами-то? Свет, что ль,
не мил?
А я тихо отвечу: – От дыму.
Я девчонку свою продымил!
Весна
1919
Не сердись, мой Ангел Божий,
Если правда выйдет ложью.
Встречный ветер не допрашивают,
Правды с соловья не спрашивают.
1919
Ландыш, ландыш белоснежный,
Розан аленький!
Каждый говорил ей нежно:
«Моя маленькая!»
– Ликом – чистая иконка,
Пеньем – пеночка... –
И качал ее тихонько
На коленочках.
Ходит вправо, ходит влево
Божий маятник.
И кончалось все припевом:
«Моя маленькая!»
Божьи думы нерушимы,
Путь – указанный.
Маленьким не быть большими,
Вольным – связанными.
И предстал – в кого не целят
Девки – пальчиком:
Божий ангел встал с постели –
Вслед за мальчиком.
– Будешь цвесть под райским
древом,
Розан аленький! –
Так и кончилась с припевом:
«Моя маленькая!»
16
июня 1919
На коленях у всех посидела
И у всех на груди полежала.
Все до страсти она обожала
И такими глазами глядела,
Что сам Бог в небесах.
16
июня 1919
Ты думаешь: очередной обман!
Одна к одной, как солдатье в
казармах!
Что из того, что ни следа румян
На розовых устах высокопарных, –
Все та же смерть из розовых
семян!
Ты думаешь: очередной обман!
И думаете Вы еще: зачем
В мое окно стучаться светлым
перстнем?
Ты любишь самозванцев – где мой
Кремль?
Давным-давно любовный ход мой
крестный
Окончен. Дом мой темен, глух и
нем.
И семь печатей спят на сердце
сем.
И думаешь: сиротскую суму
Ты для того надела в год
сиротский,
Чтоб разносить любовную чуму
По всем домам, чтоб утверждать
господство
На каждом ........ Черт в моем
дому!
– И отвечаю я: – Быть по сему!
Июль
1919
Когда я буду бабушкой –
Годов через десяточек –
Причудницей, забавницей, –
Вихрь с головы до пяточек!
И внук – кудряш – Егорушка
Взревет: «Давай ружье!»
Я брошу лист и перышко –
Сокровище мое!
Мать всплачет: «Год три месяца,
А уж, гляди, как зол!»
А я скажу: «Пусть бесится!
Знать, в бабушку пошел!»
Егор, моя утробушка!
Егор, ребро от ребрышка!
Егорушка, Егорушка,
Егорий – свет – храбрец!
Когда я буду бабушкой –
Седой каргою с трубкою! –
И внучка, в полночь крадучись,
Шепнет, взметнувши юбками:
«Кого, скажите, бабушка,
Мне взять из семерых?» –
Я опрокину лавочку,
Я закружусь, как вихрь.
Мать: «Ни стыда, ни совести!
И в гроб пойдет пляша!»
А я-то: «На здоровьице!
Знать, в бабушку пошла!»
Кто хóдок в пляске рыночной –
Тот лих и на перинушке, –
Маринушка, Маринушка,
Марина – синь-моря!
«А целовалась, бабушка,
Голубушка, со сколькими?»
– «Я дань платила песнями,
Я дань взымала кольцами.
Ни ночки даром проспанной:
Все в райском во саду!»
– «А как же, бабка, Господу
Предстанешь на суду?»
«Свистят скворцы в скворешнице,
Весна-то – глянь! – бела...
Скажу: – Родимый, – грешница!
Счастливая была!
Вы ж, ребрышко от ребрышка,
Маринушка с Егорушкой,
Моей землицы горсточку
Возьмите в узелок».
23
июля 1919
А как бабушке
Помирать, помирать, –
Стали голуби
Ворковать, ворковать.
«Что ты, старая,
Так лихуешься?»
А она в ответ:
«Что воркуете?»
– «А воркуем мы
Про твою весну!»
– «А лихуюсь я,
Что идти ко сну,
Что навек засну
Сном закованным –
Я, бессонная,
Я, фартовая!
Что луга мои яицкие не скошены,
Жемчуга мои бурмицкие не сношены,
Что леса мои волынские не
срублены,
На Руси не все мальчишки
перелюблены!»
А как бабушке
Отходить, отходить, –
Стали голуби
В окно крыльями бить.
«Что уж страшен так,
Бабка, голос твой?»
– «Не хочу отдать
Девкам – мóлодцев».
– «Нагулялась ты, –
Пора знать и стыд!»
– «Этой малостью
Разве будешь сыт?
Что над тем костром
Я – холодная,
Что за тем столом
Я – голодная».
А как бабушку
Понесли, понесли, –
Все-то голуби
Полегли, полегли:
Книзу – крылышком,
Кверху – лапочкой...
– Помолитесь, внучки юные, за
бабушку!
25
июля 1919
К тебе, имеющему быть рожденным
Столетие спустя, как отдышу, –
Из самых недр – как нá смерть
осужденный,
Своей рукой пишу:
– Друг! не ищи меня! Другая мода!
Меня не помнят даже старики.
– Ртом не достать! – Через
летейски воды
Протягиваю две руки
Как два костра, глаза твои я
вижу,
Пылающие мне в могилу – в ад, –
Ту видящие, что рукой не движет,
Умершую сто лет назад.
Со мной в руке – почти что
горстка пыли –
Мои стихи! – я вижу: на ветру
Ты ищешь дом, где родилась я –
или
В котором я умру.
На встречных женщин – тех, живых,
счастливых, –
Горжусь, как смотришь, и ловлю
слова:
– Сборище самозванок! Всé мертвы
вы!
Она одна жива!
Я ей служил служеньем добровольца!
Все тайны знал, весь склад ее
перстней!
Грабительницы мертвых! Эти кольца
Украдены у ней!
О, сто моих колец! Мне тянет
жилы,
Раскаиваюсь в первый раз,
Что столько я их вкривь и вкось
дарила, –
Тебя не дождалась!
И грустно мне еще, что в этот
вечер,
Сегодняшний – так долго шла я
вслед
Садящемуся солнцу, – и навстречу
Тебе – через сто лет.
Бьюсь об заклад, что бросишь ты
проклятье
Моим друзьям во мглу могил:
– Всé восхваляли! Розового платья
Никто не подарил!
Кто бескорыстней был?! – Нет, я
корыстна!
Раз не убьешь, – корысти нет
скрывать,
Что я у всех выпрашивала письма,
Чтоб ночью целовать.
Сказать? – Скажу! Небытие –
условность.
Ты мне сейчас – страстнейший из
гостей,
И ты откажешь перлу всех любовниц
Во имя той – костей.
Август
1919
А плакала я уже бабьей
Слезой – солонейшей солью.
Как та – на лужочке – с граблей –
Как эта – с серпочком – в поле.
От голосу – слабже воска,
Как сахар в чаю моченный.
Стрелочкам своим поноску
Носила, как пес ученый.
– «Ешь зернышко, я ж единой
Скорлупкой сыта с орешка!»
Никто не видал змеиной
В углах – по краям – усмешки.
Не знали мои герои,
Что сей голубок под схимой –
Как Царь – за святой горою
Гордыни несосвятимой.
Август
1919
Два дерева хотят друг к другу.
Два дерева. Напротив дом мой.
Деревья старые. Дом старый.
Я молода, а то б, пожалуй,
Чужих деревьев не жалела.
То, что поменьше, тянет руки,
Как женщина, из жил последних
Вытянулось, – смотреть жестоко,
Как тянется – к тому, другому,
Что старше, стойче и – кто знает?
–
Еще несчастнее, быть может.
Два дерева: в пылу заката
И под дождем – еще под снегом –
Всегда, всегда: одно к другому,
Таков закон: одно к другому,
Закон один: одно к другому.
Август
1919
Ни кровинки в тебе здоровой. –
Ты похожа на циркового.
Вон над бездной встает, ликуя,
Рассылающий поцелуи.
Напряженной улыбкой хлещет
Эту сволочь, что рукоплещет.
Ни кровиночки в тонком теле, –
Все новиночек мы хотели.
Что, голубчик, дрожат поджилки?
Все как надо: канат – носилки.
Разлетается в ладан сизый
Материнская антреприза.
Москва,
октябрь 1919
Бог! – Я живу! – Бог! – Значит ты
не умер!
Бог, мы союзники с тобой!
Но ты старик угрюмый,
А я – герольд с трубой.
Бог! Можешь спать в своей ночной
лазури!
Доколе я среди живых –
Твой дом стоит! – Я лбом встречаю
бури,
Я барабанщик войск твоих.
Я твой горнист. – Сигнал вечерний
И зорю раннюю трублю.
Бог! – Я любовью не дочерней, –
Сыновне я тебя люблю.
Смотри: кустом неопалимым
Горит походный мой шатер.
Не поменяюсь с серафимом:
Я твой Господен волонтер.
Дай срок: взыграет Царь-Девица
По всем по селам! – А дотоль –
Пусть для других – чердачная
певица
И старый карточный король!
Октябрь
1919
А человек идет за плугом
И строит гнезда.
Одна пред Господом заслуга:
Глядеть на звезды.
И вот за то тебе спасибо,
Что, цепенея,
Двух звезд моих не видишь – ибо
Нашел – вечнее.
Обман сменяется обманом,
Рахилью – Лия.
Все женщины ведут в туманы:
Я – как другие.
Октябрь
1919
Маска – музыка... А третье
Что любимое? – Не скажет.
И я тоже не скажу.
Только знаю, только знаю
– Шалой головой ручаюсь! –
Что не мать – и не жена.
Только знаю, только знаю,
Что как музыка и маска,
Как Москва – маяк – магнит –
Как метель – и как мазурка
Начинается на М.
– Море или мандарины?
Москва,
октябрь 1919
Чердачный дворец мой, дворцовый
чердак!
Взойдите. Гора рукописных
бумаг...
Так. – Руку! – Держите направо, –
Здесь лужа от крыши дырявой.
Теперь полюбуйтесь, воссев на
сундук,
Какую мне Фландрию вывел паук.
Не слушайте толков досужих,
Что женщина – может без кружев!
Ну-с, перечень наших чердачных
чудес:
Здесь нас посещают и ангел, и
бес,
И тот, кто обоих превыше.
Недолго ведь с неба – на крышу!
Вам дети мои – два чердачных
царька,
С веселою музой моею, – пока
Вам призрачный ужин согрею, –
Покажут мою эмпирею.
– А что с Вами будет, как выйдут
дрова?
– Дрова? Но на то у поэта – слова
Всегда – огневые – в запасе!
Нам нынешний год не опасен...
От века поэтовы корки черствы,
И дела нам нету до красной
Москвы!
Глядите: от края – до края –
Вот наша Москва – голубая!
А если уж слишком поэта доймет
Московский, чумной, девятнадцатый
год, –
Что ж, – мы проживем и без хлеба!
Недолго ведь с крыши – на небо.
Октябрь
1919
Поскорее бы с тобою разделаться,
Юность – молодость, – эка
невидаль!
Все: отселева – и доселева
Зачеркнуть бы крест на крест –
наотмашь!
И почить бы в глубинах
кресельных,
Меж небесных планид бесчисленных,
И учить бы науке висельной
Юных крестниц своих и крестников.
– Как пожар зажечь, – как пирог
испечь,
Чтобы в рот – да в гроб, как
складнее речь
На суду держать, как отца и мать
...........................................
продать.
Подь-ка, подь сюда, мой
воробушек!
В том дому жемчуга с горошину.
Будет жемчуг ..........................
А воробушек – на веревочке!
На пути твоем – целых семь
планид,
Чтоб высоко встать – надо кровь
пролить.
Лей да лей, не жалей учености,
Весельчак ты мой, висельченочек!
– Ну, а ты зачем? – Душно с мужем
спать!
– Уложи его, чтоб ему не встать,
Да с ветрами вступив в
супружество –
Берегись! – голова закружится!
И плетет – плетет .........................
паук
– «От румян-белил встал горбом – сундук,
Вся, как купол, красой
покроешься, –
После виселицы – отмоешься!»
Так – из темных обвалов
кресельных,
Меж небесных планид бесчисленных
........................................................
Юных висельников и висельниц.
Внук с пирушки шел, видит – свет
зажжен,
.................................
в полу круг прожжен.
– Где же бабка? – В краю
безвестном!
Прямо в ад провалилась с креслом!
Октябрь
1919
Уходящее лето, раздвинув
лазоревый полог
(Которого нету – ибо сплю на
рогоже – девятнадцатый год)
Уходящее лето – последнюю розу
– От великой любви – прямо на
сердце бросило мне.
На кого же похоже твое уходящее
лето?
На поэта?
– Ну нет!
На г................... д.....................
в.................!
Октябрь
1919
А была я когда-то цветами
увенчана
И слагали мне стансы – поэты.
Девятнадцатый год, ты забыл, что
я женщина...
Я сама позабыла про это!
Скажут имя мое – и тотчас же, как
в зеркале
...............................................................................
И повис надо мной, как над
брошенной церковью,
Тяжкий вздох сожалений
бесплодных.
Так, в ...... Москве погребенная
заживо,
Наблюдаю с усмешкою тонкой,
Как меня – даже ты, что три года
охаживал! –
Обходить научился сторонкой.
Октябрь
1919
Сам посуди: так топором рубила,
Что невдомек: дрова трещат – аль ребра?
А главное: тебе не согрубила,
А главное: <сама> осталась
доброй.
Работала за мужика, за бабу,
А больше уж нельзя – лопнут
виски!
– Нет, руку приложить тебе пора
бы:
У человека только две руки!
Октябрь
1919
Высокó мое оконце!
Не достанешь перстеньком!
На стене чердачной солнце
От окна легло крестом.
Тонкий крест оконной рамы.
Мир. – На вечны времена.
И мерещится мне: в самом
Небе я погребена!
Ноябрь
1919
О бродяга, родства не помнящий –
Юность! – Помню: метель мела,
Сердце пело. – Из нежной комнаты
Я в метель тебя увела.
..........................................................
И твой голос в метельной мгле:
– «Остригите мне, мама, волосы!
Они тянут меня к земле!»
Ноябрь
1919
Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!
Жалко мне, когда в печи
Жар, – а ты не видишь!
В дверь – звезда в моей ночи! –
Не взойдешь, не выйдешь!
Платьица твои висят,
Точно плод запретный.
На окне чердачном – сад
Расцветает – тщетно.
Голуби в окно стучат, –
Скучно с голубями!
Мне ветра привет кричат, –
Бог с ними, с ветрами!
Не сказать ветрам седым,
Стаям голубиным –
Чудодейственным твоим
Голосом: ~ Марина!
Ноябрь
1919
В темных вагонах
На шатких, страшных
Подножках, смертью перегруженных,
Между рабов вчерашних
Я все думаю о тебе, мой сын, –
Принц с головой обритой!
Были волосы – каждый волос –
В царство ценою.........................
На волосок от любви народы –
В гневе – одним волоском дитяти
Можно .............................
сковать!
– И на приютской чумной кровати
Принц с головой обритой.
Принц мой приютский!
Можешь ли ты улыбнуться?
Слишком уж много снегу
В этом году!
Много снегу и мало хлеба.
Шатки подножки.
Кунцево,
ноябрь 1919
О души бессмертный дар!
Слезный след жемчужный!
Бедный, бедный мой товар,
Никому не нужный!
Сердце нынче не в цене, –
Все другим богаты!
Приговор мой на стене:
– Чересчур легка ты!...
19
декабря 1919
Я не хочу ни есть, ни пить, ни
жить.
А так: руки скрестить – тихонько
плыть
Глазами по пустому небосклону.
Ни за свободу я – ни против оной
– О, Господи! – не шевельну
перстом.
Я не дышать хочу – руки крестом!
Декабрь
1919
Поцеловала в голову,
Не догадалась – в губы!
А все ж – по старой памяти –
Ты хороша, Любовь!
Немножко бы веселого
Вина, – да скинуть шубу, –
О как – по старой памяти –
Ты б загудела, кровь!
Да нет, да нет, – в таком году
Сама любовь – не женщина!
Сама Венера, взяв топор,
Громит в щепы подвал.
В чумном да ледяном аду,
С Зимою перевенчанный,
Амур свои два крылышка
На валенки сменял.
Прелестное создание!
Сплети-ка мне веревочку
Да сядь – по старой памяти –
К девчонке на кровать.
– До дальнего свидания!
– Доколь опять научимся
Получше, чем в головочку
Мальчишек целовать.
Декабрь
1919
На скольких руках – мои кольца,
На скольких устах – мои песни,
На скольких очах – мои слезы...
По всем площадям – моя юность!
Бабушке – и злая внучка мила!
Горе я свое за ручку взяла:
«Сто ночей подряд не спать –
невтерпеж!
Прогуляйся, – может, лучше
уснешь!»
Так, выбившись из страстной
колеи,
Настанет день – скажу: «не до
любви!»
Но где же, на календаре веков,
Ты, день, когда скажу: «не до
стихов!»
Словно теплая слеза –
Капля капнула в глаза.
Там, в небесной вышине,
Кто-то плачет обо мне.
Плутая по своим же песням,
Случайно попадаю – в души.
Предупреждаю – не жилица!
Еще не выстроен мой дом.
«Завтра будет: после-завтра» –
Так Любовь считает в первый
День, а в день последний: «хоть
бы
Нынче было век назад!»
Птичка все же рвется в рощу,
Как зерном ни угощаем,
Я взяла тебя из грязи, –
В грязь родную возвращаю.
Ты зовешь меня блудницей, –
Прав, – но малость упустил:
Надо мне, чтоб гость был статен,
Во-вторых – чтоб не платил.
ПЯТИСТИШИЕ
Решено – играем оба,
И притом: играем разно:
Ты – по чести, я – плутуя.
Но, при всей игре нечистой,
Насмерть заиграюсь – я.
Как пойманную птицу – сердце
Несу к тебе, с одной тревогой:
Как бы не отняли мальчишки,
Как бы не выбилась – сама!
И если где прольются слезы, –
Всех помирю, войдя!
Я – иволга, мой голос первый
В лесу, после дождя.
Все в ваших домах
Под замком, кроме сердца.
Лишь то мое в доме,
Что плохо лежит.
Я не мятежница – и чту устав:
Через меня шагнувший ввысь – мне
друг.
Однако, памятуй, что, в руки взяв
Себя, ты выпустил – меня из рук.
У – в мир приходящих – ручонки
зажаты:
Как будто на приступ, как будто в
атаку!
У – в землю идущих – ладони
раскрыты:
Все наши полки разбиты!
Не стыдись, страна Россия!
Ангелы – всегда босые...
Сапоги сам черт унес.
Нынче страшен – кто не бос!
Так, в землю проводив меня
глазами,
Вот что напишите мне на кресте, –
весь сказ!
– «Вставала с песнями, ложилась
со слезами,
А умирала – так смеясь!»
Плутая по своим же песням,
Случайно попадаю в души.
Но я опасная приблуда:
С собою уношу – весь дом.
Ты принес мне горсть рубинов, –
Мне дороже розы уст,
Продаюсь я за мильоны,
За рубли не продаюсь.
Ты зовешь меня блудницей, –
Прав, – но все ж не забывать:
Лучше к печке приложиться,
Чем тебя поцеловать.
Ты зовешь меня блудницей:
– Слушай, выученик школ!
Надо мне, чтоб гость был вежлив,
Во-вторых – чтоб ты ушел.
Твой дом обокраден,
Не я виновата.
Лишь то – мое – в доме,
Что плохо лежит.
Шаги за окном стучат.
Не знаю, который час.
Упаси тебя Божья Мать
Шаги по ночам считать!
Шаг у моего порога.
Снова ложная тревога.
Но не ложью будет то что
Новый скоро будет шаг.
В книге – читай – гостиничной:
– Не обокравши – выбыл.
Жулик – по жизни – нынешней
Гость – и на том спасибо.
1919
– 1920
Между воскресеньем и субботой
Я повисла, птица вербная.
На одно крыло – серебряная,
На другое – золотая.
Меж Забавой и Заботой
Пополам расколота, –
Серебро мое – суббота!
Воскресенье – золото!
Коли грусть пошла по жилушкам,
Не по нраву – корочка, –
Знать, из правого я крылушка
Обронила перышко.
А коль кровь опять проснулася,
Подступила к щеченькам, –
Значит, к миру обернулася
Я бочком золотеньким.
Наслаждайтесь! – Скоро-скоро
Канет в страны дальние –
Ваша птица разноперая –
Вербная – сусальная.
29
декабря 1919
В синем небе – розан пламенный:
Сердце вышито на знамени.
Впереди – без роду-племени
Знаменосец молодой.
В синем поле – цвет садовый:
Вот и дом ему, – другого
Нет у знаменосца дома.
Волоса его как лен.
Знаменосец, знаменосец!
Ты зачем врагу выносишь
В синем поле – красный цвет?
А как грудь ему проткнули –
Тут же в знамя завернули.
Сердце на-сердце пришлось.
Вот и дом ему. – Другого
Нет у знаменосца дома.
29
декабря 1919
Простите Любви – она нищая!
У ней башмаки нечищены, –
И вовсе без башмаков!
Стояла вчерась на паперти,
Молилася Божьей Матери, –
Ей в дар башмачок сняла.
Другой – на углу, у булочной,
Сняла ребятишкам уличным:
Где милый – узнать – прошел.
Босая теперь – как ангелы!
Не знает, что ей сафьянные
В раю башмачки стоят.
30
декабря 1919, Кунцево – Госпиталь