КРАСНОГВАРДЕЕЦ
(1917)
Скакать на красном
параде
С кокардой на голове
В расплавленном
Петрограде,
В революционной Москве.
В бреду и в хмельном
азарте
Отдаться лихой игре,
Стоять за Родзянку в
марте,
За большевиков в
октябре.
Толпиться по коридорам
Таврического дворца,
Не видя буржуйным спорам
Ни выхода, ни конца.
Оборотиться к собранью,
Рукою поправить ус,
Хлестнуть площадною
бранью,
На ухо заломив картуз.
И, показавшись толковым,
–
Ввиду особых заслуг
Быть посланным с
Муравьевым
Для пропаганды на юг.
Идти запущенным садом.
Щупать замок штыком.
Высаживать дверь
прикладом.
Толпою врываться в дом.
У бочек выломав днища,
В подвал выпускать вино,
Потом подпалить горище
Да выбить плечом окно.
В Раздельной, под
Красным Рогом
Громить поместья и прочь
В степях по грязным
дорогам
Скакать в осеннюю ночь.
Забравши весь хлеб, о
«свободах»
Размазывать мужикам.
Искать лошадей в комодах
Да пушек по коробкам.
Палить из пулеметов:
Кто? С кем? Да не все ль
равно?
Петлюра, Григорьев,
Котов,
Таранов или Махно...
Слоняться буйной оравой.
Стать всем своим
невтерпеж.
И умереть под канавой
Расстрелянным за грабеж.
16 июня 1919
Коктебель
МАТРОС
(1918)
Широколиц, скуласт,
угрюм,
Голос осиплый, тяжкодум,
В кармане – браунинг и
напилок,
Взгляд мутный, злой, как
у дворняг,
Фуражка с лентою
«Варяг»,
Сдвинутая на затылок.
Татуированный дракон
Под синей форменной
рубашкой,
Браслеты, в перстне
кабошон,
И красный бант с
алмазной пряжкой.
При Керенском, как
прочий флот,
Он был правительству
оплот,
И Баткин был его оратор,
Его герой – Колчак.
Когда ж
Весь черноморский экипаж
Сорвал приезжий
агитатор,
Он стал большевиком, и
сам
На мушку брал да ставил
к стенке,
Топил, устраивал
застенки,
Ходил к кавказским
берегам
С «Пронзительным» и с
«Фидониси»,
Ругал царя, грозил
Алисе;
Входя на миноноске в
порт,
Кидал небрежно через
борт:
«Ну как? Буржуи ваши
живы?»
Устроить был всегда не
прочь
Варфоломеевскую ночь,
Громил дома, ища поживы,
Грабил награбленное,
пил,
Швыряя керенки без
счета,
И вместе с Саблиным
топил
Последние остатки флота.
Так целый год прошел в
бреду.
Теперь, вернувшись в
Севастополь,
Он носит красную звезду
И, глядя вдаль на пыльный
тополь,
На Инкерманский
известняк,
На мертвый флот, на
красный флаг,
На илистые водоросли
Судов, лежащих на боку,
Угрюмо цедит земляку:
«Возьмем Париж... весь
мир... а после
Передадимся Колчаку».
14 июня 1919
Коктебель
БОЛЬШЕВИК
(1918)
Памяти Барсова
Зверь зверем. С
крученкой во рту.
За поясом два пистолета.
Был председателем
«Совета»,
А раньше грузчиком в
порту.
Когда матросы предлагали
Устроить к завтрашнему
дню
Буржуев общую резню
И в город пушки
направляли, –
Всем обращавшимся к нему
Он заявлял спокойно
волю:
– «Буржуй здесь мой, и
никому
Чужим их резать не
позволю».
Гроза прошла на этот
раз:
В нем было чувство
человечье –
Как стадо он буржуев
пас:
Хранил, но стриг руно
овечье.
Когда же вражеская рать
Сдавила юг в германских
кольцах,
Он убежал. Потом опять
Вернулся в Крым при
добровольцах.
Был арестован. Целый год
Сидел в тюрьме без
обвиненья
И наскоро «внесен в
расход»
За два часа до
отступленья.
25 августа 1919
Коктебель
ФЕОДОСИЯ
(1918)
Сей древний град –
богоспасаем
(Ему же имя «Богом дан»)
–
В те дни был социальным
раем.
Из дальних черноморских
стран
Солдаты навезли товару
И бойко продавали тут
Орехи – сто рублей за
пуд,
Турчанок – пятьдесят за
пару –
На том же рынке, где
рабов
Славянских продавал
татарин.
Наш мир культурой не
состарен,
И торг рабами вечно нов.
Хмельные от лихой
свободы,
В те дни спасались здесь
народы:
Затравленные пароходы
Врывались в порт, тушили
свет,
Толкались в пристань,
швартовались,
Спускали сходни,
разгружались
И шли захватывать
«Совет».
Мелькали бурки и халаты,
И пулеметы и штыки,
Румынские большевики
И трапезундские солдаты,
«Семерки», «Тройки»,
«Румчерод»,
И «Центрослух», и
«Центрофлот»,
Толпы одесских
анархистов,
И
анархистов-коммунистов,
И
анархистов-террористов:
Специалистов из громил.
В те дни понятья так
смешались,
Что Господа буржуй
молил,
Чтобы у власти
продержались
Остатки большевицких
сил.
В те дни пришел сюда
посольством
Турецкий крейсер, и
Совет
С широким русским
хлебосольством
Дал политический банкет.
Сменял оратора оратор.
Красноречивый агитатор
Приветствовал, как брата
брат,
Турецкий пролетариат,
И каждый с пафосом
трибуна
Свой тост эффектно
заключал:
– «Итак: да здравствует
Коммуна
И Третий Интернационал!»
Оратор клал на стол
окурок...
Тогда вставал почтенный
турок –
В мундире, в феске, в
орденах –
И отвечал в таких
словах:
– «Я вижу... слышу...
помнить стану...
И обо всем, что видел, –
сам
С отменным чувством
передам
Его Величеству –
Султану».
24 августа 1919
Коктебель
БУРЖУЙ
(1919)
Буржуя не было, но в нем
была потребность:
Для революции необходим
капиталист,
Чтоб одолеть его во имя
пролетариата.
Его слепили наскоро: из
лавочников, из купцов,
Помещиков, кадет и
акушерок.
Его смешали с кровью
офицеров,
Прожгли, сплавили в
застенках Чрезвычаек,
Гражданская война дохнула
в его уста...
Тогда он сам поверил в
свое существованье
И начал быть.
Но бытие его сомнительно
и призрачно,
Душа же негативна.
Из человечьих чувств ему
доступны три:
Страх, жадность,
ненависть.
Он воплощался на бегу
Меж Киевом, Одессой и
Ростовом.
Сюда бежал он под защиту
добровольцев,
Чья армия возникла лишь
затем,
Чтоб защищать его.
Он ускользнул от всех ее
наборов –
Зато стал сам героем,
как они.
Из всех военных качеств
он усвоил
Себе одно: спасаться от
врагов.
И сделался жесток и
беспощаден.
Он не может без гнева
видеть
Предателей, что не
бежали за границу
И, чтоб спасти какие-то
лоскутья
Погибшей родины,
Пошли к большевикам на
службу:
«Тем хуже, что они
предотвращали
Убийства и спасали
ценности культуры:
Они им помешали себя
ославить до конца,
И жаль, что их самих еще
не расстреляли».
Так мыслит каждый
сознательный буржуй.
А те из них, что любят
русское искусство,
Прибавляют, что, взяв
Москву, они повесят сами
Максима Горького
И расстреляют Блока.
17 августа 1919
Коктебель
СПЕКУЛЯНТ
(1919)
Кишмя кишеть в кафе у
Робина,
Шнырять в Ростове,
шмыгать по Одессе,
Кипеть на всех путях,
вползать сквозь все затворы,
Менять все облики,
Все масти, все оттенки,
Быть торговцем, попом и
офицером,
То русским, то
германцем, то евреем,
При всех режимах быть
неистребимым,
Всепроникающим,
всеядным, вездесущим,
Жонглировать то
совестью, то ситцем,
То спичками, то родиной,
то мылом,
Творить известья,
зажигать пожары,
Бунты и паники; одним
прикосновеньем
Удорожать в четыре, в
сорок, во сто,
Пускать под небо цены,
как ракеты,
Сделать в три дня
неуловимым,
Неосязаемым тучнейший
урожай,
Владеть всей властью
магии:
Играть на бирже
Землей и воздухом, водою
и огнем;
Осуществить мечту о
превращеньи
Веществ, страстей,
программ, событий, слухов
В золото, а золото – в
бумажки,
И замести страну их
пестрою метелью,
Рождать из тучи град
золотых монет,
Россию превратить в
быка,
Везущего Европу по
Босфору,
Осуществить воочью
Все россказни былых
метаморфоз,
Все таинства
божественных мистерий,
Пресуществлять за
трапезой вино и хлеб
Мильонами пудов и
тысячами бочек –
В озера крови, в груды
смрадной плоти,
В два года распродать
империю,
Замызгать, заплевать,
загадить, опозорить,
Кишеть, как червь, в ее
разверстом теле,
И расползтись, оставив в
поле кости
Сухие, мертвые, ошмыганные
ветром.
16 августа 1919
Коктебель