* * *
В янтарном забытьи
полуденных минут
С тобою схожие проходят
мимо жены,
В душе взволнованной
торжественно поют
Фанфары Тьеполо и флейты
Джиорджьоне.
И пышный снится сон: и
лавры, и акант
По мраморам террас, и
водные аркады,
И парков замкнутых
душистые ограды
Из горьких буксусов и
плющевых гирлянд.
Сменяя тишину веселым
звоном пира,
Проходишь ты, смеясь,
средь перьев и мечей,
Средь скорбно-умных лиц
и блещущих речей
Шутов Веласкеса и
дураков Шекспира...
Но я не вижу их... Твой
утомленный лик
Сияет мне один на фоне
Ренессанса,
На дымном золоте
испанских майолик,
На синей зелени
персидского фаянса.
1 февраля 1913
<Москва>
* * *
Ты живешь в молчаньи
темных комнат
Средь шелков и тусклой
позолоты,
Где твой взгляд несут в
себе и помнят
Зеркала, картины и
киоты.
Смотрят в душу строгие
портреты...
Речи книг звучат темно и
разно...
Любишь ты вериги и
запреты,
Грех молитв и таинства
соблазна.
И тебе мучительно
знакомы
Сладкий дым бензоя,
запах нарда,
Тонкость рук у юношей
Содомы,
Змийность уст у женщин
Леонардо...
12 февраля 1910
Коктебель
* * *
Двойной соблазн – любви
и любопытства...
Девичья грудь и голова
пажа,
Лукавых уст невинное
бесстыдство,
И в быстрых пальцах
пламя мятежа...
В твоих зрачках танцуют
арлекины...
Ты жалишь нежно-больно,
но слегка...
Ты сочетала тонкость
андрогины
С безгрешностью
порочного цветка.
С тобой мила печаль
земного плена
И верности докучливо
ярмо...
Тобой звучат напевы
Куперена,
Ты грусть огней на
празднествах Рамо.
В твоих глазах зубчатый
бег химеры:
Но их печаль теперь
поймет ли кто?
Так смотрит вдаль на
мглистый брег Цитеры
Влюбленный паж на барке
у Ватто.
Декабрь 1911
Париж
* * *
Не успокоена в покое,
Ты вся ночная в нимбе
дня...
В тебе есть темное и
злое,
Как в древнем пламени
огня.
Твои негибкие уборы,
Твоих запястий бирюза
И строгих девушек
Гоморры
Любовь познавшие глаза,
Глухой и травный запах
мирры –
В свой душный замыкают
круг...
И емлют пальцы тонких
рук
Клинок невидимой
секиры...
Тебя коснуться и
вдохнуть...
Узнать по запаху
ладоней,
Что смуглая натерта
грудь
Тоскою древних
благовоний.
14 декабря 1916
<Коктебель>
* * *
Пламенный истлел
закат...
Стелющийся дым костра,
Тлеющего у шатра,
Вызовет тебя назад.
Жду тебя, дальний брат, –
Брошенная сестра...
Топот глухих копыт
Чуткий мой ловит слух...
Всадник летит, как дух,
Взмыленный конь
храпит...
Дышит в темноте верблюд,
Вздрагивают бубенцы,
Тонкие свои венцы
Звезды на песке
плетут...
Мысли мои – гонцы
Вслед за конем бегут.
19 июля 1916
<Коктебель>
* * *
В эту ночь я буду
лампадой
В нежных твоих руках...
Не разбей, не дыши, не
падай
На каменных ступенях.
Неси меня осторожней
Сквозь мрак твоего
дворца, –
Станут биться тревожней,
Глуше наши сердца...
В пещере твоих ладоней –
Маленький огонек –
Я буду пылать иконней –
Не ты ли меня зажег?
Июль 1914
Коктебель
* * *
Н. А. М<илюковой>
То в виде девочки, то в
образе старушки,
То грустной, то смеясь –
ко мне стучалась ты,
То требуя стихов, то
ласки, то игрушки,
И мне даря взамен и
нежность, и цветы.
То горько плакала,
уткнувшись мне в колени,
То змейкой тонкою
плясала на коврах...
Я знаю детских глаз
мучительные тени
И запах ладана в
душистых волосах.
Огонь какой тоски в тебе
горит бесплодно:
Лампада ль тайная?
Смиренная свеча ль?
Ах, все великое, земное
безысходно...
Нет в мире радости
светлее, чем печаль!
21 декабря 1911
Париж
* * *
А. Р. <Минцловой>
Безумья и огня венец
Над ней горел. И пламень
муки,
И ясновидящие руки,
И глаз невидящих свинец,
Лицо готической сивиллы,
И строгость щек, и
тяжесть век,
Шагов ее неровный бег –
Все было полно вещей силы.
Не несвязные слова,
Ночным мерцающие светом,
Звучали зовом и ответом.
Таинственная синева
Ее отметила средь
живших...
И к ней бежал с надеждой
я
От снов дремучих бытия,
Меня отвсюду
обступивших.
Декабрь 1911
Париж
* * *
М. Н<овицкой>
Альбомы нынче стали
редки –
В листах, исписанных
пестро,
Чертить случайные
виньетки
Отвыкло беглое перо.
О, Пушкинская легкость!
Мне ли,
Поэту поздних дней,
дерзать
Словами, вместо
акварели,
Ваш милый облик
написать?
Увы! Улыбчивые щеки,
Веселый взгляд и детский
рот
С трудом ложатся в эти
строки...
И стих мой не передает
Веснушек, летом
осмугленных,
Ни медных прядей в
волосах,
Ни бликов золота в
зеленых,
Слегка расставленных
глазах.
Послушливым и
своенравным
В зрачках веселым
огоньком
Вы схожи и с лесным зверьком,
И с улыбающимся фавном.
Я ваш ли видел беглый
взгляд,
И стан, и смуглые колена
Меж хороводами дриад
Во мгле скалистых стран
Пуссена?
И мой суровый Коктебель
Созвучен с вашею
улыбкой,
Как свод руин с лозою
гибкой,
Как с пламенем зари –
свирель.
<Июль> 1912
Коктебель
* * *
Над головою подымая
Снопы цветов, с горы
идет...
Пришла и смотрит...
Кто ты?
–
Майя.
Благословляю твой
приход.
В твоих глазах
безумство. Имя
Звучит, как мира вечный
сон...
Я наважденьями твоими
И зноем солнца ослеплен.
Войди и будь. Я ждал от
Рока
Вестей – и вот приносишь
ты
Подсолнечник и ветви
дрока –
Полудня жаркие цветы.
Дай разглядеть тебя:
волною
Прямых, лоснящихся волос
Прикрыт твой лоб, над
головою
Сиянье вихрем завилось,
Твой детский взгляд
улыбкой сужен,
Недетской грустью тронут
рот,
И цепью маленьких
жемчужин
Над бровью выступает
пот.
Тень золотистого загара
На разгоревшихся
щеках...
Так ты бежала... вся в
цветах...
Вся в нимбах белого
пожара...
Кто ты? Дитя? Царевна?
Паж?
Такой тебя я принимаю –
Земли полуденный мираж,
Иллюзию, обманность... –
Майю.
7 июля 1913
Коктебель
* * *
И будут огоньками роз
Цвести шиповники, алея,
И под ногами млеть откос
Лиловым запахом шалфея,
А в глубине мерцать
залив
Чешуйным блеском хлябей
сонных,
В седой оправе пенных
грив
И в рыжей раме гор
сожженных.
И ты с приподнятой
рукой,
Не отрывая взгляд от
взморья,
Пойдешь вечернею тропой
С молитвенного
плоскогорья...
Минуешь овчий кош,
овраг...
Тебя проводят до ограды
Коров задумчивые взгляды
И грустные глаза собак.
Крылом зубчатым
вырастая,
Коснется моря тень
вершин,
И ты изникнешь, млея,
тая,
В полынном сумраке
долин.
14 июня 1913
Коктебель
* * *
Любовь твоя жаждет так
много,
Рыдая, прося, упрекая...
Люби его молча и строго,
Люби его, медленно тая.
Свети ему пламенем белым
–
Бездымно, безгрустно,
безвольно.
Люби его радостно телом,
А сердцем люби его
больно.
Пусть призрак, творимый
любовью,
Лица не заслонит иного,
–
Люби его с плотью и
кровью –
Простого, живого,
земного...
Храня его знак суеверно,
Не бойся врага в
иноверце...
Люби его метко и верно –
Люби его в самое сердце!
8 июля 1914
Коктебель
* * *
Я узнаю себя в чертах
Отриколийского кумира
По тайне благостного
мира
На этих мраморных устах.
О, вещий голос темной
крови!
Я знаю этот лоб и нос,
И тяжкий водопад волос,
И эти сдвинутые брови...
Я влагой ливней нисходил
На грудь природы
многолицей,
Плодотворя ее... я был
Быком, и облаком, и
птицей...
В своих неизреченных
снах
Я обнимал и обнимаю
Семелу, Леду и Данаю,
Поя бессмертьем смертный
прах.
И детский дух, землей
томимый,
Уносит царственный орел
На олимпийский мой
престол
Для радости
неугасимой...
1 февраля 1913
Москва
М. С.
ЦЕТЛИН
Нет, не склоненной в
дверной раме,
На фоне пены и ветров,
Как увидал тебя Серов,
Я сохранил твой лик. Меж
нами
Иная Франция легла –
Озер осенних зеркала
В душе с тобой
неразделимы:
Булонский лес, печаль
аллей,
Узорный переплет ветвей,
Парижа меркнущие дымы
И шеи скорбных лебедей.
В те дни судьба определяла,
Народ кидая на народ,
Чье ядовитей жалит жало
И чей огонь больнее
жжет.
В те дни невыразимой
грустью
Минуты метил темный рок,
И жизнь стремила свой
поток
К еще неведомому устью.
21 мая 1917
<Коктебель>
Р. М. ХИН
Я мысленно вхожу в ваш
кабинет:
Здесь те, кто был, и те,
кого уж нет,
Но чья для нас не умерла
химера;
И бьется сердце, взятое
в их плен...
Бодлера лик, нормандский
ус Флобера,
Скептичный Франс, святой
Сатир – Верлен,
Кузнец – Бальзак,
чеканщики – Гонкуры...
Их лица терпкие и четкие
фигуры
Глядят со стен, и спит в
сафьянах книг
Их дух, их мысль, их
ритм, их бунт, их крик...
Я верен им... Но более
глубоко
Волнует эхо здесь
звучавших слов...
К вам приходил Владимир
Соловьев,
И голова библейского
пророка
(К ней шел бы крест,
верблюжий мех у чресл)
Склонялась на обшивку
этих кресл...
Творец людей, глашатай
книг и вкусов,
Принесший нам Флобера,
как Коран,
Сюда входил, садился на
диван
И расточал огонь и блеск
Урусов.
Как закрепить
умолкнувшую речь?
Как дать словам
движенье, тембр, оттенки?
Мне памятна больного
Староженки
Седая голова меж низких
плеч.
Все, что теперь забыто
иль в загоне, –
Весь тайный цвет Европы
иль Москвы –
Вокруг себя объединяли
вы:
Брандес и Банг, Танеев,
Минцлов, Кони...
Раскройте вновь
дневник... Гляжу на ваш
Чеканный профиль с
бронзовой медали –
Рука невольно ищет
карандаш,
А мысль плывет в
померкнувшие дали...
И в шелесте листаемых
страниц,
В напеве слов, в изгибах
интонаций
Мерцают отсветы бесед,
событий, лиц...
Угасшие огни былых
иллюминаций...
22 декабря 1913
Коктебель
РОПШИН
Холодный рот. Щеки
бесстрастной складки,
И взгляд из-под усталых
век, –
Таким сковал тебя
железный век
В страстных огнях и
бреде лихорадки.
В прихожих Лувра, в
западнях Блуа,
Карандашом, без тени и
без краски
Клуэ чертил такие ж
точно маски
Времен последних Валуа.
Но сквозь лица пергамент
сероватый
Я вижу дали северных
снегов,
И в звездной мгле стоит
большой, сохатый,
Унылый лось с крестом
между рогов.
Таким ты был: спокойный
и мятежный,
В руке – кинжал, а в
сердце – крест:
Судья и меч. С душою
снежно-нежной,
На всех путях хранимый
волей звезд.
20 декабря 1915
Париж
БАЛЬМОНТ
Огромный лоб, клейменный
шрамом,
Безбровый взгляд зеленых
глаз,
В часы тоски подобных
ямам,
И хмельных локонов
экстаз,
Смесь воли и капризов
детских,
И мужеской фигуры стать
–
Веласкес мог бы написать
На тусклом фоне гор
Толедских.
Тебе к лицу шелка и меч,
И темный плащ оттенка
сливы;
Узорно-вычурная речь
Таит круженья и отливы,
Как сварка стали на
клинке,
Зажатом в замшевой руке.
А голос твой, стихом
играя,
Сверкает, плавно
напрягая
Упругий и звенящий
звук...
Но в нем живет не рокот
лиры,
А пенье стали, свист
рапиры
И меткость неизбежных
рук.
И о твоих испанских
предках
Победоносно говорят
Отрывистость рипостов
редких
И рифм стремительный
парад.
15 февраля 1915
Париж
НАПУТСТВИЕ
БАЛЬМОНТУ
Мы в тюрьме изведанных
пространств...
Старый мир давно стал
духу тесен,
Жаждущему сказочных
убранств.
О, поэт пленительнейших
песен!
Ты опять бежишь на край
земли –
Но и он тебе ли
неизвестен?
Как ни пенят волны
корабли,
Как ни манят нас моря
иные, –
Воды всех морей не те же
ли?
Но, как ты, уже считаю
дни я,
Зная, как торопит твой
отъезд
Трижды-древняя Океания.
Но не в темном небе
Южный Крест,
Не морей пурпурные
хламиды
Грезишь ты, не россыпь
новых звезд...
Чтоб подслушать древние
обиды
В жалобах тоскующей
волны,
Ты уж спал на мелях
Атлантиды.
А теперь тебе же суждены
Лемурии огненной и
древней
Наисокровеннейшие сны.
Голос пламени в тебе
напевней,
Чем глухие всхлипы
древних вод...
И не ты ль знойнее и
полдневней?
Не столетий беглый
хоровод –
Пред тобой стена
тысячелетий
Из-за океана восстает:
«Эллины, вы перед нами
дети...» –
Говорил Салону древний
жрец.
Но меж нас слова забыты
эти...
Ты ж разъял глухую вязь
колец,
И, мечту столетий
обнимая,
Ты несешь утерянный
венец.
Где вставала ночь времен
немая,
Ты раздвинул яркий
горизонт.
Лемурия... Атлантида...
Майя...
Ты – пловец пучин
времен, Бальмонт!
22 января 1912
Париж
ФАЭТОН
Бальмонту
Здравствуй, отрок
солнцекудрый,
С белой мышью на плече!
Прав твой путь, слепой и
мудрый,
Как молитва на мече.
Здравствуй, дерзкий,
меднолицый,
Возжелавший до конца
Править грозной
колесницей
Пламеносного отца!
С неба павший,
распростертый,
Опаленный Фаэтон,
Грезишь ты, с землею
стертый,
Все один и тот же сон:
Быть как Солнце! До
зенита
Разъяренных гнать коней
–
Пусть алмазная орбита
Прыщет взрывами огней!
И неверною рукою
Не сдержав узду мечты,
Со священной четвернею
Рухнуть с горней высоты!
В темном пафосе паденья,
В дымах жертвенных
костров
Славь любовь и
исступленье
Воплями напевных строф!
Жги дома и нивы хлеба,
Жги людей, холмы, леса!
Чтоб огонь, упавший с
неба,
Взвился снова в небеса!
13 февраля 1914
Коктебель
ДВА ДЕМОНА
Посв. Т. Г. Трапезникову
1
Я дух механики. Я
вещества
Во тьме блюду слепые
равновесья,
Я полюс сфер – небес и
поднебесья,
Я гений числ. Я счетчик.
Я глава.
Мне важны формулы, а не
слова.
Я всюду и нигде. Но
кликни – здесь я!
В сердцах машин клокочет
злоба бесья.
Я князь земли! Мне знаки
и права!
Я друг свобод. Создатель
педагогик.
Я – инженер, теолог,
физик, логик.
Я призрак истин сплавил
в стройный бред.
Я в соке конопли. Я в
зернах мака.
Я тот, кто кинул шарики
планет
В огромную рулетку
Зодиака.
2
На дно миров пловцом
спустился я –
Мятежный дух, ослушник
вышней воли.
Луч радости на
семицветность боли
Во мне разложен влагой
бытия.
Во мне звучит всех духов
лития,
Но семь цветов разъяты в
каждой доле
Одной симфонии. Не
оттого ли
Отливами горю я, как
змея?
Я свят грехом. Я смертью
жив. В темнице
Свободен я. Бессилием –
могуч.
Лишенный крыл, в пареньи
равен птице.
Клюй, коршун, печень!
Бей, кровавый ключ!
Весь хор светил – един в
моей цевнице,
Как в радуге – един
распятый луч.
6 февраля 1915
Париж