ПОВОЛЬНИК
Здравствуй, буйная
ватага, удалых годов друзья!
Вот и снова я –
бродяга, вот опять – повольник я!
Я в затворах жил подолгу,
выпил чашу рабской доли,
Но я молод – видя
Волгу, я могуч – под ветром с воли!
Повинуйтесь, братцы,
кличу, становитесь в бранный круг!
Как бывало, на добычу
поведу за стругом струг.
Ах, как сладки лязги сабли!
как бессильно свищут пули!
Что, удар мой не ослаб
ли? голос слышен ли и в гуле?
А теперь дели, что
взято! всем по ровну, без греха!
Горстью мерь сребро и
злато, а на локоть мерь меха.
Спрятав знатные товары,
мы костер зажжем над плесом,
Будут звонко вторить
чары нашим песням стоголосым;
А когда луна остудит
волны Волги и песок,
Всем по очереди будет с
полоняночкой часок!
20 мая 1907
Она, свои скрывая груди
И лоно зыбким
тростником,
На мир, где колдовали
люди,
Смотрела из реки тайком.
Ей был понятен их
веселий
И их забот вседневный
строй, –
Призыв пастушеской
свирели,
Костер рыбачий под
горой.
Она любила хороводы
И песни дев издалека,
Когда ложилась мгла на
воды
И стыла темная река.
А в день осенних
водосвятий,
Из-под воды едва видна,
Как речь таинственных
заклятий,
Молитвы слушала она.
Когда же рой детей,
купаясь,
Шнырял по вспугнутой
реке,
Она звала их, откликаясь
На непонятном языке.
Но, видя проходящих
парней,
Вечеровой порой, в тиши,
Еще нежней, еще коварней
Смеялась, зыбля камыши.
1907
Картина для синематографа
Томный, стройный,
строгий, грустный,
Кто ты: горец иль
стрелок?
Мост согнулся неискусный
Через вспененный поток.
Что таким пристрастьем
тянет
Твой, к воде склоненный,
взор?
Схватит, свяжет и
обманет
Волн излучистый узор.
Ты простер, уйти не
смея,
Руки к пенистой судьбе.
Но из пены Лорелея
Подымает взор к тебе.
Тихо смотрит, тихо
плачет,
Клонит голову в венке,
И стыдливо горе прячет
В буйно вспененной реке.
Что ты шепчешь? Кто
услышит?
«Жизнь грустна. Грустнее
смерть».
На мосту пустом колышет
Ветер сломанную жердь.
16 ноября 1907
На заре вечерней, в
трауре,
Ты куда спешишь, девица?
Соловей свистит на
яворе,
Месяц в озеро глядится.
Ты бледна на старом
кладбище,
Над моим крестом
склоненным.
Ах, не здесь, не здесь
свой клад ищи:
Кто-то ждет в саду, под
кленом!
Слез мне жаль, печально
тающих
На земле, на сером
камне!
Стань счастливой, стань
сияющей, –
Будешь более верна мне!
Если б вышел из могилы
я,
Праздником всю жизнь я б
сделал,
Целовал улыбки милые,
Только б счастье ласки
ведал!
Что здесь? гроб, да
прах, да тление!
А кругом, сквозь смерть,
я чую
Все веселие весеннее,
Волю бабочек живую,
Радость луга,
распростертого
Под лучами солнца
ясного…
Помни, помни голос
мертвого:
Лишь одно люби –
прекрасное!
1906
На этой ели
благосклонной
Покойся, ветхая свирель!
С тобой я пел и хмель
влюбленный,
И вечер, страстью
опаленный,
И душу бури, и апрель.
Но тщетно грезы ожидали
Найти усладу в звуках
тех.
Они молили и рыдали,
Но в тайне дум сияли
дали
Иных скорбей, иных утех.
Простите, лилии долины!
Речная зыбь! стада овец!
Туда, где горы-исполины,
Где гул лавин, где лет
орлиный,
Идет задумчивый певец.
Гость молчаливый,
бессловесный,
Вхожу, Природа, в замок
твой
И буду, со скалы
отвесной,
В долине видеть дар безвестный;
Свирель на ели вековой.
1908
Иду скоро в дом свой я,
Путь мой проторен.
Ждет меня любовь моя,
Про меня ей сон.
Я люблю ее весьма,
Жизнь моя – любовь,
Разлучила нас зима,
Весна сблизит вновь.
Светло солнце по весне,
Красен маков цвет.
До цветов охота мне,
Я нарву букет.
К ней приду с букетом я,
С розой полевой,
Ей скажу: «Любовь моя,
Я до гроба твой!»
Февраль 1907
Нас немного осталось
от грозного племени
Многомощных воителей,
плывших под Трою,
И о славном, о
страшном, о призрачном времени
Вспоминать в наши дни
как-то странно герою.
Агамемнон погиб под
ударом предательства,
Оилеев Аянт сгинул в
синей пучине,
Теламонид упал в
черный вихрь помешательства,
А Патрокл и Ахилл
вечно спят на чужбине!
Где друзья моих
дней? – Одиссей многомысленный
Благородно дряхлеет в
ничтожной Ифаке,
Тевкр бежал и покинул
народ свой бесчисленный,
Сын Тидея на западе
скрылся во мраке.
И когда мы порой,
волей Рока, встречаемся,
Мы, привыкшие к жизни
средь малых, бесславных,
Как враги, друг на
друга, грозя, ополчаемся,
Чтоб потешить свой дух
поединком двух равных!
1907
Мое чело в последний раз
Венчал сегодня лавр
победный,
На колеснице заповедной,
Ловя лучи на панцирь
медный,
Вступил я в Рим в веселый
час.
Народ в восторге выл;
друзья
Моей завидовали доле;
За мной влеклись цари в
неволе;
По Via Sacra, в
Капитолий,
Для пышных жертв проехал
я.
Но вот, когда, венец
кляня,
Я подступил к телице
белой –
Нож задрожал в руке
умелой,
Как тайный знак, что отлетела
Богиня Нике от меня.
Мой взор на миг покрылся
тьмой,
И был мне внятен голос
бога:
«Венец и пурпурная тога
Довлеет смертным.
Слишком много
Кто волит, – против
вызов мой!»
Что ж, подниму ль ярмо
судьбы?
Нет! от копья лица не
скрою!
Трубите, трубы, снова к
бою!
И пусть в парфянском
стане мною,
Как пленным, тешатся
рабы!
3 января 1908