ОРЫ
Устремив друг к другу
взоры,
В пляске двигаясь
вперед,
Вы ведете – оры! оры! –
Свой священный хоровод.
В ночь глухую – слух,
склоненный
К безответной бездне
снов,
Слышит топот потаенный
Ваших маленьких шагов.
Солнце встанет, снова
канет
В неизбежность новый
день.
Ваша пляска не устанет
Обгонять и свет и тень.
Мы, дыша мечтой
блаженной,
Сном работы, ядом книг,
В душной кузнице
вселенной
Все куем за мигом миг.
И, скользя тропой
столетий
Мимо жизни, мимо нас,
Ловко ловите вы в сети
Каждый выкованный час.
Стойте! стойте! на
мгновенье
Дайте бездну оглянуть!
– Плавны легкие
движенья
Дев, свершающих свой
путь!
В них безвольность, в
них беспечность,
Взор их благостен и тих!
Что ж? они ль пропляшут
вечность,
Иль она – поглотит их?
1905, 28 августа 1906
Где-то есть, за темной
далью
Грозно зыблемой воды,
Берег вечного веселья,
Незнакомые с печалью
Гесперидовы сады.
Жизнь отдай во власть
теченья,
И оно прибьет твой челн
Там, где, словно
ожерелья,
Многоцветные каменья
Поднялись над пеной
волн.
Девы, благостно нагие,
Опустив к земле глаза,
Встретят странника, как
друга,
Уведут тебя в густые,
Светлоствольные леса.
Там, где клонит
тиховейно
Ветви древние платан,
Заслоняя солнце юга, –
В голубых струях
бассейна
Ты омоешь язвы ран.
Юный, сильный и веселый,
Ты вплетешься в хоровод,
Чтобы в песнях
вековечных
Славить море, славить
долы
И глубокий небосвод.
Освежив, в тени утеса,
Грудь из мраморных
цистерн,
Ты, в рядах друзей
беспечных,
Вновь помчишься вдоль
откоса,
Обгоняя легких серн.
Ты меж лиц, мелькнувших
в пляске,
Нежно выберешь лицо;
И тебе – рукопожатье,
С обещаньем сладкой
ласки,
Передаст, таясь, кольцо.
Встанет сумрак. Из
бокала
Брызнет нектар золотой.
В чьи-то жданные
объятья,
И покорно и устало,
Ты поникнешь головой.
2 августа 1906
Дедал
Мой сын! мой сын! будь
осторожен,
Спокойней крылья
напрягай,
Под ветром путь наш
ненадежен,
Сырых туманов избегай.
Икар
Отец! ты дал душе
свободу,
Ты узы тела разрешил.
Что ж медлим? выше! к
небосводу!
До вечной области
светил!
Дедал
Мой сын! Мы вырвались из
плена,
Но пристань наша далека:
Под нами – гривистая
пена,
Над нами реют облака…
Икар
Отец! Что облака! Что
море!
Удел наш – воля мощных
птиц:
Взлетать на радостном
просторе,
Метаться в далях без
границ!
Дедал
Мой сын! Лети за мною
следом,
И верь в мой зрелый,
зоркий ум.
Мне одному над морем
ведом
Воздушный путь до белых
Кум.
Икар
Отец! К чему теперь
дороги!
Спеши насытить счастьем
грудь!
Вторично не позволят
боги
До сфер небесных
досягнуть!
Дедал
Мой сын! Не я ль убор
пернатый
Сам прикрепил к плечам
твоим!
Взлетим мы дважды, и
трикраты,
И сколько раз ни
захотим!
Икар
Отец! Сдержать порыв нет
силы!
Я опьянел! я глух! я
слеп!
Взлетаю ввысь, как в
глубь могилы,
Бросаюсь к солнцу, как в
Эреб!
Дедал
Мой сын! мой сын! Лети
срединой,
Меж первым небом и
землей…
Но он – над стаей
журавлиной,
Но он – в пучине
золотой!
………………………………
О юноша! презрев земное,
К орбите солнца взнесся
ты,
Но крылья растопились в
зное,
И в море, вечно голубое,
Безумец рухнул с высоты.
1 апреля 1908
Певцами всей земли
прославлен
Я, хитроумный Одиссей,
Но дух мой темен и
отравлен,
И в памяти гнездится
змей.
Я помню день – как щит
лазурный,
И зелень вод, и белость
пен,
Когда стремил нас ветр
безбурный
К нагому острову сирен.
Их угадав на камне
плоском
И различив прибрежный
гул, –
В руках согретым, мягким
воском
Я слух товарищей
замкнул.
Себя же к мачте
корабельной
Я дал покорно привязать,
Чтоб песни лирной и
свирельной
Соблазн опасный
испытать.
И все мечта предугадала!
Когда в тиши морских
пустынь,
Вонзая сладостные жала,
Песнь разлилась
полубогинь, –
Вдруг уязвленный мукой
страстной,
С одной мечтой – спешить
на зов,
Из тесных уз рвался
напрасно
Я, доброволец меж рабов!
И наш корабль пронесся
мимо,
Сирены скрылись вдалеке,
Их чар избег я
невредимо…
Но нет конца моей тоске!
Зачем я был
спокойно-мудрым,
Провидел тайны вод
седых,
Не вышел к девам
темнокудрым
И не погиб в объятьях
их!
Чтоб вновь изведать той
отравы,
Вернуть событий колесо,
Я отдал бы и гимны
славы,
И честь, и ложе Калипсо!
1907
К встающим башням
Карфагена
Нептуна гневом приведен,
Я в узах сладостного
плена
Дни проводил, как дивный
сон.
Ах, если боги дали
счастье
Земным созданиям в удел,
В те дни любви и
сладострастья
Я этой тайной овладел!
И быть всю жизнь в такой
неволе, –
Царицы радостным рабом,
–
Душе казалось лучшей
долей
И всех былых трудов
венцом!
И ночь была над сонным
градом…
Был выпит пламенный
фиал…
В тиши дворца, с царицей
рядом,
На ложе царском я
дремал.
Еще я помнил вздохи,
стоны,
Весь наш порыв – в
неясном сне, –
И грудь горячая Дидоны
Все льнула трепетно ко
мне…
И вот – внезапный свет
сквозь тени,
И шелест окрыленных ног.
Над ложем сумрачным –
Циллений
Склоняет посох, вестник-бог.
«Внемли, вещает, сын
богини!
Ты медлишь, но не медлит
Рок!
Ты избран был хранить
святыни,
И подвиг твой, в веках,
высок.
Земная страсть да спит в
герое!
Тебе ль искать ливийских
нег,
Когда ты призван – Новой
Трои
Взрастить торжественный
побег?
Узнай глаголы
Громовержца:
Величью покорись, плыви
К пределам Итала, –
из сердца
Исторгнув помыслы
любви!»
Виденье скрылось, как
зарница,
И голос замер, как
мечта.
Сквозь сон, открыв
глаза, царица
Ко мне приподняла уста…
Но я, безумный, с ложа
прянул,
Я отвратил во тьму
глаза.
И утром трубный голос
грянул,
И флот наш поднял
паруса.
Сентябрь 1908