ВСТРЕЧА
Близ
медлительного Нила, там, где озеро Мерида, в царстве пламенного Ра,
Ты
давно меня любила, как Озириса Изида, друг, царица и сестра!
И
клонила пирамида тень на наши вечера.
Вспомни
тайну первой встречи, день, когда во храме пляски увлекли нас в темный круг,
Час,
когда погасли свечи и когда, как в странной сказке, каждый каждому был друг,
Наши
речи, наши ласки, счастье, вспыхнувшее вдруг!
Разве
ты, в сияньи бала, легкий стан склонив мне в руки, через завесу времен,
Не
расслышала кимвала, не постигла гимнов звуки и толпы ответный стон?
Не
сказала, что разлуки – кончен, кончен долгий сои!
Наше
счастье – прежде было, наша страсть – воспоминанье, наша жизнь – не в первый
раз,
И,
за временной могилой, неугасшие желанья с прежней силой дышат в нас,
Как
близ Нила, в час свиданья, в роковой и краткий час!
1906, 1907
Октавы
Не все ль равно, была ль
ты мне верна?
И был ли верен я, не все
равно ли?
Не нами наша близость
решена,
И взоры уклонить у нас
нет воли.
Я вновь дрожу, и снова
ты бледна,
В предчувствии
неотвратимой боли.
Мгновенья с шумом льются,
как поток,
И страсть над нами
взносит свой клинок.
Кто б нас ни создал,
жаждущих друг друга,
Бог или Рок, не все ли
нам равно!
Но мы – в черте
магического круга,
Заклятие над нами
свершено!
Мы клонимся от счастья и
испуга,
Мы падаем – два якоря –
на дно!
Нет, не случайность, не
любовь, не нежность, –
Над нами торжествует –
Неизбежность.
22 января 1909
Рондо
Ее колени я целую. Тени
Склоняются, целуя нас
двоих.
Весь мир вокруг
застенчиво затих.
Мы – вымысел безвестных
вдохновений,
Мы – старого рондо
певучий стих.
Певец забытый! Брат
времен святых!
Ты песне вверил жалобы и
пени,
И вот сегодня мне поют
твой стих
Ее колени:
«В венке из терний дни
мои; меж них
Один лишь час в уборе из
сирени.
Как Суламифи – дом, где
спит жених,
Как Александру – дверь в
покой к Εлене,
Так были сладостны для
губ моих
Ее колени».
1908
Газелла
Лишь одного: я быть с
тобой хочу!
С твоей мечтой слить
трепет свой – хочу!
Над глубью глаз повиснув
в высоте,
Дышать их ночью, влажной
тьмой – хочу!
В гробу объятий, в
жуткой тесноте,
Услышать близко сердца
бой – хочу!
Вдвоем спешить к
мучительной мете
И вместе пасть у цели
той – хочу!
Как палачу, отдаться
красоте
И с плахи страсти
крикнуть: «Твой!» – хочу!
Сентябрь 1905
(сонет)
Нет, не тебя так рабски
я ласкаю!
В тебе я женщину покорно
чту,
Земной души заветную
мечту,
За ней влекусь к
предсказанному раю!
Я чту в тебе твою
святыню, – ту,
Чей ясный луч сквозь дым
я прозреваю.
Я, упоив тебя, как
Пасифаю,
Подъемлю взор к тебе,
как в высоту!
Люби иль смейся, –
счетов нет меж нами, –
Я все равно приду
ласкать тебя!
Меня спасая и меня губя,
На всех путях, под всеми
именами,
Ты – воплощенье тайны
мировой,
Ты – мой Грааль, я –
верный рыцарь твой!
Май 1904
Целый день
спят ночные цветы…
А. Фет
Под зноем дня в пыли
заботы
На придорожьях суеты,
В бессильи тягостной
дремоты,
Висят священные цветы.
Но лишь, предвечная
колдунья,
Начертит Ночь волшебный
круг;
В огнях луны и в тьме
безлунья
Их стебли оживают вдруг.
И, как уста, открыв
глубины
Своих багряных
лепестков,
Цветы с полей, цветы с
куртины
Согласно тянутся на зов.
Дыша любовью и изменой,
Цветок впивается в
другой
И сладко падает, как
пеной,
Обрызган утренней росой.
Июль 1906
Триолеты
Твой лик, загадочный и
нежный,
Как отраженье в глубине,
Склонился медленно ко
мне.
Твой лик, загадочный и
нежный,
Возник в моем тревожном
сне.
Встречаю призрак
неизбежный:
Твой лик загадочный и
нежный,
Как отраженье в глубине.
Твои уста, как уголь
жгучий,
Язвят мне очи, плечи,
грудь,
И сладко мне в огне
тонуть.
Твои уста – как уголь
жгучий!..
Мой сон! полней и ярче
будь,
Томи меня, пали и мучай!
Твои уста, как уголь
жгучий,
Язвят мне очи, плечи,
грудь.
Неспешный ужас
сладострастья,
Как смертный холод
лезвия,
Вбирает жадно жизнь моя.
Неспешный ужас
сладострастья
Растет, как бури
шум, – и я
Благословляю стоном
счастья
Неспешный ужас
сладострастья,
Как смертный холод
лезвия.
1908
Я был простерт, я был
как мертвый. Ты богомольными
руками мой стан
безвольный обвила,
Ты распаленными устами
мне грудь и плечи, лоб и губы,
как красным углем,
обожгла.
И, множа странные
соблазны, меняя лик многообразный,
в меня впиваясь сотней
жал,
Дух непокорный с башни
черной ты сорвала рукой
упорной и с ним
низринулась в провал.
В бессильи падая, лишь
крылья я видел над собой –
да алый, от свежей
крови влажный, рот.
И скалы повторяли
крики, и чьи-то побледнели лики,
и пали мы в водоворот.
И я не спорил с темным
Роком. Мой труп неистовым
потоком несло по
остриям камней,
И когти мне терзали
тело, и сердце слабое немело,
и ужас был в душе моей.
Но в миг последний
онеменья вдруг совершилось
возрожденье, и
успокоенный поток
Внезапно, с нежностью
небрежной, мой труп,
страданьем искаженный,
отбросил сонно на песок.
1907
Que tes mains soient bénies,
car elles sont impures!
Да будут
благословенны руки твои,
ибо они
нечисты
Реми Гурмон (фр.).
Сиянье глаз твоих
благословляю!
В моем бреду светило мне
оно.
Улыбку уст твоих благословляю!
Она меня пьянила, как
вино.
Твоих лобзаний яд
благословляю!
Он отравил все думы и
мечты.
Твоих объятий серп
благословляю!
Все прошлое во мне им
сжала ты.
Огонь любви твоей
благословляю!
Я радостно упал в его
костер.
Весь мрак души твоей благословляю!
Он надо мной свое крыло
простер.
За все, за все тебя
благословляю!
За скорбь, за боль, за
ужас долгих дней,
За то, что влекся за
тобою к Раю,
За то, что стыну у его
дверей!
1908
Древний замок мой весь
золотой и мраморный,
В нем покои из
серебряных зеркал;
Зал один всегда закрыт
портьерой траурной…
В новолуние вхожу я в
этот зал.
В этот день с утра все в
замке словно вымерло,
Голос не раздастся, и не
видно слуг,
И один в моей капелле,
без пресвитера,
Я творю молитвы, –
с ужасом сам-друг.
Вечер настает. Уверенным
лунатиком
Прохожу во мраке по
глухим коврам,
И гордятся втайне
молодым соратником
Темные портреты предков
по стенам.
Ключ заветный, в двери
черной, стонет радостно,
С тихим шелестом спадает
черный флер,
И до утра мрак и тишь
над тайной яростной,
Мрак и тишь до утра
кроют мой позор.
При лучах рассвета,
снова побежденный, я
Выхожу –
бессилен, – бледен и в крови,
Видны через дверь
лампады, мной зажженные,
Но портреты старые
твердят: живи!
И живу, опять томлюсь до
новолуния,
И опять иду на
непосильный бой.
Скоро ль в зале том, где
скрылся накануне я,
Буду я простерт поутру –
не живой?
1908
__________
*Эрос, непобедимый в
битве (греч.)