ИДЕАЛ
1
Ее он увидел в
магический час;
Был вечер лазурным, и
запад погас,
И первые тени над полем
и лесом
Дрожали, сквозили
ажурным навесом.
В таинственном храме
весенних теней,
Мечтатель, он встретился
с грезой своей.
2
Они обменялись
медлительным взглядом…
И девичьим, белым,
прозрачным нарядом
Она замелькала меж
тонких стволов,
И долго смотрел
он, – без грез и без слов,
Смотрел, наслаждаясь
представшим виденьем,
Смотрел, отдаваясь
наставшим мгновеньям.
3
Сияньем их жизнь
озарилась с тех пор,
Как будто на небе застыл
метеор;
И стали их дни
многоцветны и ярки,
Как радостных радуг
воздушные арки;
Им были слепительны думы
и сны,
Как пышное утро
расцветшей весны!
4
Но в чистые дали их
робких мечтаний
Не смело проникнуть
желанье свиданий:
В открытых просторах их
девственных грез
Клонились цветы под
наитием рос,
Шептала волна на
прибрежьи лагуны,
Чуть слышно звенели
незримые струны.
5
И дивное счастье поведал
им Бог.
Вдали от людей и от
шумных тревог,
В молчаньи лесном,
убаюканном тайной,
Друг с другом они
повстречались случайно.
Так в старой беседке,
игрой ветерка,
Друг с другом сплетаются
два лепестка.
6
И, точно друзья после долгой
разлуки,
Они протянули уверенно
руки,
И все, о чем каждый
мечтал сам с собой,
Другой угадал
вдохновенной душой.
И были не нужны ни
клятвы, ни речи
При этой короткой
задумчивой встрече.
7
То был мотылек, пилигрим
вечеров,
Который подслушал
прощанье без слов;
То было смущенное
облачко мая,
Которое, в дали
лазоревой тая,
Над лилией видело алый
цветок:
Улыбку, склоненную к
трепету щек!
8
И больше они никогда не
встречались!
Но светлой святыней в их
душах остались
Блаженные тени
мгновенного дня…
И жили они, эту тайну
храня,
И память о жизни, о
горестной жизни,
Была их наградой в
небесной отчизне.
16 декабря 1894
В мое окно давно
гляделся день;
В моей душе, как прежде,
было смутно.
Лишь иногда отрадою
минутной
Дышала вновь весенняя
сирень,
Лишь иногда, пророчески
и чудно,
Мерцал огонь лампады
изумрудной.
Минутный миг! и снова я
тонул
В безгрезном сне, в
томительном тумане
Неясных форм, неверных
очертаний,
И вновь стоял неуловимый
гул
Не голосов, а воплей
безобразных,
Мучительных и странно
неотвязных.
Мой бедный ум, как
зимний пилигрим,
Изнемогал от тщетных
напряжений.
Мир помыслов и тягостных
сомнений,
Как влажный снег,
носился перед ним;
Казалось: ряд неуловимых
линий
Ломался вдруг в
изменчивой картине.
Стал сон ясней. Дымящийся
костер
На берегу шипел и
рассыпался.
В гирляндах искр туманно
означался
Безумных ведьм неистовый
собор.
А я лежал, безвольно
распростертый,
Живой для дум, но для
движений мертвый.
Безмолвный сонм
собравшихся теней
Сидел вокруг задумчивым
советом.
Десятки рук над
потухавшим светом
Тянулись в дым и грелись
у огней;
Седых волос обрывки
развевались,
И головы медлительно
качались.
И вот одна, покинув
страшный круг,
Приблизилась ко мне, как
демон некий.
Ужасный лик я видел
через веки,
Горбатый стан угадывал, –
и вдруг
Я расслыхал, как труп на
дне гробницы,
Ее слова, – как
заклинанья жрицы.
«Ты будешь жить! –
она сказала мне. –
Бродить в толпе ряды
десятилетий,
О, много уст вопьются в
губы эти,
О, многим ты „люблю“
шепнешь во сне!
Замрешь не раз в порыве
страсти пьяном…
Но будет все – лишь
тенью, лишь обманом!
Ты будешь петь! Придут к
твоим стихам
И юноши и девы, и
прославят,
И идол твой торжественно
поставят
На высоте. Ты будешь
верить сам,
Что яркий луч зажег ты
над туманом…
Но будет все – лишь тенью,
лишь обманом!
Ты будешь ждать! И меж
земных богов
Единого искать, тоскуя,
бога.
И, наконец, уснет твоя
тревога,
Как буйный ключ среди
глухих песков.
Поверишь ты, что стал
над Иорданом…
Но будет все – лишь
тенью, лишь обманом!»
Сказав, ушла. Хотел я
отвечать,
Но вдруг костер, пред
тем как рухнуть, вспыхнул,
И шепот ведьм в
беззвездной ночи стихнул,
Ужасный сон на грудь мне
лег опять.
Вновь понеслись
бесформенные тени,
И лишь в окно вливалась
песнь сирени.
19 января 1896