ГЛАЗА
На берегу Мерцающих Озер
Есть выступы. Один зовут
Проклятым.
Там смотрит из воды
унылый взор.
Здесь входит в волны
узкая коса;
Пройди по ней до края
пред закатом,
И ты увидишь странные
глаза.
Их цвет зеленый, но
светлей воды,
Их выраженье – смесь
тоски и страха;
Они глядят весь вечер до
звезды
И, исчезая, вспыхивают
вдруг
Бесцветным блеском, как
простая бляха.
Темнеют воды; тускло все
вокруг.
И, возвращаясь сквозь
ночной туман,
Дыша прибрежным сильным
ароматом,
Ты склонен счесть
виденье за обман.
Но не покинь Мерцающих
Озер,
И поутру под выступом
Проклятым
Ты вновь усмотришь
неотступный взор.
18 июля 1898
Волшебница северной
ночи,
Большая
Медведица, – ты
Ласкаешь усталые очи,
Смежаешь больные мечты.
В часы увлекающей
встречи
Близка нам царица луна,
Мы шепчем прерывные
речи,
Мы жаждем безумного сна.
Но скукой сменяется
счастье,
Мы вновь безучастьем
больны,
И страшен нам зов
сладострастья
Всегда опьяненной луны.
И в трезвые, жгучие
ночи,
Когда так бессильны
мечты,
Ласкаешь усталые очи,
Большая
Медведица, – ты!
25 июля 1898
Величит душа моя Господа,
И дух мой
восторженно-радостен!
Источник молитвы так
сладостен,
Но дерзостным нет к нему
доступа.
Сама я печатью
таинственной
Колодец любви опечатала,
И ужас на дне его спрятала,
Мучительный ужас,
единственный.
Я слышу поток его
внутренний,
Но дерзостным нет к нему
доступа.
И радостно славлю я Господа
Молитвой вечерней и
утренней.
27 июля 1898
Осенний скучный день. От
долгого дождя
И камни мостовой, и
стены зданий серы;
В туман окутаны
безжизненные скверы,
Сливаются в одно и небо
и земля.
Близка в такие дни волна
небытия,
И нет в моей душе ни
дерзости, ни веры.
Мечте не унестись в
живительные сферы,
Несмело, как сквозь сон,
стихи слагаю я.
Мне снится прошлое. В
виденьях полусонных
Встает забытый мир и
дней, и слов, и лиц.
Есть много светлых дум,
погибших, погребенных, –
Как странно вновь стоять
у темных их гробниц
И мертвых заклинать
безумными словами!
О тени прошлого, как
властны вы над нами!
Апрель 1898
Я тебе скажу, мой милый,
Что над нами веют силы:
Властны в смене
впечатлений
Духи, демоны и тени.
Ведь душа людей –
родник,
Где глядится каждый миг
Неизменно новый лик,
Странен, волен и велик.
Образ женский
недоступный,
Призрак дьявольский
преступный,
Старца взор
невозмутимый,
Ведьмы, эльфы, херувимы.
Днем вы слепнете вполне,
Смутно грезите во сне.
Жизнь – как отблеск на
волне,
Нет волненья в глубине.
И в тиши, всегда
бесстрастной,
Тайне мира сопричастной,
Властны в смене отражений
Духи, демоны и тени.
17 августа 1899
La mer sur qui prie
La vierge Marie.
Море, к
которому сверху взывает
Дева Мария.
П. Верлен (фр.).
И нам показалось: мы
близко от цели.
Вдруг свет погас,
И вздрогнул корабль, и пучины
взревели…
Наш пробил час.
И был я проклятием Богу
исполнен,
Упав за борт,
И три дня носился по
пенистым волнам,
Упрям и горд.
Но в миг, как свершались
пути роковые
Судьбы моей,
В сияньи предстала мне
Дева Мария,
Звезда морей.
30 августа 1897
Золото, убранство
тайного ковчега,
Где хранят издревле
благостные мощи,
Золото, добыча хищного
набега,
Золото, ты символ
сладострастной мощи,
И в твоем сверканьи
медленная нега.
Серебро сияет тихо на
иконе,
Мученице юной покрывает
плечи,
Серебро так ясно в
перелетном звоне,
Голос серебристый мне
звучал предтечей
Прежде недоступных
сладостных гармоний.
И люблю я бронзу:
сумрачные тени
Томной баядерки в
роскоши вечерней.
В твердости изгибов
столько легкой лени,
Отблески так чисты на
холодной черни!
Да, люблю я в бронзе
тайну отражений.
Но не эти тени дороги в
металле!
Не сравню их блестки я с
кинжальным блеском!
Змеи резких молний
быстро засверкали,
Я прильнул, ревнивый, к
белым занавескам…
Ты – моя надежда, мщенье
верной стали!
29 августа 1899
Они сошлись в дубраве
дикой,
Они столкнулись в летний
день,
Где луг, поросший
повиликой,
Огородила сосен тень.
Она, смеясь, в
притворном страхе,
На мягкий мох упала
вдруг;
Любовь и страсть была в
размахе
Высоко приподнятых рук.
Он к ней припал с
веселым криком,
В борьбе порвал ей
волоса…
Пронзительно в молчаньи
диком
Их раздавались голоса.
29 августа 1899
Я верю всегдашним
случайностям,
Слежу, любопытствуя,
миги.
Так сладко довериться
крайностям,
Вертепы менять на
вериги.
Раздумья свободно
качаются,
Покорны и рады
мгновенью;
И жизнями жизни
сменяются…
Действительность кажется
тенью.
Я быть не желаю
властителем
Судьбы, подчинившейся
мере.
Иду я по звездным
обителям,
Вскрывая безвестные
двери.
Все дни направляются
случаем, –
Могу упиваться я всеми,
–
И ночи подобны созвучиям
В одной беспредельной
поэме.
1-3 сентября 1900
Люблю в осенний день
несмелый
Листвы сквозящей слушать
плач,
Вступая в мир осиротелый
Пустынных и закрытых
дач.
Забиты досками террасы,
И взор оконных стекол
слеп,
В садах разломаны
прикрасы,
Лишь погреб приоткрыт,
как склеп.
Смотрю я в парки дач
соседних,
Вот листья ветром
взметены,
И трепеты стрекоз
последних,
Как смерть вещающие сны.
Я верю: в дни, когда
всецело
Наш мир приветит свой
конец,
Так в сон столицы
опустелой
Войдет неведомый
пришлец.
8 сентября 1900
Мне поется у колодца,
Позабыт кувшин.
Голос громко раздается
В глубине долин.
Приходи, мой друг
желанный!
Вот тебя я жду.
Травы – одр
благоуханный,
В скалах грот найду.
Нет, никто, никто доныне
Не ласкал меня!
Грудь и плечи, как
святыни,
Охраняла я.
День настал. Иди,
желанный!
Кто ты – знает Бог!
Травы – одр
благоуханный,
Мягок серый мох.
Оплету, вот так, я руки,
–
Спи между грудей.
Вечер. Гаснут, гаснут
звуки.
Где ты, сын полей?
Жду кого-то у колодца;
Позабыт кувшин;
Песня громко отдается
В тишине долин.
Апрель 1900
Предвечерний час
объемлет
Окружающий орешник.
Чутко папоротник
дремлет,
Где-то крикнул
пересмешник.
В этих листьях слишком
внешних,
В их точеном очертаньи,
Что-то есть миров
нездешних…
Стал я в странном
содроганьи,
И на миг в глубинах духа
(Там, где ужас
многоликий)
Проскользнул безвольно,
глухо
Трепет жизни жалкой,
дикой.
Словно вдруг стволами к
тучам
Вырос папоротник мощный.
Я бегу по мшистым кучам…
Бор не тронут, час
полнощный.
Страшны люди, страшны
звери,
Скалят пасти, копья
точат.
Все виденья всех поверий
По кустам кругом
хохочут.
В сердце ужас
многоликий…
Как он жив в глубинах
духа?
Облик жизни жалкой,
дикой
Закивал мне, как
старуха.
Предвечерний час
объемлет
Окружающий орешник.
Небо древним тайнам
внемлет,
Где-то крикнул
пересмешник.
23 июля 1900
Подобна жизнь огням
потешным,
Раскрасившим пустую
тень.
Они сияют пляскам
грешным,
Но зажжены в Успеньев
день.
Поют псалмы о смерти
близкой
И славят первую из дев,
–
А мы меняемся запиской,
Обеты прежние презрев.
Но будет ночь свиданья
краткой,
И глянет бледный свет
утра,
И смерть предстанет нам
с разгадкой
И бросит вечное «пора!».
А там, где цвел огонь
потешный,
Одни фонарики дрожат,
И два садовника поспешно
Пустынный подметают сад.
3 сентября 1900