ОТВЕРЖЕНИЕ
Мой рок, благодарю, о
верный, мудрый змий!
Яд отвержения – напиток
венценосный!
Ты запретил мне мир
изведанный и косный,
Слова и числа дав –
просторы двух стихий!
Мне чужды с ранних дней
– блистающие весны
И речи о «любви»,
заветный хлам витий;
Люблю я кактусы, пасть
орхидей да сосны,
А из людей лишь тех, кто
презрел «не убий».
Вот почему мне так
мучительно знакома
С мишурной кисеей
продажная кровать.
Я в зале меж блудниц, с
ватагой пьяниц дома.
Одни пришли сюда грешить
и убивать,
Другие, перейдя за
глубину паденья,
Вне человечества, как
странные растенья.
18 июня 1901
Ты вновь пришла, вновь
посмотрела в душу,
Смеешься над бессильным
крикнуть: «Прочь!»
Тот вечно раб, кто принял
раз втирушу…
Покорствуй дух, когда
нельзя помочь.
Я – труп пловца,
заброшенный на сушу,
Ты – зыбких волн
неистовая дочь.
Бери меня. Я клятвы не
нарушу.
В твоих руках я буду
мертв всю ночь.
До утра буду я твоей
добычей,
Орудием твоих ночных
утех.
И будет вкруг меня
звенеть твой смех.
Исчезнешь ты под первый
щебет птичий,
Но я останусь нем и
недвижим
И странно чуждый
женщинам земным.
1903
* * *
Той сцене выигрышной,
где насмерть сам сражен,
Как все подстроено
правдиво и лукаво.
Конец негаданный, а
неизбежен он.
Сознайтесь, роль свою и
я провел со славой,
Не закричат ли «бис» и
мне со всех сторон,
Но я, закрыв глаза, лежу
во мгле кровавой,
Я не отвечу им, я
насмерть поражен.
Люблю я красоту нежданных
поражений,
Свое падение я славлю и
пою,
Не все ли нам равно, ты
или я на сцене.
«Вся жизнь игра». Я мудр
и это признаю,
Одно желание во мне, в
пыли простертом,
Узнать, как пятый акт
развяжется с четвертым.
4 июля 1901
В моей душе сегодня, как
в пустыне,
Самумы дикие крутятся, и
песок,
Столбами встав, скрывает
купол синий.
Сознание – разломанный
челнок
В качаньи вод, в
просторе океана;
Я пал на дно, а берег
мой далек!
Мои мечты неверны, как
тумана
Колеблемые формы над
рекой,
Когда все поле лунным
светом пьяно.
Мои слова грохочут, как
прибой,
Когда, взлетев, роняет
он каменья,
И, в споре волн, одна
слита с другой.
Я наслаждаюсь хмелем
исступленья,
Пьянящим сердце слаще
острых вин.
Я – в буре, в хаосе, в
дыму горенья!
А! Быть как божество!
хоть миг один!
1 июня 1901
Л. H. Вилькиной
На перекрестке, где
сплелись дороги,
Я встретил женщину: в
сверканьи глаз
Ее – был смех, но губы
были строги.
Горящий, яркий вечер
быстро гас,
Лазурь увлаживалась
тихим светом,
Неслышно близился
заветный час.
Мне сделав знак с
насмешкой иль приветом,
Безвестная сказала мне:
«Ты мой!»,
Но взор ее так ласков
был при этом,
Что я за ней пошел
тропой лесной,
Покорный странному ее
влиянью.
На ветви гуще падал мрак
ночной…
Все было смутно шаткому
сознанью,
Стволы и шелест, тени и
она,
Вся белая, подобная
сиянью.
Манила мгла в себя, как
глубина;
Казалось мне, я падал с
каждым шагом,
И, забываясь, жадно
жаждал дна.
Тропа свивалась долго
над оврагом,
Где слышался то робкий
смех, то вздох,
Потом скользнула вниз, и
вдруг зигзагом,
Руслом ручья, который
пересох,
Нас вывела на свет, к
поляне малой,
Где черной зеленью
стелился мох.
И женщина, смеясь,
недвижно стала,
Среди высоких илистых
камней,
И, молча, подойти мне
указала.
Приблизился я, как
лунатик, к ней,
И руки протянул, и обнял
тело,
Во храме ночи, во дворце
теней.
Она в глаза мне миг один
глядела
И, – прошептав
холодные слова:
«Отдай мне душу», –
скрылась тенью белой.
Вдруг стала ночь
таинственно мертва.
Я был один на блещущей поляне,
Где мох чернел и
зыблилась трава…
И до утра я проблуждал в
тумане,
По жуткой чаще, по чужим
тропам,
Дыша, в бреду, огнем
воспоминаний.
И на рассвете – как, не
знаю сам, –
Пришел я вновь к
покинутой дороге,
Усталый, на землю упал я
там.
И вот я жду в томленьи и
в тревоге
(А солнце жжет с лазури
огневой),
Сойдет ли ночь, мелькнет
ли облик строгий.
Приди! Зови! Бери меня!
Я – твой!
26 ноября 1902
Петербург
Люблю мечты
моей созданье,
Лермонтов
Вновь одинок, как десять
лет назад,
Брожу в саду; ведут
аллеи те же,
С цветущих лип знакомый
аромат.
Чу! лай собак. Повеял
ветер свежий,
И с тихим вечером
приходит бред,
Что нежит сердце год за
годом реже.
Мне нынче снова –
девятнадцать лет!
Ты вновь со мной, «мечты
моей созданье»!
Дай плакать мне – я
снова твой поэт!
Как сладостно твоих
шагов шуршанье;
Ты дышишь рядом; подыми
я взор,
Твоих очей ответит мне
сверканье.
Не изменилась ты, –
о, нет, – с тех пор,
Как мальчику явилась ты
впервые
И был свершен наш
брачный договор!
Ты мне дала узнать, что
страсть – стихия,
Ввела во храмы
воплощенных грез,
Открыла мне просторы
неземные,
Следила ты, как друг,
пока я рос,
На первые свиданья
приходила,
Была меж нами третья в
мире роз.
Я изменил – но ты не
изменила,
Лишь отошла, поникнув головой,
Когда меня смутила злая
сила.
О, как я мог
пожертвовать тобой!
Для женщины из плоти и
из крови
Как позабыл небесный
образ твой!
Но лишь с тобой мне
счастье было внове.
В часы луны, у
перепевных струй,
На ложе – у палящих
изголовий,
Прильнув к груди, впивая
поцелуй,
Невольно я тебя искал
очами,
Тебя я жаждал!.. Верь и
не ревнуй.
По-прежнему твой лик
витал над снами!
Кого б я ни ласкал,
дрожа, любя,
Я счастлив был лишь
тайными мечтами, –
Во всех, во всех лаская
лишь тебя!
22 мая 1903
Старое Село
__________
*Моя привычная мечта (фр.).
На горы тихие ложилась
мгла,
А деревца по склонам
были нежны,
Из церкви, торопясь,
домой я шла.
Со мной был крест,
хранитель мой надежный,
Белели чаши лилий по
пути,
Благоухал в цвету рассадник
смежный.
И там, где надлежало мне
пройти,
Где тесно путь сжимали
две ограды,
Предстал мне юноша лет
двадцати.
И, встретясь, наши
опустились взгляды!
Прекрасный, он, как
праотец, был наг.
Нам стало страшно, и мы
были рады.
Без воли я замедлила мой
шаг
И стала, прислонясь, под
веткой сливы,
А он ко мне, как брат
иль тайный враг:
«Агата, молвил, мы с
тобой счастливы!
Я – мученик святой, я –
Себастьян.
Умрем мы в муках, но в
Отце мы живы!»
Взглянув, увидела я
кровь из ран
И жадно впившиеся в тело
стрелы,
Но был он светом белым
осиян.
И тот же свет,
торжественный и белый,
Вдруг от меня разлил
свои лучи.
Вокруг народ столпился,
город целый.
Сорвав с меня одежду,
палачи
Мне груди вырвали,
глумясь, щипцами
И занесли над головой
мечи.
Мой спутник поддержал
меня руками
(Я падала от боли и
стыда),
Спускались с неба два
венца над нами.
«Сестра, – спросил
меня он, – ты тверда?»
И подал мне отрубленные
груди.
Я как невеста отвечала:
«Да!»
И к небу протянула их на
блюде,
Не зная, где страданье,
где любовь…
Но тут иные замелькали
люди.
Исчезло все – и
Себастьян, и кровь,
Означилась моя дорога к
дому,
И, торопясь, пошла я
дальше вновь,
Отныне обрученная
святому!
Июнь 1902
Флоренция
__________
*Святая Агата (лат.).
И вас я помню, перечни и
списки,
Вас вижу пред собой за
ликом лик.
Вы мне, в степи
безлюдной, снова близки.
Я ваши таинства давно
постиг!
При лампе, наклонясь над
каталогом,
Вникать в названья
неизвестных книг;
Следить за именами; слог
за слогом
Впивать слова чужого
языка;
Угадывать великое в
немногом;
Воссоздавать поэтов и
века
По кратким,
повторительным пометам:
«Без титула», «в
сафьяне» и «редка».
И ныне вы предстали мне
скелетом
Всего, что было жизнью
сто веков,
Кивает он с насмешливым
приветом,
Мне говорит: «Я не
совсем готов,
Еще мне нужны кости и
суставы,
Я жажду книг, чтоб
сделать груду слов.
Мечтайте, думайте, ищите
славы!
Мне все равно, безумец
иль пророк,
Созданье для ума и для
забавы.
Я всем даю определенный
срок.
Твори и ты, а из твоих
мечтаний
Я сохраню навек
семь-восемь строк.
Всесильнее моих
упоминаний
Нет ничего. Бессмертие
во мне.
Венчаю я – мир
творчества и знаний».
Так остов говорит мне в
тишине,
И я, с покорностью целуя
землю,
При быстро умирающей
луне,
Исчезновение! твой зов
приемлю.
10 апреля 1901