К АРМЯНАМ
Да! Вы поставлены на
грани
Двух разных спорящих
миров,
И в глубине родных
преданий
Вам слышны отзвуки
веков.
Все бури, все волненья
мира,
Летя, касались вас
крылом, –
И гром глухой походов
Кира,
И Александра бранный
гром.
Вы низили, в смятеньи
стана,
При Каррах римские
значки;
Вы за мечом Юстиниана
Вели на бой свои полки;
Нередко вас клонили
бури,
Как вихри – нежный цвет
весны, –
При Чингис-хане, Ленгтимуре,
При мрачном торжестве
Луны.
Но, – воин
стойкий, – под ударом
Ваш дух не уступал
Судьбе, –
Два мира вкруг него
недаром
Кипели, смешаны в
борьбе.
Гранился он, как твердь
алмаза,
В себе все отсветы
храня:
И краски нежных роз
Шираза,
И блеск Гомерова огня.
И уцелел ваш край
Наирский
В крушеньях царств, меж
мук земли:
Вы за оградой
монастырской
Свои святыни сберегли.
Там, откровенья скрыв
глубоко,
Таила скорбная мечта
Мысль Запада и мысль
Востока,
Агурамазды и Христа, –
И, ключ божественной
услады,
Нетленный в переменах
лет,
На светлом пламени
Эллады
Зажженный – ваших песен
свет!
И ныне, в этом мире
новом,
В толпе мятущихся
племен,
Вы встали обликом
суровым
Для нас таинственных
времен.
Но то, что было, вечно
живо,
В былом – награда и
урок,
Носить вы вправе
горделиво
Свой многовековой венок.
А мы, великому наследью
Дивясь, обеты слышим в
нем…
Так! Прошлое тяжелой
медью
Гудит над каждым новым
днем.
И верится, народ
Тиграна,
Что, бурю вновь
преодолев,
Звездой ты выйдешь из
тумана,
Для новых подвигов
созрев,
Что вновь твоя живая
лира,
Над камнями истлевших
плит,
Два чуждых, два
враждебных мира
В напеве высшем
съединит!
23 января 1916
Тифлис
В тот год, когда Господь
сурово
Над нами длань отяготил,
Я, в жажде сумрачного
крова,
Скрываясь от лица
дневного,
Бежал к бесстрастию
могил.
Я думал: Божескую
гневность
Избуду я в святой тиши:
Смирит тоску седая
древность,
Тысячелетних строф
напевность
Излечит недуги души.
Но там, где я искал
гробницы,
Я целый мир живой обрел.
Запели, в сретенье
денницы,
Давно истлевшие цевницы,
И смерти луг – в цветах
расцвел.
Не мертвым голосом
былины,
Живым приветствием любви
Окрестно дрогнули
долины,
И древний мир, как зов
единый,
Мне грянул грозное:
Живи!
Сквозь разделяющие годы
Услышал я ту песнь веков,
Во славу благостной
природы,
Любви, познанья и
свободы,
Песнь, цепь ломающих,
рабов.
Армения! Твой древний
голос–
Как свежий ветер в
летний зной!
Как бодро он взвивает
волос,
И, как дождем омытый
колос,
Я выпрямляюсь под
грозой!
9 декабря 1915
Холодно Каспию, старый
ворчит;
Длится зима
утомительно-долго.
Норд, налетев, его волны
рябит;
Льдом его колет
любовница-Волга!
Бок свой погреет усталый
старик
Там, у горячих
персидских предгорий…
Тщетно! вновь с севера
ветер возник,
Веет с России метелями…
Горе!
Злобно подымет
старик-исполин
Дряхлые воды, –
ударит с размаху,
Кинет суда по простору
пучин…
То-то матросы натерпятся
страху!
Помнит старик, как в
былые века
Он широко разлегался на
ложе…
Волга-Ахтуба была не
река,
Моря Азовского не было
тоже;
Все эти речки: Аму,
Сыр-Дарья,
Все, чем сегодня мы
карты узорим,
Были – его побережий
семья;
С Черным, как с братом,
сливался он морем!
И, обойдя сонм
Кавказских громад,
Узким далеко простершись
проливом,
Он омывал вековой
Арарат,
Спал у него под челом
горделивым.
Ныне увидишь ли старых
друзей?
Где ты, Масис,
охранитель ковчега?
Так же ли дремлешь в
гордыне своей? –
Хмурится Каспий, бьет в
берег с разбега.
Все здесь и чуждо и ново
ему:
Речки, холмы, города и
народы!
Вновь бы вернуться к
былому, к тому,
Что он знавал на
рассвете природы!
Видеть бы лес из
безмерных стволов,
А не из этих лимонов да
лавров!
Ждать мастодонтов и в
глуби валов
Прятать заботливо
ихтиозавров!
Ах, эти люди! Покинув
свой прах,
Бродят они средь зыбей и
в туманах,
Режут валы на стальных
скорлупах,
Прыгают ввысь на своих
гидропланах!
Все ненавистно теперь
старику:
Все б затопить,
истребить, обесславить, –
Нивы, селенья и это
Баку,
Что его прежние глуби
буравит!
25 января 1917
Баку
Увидеть с улицы
грохочущей
Вершины снежных гор, –
Неизъяснимое пророчащий
Зазубренный узор;
Отметить монастырь,
поставленный
На сгорбленный уступ.
И вдоль реки, снегами
сдавленной,
Ряд кипарисных куп;
Вступив в толпу
многоодежную,
В шум разных языков,
Следить чадру, как дали,
снежную,
Иль строгий ход волов;
Смотреть на поступи
верблюжие
Под зеркалом-окном,
Где эталажи неуклюжие
Сверкают серебром;
Пройдя базары
многолюдные,
С их криком без конца,
Разглядывать остатки
скудные
Грузинского дворца;
В мечтах восставить над
обломками
Пленителей молвы:
Тамары век, с делами
громкими,
И век Саят-Новы;
Припоминать преданья
пестрые,
Веков цветной узор, –
И заглядеться вновь на
острые
Вершины снежных гор.
1916
Тифлис
1
Море, прибоем
взмятеженным,
К рельсам стальным, оприбреженным,
Мечет лазурную гладь;
Дали оттенком изнеженным
Манят к путям
неисслеженным…
Но – время ль с морем
мечтать!
Мчимся к вершинам
оснеженным
Воздухом
свеже-разреженным
В жизни опять подышать!
Январь 1916
Петровск-порт
2
Искры потоками сея,
В сумрак летит паровоз.
Сказочный край Прометея
Кажется призраком грез.
Дремлют вершины, белея…
Там поникал на утес
Демон, над Тереком рея…
Ах!.. Не дыхания роз
Жду! – Различаю во
тьме я
Море безбрежное слез.
Январь 1916
Долина Куры
3
Разноодежная, разноплеменная,
Движется мерно толпа у
вокзала:
Словно воскресла былая
вселенная,
Древняя Азия встала!
Грязные куртки и взоры
воителей,
Поступь царя и башлык
полурваный.
Реют воочию души
властителей:
Смбаты, Аршаки, Тиграны…
1916
Елисаветполь
Благодарю, священный
Хронос!
Ты двинул дней
бесцветных ряд –
И предо мной свой белый
конус
Ты высишь, старый
Арарат!
В огромной шапке
Мономаха,
Как властелин окрестных
гор,
Ты взнесся от земного
праха
В свободный, голубой
простор.
Овеян ласковым закатом
И сизым облаком повит,
Твой снег сияньем
розоватым
На кручах каменных
горит.
Внизу, на поле в белых
росах,
Пастух с тесьмой у
дряхлых чресл,
И, в тихом свете,
длинный посох
Похож на Авраамов жезл.
Вдали – убогие деревни,
Уступы, скалы, камни,
снег…
Весь мир кругом –
суровый, древний,
Как тот, где опочил
ковчег.
А против Арарата, слева,
В снегах, алея, Алагяз,
Короной венчанная дева
Со старика не сводит
глаз.
1916
Эчмиадзин
Весь ослепительный, весь
белый,
В рубцах задумчивых
морщин,
Ты взнес над плоскостью
равнин
Свой облик
древле-онемелый,
Накинув на плечи покров
Таких же белых облаков.
Внизу кипят и рукоплещут
Потоки шумные Зангу;
Дивясь тебе, на берегу
Раины стройные трепещут,
Как белых девственниц
ряды,
Прикрыв застывшие сады.
С утеса, стены Саардара,
Забыв о славе прошлой,
ждут,
Когда пройдет внизу
верблюд,
Когда домчится гул с
базара,
Когда с мурлыканьем
купец
Протянет блеющих овец.
Но ты, седой Масис, не
слышишь
Ни шумных хвал, ни нужд
земных,
Ты их отверг, ты выше
их,
Ты небом и веками
дышишь,
Тебе шептать – лишь
младший брат
Дерзает – Малый Арарат.
И пусть, взглянув угрюмо
к Югу,
Как древле, ты увидишь
вновь –
Дым, сталь, огни, тела и
кровь,
Миры, грозящие друг
другу:
Ты хмурый вновь отводишь
лоб,
Как в дни, когда шумел
потоп.
Творенья современник,
ведал
Ты человечества конец,
И тайну новых дней –
Творец
Твоим сединам заповедал:
Встав над кровавостью
равнин,
Что будет, – знаешь
ты один.
Январь 1916
Эривань
Стыдливо стучатся о
пристань валы
Каспийского моря,
Подкрашенной пеной – и
выступ скалы,
И плиты узоря,
На рейде ряды
разноцветных судов
Качаются кротко,
И мирно дрожит на
волненьи валов
Подводная лодка.
Сплетается ветер с
январским теплом,
Живительно-свежий,
И ищет мечта, в далеке голубом,
Персидских прибрежий.
Там розы Шираза, там сад
Шах-наме,
Газели Гафиза…
И грезы о прошлом
блистают в уме,
Как пестрая риза.
Привет тебе, дальний и
дивный Иран,
Ты, праотец мира,
Где некогда шли
спарапеты армян
За знаменем Кира…
Но мирно на рейде
трепещут суда
С шелками, с изюмом;
Стыдливо о пристань
стучится вода
С приветливым шумом;
На улице быстрая смена
толпы,
Покорной минуте,
И гордо стоят нефтяные
столпы
На Биби-Эйбуте.
24 января 1916
Баку
(95-56 гг. до р. X.)
В торжественном,
лучистом свете,
Что блещет сквозь густой
туман
Отшедших вдаль
тысячелетий, –
Подобен огненной комете,
Над миром ты горишь,
Тигран!
Ты понял помыслом
крылатым
Свой век, ты взвесил
мощь племен,
И знамя брани над
Евфратом
Вознес, в союзе с Митридатом,
Но не в безумии, как он.
Ты ставил боевого стана
Шатры на всех концах
земных:
В горах Кавказа и
Ливана,
У струй Куры, у Иордана,
В виду столиц, в степях
нагих.
И грозен был твой зов
военный,
Как гром спадавший на
врагов:
Дрожал, заслыша, парф
надменный,
И гневно, властелин
вселенной,
Рим отвечал с семи
холмов.
Но, воин, ты умел Эллады
Гармонию и чару чтить;
В стихах Гомера знал
услады,
И образ Мудрости-Паллады
С Нанэ хотел
отожествить!
Ты видел в нем не
мертвый идол;
Свою заветную мечту,
Вводя Олимп в свой храм,
ты выдал:
Навек – к армянской мощи
придал
Ты эллинскую красоту!
И, взором вдаль смотря
орлиным,
Ты видел свой народ, в
веках,
Стоящим гордо исполином:
Ты к светлым вел его
годинам
Чрез войны, чрез тоску и
страх…
Когда ж военная невзгода
Смела намеченный узор, –
Ты помнил благо лишь
народа,
Не честь свою, не
гордость рода, –
Как кубок яда, пил
позор.
Тигран! мы чтим твой
вознесенный
И лаврами венчанный лик!
Но ты, изменой
угнетенный,
Ты, пред Помпеем
преклоненный
Во имя родины, –
велик!
11 декабря 1916
(53 г. до р. X.)
Забыть ли час, когда у
сцены,
Минуя весь амфитеатр,
Явился посланный Сурены,
С другой, не праздничной
арены, –
И дрогнул радостью
театр!
Актер, играя роль Агавы,
Из рук усталого гонца
Поспешно принял символ
славы,
Трофей жестокий и
кровавый
С чертами римского лица.
Не куклу с обликом
Пенфея,
Но вражий череп взнес
Ясон!
Не лживой страстью
лицедея,
Но правым гневом
пламенея,
Предстал пред зрителями
он.
Подобен воинскому кличу
Был Еврипида стих живой:
«Мы, дедовский храня
обычай,
Несем из гор домой
добычу,
Оленя, сбитого стрелой!»
Катясь, упала на
подмостки,
Надменный Красс, твоя
глава.
В ответ на стук, глухой
и жесткий,
По всем рядам, как
отголоски,
Прошла мгновенная молва.
Все понял каждый. Как в
тумане,
Вдали предстало поле
Карр,
И стяг армянский в
римском стане…
И грянул гул
рукоплесканий,
Как с неба громовой
удар.
В пыланьи алого заката,
Под небом ясно-голубым,
Тем плеском, гордостью
объята,
Благодарила Арташата
Царя, унизившего Рим!
1916