Страсти сны нам только снятся…
Я жить хочу!
хочу печали,
Любви и
счастию назло.
Они мой ум
избаловали
И слишком
сгладили чело!
М. Лермонтов
И снова я, простерши
руки,
Стремглав бросаюсь в
глубину,
Чтоб испытать и страх и муки,
Дробя кипящую волну.
Влеки меня, поток
шумящий,
Бросай и бей о гребни
скал,
Хочу тоски животворящей,
Я по отчаянью взалкал!
Ах, слишком долго, с
маской строгой,
Бродил я в тесноте
земной,
Я разучился жить
тревогой,
Я раздружился с широтой!
Куда меня поток ни
кинет,
Живым иль
мертвым, – все равно:
Но сердце ужаса не
минет,
Но грудь опять узнает
дно!
Еще мне видны, как
картины,
Реки крутые берега,
Стадам любезные долины
И плугу милые луга.
Их не хочу! все ближе
пена
Порогов каменных, –
и вот
Меня, нежнее, чем
измена,
Крутит глухой водоворот.
1911
Ты – мой демон, ты –
эринния,
Неразлучная со мной!
В целом мире – как в
пустыне я,
И все миги я с тобой!
Одинок я под
смоковницей, –
Но с тобой мои мечты;
На постели я с
любовницей, –
Но в моих объятьях – ты!
Я – в весельи
вдохновения, –
Шепчешь ты начало строк;
Я замыслил преступление,
–
Подаешь мне ты клинок!
Тайной волей вместе
связаны,
Мы напрасно узы рвем,
Наши клятвы не
досказаны,
Но вовеки мы вдвоем!
Ненавистная! любимая!
Призрак! Дьявол!
Божество!
Душу жжет неутолимая
Жажда тела твоего!
Как убийца к телу
мертвому,
Возвращаюсь я к тебе.
Что дано мне,
распростертому?
Лишь покорствовать
Судьбе.
1910. 1911
Odi et amo.
Ненавижу и
люблю.
Катулл (лат.)
Да, можно любить,
ненавидя,
Любить с омраченной
душой,
С последним проклятием
видя
Последнее счастье – в
одной!
О, слишком жестокие
губы,
О, лживый, приманчивый
взор,
Весь облик, и нежный и
грубый,
Влекущий, как тьма,
разговор!
Кто магию сумрачной
власти
В ее приближения влил?
Кто ядом мучительной
страсти
Объятья ее напоил?
Хочу проклинать, но
невольно
О ласках привычных молю.
Мне страшно, мне душно,
мне больно.
Но я повторяю: люблю!
Читаю в насмешливом
взоре
Обман, и притворство, и
торг…
Но есть упоенье в позоре
И есть в униженьи
восторг!
Когда поцелуи во мраке
Вонзают в меня лезвие,
Я, как Одиссей о Итаке,
Мечтаю о днях без нее.
Но лишь Калипсо я
покинул,
Тоскую опять об одной.
О горе мне! жребий я
вынул,
Означенный черной
чертой!
1911
* * *
Опять безжалостные руки
Меня во мраке оплели.
Опять на счастье и на
муки
Меня мгновенья обрекли.
Бери меня! Я твой по
праву!
Пусть снова торжествует
ложь!
Свою не радостную славу
Еще одним венком умножь!
Я – пленник (горе
побежденным!)
Твоих колен и алчных уст.
Но в стоне
сладостно-влюбленном
Расслышь костей дробимых
хруст!
С тобой, как цепью,
спаян вместе,
Полузакрыв истомный
взор,
Я не забыл о тайной
мести
За твой восторг, за мой
позор!
А! зверь
неутомимо-гибкий!
Быть может, я тебя
люблю!
Но все движенья, все
улыбки
Твои – я жадно уловлю.
Дрожа, прислушаюсь к
стенанью.
Запечатлею звуки слов,
И с ними, как с богатой
данью,
Вернусь к свободе из
оков.
Потом – моим стихам
покорным,
С весельем, передам твой
лик,
Чтоб долго призраком
упорным
Стоял пред миром твой
двойник!
1911
Как птицы очковой змеей
очарованы,
Поднять мы не смеем
измученных рук,
И, двое, железами
давними скованы,
Мы сносим покорно
медлительность мук.
Всегда предо мною улыбка
поблекшая
Когда-то горевших, как
пурпуром, губ.
Ты никнешь в оковах,
сестра изнемогшая,
И я неподвижен, как
брошенный труп.
Привстать бы, сорвать бы
оковы железные,
И кольца и цепи! и
вольными вновь
Бежать в дали синие, в
сумерки звездные,
Где ставит алтарь свой
меж сосен Любовь!
Со смехом упасть там на мхи
потемневшие,
Объятья святые, как
детям, сплести, –
Забыть эти муки, как сны
отлетевшие,
Как камни на прежнем,
пройденном пути!
Я знаю, исчезнет тоска
нестерпимая
При веяньи первом
прохлады лесной,
И снова ты станешь
былая, любимая,
И я на колени склонюсь
пред тобой!
Но воля бессильна, как
птица бескрылая,
И залиты руки тяжелым
свинцом.
Ты никнешь, в слезах,
ненавистная, милая,
В оковах железных мы
никнем вдвоем…
1911
Прощаю все, – и то,
что ты лгала мне
Губами алыми, дарами
долгих ласк,
Что вместо хлеба мне
давала камни,
Что на руках цепей я
слышал лязг;
И то, что мной
целованное тело
Бросала ты лобзаниям
других,
И то, что сделать лживым
ты хотела
Мой праведный, мой
богомольный стих!
Прощаю все, – за
то, что были алы
Твои, всечасно лгавшие,
уста,
Что жгли меня твоих
грудей овалы,
Что есть в твоем лице
одна черта;
Еще за то, что ласковым
названьем
Ты нежила меня в час
темноты;
За то, что всем
томленьям, всем страданьям
Меня обречь умела только
ты!
1911