Все, все, что
гибелью грозит,
Для сердца
смертного таит
Неизъяснимы
наслажденья.
А. Пушкин
И кто, в
избытке ощущений,
Когда кипит и
стынет кровь,
Не ведал
ваших искушений,
Самоубийство
и любовь!
Ф. Тютчев
Своей улыбкой, странно-длительной,
Глубокой тенью черных
глаз
Он часто, юноша
пленительный,
Обворожает, скорбных,
нас.
В ночном кафе, где
электрический
Свет обличает и томит,
Он речью,
дьявольски-логической,
Вскрывает в жизни нашей
стыд.
Он в вечер одинокий –
вспомните, –
Когда глухие сны томят,
Как врач искусный в
нашей комнате,
Нам подает в стакане яд.
Он в темный час, когда,
как оводы,
Жужжат мечты про боль и
ложь,
Нам шепчет роковые
доводы
И в руку всовывает нож.
Он на мосту, где воды
сонные
Бьют утомленно о быки,
Вздувает мысли потаенные
Мехами злобы и тоски.
В лесу, когда мы пьяны
шорохом
Листвы и запахом полян,
Шесть тонких гильз с
бездымным порохом
Кладет он, молча, в
барабан.
Он верный друг, он –
принца датского
Твердит бессмертный
монолог,
С упорностью участья
братского,
Спокойно-нежен, тих и
строг.
В его улыбке,
странно-длительной,
В глубокой тени черных
глаз
Есть омут тайны
соблазнительной,
Властительно влекущей
нас…
Ночь 15/16 мая 1910
Я видел их. Они вдвоем
на пляже
Бродили. Был он грустен
и красив;
И не сходила с уст одна
и та же
Улыбка. Взгляд ресницами
закрыв,
Она шла рядом. Лик ее
овальный
Прозрачен был и тонок,
но не жив.
Качалось солнце, в
яркости прощальной,
Над далью моря. Волны на
песке
Чредой стихали, с
жалобой печальной.
Играл оркестр веселый
вдалеке,
Нарядов дамских пестрота
мелькала…
И не было приюта их
тоске!
Когда ж заката пышность
отблистала,
Замолк оркестр, и берег
стал пустым,
Как широта покинутого
зала, –
Коснулся их лобзанием
святым
Вечерний ветер. С
жалобным укором,
В безлюдьи море
подступило к ним.
И красный месяц сзади
встал над бором,
Провел по волнам яркую
черту,
На них взглянул
неумолимым взором.
И, взявшись за руки,
одну мечту
Постигли оба. Странным
счастьем полны,
Вошли в сиянье, кинув
темноту.
И долго шли, покорны и
безмолвны.
Вода росла и ширилась
вкруг них,
Чрез плечи их перебегали
волны,
Вдруг нежный ветер
горестно затих,
И смолк прибой; лишь
лунный взор на страже
Один сиял на небесах
нагих.
Все было пусто в море и
на пляже.
<1910>
Офелия гибла
и пела,
И пела,
сплетая венки,
С цветами,
венками и песнью
На дно
опустилась реки.
А. Фет
Ты не сплетала венков
Офелии,
В руках не держала
свежих цветов;
К окну подбежала, в
хмельном веселии,
Раскрыла окно, как на
радостный зов!
Внизу суетилась толпа
безумная,
Под стуки копыт и
свистки авто,
Толпа деловая, нарядная,
шумная,
И тебя из толпы не видел
никто.
Кому было дело до лика
странного,
Высоко, высоко, в чужом
окне!
Чего ж ты искала, давно
желанного,
Блуждающим взором,
внизу, на дне?
Никто головы не
поднял, – и с хохотом
Ты кинулась вниз, на
пустой гранит.
И что-то упало, с
тяжелым грохотом,
Под зовы звонков и под
стук копыт.
Метнулась толпа и
застыла, жадная,
Вкруг бедного тела, в
крови, в пыли…
Но жизнь шумела, все та
же, нарядная,
Авто и трамваи летели
вдали.
1911
Лишь ты один
владеешь ключами
рая,
праведный, утонченный,
могущественный!
Г. де Куинси
Ко мне вошел ты,
Соблазнитель,
Глаза укромно опустив.
Ты, милосердый
победитель,
Со мной был ласков и
стыдлив.
Склонив на шею мне
несмело
Две нежно-огненных руки,
Ты тихо погрузил все
тело
В истому пламенной реки.
Ты все желанья, все
былое
В моей душе дыханьем
сжег, –
И стало в мире нас лишь
двое:
Твой пленник – я, и ты –
мой бог!
Ты обострил мне странно
зренье,
Ты просветил мне дивно
слух,
И над безмерностью
мгновенья
Вознес мой окрыленный
дух.
И всем, во мне дремавшим
силам,
Ты дал полет, ты дал
упор,
Ты пламя мне разлил по
жилам,
Ты пламенем зажег мой
взор.
Когда ж воскликнул я:
«Учитель!
Возьми меня навек! я –
твой!»
Ты улыбался,
Соблазнитель,
Качая молча головой.
Сентябрь 1909
Париж
C'est une béatitude calme et immobile.
Это
безмятежное и неподвижное блаженство.
Ш. Бодлер (фр.)
Истома тайного похмелья
Мое ласкает забытье.
Не упоенье, не веселье,
Не сладость ласк, не
острие.
Быть недвижимым, быть
безмолвным,
Быть скованным… Поверить
снам,
И предавать палящим
волнам
Себя, как нежащим губам.
Ты мной владеешь,
Соблазнитель,
Ведешь меня… Я – твой! с
тобой!
В какую странную обитель
Плывем мы голубой водой?
Спустились лавры и оливы
К широким белым
ступеням…
Продлись, продлись, мой
миг счастливый,
Дремлю в ладье, у входа
в храм…
Чья шея, гибкая,
газелья,
Склонилась на плечо мое?
Не упоенье, не веселье,
Не сладость ласк, не
острие.
Нет, ничего мечте не
надо!
Смотреть в хрустальный
небосвод,
Дышать одной тобой,
услада
Журчащих и манящих вод!
Все позабыть, чем жил я
прежде,
Восторг стихов, восторг
любви…
Ты, призрак в голубой
одежде,
Прекрасный миг останови!
Пусть зыблют бледные
оливы
Тень по широким
ступеням.
Я – недвижимый, я –
счастливый,
Я предан нежащим губам.
Сверкает чье-то ожерелье
Так близко… Милая, твое?
Не упоенье, не веселье,
Не сладость ласк, не
острие…
1909-1911
______
*Искусственный рай (фр.).
Так вот в какие пустыни
Ты нас заманил,
Соблазнитель!
Бесстрастный учитель
Мечты и гордыни,
Скорби целитель,
Освободитель
От всех уныний!
Эта страна – безвестное
Гоби,
Где Отчаянье – имя
столице!
Здесь тихо, как в гробе.
В эти границы
Не долетают птицы;
Степь камениста, даль
суха,
Кустарник с жесткой
листвой,
Мох ползучий, седой,
Да кусты лопуха…
Здесь мы бродим, тобой
соблазненная рать,
Взорами, в ужасе, даль
обводя,
Избегая смотреть друг на
друга.
Одним – смеяться, другим
– рыдать,
Третьим безмолвствовать,
слов не найдя,
Всем – в пределах
единого круга!
Иные, в упорстве
мгновенном,
Ищут дороги назад,
Кружатся по пустыне
холодной,
Смущающей очи миражем
бессменным,
И круги за кругами
чертят,
Бесплодно, –
По своим следам
Возвращаясь к нам.
Другие, покорно, на
острых камнях
Лежат и грызут иссохшие
руки,
Как на прахе брошенный
прах,
И солнечный диск,
громаден и ал,
Встает из-за рыжих скал,
Из-за грани прежней
отчизны,
Страны Любви и Жизни,
Что стала страной –
Вечной Разлуки.
У нас бывают экстазы,
Когда нежданно
Мы чувствуем жизнь и
силы!
Все меняется странно:
Камни горят, как алмазы,
Новые всходят на небо
светила,
Расцветают безвестные
розы, –
Но, быстро осыпаются
грезы,
Тупо мы падаем в груды
колеблемой пыли,
Тупо мы слушаем ветер,
Еле качающий дремлющий
вереск, –
В бессилии…
И тогда появляешься ты,
Прежний, Юный,
Прекрасный,
В огненном Маке,
Царь Мечты.
Властно
Нам делаешь знаки,
И, едва наступает тишь –
Прежний, Прекрасный,
Юный, –
Голосом нежным, как
струны,
Нам говоришь:
«Я обещал вам восторга
мгновенья, –
Вы их узнали довольно!
Я обещал вам виденья, –
Вы приняли их
богомольно!
Я обещал вам сладости
изнеможенья, –
Вы их вкусили вполне!
Поклонитесь мне!»
И, пав на колени,
Мы, соблазненная рать,
Готовы кричать
Все гимны хвалений,
Веселясь о своем
Господине:
«Слава, Учитель
Мечты и гордыни!
Скорби целитель,
Освободитель
От всех уныний!
Да будем в пустыне
Верны нашей судьбе!
Вне Тебя нам все
ненавистно!
Служим тебе –
Ныне и присно!»
1911