И для них
весною красной,
Под улыбкой
солнца ясной,
Распускалися
цветы.
К. Фофанов
И в том же парке,
давнем, старом,
Где, отрок, ранний свой
восход
Я праздновал, вверяясь
чарам
Бестрепетных озерных
вод,
Где я слагал впервые
песни,
С мечтой неверной о
любви,
Где жизнь все слаще, все
чудесней
Шептала в ветре мне:
«Живи!»
Я прохожу чрез
годы, – годы,
Исполненные бурь и смут,
А вкруг – все тот же
блеск природы,
Все тот же мерный бег
минут!
Как будто не было
безумий,
Позорных и блаженных
лет:
Я узнаю в июльском шуме
Былой, божественный привет.
И мил мне чей-то взор
манящий,
И алость чьих-то близких
губ,
И дождь, чуть слышно
моросящий,
И зелень острохвойных
куп.
Вы живы, царственные
ели!
Как вы, жива душа моя!
Напрасно бури тяготели
Годин шумящих бытия!
Я – тот же отрок,
дерзко-юный,
Вся жизнь, как прежде,
впереди,
И кедра сумрачные струны
Мне под дождем поют:
«Иди!»
Иду я, полон прежней
веры,
К безвестным далям, к
новым снам,
И этот день,
туманно-серый,
Векам покорно передам.
Он был, он есть, –
без перемены
Он будет жить в стихе моем.
Как имя нежное Елены,
Сплетенное с мелькнувшим
днем.
6-7 июля 1912
Петровско-Разумовское
Я учусь быть добрым, я
хочу быть ласковым.
Вы, стихов поющих верные
хранители:
Это будет песня, это
будет сказка вам!
Нежные признанья
выслушать хотите ли?
В тайный бор дороги
конному и пешему
Дикими кустами строго
загорожены.
Там русалки вторят
звонким смехом лешему;
Карликов заморских –
норы вдоль изложины;
Там, на курьих ножках,
есть изба Ягиная;
Плачет, заблудившись,
Гретхен с юным Гензелем;
В чаще, где не молкнет
песня соловьиная,
Там высокий терем, с
древнефряжским вензелем.
В горнице тесовой, у
окна открытого,
Ждет меня царевна, Нелли
светло-русая.
К ней, от жизни мерной,
мира домовитого,
На коне волшебном вдруг
переношуся я.
Маленькие руки я ласкаю
длительно,
Аленькие губки я целую,
радостный;
Смех ее ответный нежит
так целительно,
Взор ее мне светит:
тихий, милый, благостный.
За окном Жар-Птица
пролетит, вся в пламени,
Рюбецаль киркою
простучит с участием…
Нам не нужно лучших,
непреложных знамений:
В тереме мы дышим
волшебством и счастьем!
О чудесном лесе буду
песни складывать,
Расскажу про терем
сказку – правду мудрую.
Вам, друзья
напевов, – слушать и разгадывать:
Где я взял царевну,
Нелли светлокудрую!
1912
Москва
Завечерело озеро, легла
благая тишь.
Закрыла чашу лилия,
поник, уснул камыш.
Примолкли утки дикие;
над стынущей водой
Лишь чайка, с криком
носится, сверкая белизной.
И лодка чуть колышется,
одна средь темных вод,
И белый столб от месяца
по зыби к нам идет.
Ты замолчала, милая, и я
давно молчу:
Мы преданы вечерней мгле
и лунному лучу.
Туманней дали берега,
туманней дальний лес;
Под небом, чуть
звездящимся, мир отошел, исчез…
Я знаю, знаю,
милая, – в священной тишине
Ты снова, снова думаешь
печально – обо мне!
Я знаю, что за горестной
ты предана мечте…
И чайка, с криком
жалобным, пропала в темноте.
Растет, растет
безмолвие, ночь властвует кругом…
Ты тайно плачешь, милая,
клонясь к воде лицом.
24 июля 1912
Сенежское озеро
Муаровые отблески
сверкают под лучом.
Мы вновь на тихом озере,
как прежде, мы вдвоем.
Дождь легкий, дождь
ласкающий кропит, кропит листву…
Мне кажется, что снова я
в далеком сне живу.
И солнце улыбается, как
было год назад,
И пестрые жемчужины
отряхивает сад.
Все то же, что томило
нас: и парк, и дождь, и пруд,
И сосны острохвойные наш
отдых стерегут!
Любви порыв ликующий,
как странно ты живуч!
Сквозь дождь, сквозь
небо серое сверкает вещий луч!
За сеткой – даль
туманная, пузырится вода…
О Солнце! победителем останься,
как тогда!
1913
После скитаний,
далеких и трудных,
вдали заблистали,
В нежном тумане,
лугов изумрудных
знакомые дали!
В море шумящем,
под ропоты бури,
манило вернуться –
К зарослям-чащам,
к неяркой лазури, –
над речкой проснуться,
Слыша мычанье
быков и призывы
родимой свирели…
Кончив блужданье,
усталый, счастливый,
вот я – у цели!
1915