В ДУШЕВНОЙ
ГЛУБИНЕ
Есть мысли
тайные в душевной глубине.
А. Майков
Пускай в
душевной глубине
И всходят и
зайдут оне,
Как звезды ясные
в ночи.
Ф. Тютчев
Вкруг меня
наклоняется хор
возвратившихся
дев…
«Все напевы»
Здравствуй, здравствуй,
новая сестра,
К нам пришедшая, с
тоской во взоре,
В час, когда дорога
серебра
Перешла олуненное море!
Пышен твой причудливый наряд,
Крупны серьги из морских
жемчужин,
Ярок над челом алмазов
ряд,
А над лоном пояс странно
сужен.
Кто ты? Полы храмовых
завес
Вскрыв, не ты ль звала
служить Ашере?
Иль тебе дивился
Бенарес,
Меж святых плясуний,
баядере?
Иль с тобой, забыв
войну, Тимур
На пушистых шкурах спал
в гареме?
Иль тебя толпе рабов
Ассур
Представлял царицей в
диадеме?
Все равно. Войди в наш
тесный круг,
Стань теперь для мира
безымянной.
Видишь: месяца
прозрачный плуг
Распахал уже простор
туманный.
Час подходит потаенных
снов,
Восстающих над любовным
ложем…
Мы, заслыша предрешенный
зов,
Не сойти к избранникам
не можем.
Будь готова к буйству
новых пляск
И к восторгу несказанных
пыток,
Чтоб излить вино
запретных ласк,
Словно смешанный с огнем
напиток!
Будь готова, новая
сестра,
Наклоняясь к тайнам
изголовий,
Досказать начатую вчера
Сказку счастья, ужаса и
крови!
22 июля 1913
Минувший день, склоняясь
головой,
Мне говорит: «Я умираю.
Новый
Уже идет в порфире
огневой.
Ты прожил день унылый и
суровый.
Лениво я влачил за часом
час:
Рассвет был хмур и тускл
закат багровый.
За бледным полднем долго
вечер гас;
И для тебя все миги были
скудны,
Как старый, в детстве
читанный, рассказ.
Зато со мной ты путь
прошел нетрудный,
И в час, когда мне –
смерть, и сон – тебе,
Мы расстаемся с дружбой
обоюдной.
Иным огнем гореть в
твоей судьбе
Другому дню, тому, кто
ждет на смене.
Зловещее я слышу в
ворожбе
Угрюмых парк. О, бойся
их велений!
Тот день сожжет, тот
день тебя спалит.
Ты будешь, мучась,
плакать об измене,
В подушки прятать свой
позор и стыд,
И, схвачен вихрем ужаса
и страсти,
Всем телом биться о
ступени плит!
Но день идет. Ты – у
него во власти.
Так молви мне: „прости“,
как другу. Я –
День без восторгов, но и
без несчастий!»
В смущеньи слушаю; душа
моя
Знакомым предвкушением
объята
Безумной бури в бездне
бытия…
Как эти штормы я любил
когда-то.
Но вот теперь в душе
веселья нет,
И тусклый день жалею я,
как брата,
Смотря с тоской, что
теплится рассвет.
28 марта 1915
Я – океан, соленый и
громадный;
Люблю метать на берег
пенный вал,
Люблю ласкать, целуя
пастью жадной,
Нагие груди сине-сизых
скал.
Люблю, затеяв с бурей
поединок,
Взносить до туч
поверхность зыбких вод,
Бросать китов, как
маленьких сардинок,
Смеясь, кренить
озлобленный дреднот!
Я – океан, соленый и
холодный.
Зачем же ты, дрожа, ко
мне приник,
Земной поток, спокойный,
пресноводный,
Целуешь устьем мой
огромный лик?
Привык ты литься по
лесным полянам,
Поить людей, их отражать
глаза…
Тебе ли слиться с
древним океаном,
С тем, с кем дружат –
лишь ветер да гроза!
Ступай назад, к своим
лугам зеленым,
Предайся грезам, в
вечно-мирном сне,
Иль сдайся бурям, темным
и соленым,
Растай, исчезни, потони
во мне!
Май 1913
Ветки темным балдахином
свешивающиеся,
Шумы речки с дальней песней
смешивающиеся,
Звезды в ясном небе
слабо вздрагивающие,
Штампы роз, свои цветы
протягивающие,
Запах трав, что в сердце
тайно вкрадывается,
Теней сеть, что странным
знаком складывается,
Вкруг луны живая дымка
газовая,
Рядом шепот, что поет,
досказывая,
Клятвы, днем глубоко
затаенные,
И еще, – еще глаза
влюбленные,
Блеск зрачков при лунном
свете белом,
Дрожь ресниц в движении
несмелом,
Алость губ не
отскользнувших прочь,
Милых, близких, жданных…
Это – ночь!
5 января 1915
Усни, белоснежное поле!
Замри, безмятежное
сердце!
Над мигом восходит
бесстрастье;
Как месяц, наводит
сиянье
На грезы о нежащей
страсти,
На память о режущей
ласке…
Конец. Отзвучали
лобзанья.
В душе ни печали, ни
счастья…
Так спят безответные
дали,
Молчат многоцветные
травы,
Одеты холодным покровом,
Под синим, бесплодным
сияньем.
Спи, спи, белоснежное
поле!
Умри, безнадежное
сердце!
29-30 октября 1914
О, сколько раз, блаженно
и безгласно,
В полночной мгле, свою
мечту храня,
Ты думала, что обнимаешь
страстно –
Меня!
Пусть миги были тягостно
похожи!
Ты верила, как в первый
день любя,
Что я сжимаю в
сладострастной дрожи –
Тебя!
Но лгали образы часов
бессонных,
И крыли тайну створы
темноты.
Была в моих объятьях
принужденных –
Не ты!
Вскрыть сладостный обман
мне было больно,
И я молчал, отчаянье
тая…
Но на твоей груди лежал
безвольно –
Не я!
О, как бы ты, страдая и
ревнуя,
Отпрянула в испуге предо
мной,
Поняв, что я клонюсь,
тебя целуя, –
К другой!
15 июля 1915
Бурково
Ветер, сумрачно
пророчащий,
Всплеск волны, прибрежье
точащей,
Старых сосен скорбный
скрип…
Строго – древнее
урочище!
Миновав тропы изгиб,
Верю смутно, что погиб.
На граните, вдоль
расколотом,
Отливая тусклым золотом,
Куст над омутом повис.
Застучит в виски, как
молотом,
Если гибельный каприз
Вдруг заставит глянуть
вниз.
Холодна вода глубокая…
Но со дна голубоокая
Дева-призрак поднялась.
Иль уже в воде глубоко
я?
Иль русалка, засмеясь,
Белых рук замкнула
связь?
Ветер плачется,
пророчащий;
Плещет вал, прибрежье точащий;
Смолкли всплески быстрых
рыб.
Строго – древнее
урочище!
Стонет сосен скорбный
скрип,
Что еще пришлец погиб!
12 сентября 1915
Забава милой старины,
Игрушка бабушек
жеманных,
Ты им являл когда-то сны
Видений призрачных и
странных.
О, трубочка с простым
стеклом,
Любимица княгинь и
графов!
Что мы теперь в тебе
найдем,
В годину синематографов?
Позволь к тебе
приблизить глаз;
Своей изменчивой усладой
(Ах, может быть, в
последний раз!)
Его обманчиво обрадуй!
Ярко и четко, в
прозрачности синей,
Ало-зеленые звезды
горят.
Странны случайности
сломанных линий…
Это – кометы в эфирной
пустыне,
Это – цветы на лазоревой
льдине,
Чуждых цветов
металлический сад!
Миг, – все
распалось в стремительной смене!
Кто, окрыленный
строитель, воздвиг
Эти дворцы упоительной
лени,
Башни безвестных,
ленивых Армений,
Те арабески и эти
мишени,
Эти фонтаны из
золота? – Миг, –
Вновь все распалось, и
встали кораллы,
Вкруг перевиты живым
жемчугом.
Или рубины,
пронзительно-алы,
Яркость вонзили в живые
кристаллы?
Или наполнены кровью
бокалы,
Белый хрусталь
ярко-красным вином?
Довольно! детства давний
друг,
Ты мне опять напомнил
грезы,
Когда так сладостно
вокруг
Сплетались трауры и
розы!
Ты мне вернул забытый
рай
Из хризолита и сапфира!
Опять безмолвно отдыхай,
Тайник непознанного
мира.
Свой лал, свой жемчуг,
свой алмаз
Таи, окованный
молчаньем,
Пока опять захочет глаз
Прильнуть к твоим
очарованьям.
1913
В минуту
жизни трудную…
М. Лермонтов
Мимо стен таинственного
Рая
Я не раз в томленьи
проходил.
Там цветы цвели,
благоухая,
Там фонтан жемчужной
пылью бил.
У ворот неведомого Рая
Я, как прежде, голову
склонил.
И, как прежде, знаю: не
войти мне
В эти, лалом яркие,
врата.
Не прославит в умиленном
гимне
Счастье жизни тихая
мечта.
Да, как прежде, знаю: не
войти мне, –
Дверь, сверкая лалом,
заперта.
И опять, далеким
полукругом,
В степь глухую путь мой
поведет.
Там – один, с любовницей
иль с другом –
Буду слышать грозный
зов: «Вперед!»
Путь ведет далеким
полукругом,
И пылает жгучий
небосвод.
24 апреля 1915
Варшава
Я – побежден, и, не
упорствуя,
Я встречу гибельный
клинок.
Я жизнь провел,
единоборствуя,
С тобою, Черный Рыцарь,
Рок.
Теперь, смирясь, теперь,
покорствуя,
Я признаю: исполнен
срок!
Немало выпадов
губительных
Я отразил своим щитом,
Ударов
солнечно-слепительных,
Горевших золотым огнем.
И, день за днем, я, в
схватках длительных,
С тобой стоял, к лицу
лицом.
Не раз я падал,
опрокинутый;
Мой панцирь был от крови
ал,
И я над грудью видел –
вынутый
Из ножен твой кривой
кинжал.
Но были миги смерти
минуты,
И, с новой силой, я
вставал.
Пусть, пусть от века
предназначено,
Кому торжествовать из
нас:
Была надежда не утрачена
–
Продлить борьбу хоть
день, хоть час!
Пусть горло судорогой
схвачено,
Вот выбит меч из рук;
расколото
Забрало; я поник во
прах;
Вихрь молний, пламени и
золота
Все вкруг застлал в моих
глазах…
Что ж медлить? Пусть,
как тяжесть молота,
Обрушится последний
взмах!
Декабрь 1913
__________
*Удар из милости (фр.) – удар, прекращающий мучения.
Молиться? Я желал
Молиться, но душа,
Как дорогой кристалл,
Блистает, не дыша.
Упав на грани, луч
Стоцветно отражен,
Но, благостен и жгуч,
Внутрь не проникнет он.
Внутри, как в глыбе
льда,
Лишь вечный холод; вздох
Не веет никогда…
Сюда ль проникнет Бог?
Бог – лишь в живых
сердцах,
Бог есть живой союз:
Он в небе, Он в волнах,
В телах морских медуз.
Кристалл же мертв. Горит
Лишь мертвым он огнем,
Как камень драконит,
Зажженный смертным сном.
Молиться? Я хочу
Молиться, но душа
Ответствует лучу
Блистаньем, не дыша.
25 ноября 1913
Я плачу. Вдоль пути
печален сосен ряд.
Уснул ямщик, забыв
стегать худую клячу.
Смотря на огненный,
торжественный закат,
Я плачу.
Там, в небе пламенном,
я, малый, что я значу?
Здесь тихо дни ползут, а
там века летят,
И небу некогда внимать
людскому плачу!
Так и в ее душе – я,
только беглый взгляд…
И с мыслью обо всем, что
скоро я утрачу,
С унылой памятью
утерянных услад,
Я плачу…
1912
Чей-то зов, как вздох
усталый…
Иль то шепчут чаши
лилий,
Те, что в узкие бокалы
Стебли змейно опустили?
Чей-то зов, как вздох
усталый…
Иль то – песня, что
пропели
В ярком блеске тронной
залы
Пред Изоттой менестрели?
Чей-то зов, как вздох
усталый…
Иль доносятся приветы
До земли, песчинки
малой,
Сквозь эфир с иной
планеты?
Чей-то зов, как вздох
усталый…
Иль то снова голос
милый,
Сквозь покров травы
завялой,
Долетает из могилы?
27 августа. 1913-1914
Если сердцу тяжко и
грустно,
И надежда сомненьем
отравлена,
Во дни крестоносных
битв, –
Помолись молитвой
изустной,
Где благость небесная
явлена,
Сладчайшей из сладких
молитв.
«Блажени плачущий, яко
тии утешатся,
Блажени алчущий, яко тии
насытятся,
Блажени есте, егда
ижденут…»
Хорошо в лесу, пред
боем, спешиться,
Духом от праха к горним
восхититься,
Одиноко свершить над
собой Страшный суд.
Настанут сраженья минуты
суровые,
Раненых крики замрут без
участия,
Как цепы, застучат мечи
о щиты;
Тут сводом свисают
листочки кленовые,
И незримо с небес
подаешь мне причастие,
Всех скорбящих
Заступница, Ты!
24 ноября 1913
…жив у вас на
памятном листке.
Кн. П. А. Вяземский
…на памятном
листке
оставит
мертвый след…
А. Пушкин
По небу
полуночи…
М. Лермонтов
Когда твою душу в объятиях
нес
Твой ангел в селения
слез,
Не небом ночным он с
тобою летел,
Он тихую песню не пел.
Тебя проносил он,
печален и нем,
Чрез дивно сиявший Эдем,
Где, в блеске неведомой
нам красоты,
Дышали живые цветы;
Где высился радуг
стокрасочных свод
Над яркой прозрачностью
вод;
И отсветы чудных и
нежных огней
В душе затаились твоей.
Всю краткую жизнь ты
томился мечтой,
Как выразить блеск
неземной,
Любя безнадежно земные
цветы,
Как отблеск иной
красоты.
27 марта 1914
Он не искал – минутно
позабавить,
Напевами утешить и
пленить;
Мечтал о высшем:
Божество прославить
И бездны духа в звуках
озарить.
Металл мелодий он посмел
расплавить
И в формы новые хотел
излить;
Он неустанно жаждал жить
и жить,
Чтоб завершенным
памятник поставить,
Но судит Рок. Не будет
кончен труд!
Расплавленный металл
бесцельно стынет:
Никто его, никто в русло
не двинет…
И в дни, когда Война
вершит свой суд
И мысль успела с жатвой
трупов сжиться, –
Вот с этой смертью
сердце не мирится!
17 апреля 1915
Варшава
(триолет)
Зев беспощадной орхидеи
–
Твой строгий символ,
Сологуб.
Влечет изгибом алчных
губ
Зев беспощадной орхидеи.
Мы знаем, день за днем
вернее,
Что нам непобедимо люб –
Зев беспощадной орхидеи,
Твой строгий символ,
Сологуб!
1913
Строя струны лиры
клирной,
Братьев ты собрал на
брань.
Плащ алмазный, плащ
сапфирный
Сбрось, отбрось свой
посох мирный,
В блеске светлого
доспеха, в бледно-медном шлеме встань.
Юных лириков учитель,
Вождь отважно-жадных
душ,
Старых граней
разрушитель, –
Встань пред ратью,
предводитель,
Сокрушай преграды грезы,
стены тесных склепов рушь!
Не пеан взывает пьяный,
Чу! гудит автомобиль!
Мчат, треща, аэропланы
Храбрых в сказочные
страны!
В шуме жизни, в буре
века, рать веди, взметая пыль!
20 января 1912
Сонет-акростих с кодою
И ты стремишься ввысь, где солнце – вечно,
Где неизменен гордый сон снегов,
Откуда в дол спадают бесконечно
Ручьи алмазов, струи жемчугов.
Юдоль земная пройдена. Беспечно
Свершай свой путь меж молний и громов!
Ездок отважный! слушай вихрей рев,
Внимай с улыбкой гневам бури встречной!
Еще грозят зазубрины высот,
Расщелины, где тучи спят, но вот
Яснеет глубь в уступах синих бора.
Назад не обращай тревожно взора
И с жадной жаждой новой высоты
Неутомимо правь конем, – и скоро
У ног своих весь мир увидишь ты!
1912
Сонет-акростих
Немеют волн причудливые гребни,
И замер лес, предчувствуя закат.
Как стражи, чайки на прибрежном щебне
Опять покорно выстроились в ряд.
Любимый час! и даль и тишь целебней!
Алмазы в небе скоро заблестят;
Юг расцветет чудесней и волшебней;
Бог Сумрака сойдет в свой пышный сад.
Есть таинство в сияньи ночи южной,
Роднящей душу с вечной тишиной,
Нас медленно влекущей в мир иной.
Есть миг, когда и счастия не нужно:
Рыдать – безумно, ликовать – смешно –
У мирных вод, влекущих нас на дно.
1912
(сонет-акростих)
Путь к высотам, где музы пляшут хором,
Открыт не всем: он скрыт во тьме лесов.
Эллада, в свой последний день, с укором
Тайник сокрыла от других веков.
Умей искать; умей упорным взором
Глядеть во тьму; расслышь чуть слышный зов!
Алмазы звезд горят над темным бором,
Льет ключ бессонный струи жемчугов.
Пройди сквозь мрак, соблазны все минуя,
Единую бессмертную взыскуя,
Рабом склоняйся пред своей мечтой,
И, вдруг сожжен незримым поцелуем,
Нежданной радостью, без слов, волнуем,
Увидишь ты дорогу пред собой.
1912
Мадригал
Мой милый маг, моя
Мария, –
Мечтам мерцающий маяк.
Мятежны марева морские,
Мой милый маг, моя
Мария,
Молчаньем манит мутный
мрак.
Мне метит мели мировые
Мой милый маг, моя
Мария,
Мечтам мерцающий маяк!
1914
Сорок было их в воде
холодной
Озера, – страдавших
за Христа.
Близился конец их
безысходный,
Застывали взоры и уста;
И они уже не в силах
были
Славить Господа в
последний час;
Лишь молитвой умственной
хвалили
Свет небесный, что для
них погас…
А на бреге, в храмине
открытой,
Весело огонь трещал в
печи;
Сотник римский там стоял
со свитой,
Обнажившей острые мечи;
Восклицал он, полн
ожесточенья,
Обращаясь к стынущим
телам:
«Августа получит тот
прощенье,
Кто ему воскурит
фимиам!»
И один из мучимых (не
скажем
Имени), мучений не
снеся,
Выбежал на брег и
крикнул стражам:
«От Христа – днесь
отрекаюсь я!»
Но едва хотел он ароматы
Перед ликом Августа
возжечь,
Пал на землю, смертным
сном объятый,
Там, где весело трещала
печь.
И увидел сотник: с неба
сходят
Сорок злато-огненных
венцов
И, спускаясь к озеру,
находят
Тридцать девять
благостных голов.
Обращен внезапно к
правой вере,
Сотник вскрикнул: «Буду
в царстве том!»
И на гибель бросился
Валерий,
Осенен сороковым венцом.
9 марта 1913
Вячеславу Иванову
Прозрев, я в лиру верую
В медлительном раздумьи,
Как веровал в безумьи
Палящей слепоты.
На глубь зелено-серую,
Где буйствуют буруны,
Опять настроив струны,
Смотрю, без слез, как
ты.
На этой грани каменной,
Блуждая без лазури,
Под вопль веселый бури,
Корабль мой сокрушен.
Но я, с надеждой
пламенной,
Воззвал к богам единым,
И плещущим дельфином
Спасен я, Арион!
Здесь, под скалой
свисающей,
Где тени странно-сизы,
Под солнцем бросив ризы,
Я новый гимн пою,
И ветер, сладко тающий
В своем полете скором
Над стихнувшим
простором,
Донес мне песнь твою.
Всем суждены крушения,
Кто поднял парус белый,
Кто в море вышел,
смелый,
Искать земли иной!
Благих богов решения
Да славят эти песни:
Опасней и чудесней
Да будет жребий твой!
Ты – мне: «Когда у
нижней меты
Квадрига рухнет,
хрустнет ось,
И будут сотни рук
воздеты, –
Ристатель! страх
напрасный брось!
Пусть мышцы сильные не
дрогнут,
Скорей клинок свой
вознеси!..»
И, не повергнут и не
согнут,
Я стал у сломанной оси.
Нет, я не выбуду из
строя,
Но, силы ярые утроя,
Вновь вожжи туго
закручу!
Уже на колеснице новой,
Длить состязание
готовый,
Стою, склоняю грудь,
лечу!
Драконы ли твои, Медея,
Триптолема ль живая ось
Меня возносят, пламенея,
–
Но коням не помчаться
врозь!
Стою и грудь склоняю
косо,
Как на земле, так в
небеси:
Пусть вихрятся в огне
колеса
На адамантовой оси.
И верю: срыва Фаэтона
Я мину на изгибе склона,
Где все чудовища грозят,
И по дуге сходящей неба
Направлю колесницу Феба
–
Зажечь стопламенный
закат.
1913-1914
Эдинбург II