СТОИМ, МЫ
СЛЕПЫ…
Стоим, мы
слепы, пред судьбою…
Ф. Тютчев
Свершилось. Рок рукой
суровой
Приподнял завесу времен.
Пред нами лики жизни
новой
Волнуются, как дикий
сон.
Покрыв столицы и
деревни,
Взвились, бушуя,
знамена.
По пажитям Европы
древней
Идет последняя война.
И все, о чем с
бесплодным жаром
Пугливо спорили века.
Готова разрешить ударом
Ее железная рука.
Но вслушайтесь! В
сердцах стесненных
Не голос ли надежд
возник?
Призыв племен
порабощенных
Врывается в военный
крик.
Под топот армий, гром
орудий,
Под ньюпоров гудящий
лет,
Все то, о чем мы, как о
чуде,
Мечтали, может быть,
встает.
Так! слишком долго мы
коснели
И длили валтасаров пир!
Пусть, пусть из огненной
купели
Преображенным выйдет
мир!
Пусть падает в провал
кровавый
Строенье шаткое веков,
В неверном озареньи
славы
Грядущий мир да будет
нов!
Пусть рушатся былые
своды,
Пусть с гулом падают
столбы, –
Началом мира и свободы
Да будет страшный год борьбы!
20 июля 1914
Не надо заносчивых слов,
Не надо хвальбы
неуместной.
Пред строем опасных
врагов
Сомкнемся спокойно и
тесно.
Не надо обманчивых грез,
Не надо красивых утопий;
Но Рок подымает вопрос:
Мы кто в этой старой
Европе?
Случайные гости? орда,
Пришедшая с Камы и с
Оби,
Что яростью дышит
всегда,
Все губит в
бессмысленной злобе?
Иль мы – тот великий
народ,
Чье имя не будет забыто,
Чья речь и поныне поет
Созвучно с напевом
санскрита?
Иль мы – тот
народ-часовой,
Сдержавший напоры
монголов,
Стоявший один под грозой
В века испытаний
тяжелых?
Иль мы – тот народ, кто
обрел
Двух сфинксов на отмели
невской.
Кто миру титанов привел,
Как Пушкин, Толстой,
Достоевский?
Да, так, мы – славяне!
Иным
Доныне ль наш род
ненавистен?
Легендой ли кажутся им
Слова исторических
истин?
И что же! священный союз
Ты видишь, надменный
германец?
Не с нами ль свободный
француз,
Не с нами ль свободный
британец?
Не надо заносчивых слов,
Не надо хвальбы
величавой,
Мы явим пред ликом
веков,
В чем наше народное
право.
Не надо несбыточных
грез,
Не надо красивых утопий.
Мы старый решаем вопрос:
Кто мы в этой старой
Европе?
30 июля 1914
Не вброшены ль в былое
все мы,
Иль в твой волшебный
мир, Уэллс?
Не блещут ли мечи и
шлемы
Над стрелами звенящих
рельс?
Как будто рыцарские
тени,
В лучах прожекторов,
опять
Летят на буйный пир
сражений
Торжествовать и умирать!
Смотря в загадочные
дали,
Мы смело ждем безмерных
дел,
Вновь подвигов при
Ронсевале,
Твоих ударов, Карл
Мартелл!
А мерно с Эйфелевой
башни
Летит неслышимая речь,
Чтоб все, что ведал день
вчерашний,
Для будущих времен
сберечь.
Ротационные машины
Стучат как ночью, так и
днем,
Чтоб миг не минул ни
единый,
Газетным позабыт
столбцом.
И сквозь налет ночных
туманов,
Как призраки иных веков,
Горят глаза аэропланов
Над светом вражеских
костров.
8 августа 1914
От камня, брошенного в
воду,
Далеко ширятся круги.
Народ передает народу
Проклятый лозунг: «мы –
враги!»
Племен враждующих не
числи;
Круги бегут, им нет
числа;
В лазурной Марне, в
желтой Висле
Влачатся чуждые тела;
В святых просторах
Палестины
Уже звучат шаги войны;
В Анголе девственной –
долины
Ее стопой потрясены;
Безлюдные утесы Чили
Оглашены глухой пальбой,
И воды Пе-че-ли покрыли
Флот, не отважившийся в
бой.
Везде – вражда! где
райской птицы
Воздушный зыблется
полет,
Где в джунглях страшен
стон тигрицы,
Где землю давит бегемот!
В чудесных, баснословных
странах
Визг пуль и пушек ровный
рев,
Повязки белые на ранах
И пятна красные крестов!
Внимая дальнему удару,
Встают народы, как
враги,
И по всему земному шару
Бегут и ширятся круги.
2 декабря 1914
Варшава
Была пора ударить буре,
Расчистить хмурый
небосвод.
И вот – нет проблесков
лазури,
Гроза гремит, гроза
растет.
То не камыш под ветром
гнется, –
Твердыни крепостей
дрожат;
Не дождь на травы
пастбищ льется, –
Стальной стучит по
грудям град;
То не деревья, в вихре
яром,
На берег рухнули пруда,
–
Кругом, обгрызены
пожаром,
Лежат в руинах города.
С Атлантики вплоть до
Урала
Самумом движутся полки;
Кровь – снег и травы
запятнала,
Кровь – замутила ток
реки.
На вольных, вечных
океанах,
У стен пяти материков,
Мелькают без огня в
туманах
Громады боевых судов.
Темны мечты, виденья
дики,
Водоворотом схвачен мир.
Везде штыки, винтовки, пики,
Угрозы пушек и мортир;
Гроза «военной непогоды»
Шумит по градам и полям,
Да выйдут древние народы
Из бури к просветленным
дням!
Пусть громы пробушуют в
небе,
Огнь молний пусть
прожжет сердца, –
И пусть узнают все свой
жребий,
Свою судьбину – до конца!
Октябрь-декабрь 1914
Белосток. Варшава
Уступами всходят
Карпаты,
Под ногами тает туман,
Внизу различают солдаты
Древний край – колыбель
славян.
Весенним приветом
согрета,
Так же тихо дремала
страна…
На четыре стороны света
Отсюда шли племена.
Шли сербы, чехи, поляки,
Полабы и разная русь.
Скрывалась отчизна во
мраке,
Но каждый шептал: «Я
вернусь!»
Проносились века и беды,
Не встречался с братьями
брат,
И вот, под грохот
победы,
Мы снова на склонах
Карпат.
Вздохни же ожиданным
мигом,
Друзей возвращенных
встречай,
Так долго под вражеским
игом,
Словно раб, томившийся
край.
Засветился день
возвращенья,
Под ногами тает туман…
Здесь поставьте стяг
единенья
Нашедших друг друга
славян!
15 октября 1914
Варшава
Будь меж святынь в веках
помянута
Ты, ныне льющаяся кровь!
Рукой властительной
протянута
Нам чаша испытаний
вновь.
Она не скоро
опорожнится,
Струясь потоком с
высоты…
И вот – в руках врагов
заложница,
Сирена польская, и ты!
Так что ж! с лицом
первосвященников
Спокойно жертву
принесем!
Оплакивать не время
пленников,
Ряды оставшихся сомкнем.
Одно: идти должны до
края мы,
Все претерпев, не
ослабеть.
День торжества, день,
нами чаемый,
Когда-то должен
заблестеть.
И пусть над Бугом –
каски прусские;
Он от того чужим не
стал;
И будем мы все те же
русские,
Уйдя за Волгу, за Урал.
Под Нарвами, под
Аустерлицами
Учились мы Бородину.
Нет, мало овладеть
столицами,
Чтоб кончить Русскую
войну!
Июль 1915
Счастлив, кто
посетил сей мир
В его минуты
роковые.
Его призвали
всеблагие
Как
собеседника на пир.
Он – их
высоких зрелищ зритель…
Ф. Тютчев
Орел
одноплеменный!
…Верь слову
русского народа:
Твой пепл мы
свято сбережем,
И наша общая
свобода,
Как феникс,
возродится в нем
Ф. Тютчев
Провидец! Стих твой
осужденный
Не наше ль время
прозревал,
Когда «орел
одноплеменный»
Напрасно крылья
расширял!
Сны, что тебе туманно
снились,
Предстали нам,
воплощены,
И вещим светом озарились
В багровом зареве войны.
Опять родного нам народа
Мы стали братьями, –
и вот
Та «наша общая свобода,
Как феникс», правит свой
полет.
А ты, народ скорбей и
веры,
Подъявший вместе с нами
брань,
Услышь у гробовой пещеры
Священный возглас;
«Лазарь, встань!»
Ты, бывший мертвым в
этом мире,
Но тайно памятный
Судьбе,
Ты – званый гость на
нашем пире,
И первый наш привет –
тебе!
Простор родимого предела
Единым взором облелей,
И крики «Польска не
сгинела!»
По-братски, с русским
гимном слей!
1 августа 1914
Опять я – бродяга
бездомный,
И груди так вольно дышать.
Куда ты, мой дух
неуемный,
К каким изумленьям
опять?
Но он, – он лишь
хочет стремиться
Вперед, до последней
поры;
И сердцу так сладостно
биться
При виде с Замковой
Горы.
У ног «стародавняя
Вильна», –
Сеть улиц, строений и
крыш,
И Вилия ропщет
бессильно,
Смущая спокойную тишь.
Но дальше, за кругом
холмистым, –
Там буйствует шумно
война,
И, кажется, в воздухе
чистом
Победная песня слышна.
Внизу же, где липки так
зыбко
Дрожат под наитием дня,
Лик Пушкина, с мудрой
улыбкой,
Опять поглядит на меня.
15 августа 1914
Вильно
Все чаще по улицам
Вильно
Мелькает траурный креп.
Жатва войны обильна,
Широк разверзнутый
склеп.
Все чаще в темных
костелах,
В углу, без сил
склонена,
Сидит, в мечтах
невеселых,
Мать, сестра иль жена.
Война, словно гром
небесный,
Потрясает испуганный
мир…
Но все дремлет ребенок
чудесный,
Вильно патрон – Казимир.
Все тот же, как сон
несказанный,
Как сон далеких веков,
Подымет собор святой
Анны
Красоту точеных венцов.
И море все той же
печали,
Все тех же маленьких
бед,
Шумит в еврейском
квартале
Под гулы русских побед.
17 августа 1914
Вильно
А. Р. Ледницкому
В первый раз по улицам
Варшавы
С легким сердцем прохожу
один.
Не гнетет меня кошмар
кровавый
Темной славы роковых
годин.
Все, что было, –
нет, не миновало,
И веков мгновенью не
сломать;
Но, быть может, нынче
день начала,
Нынче солнце в небе –
как печать.
Пусть оно наш день
запечатлеет,
День, когда, как братья,
мы могли
Все сказать, о чем язык
немеет,
Что мы долго в душах
берегли.
Мы сошлись не по
тропинке узкой,
Как к поэту близится
поэт;
Я пришел путем большим,
как русский,
И, как русский, слышал я
привет.
А на улице, как стих
поэмы,
Клики вкруг меня
сливались в лад:
Польки раздавали
хризантемы
Взводам русских
радостных солдат.
24 августа 1914
Варшава
Как пред грозой касатки
низко
Скользят над ровностью
поляны, –
Так в знак, что грозы
боя близки, –
Взгляни, – парят
аэропланы.
Миг, – и
продольный, долгий трепет
Пройдет по улице;
метнется
Толпа, и тротуар
облепит,
И взор за взором в высь
вопьется.
Мотки белеющей кудели
Взлетят и таять будут в
сини,
И, под пальбу, дымки
шрапнелей
Распутаются в сети
линий.
А там, воздушные пираты,
Спокойно правя лет
машины,
Вонзят сквозь пар
голубоватый
Свой взор, как мы, на
дно равнины.
Увидят, как темнеют
зыбко
Квадраты крыш и зданий
ромбы…
С какой змеящейся
улыбкой
Качнут два немца в небе
бомбы!
24 декабря 1914
Варшава
Залито поле, как
золотом,
Щедрым посевом патронов.
Вдалеке, как гигантским
молотом,
Расколоты гребни
склонов.
На холмике ждет
погребения,
Ниц повергнуто, тело
солдата.
Слабый запах тления,
А в руке письмо зажато.
Рядом тела лошадиные:
Оскалены зубы, изогнуты
шеи…
Ах, не труды ль
муравьиные
Эти валы, окопы,
траншеи?
Видел я: меж винтовок
раздробленных
Лежит с дневником
тетрадка;
Сколько тайных надежд,
обособленных,
В нее вписывал кто-то
украдкой!
Манерки, ранцы, зарядные
Ящики, крышки шрапнелей,
И повсюду воронки
громадные
От снарядов, не
достигших цели.
Брожу меж обломков, гадательно
Переживая былые моменты.
А вдали, взвод солдат,
старательно,
Убирает пулеметные
ленты.
Октябрь 1914
Прушков
Война здесь прошла,
прокричала
Стальными глотками
пушек,
В руке дома изломала,
Как вязку хрустнувших
сушек.
Вот там, за сырым
перелеском,
Гости Войны сидели,
Она забавляла их блеском
Пускаемых к небу
шрапнелей.
Смерть-сестру
пригласила; «Участвуй, –
Ей сказала, – как
старшая, в пире!»
Подавались роскошные
яства,
Каких и не видели в
мире.
Были вина и хмельны и
сладки,
Их похваливал
Бой-собутыльник.
Обильные пира остатки
Скрывает теперь
чернобыльник.
День и ночь продолжался
праздник,
Вкруг, от браги
багряной, все смокло…
Только кто ж из гостей,
безобразник,
Перебил в дальних окнах
стекла?
Кто, шутник неуместно грубый,
Подпалил под конец
чертоги?
И теперь торчат только
трубы
Обгорелые, – вдоль
дороги.
4 декабря 1914, Ноябрь 1914
Брезины – Варшава – Лович
А. М. Федорову
Был день войны, но час
предсмертный дня.
Ноябрьский воздух нежил,
как в апреле.
Вкруг озими прозрачно
зеленели,
Пылало солнце, небосклон
пьяня.
Нас мотор мчал – куда-то
иль без цели…
Бесцельность тайно
нежила меня.
И ты, как я, заворожен
был. Пели
Нам голоса закатного
огня.
Забылось все: шум битв и
вопль страданий…
Вдвоем, во храме мировых
пыланий,
Слагали мы гимн красоте
земной…
Нас мотор мчал – без
цели иль куда-то…
О, помню, помню – дивный
сон заката
Под грохот пушек, ровный
и глухой.
13 декабря 1914
В семье суровых
ветеранов
Пью чай. Пальба едва слышна.
Вдали – под снегом спит
Цеханов,
И даль в снегу
погребена.
Сквозь серые туманы
солнце
Неярко светит без лучей.
Тиха беседа о японце,
И равномерен звук речей.
Незримо судьбы всей
Европы
С судьбой уральцев
сплетены, –
Но нынче в снежные окопы
Доходит смутно гул
войны.
Мир крикнул этим
бородатым
Сибирякам: «Брат,
выручай!»
И странно с сумрачным
солдатом
Пить на досуге мутный
чай.
Неизмеримым бредят
грезы,
Крушеньем царств и
благом всех…
А здесь – рассказы про
шимозы
Сменяет беззаботный
смех.
24 декабря 1914
Цеханов
Отбрасывая версты,
стучит автомобиль,
Крутится даль за далью и
сзади вьется пыль.
Селенье, нивы, поле,
костел, окоп, река…
Казачее становье на
склоне у леска.
Табун свободных коней,
походных кухонь дым;
Заполнен луг движеньем
запутанно-цветным;
Толпа котлы обстала;
смех, говор, песня, крик…
Как просверкали ярко
верхи железных пик!
Еще в глазах – мундиры и
шапки набекрень,
А падает сурово от
строгих сосен тень.
Лесной дорогой мотор,
стуча, летит вперед…
Чу! слышен с поворота
трещащий пулемет!
9 июля 1915
Опять – развесистые липы
И склады бревен за
избой;
Телеги, вдоль дороги,
скрипы,
Окно с затейливой
резьбой;
Вдали – излуки малой
речки,
И главы дальнего села;
А близко – девка на
крылечке
Статна, румяна, весела.
Нырнул, поднявши хвост,
утенок,
А утка с важностью
плывет.
Как изумителен, как
тонок
Прозрачных тучек
хоровод!
Здесь мир и век забыть
возможно…
Но чу! порой сквозь шум
лесов
Со станции гудит
тревожно
Гул санитарных поездов.
10 июня 1915
Бурково
Каждый день поминайте
молитвой умильной
Тех, кто молится нынче
на ратных полях,
Там, где Смерть
веселится поживой обильной,
Блуждая с косой в руках;
Где рассвет, проступая,
скользит меж развалин,
Эхо вторит раскатам
мортир без числа;
Где блуждающий ветер,
угрюм и печален,
Ласкает в траве тела;
Где валы, баррикады,
окопы, редуты
Перерезали ниву,
прорезали лес;
Где германский пропеллер
считает минуты,
Грозя с голубых небес;
И где фейерверк ночью,
безмерен, невидан,
Одевает просторы в
стоцветный наряд, –
На полях, где лежит,
беспощадно раскидан,
Стальной и свинцовый
град!
Долю ратников вашим
уютом измерьте,
Вашей негой домашней,
при свете, в тепле…
Поминайте в салонах, в
театре, в концерте, –
Кто ныне в снегах и
мгле!
Поминайте ушедших
молитвой умильной,
Всех, кто должен
молиться на ратных полях,
Там, где Смерть
веселится поживой обильной,
С тяжелой косой в руках!
Август 1915
Москва
Там, на
Западе, брезжит мерцание…
Ф. Тютчев
От Альп неподвижных до
Па-де-Кале
Как будто дорога бежит
по земле;
Протянута лентой
бесцветной и плоской,
Прорезала Францию узкой
полоской.
Все мертво на ней: ни
двора, ни куста;
Местами – два-три
деревянных креста,
Местами – развалины
прежних строений,
Да трупы, да
трупы, – тела без движений!
От Альп неподвижных до
Па-де-Кале
Как будто дорога бежит
по земле;
И справа и слева, –
на мили, на мили, –
Валы и окопы ее
обтеснили.
С них рушатся гулко, и
ночью и днем,
Удары орудий, как
сумрачный гром,
И мерно сверкают под эти
раскаты
То белые вспышки, то
свет розоватый.
От Альп неподвижных до
Па-де-Кале
Как будто дорога бежит
по земле;
Прошла, разделила две
вражеских рати
И стала дорогой вражды и
проклятий.
Сменяются дни; но,
настойчиво, вновь
Здесь блещут штыки,
разливается кровь,
И слушают люди, сгрудясь
в миллионы,
Лязг сабель, свист пуль
и предсмертные стоны.
30 ноября 1914
Варшава
Народ Верхарна! не
напрасно вещий
Тебя прославил: жив твой
мощный дух!
Он молнией в дыму
сражений блещет,
Он в громе пушек нам
вещает вслух!
И, кажется, опять
восстал Карл Смелый
Иль Бодуэн Железная
Рука.
Бой храбрецов с врагом
остервенелым
Следят, дивясь величию,
века.
Нам не забыть, как ты в
любимом Льеже
Свою свободу гордо
ограждал.
Твои сыны, как в славном
прошлом, – те же:
Поэт дал клятвы, ты их
оправдал.
Не пушки, не оружие
стальное
Нас делают отважней и
сильней:
Любовь к отчизне создает
героев
С дней Марафона вплоть
до наших дней.
7 августа 1914
Ты переполнил чашу меры,
Тевтон, – иль как
назвать тебя!
Соборов древние химеры
Отметят, губителя губя.
Подъявший длань на
храмы-чудо,
Громивший с неба
Notre-Dame,
Знай: в Реймсе каменная
груда
Безмолвно вопиет к
векам!
И этот вопль призывный
слышат
Те чудища, что ряд
веков,
Над Сеной уместившись,
дышат
Мечтой своих святых
творцов.
Недаром зодчий
богомольный
На высоту собора взнес,
Как крик над суетой
юдольной,
Толпу своих кошмарных
грез.
Они – защитницы святыни,
Они – отмстительницы
зла,
И гневу их тебя отныне
Твоя гордыня обрекла.
Их лик тебе в дыму
предстанет,
Их коготь грудь твою
пробьет,
Тебя смутит и отуманит
Их крыльев демонский
разлет;
И суд, что не исполнят
люди,
Докончат сонмы скрытых
сил
Над тем, кто жерлами
орудий
Святыне творчества
грозил.
Сентябрь 1914
Варшава