Но что мной
зримая вселенна
И что перед
Тобою я!
Г. Державин
Я верую в мощного
Зевса, держащего выси вселенной;
Державную Геру, чьей
волей обеты семейные святы;
Властителя вод
Посейдона, мутящего глуби трезубцем;
Владыку подземного
царства, судью неподкупного Гада;
Великую мудрость
Паллады, дающей отважные мысли:
Губящую Ареса силу,
влекущего дерзостных к бою;
Блаженную мирность
Деметры, под чьим покровительством пашни;
Священную Гестии
тайну, чьей благостью дом осчастливлен;
Твой пояс, таящий
соблазны, святящая страсть, Афродита;
Твой лук с тетивой
золоченой, ты, дева вовек, Артемида;
Певуче-бессмертную
лиру метателя стрел Аполлона;
Могучий и творческий
молот кующего тайны Гефеста;
И легкую, умную
хитрость посланника с крыльями Герма.
Я верую, с Зевсом
начальным, в двенадцать бессмертных. Стихии
Покорны их благостной
воле; земля, подземелье и небо
Подвластны их грозным
веленьям; и смертные, с робким восторгом,
Приветствуют в образах
вечных – что было, что есть и что будет.
Храните, о боги, над
миром владычество ныне и присно!
1913
Гимны слагать не устану
бессмертной и светлой богине.
Ты, Афродита-Любовь,
как царила, так царствуешь ныне.
Алыми белый алтарь твой
венчаем мы снова цветами,
Радостный лик твой
парит с безмятежной улыбкой над нами.
Правду какую явить
благосклонной улыбкой ты хочешь?
Мрамором уст неизменных
какие виденья пророчишь?
Смотрят куда неподвижно
твои беззакатные очи?
Дали становятся уже,
века и мгновенья – короче:
Да, и пространство и
время слились, – где кадильница эта,
Здесь мудрецов
откровенья, здесь вещая тайна поэта,
Ноги твои попирают
разгадку и смысл мирозданья.
Робко к коленам твоим
приношу умиленную дань я.
С детства меня увлекала
к далеким святыням тревога,
Долго в скитаньях искал
я – вождя, повелителя, бога,
От алтарей к алтарям
приходил в беспокойстве всегдашнем,
Завтрашний день
прославлял, называя сегодня – вчерашним.
Вот возвращаюсь к тебе
я, богиня богинь Афродита!
Вижу: тропа в
бесконечность за мрамором этим открыта.
Тайное станет мне
явным, твоей лишь поверю я власти,
В час, как покорно
предамся последней, губительной страсти…
30 июня – 1 июля 1912
Ты к мальчику проникнешь
вкрадчиво,
Добра, как старшая
сестра;
Браня его, как брата
младшего,
Ты ласково шепнешь:
«Пора!»
В насмешливом, коварном
шепоте
Соблазн неутолимый
скрыт.
И вот – мечта о жгучем
опыте
Сны и бессонницу томит.
Ты девушку, как мать,
заботливо,
Под грешный полог
проведешь;
В последнем споре
изворотливо
Найдешь губительную
ложь;
В минуты радости
изменчивой
Подскажешь тихо: «Ты
права!»
И вынудишь язык
застенчивый
Твердить бесстыдные
слова.
Ты женщине, как друг
испытанный,
Оставшись с ней наедине,
Напомнишь про роман
прочитанный,
Про облик, виденный во
сне.
И, третья между двух,
незримая,
В альковной душной
темноте,
Как цель, вовек
недостижимая,
Покажешься ее мечте.
Кто, кто из нас тебе,
обманчивой,
Не взмолится, без слов,
тайком?
Ты нежно скажешь: «Не
заканчивай
Томящих грез: я – пред
концом…»
И, видя в слабости
поверженным
Блаженно-жалкого раба,
Вдруг засмеешься смехом
сдержанным,
Царица, воля чья –
Судьба!
Декабрь 1914 – Март 1915
«Ты умрешь, и большего
не требуй!
Благ закон всевидящей
Судьбы».
Так гласят, вздымая руки
к небу,
Бога Вишну хмурые рабы.
Под кумиром тяжким
гнутся зебу,
Выпрямляя твердые горбы.
«Ты живешь, и большего
не надо!
Высший дар Судьбой
всезрящей дан».
Восклицает буйная менада,
Подымая высоко тимпан.
В роще лавров – тихая
прохлада,
Мрамор Вакха – солнцем
осиян.
«Жизнь отдать за вечный
Рим, в котором
Капля ты – будь этой
доле рад!»
Так оратор, с
непреклонным взором,
Говорит под сводами
аркад.
Солнце щедро льет лучи
на форум,
Тоги белые в лучах
горят.
«Эта жизнь – лишь
краткий призрак сонный,
Человек! Жизнь истинная
– там!»
В черной рясе инок
изможденный
Вопиет мятущимся векам.
Строги в высь ушедшие
колонны,
Сумрачен и беспощаден
храм.
«Единенье атомов
случайных –
Наша жизнь, смерть –
распаденье их».
Рассуждает, фрак надев,
о тайнах
Черт, в кругу учеников
своих.
За окном напев звонков
трамвайных,
Гул бессвязный шумов
городских.
Жрец на зебу, пьяная
вакханка,
Римский ритор, пламенный
аскет,
Хитрый черт, с
профессорской осанкой,
Кто ж из них даст
истинный ответ?
Ах, не ты ль, с
прозрачным ядом стклянка?
Ах, не ты ль, отточенный
стилет?
1913
Петербург
Где океан, век за веком,
стучась о граниты,
Тайны свои разглашает в
задумчивом гуле,
Высится остров, давно
моряками забытый, –
Ultima Thule.
Вымерли конунги, здесь
что царили когда-то,
Их корабли у чужих
берегов затонули.
Грозно безлюдье вокруг,
и молчаньем объята
Ultima Thule.
Даже и птицы чуждаются
хмурых прибрежий,
Где и тюлени на камнях
не дремлют в июле,
Где и киты проплывают
все реже и реже…
Ultima Thule.
Остров, где нет ничего и
где все только было,
Краем желанным ты
кажешься мне потому ли?
Властно к тебе я влеком
неизведанной силой,
Ultima Thule.
Пусть на твоих
плоскогорьях я буду единым!
Я посещу ряд могил, где
герои уснули,
Я поклонюсь твоим
древним угрюмым руинам,
Ultima Thule.
И, как король, что в
бессмертной балладе помянут,
Брошу свой кубок с
утеса, в добычу акуле!
Канет он в бездне, и с
ним все желания канут…
Ultima Thule!
Апрель 1915