Валерий Брюсов. ЧУТЬ СКВОЗЬ УЛЫБКУ (Сб. ДАЛИ)




НАД КАРТОЙ ЕВРОПЫ 1922 Г.


Встарь исчерченная карта
Блещет в красках новизны –
От былых Столбов Мелькарта
До Колхидской крутизны.

Кто зигзаги да разводы
Рисовал здесь набело?
Словно временем на своды
Сотню трещин навело.

Или призрачны седины
Праарийских стариков,
И напрасно стяг единый
Подымался в гарь веков?

Там, где гений Александра
В общий остров единил
Край Перикла, край Лисандра,
Царства Мидий, древний Нил?

Там, где гордость Газдрубала,
Словно молотом хрусталь,
Беспощадно разрубала
Рима пламенная сталь?

Там, где папы громоздили
Вновь на Оссу Пелион?
Там, где огненных идиллий
Был творцом Наполеон?

Где мечты? Везде пределы,
Каждый с каждым снова враг;
Голубь мира поседелый
Брошен был весной в овраг.

Это – Крон седобородый
Говорит веками нам:
Суждено спаять народы
Только красным знаменам.

26 марта 1922



ПЕРЕД СЪЕЗДОМ В ГЕНУЕ


Перед съездом в Генуе
Споры, что вино:
Риму ль, Карфагену ли
Лавровый венок?

А в Москве – воскресный звон
Всех церквей нэпо:
В центре всюду – «Трест und Sohn»*,
С краю – «Mon repos».

Жизнь не остановится,
Все спешит, бежит;
Не она виновница,
Если жмут межи.

Крикнуть бы при случае:
«Друг, остановись!
Заключи-ка лучшее
В малый парадис!»

Солнце – на экваторе…
Но, где мы вдвоем,
Холоден, как в атрии,
Ровный водоем;

И пускай в Аляске вой
Вихрей у могил, –
Ты улыбкой ласковой
Солнцу помоги!

28 февраля 1922

__________
*И сын (нем.).



СЕГОДНЯ


На пестрых площадях Занзибара,
По зеленым склонам Гавайи,
Распахиваются приветливо бары,
Звонят, предупреждая, трамваи.

В побежденном Берлине – голод,
Но ослепительней блеск по Wein-ресторанам;
После войны пусть и пусто и голо, –
Мандрагоры пляшут по странам!

И лапы из золота тянет
Франция, – все в свой блокгауз!
Вам новейшая лямка, крестьяне!
Рабочие, вам усовершенствованный локаут!

Этому морю одно – захлестнуть бы
Тебя, наш Советский Остров!
Твои, по созвездиям, судьбы
Предскажет какой Калиостро!

В гиканьи, в прыганьи, в визге
Нэпманов заграничных и здешних,
Как с бутыли отстоенной виски,
Схватить может припадок сердечный.

На нашем глобусе ветхом,
Меж Азий, Америк, Австралий,
Ты, станции строя по веткам,
Вдаль вонзишь ли свои магистрали?

6 марта 1922



ПРИКОВАННЫЙ ПРОМЕТЕЙ


Те в храме, негу льющей в кровь Мелитты,
Те за щитом – пасть навзничь в Росенвале;
А здесь, где тайну цифры засевали,
В рядах реторт – электролиты.

Там, всюду, те, кто в счете миллионов,
С семьей, за рюмкой, в спальне, на арене, –
Клясть, обнимать, дрожать разуверений…
И все – безвольный хмель ионов!

Крутиться ль жизни в буйстве и в угаре?
На бедра бедрам падать в зное пьяном,
Ножам втыкаться в плечи Арианам,
Тупиться дротам в Калахари?

Наука выставила лик Медузы,
Все истины растворены в мицелле,
И над рабами бич гудит: «Нет цели!»
Кто с Прометея снимет узы?

Спеши, Геракл! не сломите титана!
Огня не мог задуть плен стовековый.
На все угрозы и на все оковы
Заклятье – песни Гюлистана.

30 марта 1922



ЗАГАДКА СФИНКСА


Зеленый шарик, зеленый шарик,
Земля, гордиться тебе не будет ли?
Морей бродяги, те, что в Плюшаре,
Покрой простора давно обузили.

Каламбур Колумба: «Il mondo poco», –
Из скобок вскрыли, ах, Скотт ли, Пири ли!
Кто в звезды око вонзал глубоко,
Те лишь ладони рук окрапивили.

Об иных вселенных молча гласят нам
Мировые войны под микроскопами,
Но мы меж ними – в лесу лосята,
И легче мыслям сидеть за окопами.

Кто из ученых жизнь создал в тигле?
Даст каждый грустно ответ: «О, нет! не я!»
За сто столетий умы постигли ль
Спиралей пляску, пути планетные?

Все в той же клетке морская свинка,
Все новый опыт с курами, с гадами…
Но, пред Эдипом загадка Сфинкса,
Простые числа все не разгаданы.

1921-1922



ПЛЕННЫЙ ЛЕВ


Здесь, где к прудам нависают ракиты,
Уток узорный навес,
Что нам застылые в сини ракеты
Вечно неведомых звезд?

В глухо закутанной юрте Манджура
Думам степного царя
Царь знойных пажитей, Килиманджаро,
Снится ль, снегами горя?

В позднем просторе ночей поцелуям
Тесно ль на милых плечах?
Крик свой в безвестное что ж посылаем,
Скорбь по пространствам влача?

Сотни столетий – досуги полипам
Строить коралловый хлев…
Спишь ты, канатами связан по лапам,
Праздных посмешище, лев!

Сказы к чему же венчанных ведуний,
В час, когда бел Алтаир?
Иль тебе мало всех снов и видений,
Ждущему грохот Заир?

Прянь же! и в вечность, – добыча заклятий, –
Рухни, прекрасно разбит,
Иль, волен властвовать, ринься за клети
Всех планетарных орбит!

8 апреля 1922



НОВЫЙ СИНТАКСИС


Язык изломан? Что ж! – глядите?
Слова истлевшие дотла.
Их разбирать ли, как Эдите
На поле Гастингском тела?

Век взвихрен был; стихия речи
Чудовищами шла из русл,
И ил, осевший вдоль поречий,
Шершавой гривой заскорузл.

Но так из грязи черной встали
Пред миром чудеса Хеми,
И он, как шлак в Иоахимстале, –
Целенье долгих анемий.

В напеве первом пусть кричащий
Звук: то забыл про немоту
Сын Креза, то в воскресшей чаще
Возобновленный зов «ату!».

Над Метценжером и Матиссом
Пронесся озверелый лов, –
Сквозь Репина к супрематистам,
От Пушкина до этих слов.

1922