ЖЕНЩИНЫ
ЛАБИРИНТА
Город – дом
многоколонный,
Залы, храмы, лестниц
винт,
Двор, дворцами
огражденный,
Сеть проходов,
переходов,
Галерей, балконов,
сводов, –
Мир в строеньи:
Лабиринт!
Яркий мрамор, медь и
злато,
Двери в броне серебра,
Роскошь утвари богатой,
–
И кипенье жизни сложной,
Ночью – тайной, днем –
тревожной,
Буйной с утра до утра.
Там, – при факелах
палящих,
Шумно правились пиры;
Девы, в туниках
сквозящих,
С хором юношей, в
монистах,
В блеске локонов
сквозистых,
Круг сплетали для игры;
Там – надменные миносы
Колебали взором мир;
Там – предвечные вопросы
Мудрецы в тиши судили;
Там – под кистью краски
жили,
Пели струны вещих лир!
Все, чем мы живем
поныне, –
В древнем городе-дворце
Расцветало в правде
линий,
В тайне книг, в узоре
чисел;
Человек чело там высил
Гордо, в лавровом венце!
Все, что ведала Эллада,
–
Только память, только
тень,
Только отзвук
Дома-Града;
Песнь Гомера, гимн Орфея
–
Это голос твой, Эгейя,
Твой, вторично вставший,
день!
Пусть преданья
промолчали;
Камень, глина и металл,
Фрески, статуи, эмали
Встали, как живые были,
–
Гроб раскрылся, и в
могиле
Мы нашли свой идеал!
И, венчая правду сказки,
Облик женщины возник, –
Не она ль в священной
пляске,
Шла вдоль длинных
коридоров, –
И летели стрелы взоров,
Чтоб в ее вонзиться лик?
Не она ль взбивала
кудри,
К блеску зеркала
склонясь,
Подбирала гребень к
пудре,
Серьги, кольца,
украшенья,
Ароматы, умащенья,
Мазь для губ, для щечек
мазь?
Минул ряд тысячелетий,
Лабиринт – лишь скудный
прах...
Но те кольца, бусы эти,
Геммы, мелочи былого, –
С давним сердце близят
снова;
Нить жемчужная в веках!
1917
В пустыне, где
царственный Нил
Купает ступени могил;
Где, лаврам колышимым
вторя,
Бьют волны Эгейского
моря;
Где мир италийских полей
Скрывает этрусских
царей;
И там, за чертой океана,
В волшебных краях
Юкатана,
Во мгле мексиканских
лесов, –
Тревожа округлость
холмов
И радостных далей
беспечные виды,
Стоят Пирамиды.
Из далей столетий пришли
Ровесницы дряхлой Земли
И встали, как символы, в
мире!
В них скрыто – и три, и
четыре,
И семь, и двенадцать: в
них смысл
Первичных, таинственных
числ,
И, в знак, что одно на
потребу,
Чело их возносится к
небу
Так ты неизменно
стремись,
Наш дух, в бесконечную
высь!
«Что горе и радость?
успех и обиды? –
Твердят Пирамиды. –
Все минет. Как льется
вода,
Исчезнут в веках города,
Разрушатся стены в
своды,
Пройдут племена и
народы;
Но будет звучать наш
завет
Сквозь сонмы мятущихся
лет!
Что в нас, то навек
неизменно.
Все призрачно, бренно и
тленно, –
Песнь лиры, созданье
резца.
Но будем стоять до
конца,
Как истина под
покрывалом Изиды,
Лишь мы. Пирамиды!
Строители наши в веках
Осилили сумрачный прах,
И тайну природы
постигли,
И вечные знаки
воздвигли,
Мечтами в грядущем паря.
Пусть канул их мир, как
заря
В пыланиях нового века,
–
Но смутно душа человека
Хранит в глубине до сих
пор,
Что звали – Орфей,
Пифагор,
Христос, Моисей,
Заратустра, друиды,
И мы. Пирамиды!
Народы! идя по земле,
В сомнениях, в праве и
зле,
Живите божественной
тайной!
Вы связаны все не
случайно
В единую духом семью!
Поймите же общность
свою,
Вы, индусы, греки,
славяне,
Романцы, туранцы,
армяне,
Семиты и все племена!
Мы бросили вам семена.
Когда ж всколосится
посев Атлантиды?
Мы ждем. Пирамиды!»
1917
Был он, за шумным
простором
Грозных зыбей океана,
Остров, земли властелин.
Тает пред умственным
взором
Мгла векового тумана,
Сумрак безмерных глубин.
Было то – утро
вселенной,
Счет начинавших
столетий,
Праздник всемирной
весны.
В радости жизни
мгновенной,
Люди там жили, как дети,
С верой в волшебные сны.
Властвуя островом, смело
Царства раздвинул
границы
Юный и мощный народ…
С моря далеко горело
Чудо всесветной столицы,
Дивного Города Вод.
Был он – как царь над
царями.
Все перед ним было
жалко:
Фивы, Мемфис, Вавилон,
Он, опоясан кругами
Меди, свинца, орихалка,
Был – как огнем обнесен!
Высилась в центре
громада
Храма Прозрачного Света
–
Дерзостной воли мечта,
Мысли и взорам услада,
Костью слоновой одета,
Золотом вся залита.
Статуи, фрески, колонны,
Вязь драгоценных
металлов,
Сноп самоцветных камней;
Сонм неисчетный,
бессонный, –
В блеск жемчугов и
кораллов,
В шелк облаченных людей!
Первенец древнего мира,
Был он единственным
чудом,
Город, владыка земель,
Тот, где певучая лира
Вольно царила над людом,
Кисть, и резец, и
свирель;
Тот, где издавна
привыкли
Чтить мудрецов; где
лежали
Ниц перед ними цари;
Тот, где все знанья
возникли,
Чтоб обессмертить все
дали
Благостью новой зари!
Был – золотой Атлантиды
Остров
таинственно-властный,
Ставивший вехи в веках:
Символы числ, пирамиды,
–
В Мексике
жгуче-прекрасной,
В нильских бесплодных
песках.
Был, – но его
совершенства
Грани предельной
достигли,
Может быть, грань
перешли…
И, исчерпав все
блаженства,
Все, что возможно,
постигли
Первые дети Земли.
Дерзко умы молодые
Дальше, вперед
посягнули,
К целям запретным
стремясь…
Грозно восстали стихии,
В буре, и в громе, и в
гуле
Мира нарушили связь.
Пламя, и дымы, и пены
Встали, как вихрь
урагана;
Рухнули тверди высот;
Рухнули башни и стены,
Все, – и простор
Океана
Хлынул над Городом Вод!
1917
Они пленительны и нежны,
Они изысканно-небрежны,
То гармонически
размерны,
То соблазнительно
неверны,
Всегда законченны и
цельны,
Неизмеримо-нераздельны,
И завершенность линий их
Звучит, как полнопевный
стих.
От грозных и огромных
пифов
До тонких, выточенных
скифов,
Амфоры, лекифи, фиалы,
Арибаллы и самый малый
Каликий, все – живое
чудо:
В чертах разбитого
сосуда,
Загадку смерти разреша,
Таится некая душа!
Как исхищренны их узоры,
Ласкающие сладко взоры:
В запутанности линий
гнутых,
То разомкнутых, то
сомкнутых,
Как много жизни
претворенной, –
Пресыщенной и утомленной
Холодным строем красоты,
В исканьях новой
остроты!
И вот, причудливо
согнуты,
Выводят щупальцами
спруты
По стенкам нежные
спирали;
Плывут дельфины на
бокале,
И безобразны и прекрасны;
И стебель,
странно-сладострастный, –
Па что-то грешное намек,
–
Сгибает девственный
цветок.
На черном поле звезды –
рдяны,
Горят, как маленькие
раны,
А фон лазурный иль
червленый
Взрезают черные фестоны;
Глазам и сладостно и
больно,
И мысль прикована
невольно
К созданиям чужой мечты,
Горящим светом красоты.
Глубокий мрак
тысячелетий
Расходится при этом
свете!
И пусть преданья мира –
немы!
Как стих божественной
поэмы,
Как вечно ценные алмазы,
Гласят раздробленные
вазы,
Что их творец, хотя б на
миг,
Все тайны вечности
постиг!
1916-1917