ПРОЛОГ
Вы идете
обычной тропой, –
Он – к снегам
недоступных вершин.
Мирра Лохвицкая
I
Прах Мирры Лохвицкой
осклепен,
Крест изменен на
мавзолей, –
Но до сих пор
великолепен
Ее экстазный станс
аллей.
Весной, когда, себя
ломая,
Пел хрипло Фофанов
больной,
К нему пришла принцесса
Мая,
Его окутав пеленой…
Увы! – Пустынно на
опушке
Олимпа грезовых лесов…
Для нас Державиным стал
Пушкин, –
Нам надо новых голосов.
Теперь повсюду дирижабли
Летят, пропеллером
ворча,
И ассонансы, точно
сабли,
Рубнули рифму сгоряча!
Мы живы острым и
мгновенным, –
Наш избалованный каприз:
Быть ледяным, но
вдохновенным,
И что ни слово, –
то сюрприз.
Не терпим мы дешевых
копий,
Их примелькавшихся
тонов,
И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых
слонов…
Душа утонченно
черствеет,
Гнила культура, как
рокфор…
Но верю я: завеет веер!
Как струны, брызнет сок
амфор!
Придет Поэт – он близок!
близок! –
Он запоет, он воспарит!
Всех муз былого в
одалисок,
В своих любовниц
превратит.
И, опьянен своим
гаремом,
Сойдет с бездушного ума…
И люди бросятся к
триремам,
Русалки бросятся в дома!
О, век Безразумной
Услады,
Безлистно-трепетной
весны,
Модернизованной Эллады
И обветшалой новизны!..
1911. Лето
Дылицы
II
Опять ночей грозовы
ризы,
Опять блаженствовать
лафа!
Вновь просыпаются
капризы,
Вновь обнимает их
строфа.
Да, я влюблен в свой
стих державный,
В свой стих
изысканно-простой,
И льется он волною
плавной
В пустыне, чахлой и
пустой.
Все освежая, все
тревожа,
Топя в дороге встречный
сор,
Он поднимает часто с
ложа
Своих кристальных струй
узор.
Препон не знающий с
рожденья,
С пренебреженьем к
берегам.
Дает он гордым
наслажденье
И шлет презрение рабам.
Что ни верста – все
шире, шире
Его надменная струя.
И что за дали! что за
шири!
Что за цветущие края!
Я облеку, как
ночи, – в ризы
Свои загадки и грехи,
В тиары строф мои капризы,
Мои волшебные сюрпризы,
Мои ажурные стихи!
1909. Июнь
Мыза Ивановка
III
Не мне в бездушных
книгах черпать
Для вдохновения
ключи, –
Я не желаю исковеркать
Души свободные лучи!
Я непосредственно сумею
Познать неясное земле…
Я в небесах надменно рею
На самодельном корабле!
Влекусь рекой, цвету
сиренью,
Пылаю солнцем, льюсь
луной,
Мечусь костром, беззвучу
тенью
И вею бабочкой цветной.
Я стыну льдом, волную
сфинксом,
Порхаю снегом, сплю
скалой,
Бегу оленем к дебрям
финским,
Свищу безудержной стрелой.
Я с первобытным
неразлучен,
Будь это жизнь ли,
смерть ли будь.
Мне лед рассудочный
докучен, –
Я солнце, солнце спрятал
в грудь!
В моей душе такая
россыпь
Сиянья, жизни и тепла,
Что для меня несносна
поступь
Бездушных мыслей, как
зола!
Не мне расчет
лабораторий!
Нет для меня учителей!
Парю в лазоревом
просторе
Со свитой солнечных
лучей!
Какие шири! дали, виды!
Какая радость! воздух!
свет!
И нет дикарству
панихиды,
Но и культуре гимна нет!
1909. Октябрь
Петроград
IV
Я прогремел на всю
Россию,
Как оскандаленный
герой!..
Литературного Мессию
Во мне приветствуют
порой.
Порой бранят меня
площадно, –
Из-за меня везде содом!
Я издеваюсь беспощадно
Над скудомысленным
судом.
Я одинок в своей задаче,
И оттого, что одинок,
Я дряблый мир готовлю к
сдаче,
Плетя на гроб себе
венок.
1911. Лето
Дылицы
Я сам себе боюсь
признаться,
Что я живу в такой
стране,
Где четверть века
центрит Надсон,
А я и Мирра – в стороне;
Где вкус так жалок и
измельчен,
Что даже, – это ль
не пример? –
Не знают, как двусложьем
Мельшин
Скомпрометирован Бодлэр;
Где блеск и звон карьеры
– рубль,
А паспорт разума –
диплом;
Где декадентом назван
Врубель
За то, что гений не в
былом…
Я – волк, а Критика –
облава!
Но я крылат! И за
Атлант –
Настанет день! – польется
лава –
Моя двусмысленная слава
И недвусмысленный
талант!
1912
(Ответ Валерию Брюсову на его послание)
Я так устал от льстивой
свиты
И от мучительных похвал…
Мне скучен королевский
титул,
Которым Бог меня венчал.
Вокруг талантливые трусы
И обнаглевшая бездарь…
И только Вы, Валерий
Брюсов,
Как некий равный
государь…
Не ученик и не учитель,
Над чернью властвовать
устав,
Иду в природу, как в
обитель,
Петь свой осмеянный
устав…
И там, в глуши, в краю
олонца,
Вне поощрений и обид,
Моя душа взойдет, как
солнце,
Тому, кто мыслит и
скорбит.
1912
Известно ль тем, кто,
вместо нарда,
Кадит мне гарный дух
бревна,
Что в жилах северного
барда
Струится кровь
Карамзина?
И вовсе жребий мой не
горек!..
Я верю, доблестный мой
дед,
Что я – в поэзии
историк,
Как ты – в истории поэт!
1912
I
Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил Литературу!
Взорлил, гремящий, на
престол!
Я, – год
назад, – сказал: «Я буду!»
Год отсверкал, и вот – я
есть!
Среди друзей я зрил
Иуду,
Но не его отверг, а –
месть.
– Я одинок в своей
задаче! –
Презренно я
провозгласил.
Они пришли ко мне, кто
зрячи,
И, дав восторг, не дали
сил.
Нас стало четверо, но
сила
Моя, единая, росла.
Она поддержки не просила
И не мужала от числа.
Она росла, в своем
единстве
Самодержавна и
горда, –
И, в чаровом
самоубийстве,
Шатнулась в мой шатер
орда…
От снегоскалого гипноза
Бежали двое в тлень
болот;
У каждого в плече
заноза, –
Зане болезнен беглых
взлет.
Я их приветил: я умею
Приветить все, –
божи, Привет!
Лети, голубка, смело к
змею!
Змея! обвей орла в
ответ!
II
Я выполнил свою задачу,
Литературу покорив.
Бросаю сильным на удачу
Завоевателя порыв.
Но даровав толпе холопов
Значенье собственного
«я»,
От пыли отряхаю обувь,
И вновь в простор –
стезя моя.
Схожу насмешливо с
престола
И ныне, светлый
пилигрим,
Иду в застенчивые долы,
Презрев ошеломленный
Рим.
Я изнемог от льстивой
свиты,
И по природе я взалкал.
Мечты с цветами
перевиты,
Росой накаплен мой
бокал.
Мой мозг прояснили
дурманы,
Душа влечется в
Примитив.
Я вижу росные туманы!
Я слышу липовый мотив!
Не ученик и не учитель,
Великих друг, ничтожных
брат,
Иду туда, где
вдохновитель
Моих исканий – говор
хат.
До долгой встречи! В
беззаконце
Веротерпимость хороша.
В ненастный день
взойдет, как солнце,
Моя вселенская душа!
1912. Октябрь