Игорь Северянин. МОНУМЕНТАЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ (Сб. VICTORIA REGIA)




ГЕРМАНИЯ, НЕ ЗАБЫВАЙСЯ!


Германия, не забывайся! Ах, не тебя ли сделал Бисмарк?
Ах, не тебя ль Вильгельм Оратор могущественно укрепил?
Но это тяжкое величье солдату русскому на высморк!
Германия, не забывайся! – на твой расчет ответом – пыл!

Твое величье – в мирном росте; твоя политика к победам –
Германия, не забывайся! – не приведет тебя, а тут:
И наша доблестная Польша, и Прибалтийский край, соседом
К тебе придвинутый, под скипетр твоей державы не взойдут.

С твоей союзницею наглой, с Австро-Венгеркою, задирой,
Тебе ль грезэркой быть, буржуйка трудолюбивая? тебе ль?!..
Германия, не забывайся! Дрожи перед моею лирой
И помни, что моя Россия твою качала колыбель!

1914. Июнь
Эст-Тойла


Примечание: Поэза эта написана автором за несколько дней до убийства Франца-Фердинанда, наследника австрийского престола…



ПОЭЗА ВОЗМУЩЕНИЯ


Культурнейший монарх культурной части света!
Оратор и мудрец! философ и солдат!
Внемли моим словам свободного поэта,
  Гремящим, как набат!

Я говорю тебе, чья «гордая» корона
Иного ослепить способна невзначай:
Ты – варвар! ты тиран! ты – шут Наполеона!
  Пред Богом отвечай!

Виню тебя за то, что ты, нахмурив брови,
Воздвиг в своей стране гоненье на славян;
Виню тебя за то, что ты возжаждал крови,
  Гордыней обуян!

Виню тебя за то, что мысль направил косо,
Чем запятнал себя и всю свою семью;
Виню тебя за то, что сбросил, как с откоса,
  Германию свою!

Предатель! мародер! воитель бесшабашный!
Род Гогенцоллернов навек с тобой умрет…
Возмездие тебе – торжественный и страшный
  Народный эшафот!

Так вот она страна Бетховена и Канта,
Плюющая в глаза славянским матерям!..
Так вот культурный центр и мощи, и таланта,
  Короновавший Срам!

О, Гете, оживи! Воскресни, светлый Шиллер!
Кричите из гробов, всеобщие друзья:
– Вильгельм, постой! в стране, где немцами мы жили
  Разбойничать нельзя!

1914. Август
Мыза Ивановка



ПОЭЗА К ЕВРОПЕ


Вильгельм II, германский император,
Хотел давно Европу покорить.
Он подал знак, – и брат пошел на брата,
Рубя сплеча. Живи, кто может жить!

А жить теперь – вопрос самозащиты:
Кто хочет жить, будь доблестным бойцом!
Да будут вечной славою покрыты
Идущие на недруга с мечом!

Запомните, идущие от клена,
От рыбных рек, от матери-сохи:
Кощунственно играть в Наполеона, –
Им надо быть! – вот в том-то и грехи.

Да, тяжело забыть сестру и брата,
Уют семьи и таинства любви…
Он должен пасть, германский император,
Вильгельм II: кто хочет жить, живи!

Июль 1914
Мыза Ивановка



ПОЭЗА БЛАГОСЛОВЕНИЯ


Я не сочувствую войне
Как проявленью грубой силы.
Страшны досрочные могилы
И оскорбительны вдвойне.

К победе красная стезя,
И скорбь на ней – исход конечный.
Безразумной и бессердечной
Войне сочувствовать нельзя.

Но есть великая война –
Война народной обороны:
Отбросить вражьи легионы
Встает пронзенная страна.

Когда отечество в огне,
И нет воды, лей кровь, как воду…
Благословение народу!
Благословение войне!

1914. Август
Мыза Ивановка



ВСЕ ВПЕРЕД!


Кто рушит Германию, скорее на станцию! –
Там поезд за поездом стремится вперед.
Да здравствует Сербия! Да здравствует Франция!
И сердце Славянии – наш хлебный народ!

За малую, милую и смелую Сербию
Мы крепко и пламенно, друзья, постоим!
Проявим спокойствие, восторг и энергию,
Россия-Медведица пред гневом твоим!

Раскройте же, матери и жены, Евангелье!
В ряды Краснокрестия ступайте без слов!
Да здравствует Бельгия, Япония, Англия!
Ура, Черногория, царица орлов!

1914. Июль
Мыза Ивановка



ПОЭЗА О ГУННАХ


Смешна пангерманизма мания, –
В нее поверит лишь профан.
С ушами влезешь ты, Германия,
В просторный русский сарафан!

С тобой, Россия, Англо-Франция:
Утроенная, ты стройна.
Оматовит весь лоск германца
Отечественная война.

А ты, культурник века нашего,
Универсальный нео-гунн,
Чья дипломатия анашева,
Кровавых жаждешь ты лагун!

Да сгинет наглая Вильгельмия –
Разбойническая страна!
И да воскликнет мир в веселии:
«Германия прекращена!»

1914. Август
Мыза Ивановка



ЗАБАВА БЕЗУМНЫХ


Война им кажется забавой,
Игрой, затеей шалуна.
А в небе бомбою кровавой
Летящая творит луна
Солдата липою корявой
И медью – злато галуна.

И Бельгию уж не луна ли
Хотела превратить в отель,
Где б их не только не прогнали,
А приготовили постель
И накормили, как едва ли
Кормили злаки их земель.

А герцогство Аделаиды
С его заманчивым мостом
Какие открывало виды!
Но стал автомобиль крестом
На том мосту, – и панихиды
Звучат на их пути пустом.

И Льеж сражен, и близко Сена.
Над Notre-Dame аэроплан
Кощунствует и, в жажде тлена,
Бросает бомбы… Рухнул план:
Взрыв душ французских, пушек пена, –
И враг смятеньем обуян!

От сна восставшая Варшава!
Ты поступила, как Париж:
Когда тевтонская орава
Надеялась – ты смертно спишь, –
Вздохнула ты, вся – гнев и лава.
Смела ее, и снова тишь.

Что ж, забавляйтесь! Льет отраду
Во всей Вселенной уголки
Благая весть: круша преграду,
Идут, ловя врага в силки,
К Берлину, к Вене и к Царьграду
Благочестивые полки!

1914. Октябрь



ОНИ СРАЖАЮТСЯ В ПОЛЯХ


Они сражаются в полях,
Все позабывшие в боях,
Не забывая лишь о том,
Что где-то есть родимый дом,
Что дома ждет, тоскуя, мать
И не устанет вечно ждать,
Что плачет милая жена,
В такие дни всегда верна,
И дети резвою гурьбой
Играют беззаботно «в бой»…

Они сражаются в полях,
Сегодня – люди, завтра – прах,
Они отстаивают нас,
Но кто из них свой знает час?
А если б знать!.. А если б знать,
Тогда нельзя душой пылать:
Ужасно заряжать ружье,
Провидя близкое свое…
Неумертвимые в мечтах,
Они сражаются в полях!

1914. Октябрь



ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ КАРПАТЫ


Войска победоносные
Идут на Будапешт,
В терпеньи безвопросные,
Исполнены надежд.

«Идем себе не знаючи,
Дорожкою-путем…
Во Львове были давеча, –
Куда теперь идем?..»

Идут себе, веселые
В святой своей тоске…
Вокруг – долины голые,
Карпаты – вдалеке.

«Карпаты – дело плевое, –
Нам взять их не хитро,
Когда у нас здоровое
Рассейское нутро…

Ходите, ноги резвые,
Дыши вольготней, грудь!
Мы – хлебные, мы – трезвые,
Осилим как-нибудь!»

Храни вас Бог, любимые,
У вражьего леска,
Войска непобедимые,
Чудесные войска!

1914



ЕЩЕ НЕ ЗНАЧИТ…


Еще не значит быть изменником –
Быть радостным и молодым,
Не причиняя боли пленникам
И не спеша в шрапнельный дым…

Ходить в театр, в кинематографы,
Писать стихи, купить трюмо,
И много нежного и доброго
Вложить к любимому в письмо.

Пройтиться по Морской с шатенками,
Свивать венки из кризантэм,
По-прежнему пить сливки с пенками
И кушать за десертом крэм –

Еще не значит… Прочь уныние
И ядовитая хандра!
Война – войной. Но очи синие,
Синейте завтра, как вчера!

Война – войной. А розы – розами.
Стихи – стихами. Снами – сны.
Мы живы смехом! живы грезами!
А если живы – мы сильны!

В желаньи жить – сердца упрочены…
Живи, надейся и молчи…
Когда ж настанет наша очередь,
Цветы мы сменим на мечи!

1914. Октябрь



МОЙ ОТВЕТ


Еще не значит быть сатириком –
Давать озлобленный совет
Прославленным поэтам-лирикам
Искать и воинских побед…

Неразлучаемые с Музою
Ни под водою, ни в огне,
Боюсь, что будем лишь обузою
Своим же братьям на войне.

Мы избалóваны вниманием,
И наши ли, pardon, грехи,
Когда идут шестым изданием
Иных «ненужные» стихи?!..

– Друзья! Но если в день убийственный
Падет последний исполин,
Тогда ваш нежный, ваш единственный,
Я поведу вас на Берлин!

1914. Зима



БЕЛАЯ ФЕЯ


По слезным лестницам, как белка, прыгая,
Крепясь при публике, во сне рыдая,
Мелькает белая, святая, тихая,
Такая скромная и молодая.

И в годы-сумерки, и в зори вешние,
И в жизни вечером – одна и та же:
Всегда безвестная, всегда нездешняя,
Покоя раненых она на страже.

В палатах буднично, – и удивительно ль,
Что фея белая больным желанна?
Кто поднимается, кто руку вытянул,
Смеются ласково и осиянно.

Полетом голубя бинты покажутся,
Шампанским вспенится лекарство в склянке,
И что-то доброе такое скажется,
Непроизвольное сестре-смуглянке…

Негромким отзвуком, неясным отблеском
Сестры и матери, жены, невесты
Провеет строгая героям доблестным,
А где расплачется – то свято место!

1914. Октябрь



ПОЭЗА О БЕЛЬГИИ

Вере Вертер


Кто знает? – ты явь или призрак?
Ты будешь ли? есть ли? была ль?
Но лик твой прекрасный нам близок,
В котором восторг и печаль…

Волшебница! ты златодарна:
Твоих городов карусель,
Под строфы Эмиля Верхарна
Кружа, кружевеет Брюссель…

Не верим – не можем! не смеем! –
Что в брызгах снарядовых пен,
Смертельно ужаленный змеем,
Сгорел бирюзовый Лувэн…

И чей это шепот crescendo
Сверляющий умы и сердца,
О бегстве народа в Остендэ,
Где будет начало конца?

О, город прославленных устриц,
И пепельно-палевых дюн,
И волн голубеющих шустриц, –
О, город, трагичный канун!..

Ужель затерялась тропинка,
Тропинка туда, под уклон,
В укромный приют Метерлинка,
Дающего сладостный сон?…

Дождя светозарные нити
Сулят плодородье опять…
Помедлите, нежно усните, –
Не надо, не стоит бежать!..

Нам нужно дружнее сплотиться,
Прияв твой пленительный плен,
О, Бельгия, синяя птица
С глазами принцессы Малэн!..

1914. Октябрь
Петроград



ПОЭЗА ДЛЯ БРЮСОВА


Вы, чьи стихи как бронзольвы,
Вы поступаете бесславно.
Валерий Яковлевич! Вы –
Завистник, выраженный явно.

Всегда нас разделяла грань:
Мы с вами оба гениальцы,
Но разных толков. Ваша брань –
Уже не львы, а просто зайцы…

Различны данные у нас:
Я – вдохновенностью экватор,
И я осоловил Парнас,
Вы – бронзовый версификатор!

И свой у каждого подход
Все к тем же темам мирозданья,
У каждого свой взгляд, свой взлет,
Свои мечты, свои заданья.

Вы – терпеливый эрудит,
И Ваше свойство – всеанализ.
Я – самоучка-интуит, –
Мне непонятна Ваша зависть!

Но чем же, как не ею, чем
Я объясню нападки Ваши
На скудость тем, моих-то тем!
На лейт-мотивность, мая краше!

Не отвечаю никому:
Достойных нет. Но Вам отвечу,
Я вам отвечу потому,
Что верю в нашу снова встречу.

Я исто смел. Я исто прям.
Вас ненавидят много трусов.
Но я люблю Вас: вот я Вам
И говорю, Валерий Брюсов.

Не вы ль приветили меня
В те дни, когда еще бутылки
Журчали, весело звеня,
Как Фофанов приветил пылкий?

Я Вам признателен всегда,
Но зависть Вашу не приемлю…
Прояснись, каждая звезда,
Ты, озаряющая землю!

1915. Январь



ПАМЯТИ К. М. ФОФАНОВА


Погасли пламенные похороны
Поэта, спящего в мечте…
Да озарится имя Фофанова
В земной рутине и тщете!

Не позабудьте, люди, подвига его:
Он златолетье с вами жил…
Душа измучилась юродивого, –
Разузлена система жил.

Сожженный трезвыми и пьяницами,
Лежит обуглившийся ствол.
Благоговейно ветер кланяется
Тому, чье имя – Произвол!

Листва седеет, и седеющая
Испепеляется во прах.
А сердце… сердце стонет: «где еще его
Ждет неизбежный новый страх?..»

О, ожидание убийственное!
Но, может быть, Земля – пролог
К загробному, всегда невыясненному,
Где есть спокойный уголок?..

Там Царство неба – аметистовая
Страна, где в мире и любви
В душистых сумерках посвистывая,
Перятся серо соловьи.

1911. Май



ПАМЯТИ А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВА

Что сделать я мог, то я сделал, и с миром ты ныне,
О, жизнь, отпускаешь меня…
А. Жемчужников


Он отошел под колокол обедни,
Порвал злоцепь с печалью и нуждой.
Благословен почивший в день святой
Певец нужды – из могикан последний.

Храня заветы славной старины
В своей душе, душа идеалиста,
Он жизнь будил на пиршество весны,
И просыпалась жизнь, смеясь лучисто.

Но пробил час, как зло земли, жесток. –
Борцу за свет объятья тьма раскрыла.
Спокойно спи: ты сделал все, что мог,
И Смерть тебя на жизнь благословила.

1908. Март



ПАМЯТИ П. И. ЧАЙКОВСКОГО


Я окропил росой его таланта
Свои мечты и вижу: входят в парк –
Как призраки – Онегин, Иоланта,
Татьяна, Лиза, Герман, Жанна д'Арк.

Струи ручья целуют черевички…
Эскиз теней набросила луна…
И гости грез запели там, где птички
В березах спят и дремлет тишина.

О греза-сон! о, греза-чародейка!
О, греза-луч созвездия поэм!
Но вскоре жизнь, как ведьма, как злодейка,
Рассеет сна обманчивый эдем…

1908. Октябрь



ПАМЯТИ МАЦИЕВИЧА


Он стал на миг бесстранным королем:
  «Гном» стал велик…
Загрезился, забылся над рулем –
  На миг…

«Куда хочу – везде: в дурман гитан,
  Иль на Квантун…
Я все могу!» – подумал капитан –
  Летун.

«Не все», – шепнулось кем-то, и на твердь, –
  Ни то, ни се –
Он грохнулся. То прошептала смерть:
  «Не все…»

Столяр, сюда! Рубанок – касса ты
  Для всех порфир…
В эфир, кто в смерти ищет красоты, –
  В эфир!

1910. Сентябрь



У Е. К. МРАВИНОЙ


Мравина и колоратура –
Это ль не синонимы и стиль?
Догорела лампа. Абажура
Не схранила выблеклая Джильда:
Нет ни лампы, ни надлампника, –
  Все сгорело…
(Недосмотр неопытного рампника?…)
Отчего так жутко-онемело
Поднялась навстречу мне она?
И она ли это? Как больна! –
Ничего от Мравиной. Тень тени.
Ветка перееханной сирени,
И бокал, извиненный до дна.

1913. Март
Ялта



БОРОНАТ

(мадригал)


В оперных театрах сказочных планет,
Там, где все палаццо из пластов базальта,
Там, где веет воздух бархатом контральто, –
Лучшего сопрано, чем Ржевусска, нет.

И когда графиня, наведя лорнет,
Нежит соловьисто, зал колоратурой
И со строго-мерной светскою бравурой
Рéзвится по сцене в снежном парике, –

Точно одуванчик, пляшущий в реке,
Точно кризантэма в трепетной руке, –
Сколько восхищенья всюду: справа, слева!

Блещут от восторга серьги у гетер…
– Да, это – графиня, – говорит партер,
А балкон щебечет: «Это – королева!»

1910. Июнь



ТАРКОВСКАЯ

(сонет с кодою)


По подвигам, по рыцарским сердцам, –
Змея, голубка, кошечка, романтик, –
Она томилась с детства. В прейс-куранте
Стереотипов нет ее мечтам
Названья и цены. К ее устам
Льнут ровные «заставки». Но – отстаньте! –
Вот как-то не сказалось. В бриллианте
Есть место электрическим огням.

О, внешний сверк на хрупости мизинца!
Ты не привлек властительного принца:
Поработитель медлил. И змея

В романтика и в кошечку с голубкой
Вонзала жало. Расцвела преступкой,
От электричных ядов, – не моя!.. –
  Тарковская.

1918. Август
Веймарн



МОНУМЕНТАЛЬНЫЕ ПУСТЯКИ

Прочтя рецензий тысяч двадцать,
Мне хочется поиздеваться.
Элиграф-экспромт


1

Когда какой-нибудь там «критик»
(Поганенький такой «поэт»)
Из зависти твердит: «Смотрите,
Ваш Игорь – миг, Ваш Игорь – бред;
Он на безвременьи заметен
И то лишь наглостью своей» –
Тогда я просто безответен:
Так хорошо душе моей.

Не все ли мне равно – я гений
Иль заурядная бездарь,
Когда я точно сад весенний
И весь сплошная светозарь,
Я улыбаюсь безмятежно
Успехам, ругани – всему:
Мое бессмертье неизбежно,
И я спокоен потому.

1914. Июнь
Эст-Тойла


2

Очаровательные темы
Меня преследуют весь год.
Но если я «большой» поэмы
Не напишу вовек, пусть тот,
Кто «где же твой Онегин?» ноет,
Вчитается в ту «мелюзгу»,
Какую я даю: «не стоит»
Еще не значит: «не могу».
В наш век все длительное немо,
А современному уму
Все творчество мое – поэма,
Какой не снилось никому.

1914. Июнь
Эст-Тойла


3

Так много разных шалопаев
Владеет «мастерски» стихом –
Петров, Иванов, Николаев,
Что стих становится грехом.
Пусть угрожает мне «Удельной»
Любой желающий болван:
Как хорошо, что я – отдельный,
Что Игорь я, а не Иван!

1914. Июнь
Эст-Тойла



СУВЕНИР КРИТИКЕ


Ах, поглядите-ка! Ах, посмотрите-ка!
Какая глупая в России критика:
Зло насмеялася над «Хабанерою»,
Блеснув вульгарною своей манерою.

В сатире жалящей искала лирики,
Своей бездарности спев панегирики.
И не расслышала (иль то – политика?)
Моей иронии глухая критика…

Осталось звонкими, как солнце, нотами
Смеяться автору над идиотами
Да приговаривать: «Ах, посмотрите-ка,
Какая подлая в России критика!»

1910



КРЫМСКАЯ ТРАГИКОМЕДИЯ

И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых слонов.
Из меня


Я – эгофутурист. Всероссно
Твердят: он – первый, кто сказал,
Что все былое – безвопросно,
Чье имя наполняет зал.

Мои поэзы – в каждом доме,
На хуторе и в шалаше.
Я действен даже на пароме
И в каждой рядовой душе.

Я созерцаю – то из рубок,
То из вагона, то в лесу,
Как пьют «Громокипящий кубок» –
Животворящую росу!

Всегда чуждаясь хулиганства,
В последователях обрел
Завистливое самозванство
И вот презрел их, как орел:

Вскрылил – и только. Голубело.
Спокойно небо. Золотó
Плеща, как гейзер, солнце пело.
Так: что мне надо, стало то!

Я пел бессмертные поэзы,
Воспламеняя солнце, свет,
И облака – луны плерэзы –
Рвал беззаботно – я, поэт.

Когда же мне надоедала
Покорствующая луна,
Спускался я к горе Гудала,
Пронзовывал ее до дна…

А то в певучей Бордигере
Я впрыгивал лазурно в трам:
Кондуктор, певший с Кавальери
По вечерам, днем пел горам.

Бывал на полюсах, мечтая
Построить дамбы к ним, не то
На бригах долго. Вот прямая
Была б дорога для авто!

Мне стало скучно в иностранах:
Все так обыденно, все так
Мною ожиданно. В романах,
В стихах, в мечтах – все «точно так».

Сказав планетам: «Приготовьте
Мне век», спустился я в Москве;
Увидел парня в желтой кофте –
Все закружилось в голове…

Он был отолпен. Как торговцы,
Ругалась мыслевая часть,
Другая – верно, желтокофтцы –
К его ногам готова пасть.

Я изумился. Все так дико
Мне показалось. Это «он»
Обрадовался мне до крика.
«Не розовеющий ли слон?» –

Подумал я, в восторге млея,
Обескураженный поэт.
Толпа раздалась, как аллея.
«Я. – Маяковский», – был ответ.

Увы, я не поверил гриму
(Душа прибоем солона)…
Как поводырь, повел по Крыму
Столь розовевшего слона.

И только где-то в смрадной Керчи
Я вдруг открыл, рассеяв сон,
Что слон-то мой – из гуттаперчи,
А следовательно – не слон.

Взорлило облегченно тело, –
Вновь чувствую себя царем!
Поэт! поэт! совсем не дело
Ставать тебе поводырем.

1914. 21 января
С.-Петербург



ПОЭЗА ИСТРЕБЛЕНИЯ


Меня взорвало это «кубо»,
В котором все бездарно сплошь, –
И я решительно и грубо
Ему свой стих точу, как нож.
Гигантно недоразуменье, –
Я не был никогда безлик:
Да, Пушкин стар для современья,
Но Пушкин – Пушкински велик!
И я, придя к нему на смену,
Его благоговейно чту:
Как он – Татьяну, я Мадлэну
Упорно возвожу в Мечту…
Меж тем как все поэзодельцы,
И с ними доблестный Парнас,
Смотря, как наглые пришельцы –
О, Хам Пришедший! – прут на нас,
Молчат в волшбе оцепенений,
Не находя ударных слов,
Я, среди них единый гений,
Сказать свое уже готов:
Позор стране, поднявшей шумы
Вкруг шарлатанов и шутов!
Ослы на лбах, «пьеро»-костюмы
И стихотомы… без стихов!
Позор стране, дрожащей смехом
Над вырожденьем! Дайте слез
Тому, кто приравнял к утехам
Призывы в смерть! в свинью! в навоз!
Позор стране, встречавшей «ржаньем»
Глумленье надо всем святым,
Былым своим очарованьем
И над величием своим!
Я предлагаю: неотложно
Опомниться! И твердо впредь
Псевдоноваторов – острожно
Иль игнорирно – но презреть!
Для ободрения ж народа,
Который впал в угрозный сплин,
Не Лермонтова – «с парохода»,
А бурлюков – на Сахалин!
Они – возможники событий,
Где символом всех прав – кастет…
Послушайте меня! поймите! –
Их от сегодня больше нет.

1914. Февраль
С.-Петербург