КОЛОКОЛ И
КОЛОКОЛЬЧИК
Грузно каялся грешный
колокол –
Это медное сердце
собора.
Он эфир колол, глубоко колол,
Как щепу, звук бросал у
забора.
В предзакатный час неба
полог – ал;
Звуки веяли в алые долы…
И пока стонал хмурый
колокол,
Колокольчик смеялся
удало…
1909. Декабрь
Под бубны солнца, под
гуд гитары,
Эксцессы оргий не будут
стары,
Своим задором лишь будем
стары,
Под гуд гитары, под бас
гитары,
Под солнца бубны.
Литавры солнца – вот
наши лавры.
С цепей сорвутся души
центавры…
Пускай трепещут души
центавры,
Когда заслышат лучей
литавры
И грохот трубный.
Наполним солнцем свои
амфоры,
Давая нервам вкушать
рокфоры –
Весь день, весь вечер,
всю ночь – рокфоры,
Смущая утром глаза
Авроры
Разгулом тела…
В кострах желаний, в
безумном пекле,
С рассудком нити мы
пересéкли…
Но кто ж мы сами, что
все рассекли?…
Не все равно ли, –
скот, человек ли, –
Не в этом дело…
1909. Декабрь
Расцвел камин костром
пунцовым,
Расцвел костром.
Целую долго я лицо Вам,
Под серебром.
Вы пунцовеете, маркиза,
Цветком костра.
Изящна грезовость эскиза
И так остра.
Хотите спелого дюшеса,
Как Ваша грудь?
Люби поэта, поэтесса,
И строфы сгрудь.
Подайте, нимфы и сирены,
Вина, вина, –
Светлей под винные
рефрэны
Волшба звена.
Бряцайте, грезовые
звенья,
Сплетаясь в цепь,
Пылайте, красные
поленья,
Как лес, как степь.
Беги, испытанный
прозаик,
В провалы ниш:
Ты не поймешь души
мозаик
И осквернишь.
Целую страстно я лицо
Вам, –
Гроза и гром!
Расцвел камин костром
пунцовым,
Расцвел костром.
1910. Апрель
Иногда – но это
редко! –
В соблазнительном вуале
Карменситная брюнетка
Озарит мой уголок
И качнет – но это
редко! –
Вы при качке не
бывали! –
И качнет мечты каюту,
Пол вздымая в потолок.
Тут не вихрь –
какое! – вихри!
И не шторм –
какое! – штормы!
Вдруг завоют, вдруг
закрутят,
Приподнимут, да как –
трах!..
Ай, да резвы эти игры!
Ай, да резки эти формы!
Ай, да знойны эти жути!
Я люблю их, просто
страх!..
1909. Декабрь
Встрепенулся звонок и
замолк,
А за дверью – загадка.
Это кто? Это ты? Как мне
сладко!
Дорогая, войди… Черный
шелк
Зажурчит ароматно
сонату,
И конфузливо скромная
складка
Вдруг прильнет к
огневому гранату.
За окошком завистливый
толк
Приумолк ядовито.
Это вздорно для нас… Все
повито
Упоеньем… Страсть алчет,
как волк…
Я пойму… ты поймешь… мы
поймем…
Да, поймем, как мечта
даровита,
И гранат мы иссушим
вдвоем…
1909. Декабрь
Н. А. Тэффи
Счастье снежинки –
Ландыша с Сирьюса –
В таяньи алом…
Будут поминки
В сердце у ириса,
Лунно-линялом.
1910. Сентябрь
Какое мне дело, что
зреют цветы?
Где вазы? ваз нет… не
куплю ваз!
Какое мне дело! Когда
созревали мечты,
«Простите, но я не
люблю вас», –
Сказала мне ты.
Сказала… Горел, но
теперь не горю,
На солнце смотрю уже –
щурясь.
К чему эти розы?
окрасить больную зарю?
Простите, но я не хочу
роз, –
Тебе говорю.
1909. Март
Все было поэтично в ней…
хотя
Ее отец был при соборе
сторож.
Уж с ранних лет
нездешнее дитя
Любило снег черемуховых
порош.
Став девушкой, взяла она
иглу,
Питалась ею, язычком
колола,
Живя в подвале, в
бедности, в углу,
Спасала честь девичью от
укола.
Знакомых было много. Все
пшюты,
Как девушка говаривала
броско,
Но появился «он», и он
стал «ты», –
Расцвел пейзаж
шаблонного наброска,
Но кто был он? Да царь
ее мечты –
Писец с физиономьей недоноска…
1909. Июль
Мыза Ивановки
Ты пела грустно, я
плакал весело?!
Сирень смеялась так
аметистово…
Мне показалось: луна
заметила
Блаженство наше, –
и серебристого
Луча с приветом послала
ласково…
Нас луч к слиянию манил
неистово…
Сюда, сирены! Оставьте
пляски вы!
Оставьте пляски вы,
скажите сказки нам
О замках раковин, о
рыбках в золоте,
О влажных лилиях, песке
обласканном,
Чего вы просите, кого
вы молите…
Рассейте грезы,
испепелите их! –
Они сжигают, они
неистовы.
Такая мука в былых событиях…
Глаза сирени так
аметистовы…
Сирены, с хохотом, на
маргаритки
Легко упали и сказки
начали.
Позабывали мы о нашей
пытке…
Твои глазенки во тьме
маячили…
1910. Январь
Да, вспоминай, как ты
бродила
Лениво грубым шагом в
долы,
Как тупо над рекой
сидела,
Дыша уродливо-устало.
И если вспомнишь это
лето,
Его стесняющие латы,
Поймешь, что часто
позолота –
Как монумент аэролита.
1909. Декабрь
Она ли взяла меня? Я ли?
Забылось: давно ведь:
забылось.
Но кто-то играл на
рояле;
Я вспомнил рояль, –
и забилось
Былым мое сердце…
Дыханье
Вдруг стало и жарче, и
суше…
Я вспомнил ее колыханье…
Мнет нервно она мои уши…
И стиснула зубы… И губы
Сжимает своими губами…
Ах, автор! Бесстыдно и
грубо
Плясать кэк-уок над
гробами.
1909. Декабрь
Сбываются грезы
лазоревые,
Сбываются майские сны,
И, снова восторг
раззадоривая,
Дарят упоенье весны.
Даль – сказка волшебно
олунена,
Танцует незримый прибой,
Все веет палитрою
Бунина,
Как северный май
голубой.
В чем счастье? Но знать,
это надо ли? –
Мы счастливы тем, что
живем,
И чувства в восторге
запрядали,
А мы их поем да поем.
1909
Сколько горя, и злобы, и
жалости,
Если дерзко при встрече
кричать –
Этих женщин вульгарные
шалости
И проспектный,
чудовищный чад.
Вот сейчас (или мне
показалось то?),
Оттянув подбородком
вуаль,
В красной шубке сказала:
«Пожалуйста –
Если Вам золотого не
жаль…»
А глаза – точно вялые
финики,
На устах утомленный
сарказм…
– Эй, прохожие,
изверги, циники,
Слезопийцы, убили бы
разом…
Иссосали, расхитили
женщину
И швырнули, глумясь, на
панель… –
«Не впадайте, милсдарь,
в декадентщину», –
На ходу проворчала
шинель.
1909. Декабрь
Скала молчит.
Ответам нет вопроса…
Валерий Брюсов
О, швейцарец обрусевший, –
о, Оредеж!
Ты течешь недоуменно,
тайно бредишь
Об утонченных притоках.
Звонок, тонок,
Ты опошлился от ласки
рек-чухонок.
Ты, альфонс России
дряхлой, чисто вымыт
И прилизан, и причесан.
Серый климат
Отражается опасно на
здоровье…
Хмуришь ты свои леса,
как чернобровье:
Так все дико, так все
странно чужеводцу.
Мужики к тебе приходят,
как… к колодцу.
Господа к тебе приходят,
как… к вертепу.
Розе Альпов ли отдаться…
курослепу?!
Да, Оредеж, нам твои
красоты чужды:
Ведь у нас, великороссов,
плоски нужды…
Поневоле о Швейцарии ты
бредишь,
Чуждый нам, как мы тебе,
альфонс Оредеж.
1911
Сиверская
Наликерьте сердца,
орокфорьте мечты,
Всех зовите на «ты».
Пейте уст алькермес.
Ешьте девий дюшес,
Чтоб рассудок исчез…
Ало жальте уста и
вонзайте кинжал,
Чтобы бюст задрожал…
1909
Ее муза – конечно,
шатенка,
Как певица сама,
И накидка такого
оттенка –
Как мечта вне ума…
Улови-ка оттенок,
попробуй!
Много знаю я муз,
Но наряд ее музы –
особый.
Передать не возьмусь…
1909. Июль
Мыза Ивановка
Каждая женщина любит
неправду,
И комплименты, и лесть.
Если понравишься, –
будет награда,
Если прогневаешь, –
месть.
Каждая женщина любит
измену
И униженья, и… бич.
Женщины любят такие
контрасты,
Что невозможно постичь.
1909. Июнь
Мыза Ивановка
В пику Л. А.
Как бездна, страшен мне
таинственный кошмар,
И мечутся, как мышь
бесперая, химеры;
Как зарево, горит
багряный солнца шар,
Молчанье, как удав, и
мысли даже серы
От пошлой суеты и всех
житейских зол,
Медлительно мой мозг
окутавших сетями,
Стремлюсь туда в мечтах,
где Аполлон возвел,
Как яркий метеор, дворец
парит над нами…
1909. Октябрь
(диалог)
Самоваров:
Что пьешь лениво? Ну-ка,
ну-ка,
Давай-ка хватим по
второй…
Кофейкин:
Изволь, потешить надо
друга;
Ну, будь здоров,
любезный мой.
Самоваров:
И ты. Закусывай
селедкой.
Или вот семгой, –
выбирай.
Огурчики приятны с
водкой…
Кофейкин:
Да ты меня не угощай,
Я, братец, сам найти
сумею,
Что выбрать: выбор ведь
не мал,
А коли в случье охмелею,
Скажу, что ты наугощал.
Самоваров:
Ну, ладно там, не
философствуй,
Знай пей; и больше
никаких…
Уж коли вдов, так ты и
вдовствуй –
Пей больше с горьких дум
своих.
Кофейкин:
И, братец, горя-то немало
И впрямь приходится мне
пить.
Здоровье только б
позволяло, –
Сумею грусть свою
залить.
Самоваров:
Чего здоровье, ты ли
болен?
Здоров, как бык, силища
– во!
За это должен быть
доволен.
Кофейкин:
Не видишь сердца моего
И говоришь ты, эдак,
сдуру,
Что только в голову
придет.
Имею крепкую натуру,
Да сердцем, сердцем я не
тот.
Самоваров:
Ну, съехал дурень на
амура.
Кофейкин:
Как умерла моя хозяйка,
Оставив пятерых птенцов,
Узнал я горя… Ты
узнай-ка,
Ты испытай, что значит
«вдов».
Самоваров:
Э, надоел мне. Только
скуку
На всех умеешь нагонять.
Давай-ка лучше хватим,
ну-ка,
Не заставляй же угощать.
Эх, вспомню я порой,
Петруша,
Как жизнь мы нашу
провели,
Как отводили наши души,
Как много денег мы
прожгли.
И жалко мне, да
вспомнить сладко:
Вот это жизнь так жизнь
была!
С тобою жили мы
вприсядку,
Глядишь – и старость
подошла.
Вспомянь, как пили мы у
Лиды
«Клико», да разные
«Помри».
Да што там, видывали
виды
И пожил всласть, черт
побери.
А как француженок купали
В шампанском, помнишь?
Ха, ха, ха!
Мы в ванны дюжины
вливали
И пили, пили вороха.
Однажды, помню, мы на
тройке
Компаньей теплой,
удалой,
Катили с дружеской
попойки,
«Вдрызг нализавшися»,
домой.
Катим. Навстречу
мужичонка
С дровами едет напрямик.
«Эй, отверни свою
клячонку!» –
Кричит напившийся ямщик.
А он, каналья, в ус не
дует,
Кричим, как будто не
ему.
«Не знаешь, што ль, где
рак зимует?
Покажем мы тебе зиму».
Захохотали мы тут
звонко,
Ямщик по тройке выгнул
кнут,
И вот с дровами
мужичонка
Перевернулся, старый
шут…
1907
Не помню, когда это
было,
Но, помнится, было
когда-то…
Она меня просто любила,
А я – даже нежно и
свято.
Что счастливы были мы,
это
Теперь для меня
несомненно,
Но вот уж которое лето
Я петь не могу
вдохновенно.
Мы с нею расстались
преглупо
В разгаре любви, без
причины, –
Как два застывающих
трупа,
Забывшие ужас кручины.
Мы встретиться больше не
можем,
Хотя почему –
неизвестно…
К разлуке привыкли,
положим,
Но все-таки встреча –
прелестна.
Как жаль, что из вздора
и чуши
Порой вырастают страданья.
Но так наши созданы
души,
И в этом – дефект
мирозданья.
А все же она не забудет,
Вернется, любовью
объята.
Не знаю, когда это
будет.
Но чувствую, будет
когда-то.
1909. Июнь
Мыза Ивановка
ОТРЕЗВЛЕНИЕ
Ангел веселья. Знакомо
ль томленье тебе,
Стыд, угрызенье, тоска и
глухие рыданья,
Смутные ужасы ночи,
проклятья судьбе,
Ангел веселья, знакомо
ль томленье тебе?
Ненависть знаешь ли ты,
белый ангел добра,
Злобу и слезы, когда
призывает возмездье
Напомнить былое, над
сердцем царя до утра?
В ночи такие как верю в
страдания месть я!
Ненависть знаешь ли ты,
белый ангел добра?
Знаешь ли, ангел
здоровья, горячечный бред?
Видишь, изгнанники
бродят в палатах больницы,
К солнцу взывая,
стремясь отрешиться от бед…
Чахлые губы дрожат, как
в агонии птицы…
Знаешь ли, ангел
здоровья, горячечный бред?
Ангел красы! ты видал ли
ущелья морщин,
Старости страх и
уродство, и хилость мученья,
Если в глазах осиянных
ты встретишь презренье,
В тех же глазах, где ты
раньше бывал палладин?
Ангел красы, ты видал ли
ущелья морщин?
Радости, света и счастья
архангел священный,
Ты, чьего тела росой
обнадежен Давид,
Я умоляю тебя о любви
неизменной!
Тканью молитвы твоею да
буду обвит,
Радости, света и счастья
архангел священный!
1909. Декабрь
МУЗЫКА
Переносит меня музыка,
как море,
К моей бледной звезде,
Под защитою тумана, на
просторе
Путь держу я везде.
Раскрывая грудь, вздуваю
я дыханье,
Как челнок – паруса.
И прорезываю спины волн,
в мерцаньи
Ночи, взявшей глаза.
Я душой своей впиваю все
волненья,
Все страдания
скитальца-корабля,
Влажный ветер и гроза, в
огне биенья,
Этой бури меня нежат.
А внемля,
А внемля порой волнам в
оцепененьи,
Если зеркало
спокойно, – стражду я…
1909. Июнь
Мыза Ивановка
БОЛЬНАЯ
МУЗА
Бедная муза моя, что
сегодня с тобою?
Впадины глаз твоих полны
видений ночных,
И на лице разливаются
тени волною,
Тени безумья и ужаса
чувств ледяных.
Ваза зеленая с сумраком
розово-бледным,
Страх и любовь в тебя
влиты из пасмурных урн…
Деспот-кошмар,
распаленный задором победным,
Он не столкнул ли тебя в
знаменитый Минтурн?
Я бы хотел, аромат
разливая здоровья,
Грудь напоить твою
мыслью могучей и властной,
Чтоб твоя кровь
протекала струею согласной, –
Точно античных письмен
миллионные звуки,
Где воцарились навек с
неизменной любовью
Феб, царь мелодий, и
Пан, бог оправданной муки.
1909. Июнь
Мыза Ивановка
ПОД ШАРЛЯ
БОДЛЕРА
Вчера опять пророческое
племя
Пустилось в путь, забрав
своих детей;
У матерей созрел дюшес
грудей;
Зрачки горят… (Не знойно
ль было семя?…)
Отцы бредут, блестя
своим оружьем,
И табором раскинулась
семья,
Тяжелыми глазами обоймя
Простор небес с
тоскливым равнодушьем.
Всегда при них звучнее
песни птиц.
Им божество дает
благоволенья:
Там, где они, – пышнее
цвет растенья,
Там орошен утеса гордый
шпиц.
И, как сады, цветут для
них пустыни…
Для них нет тайн, –
и счастья нет отныне…
1909
(сонет)
Из Анри де Ренье
Ты убежала от меня, ты
убежала,
Отдав свои глаза, как
амулет…
Запомнила рука моя, –
как жало, –
Вес горла твоего, и
вкус, и цвет,
И линию исчезнувшего
тела,
К которому желание
крылит…
Ты ночь и лес поставить
захотела
Преградою меж нами. Но,
налит
Твоею вероломной
красотою,
Я воссоздам расплывшеюся
тьмою
Твою красу. Забрезжили
поля…
Я выкую твой образ
отомщенно,
И будешь ты – вся мрамор
иль земля,
Вся гнев немой –
змеиться возмущенно…
1910. Август