Игорь Северянин. БЕССМЕРТНИКА ЗОЛОТОЦВЕТ (Сб. ТОСТ БЕЗОТВЕТНЫЙ)




ПОЭМА БЕСПОЭМИЯ


А если я себе позволю,
Дав ямбу пламенному волю,
Тряхнуть прекрасной стариной
И, вдохновляемый весной,
Спою поэму на отличье,
В которой будет пенье птичье,
Призывотрели соловьев
И воды рек, и сень лесов,
И голубые лимузины,
И эксцентричные кузины,
И остро-пряный ассонанс,
И элегантный Гюисманс,
И современные грезэрки,
Заполнившие этажерки
Томами сладостных поэз,
Блестящими, как полонез,
И просто девственные дамы,
Себе построившие храмы
В сердцах совсем чужих мужей,
Забывшие своих детей,
Своих супругов – из-за скуки;
И тут же Скрябинские звуки, –
Поэма, полная огня, –
И жалопчелье златодня,
И сумасшествие Берлина,
И мудрость английского сплина,
И соком блещущий гранат,
Эолпиано Боронат
И с ней снегурочность Липковской,
И Брюсов, «президент московский»,
И ядовитый Сологуб
С томящим нервы соло губ,
Воспевших жуткую Ортруду,
И графоманы, отовсюду
В журналы шлющие стихи,
В которых злющие грехи,
И некий гувернер недетский
Адам Акмеич Городецкий,
Известный апломбист «Речи»,
Бездарь во всем, что ни строчи,
И тут же публикой облапен,
Великий «грубиян» Шаляпин
И конкурент всех соловьев
И Собинова – сам Смирнов,
И парень этакий-таковский
Смышленый малый Маяковский,
Сумевший кофтой (цвет танго!)
Наделать бум из ничего.
И лев журналов, шик для Пензы,
Работник честный Митя Цензор,
Кумир модисток и портних,
Блудливый взор, блудливый стих…
………………………….
………………………….
………………………….
………………………….
И свита баб Иллиодора,
Сплошной нелепицы и вздора,
И, наконец, само Танго –
«Бери ее! бери его!..»

__________

Мой пылкий ямб достиг галопа
И скачет, точно антилопа,
Но я боюсь его загнать:
Вдруг пригодится мне, как знать!
Уж лучше я его взнуздаю
И дам погарцовать по маю:
Иди, пленяй собой луга…
А там – ударим на врага!

1915. Май
Эст-Тойла



«БРОДЯЧАЯ СОБАКА»


1

Залай, Бродячая Собака!
И ровно в полночь в твой подвал
И забулдыга, и гуляка
Бегут, как рыщущий шакал.
Богемой в папах узаконен,
Гостей встречает Борька Пронин
Подвижен и неутомим
(Друзья! вы все знакомы с ним!)
И рядом – пышущий, как тульский
С солидным прошлым самовар,
Распространяющий угар,
Известный женовраг Цибульский,
Глинтвейнодел и музыкант,
И, как тут принято, талант…


2

А кто же эти, с виду дети,
А по походкам – старички?
Их старший книжку издал «Сети»,
А эти – альманах… «Сморчки!»
Глаза подведены кокотно,
Их лица смотрят алоротно,
И челки на округлых лбах
Внушают дамам полустрах…
О, сколько ласки и умилий
В глазах, смотрящих на своих!..
От них я очищаю стих,
И, избегая их фамилий,
Уж превращенных в имена,
Оставлю им их времена!..


3

Все это «цвет литературы»,
«Надежда» выцветших писак,
Готовых пригласить на туры
Поэзовальса этот «брак»,
Дабы помодничать прекрасным
Зло-недвусмысленным маразмом,
Себя их кровью обновить…
Но тут легко переборщить
И гнилокровьем заразиться…
Нет, в самом деле, черт возьми,
Какими полон свет «людьми»!
Я не могу не возмутиться
И поощрителям «сморчков»
Бросаю молнии зрачков!


4

«Они талантливы»… Допустим!
Но что – в таланте без души?
Бездушные не знают грусти,
А только скуку. Напиши
Поэзу, вызванную скукой, –
И гений мой тому порукой, –
Как тонки ни были б слова,
Она останется мертва.
Ни возмутит, ни зачарует
Скопец, развратник, женофоб.
И современца медный лоб
Теперь лишь сталь бича взволнует,
Да, сталь бича иль гений! Вот
Какой пошел теперь народ!


5

«Ну что же, разве это плохо?
Ведь требовательность нужна…» –
Тут не сдержалась бы от вздоха
Моя знакомая княжна.
Однако ж, чем живет богема?
Какая новая поэма
Бездушье душ объединит?
Что мысли их воспламенит?
Чего хотят? о чем тоскуют?
Зачем сбираются сюда?
Да так… Куда ж идти? куда?
Посплетничают, потолкуют
И, от безделья отдохнув,
Зевают: «Скучно что-то, уф…»


6

Ничьей там не гнушались лепты, –
И в кассу сыпали рубли
Отъявленные фармацевты,
Барзак мешавшие с Шабли!
Для виду возмущались ими,
Любезно спрашивая: «Имя
Как ваше в книгу записать?»
Спешили их облобызать,
А после говорили: «Странно,
Кто к нам пускает всякий сброд?..»
Но сброд позатыкал им рот,
Зовя к столу на бутерброд…
Но это все уже туманно:
Собака околела, и
Ей околеть вы помогли!

1915. Май
Эст-Тойла



ПОЭЗА О ХАРЬКОВЕ


Я снова в нежном, чутком Харькове,
Где снова мой поэзовечер,
Где снова триумфально-арковы
Двери домóвые – навстречу.

О Харьков! Харьков! букворадугой
Твоею вечно сердце живо:
В тебе нежданно и негаданно
Моя мечта осуществима.

О Харьков! Харьков! Лучший лучшего!
Цвет самой тонкой молодежи! –
Где я нашел себя, заблудшего,
Свою тринадцатую тоже.

Такая журчная и сильная,
В лицо задором запуская,
Мной снова изавтомобилена
Смеющаяся мне Сумская.

На восхищающем извозчике
Спускаюсь круто прямо к Поку.
Улыбки дамьи, шляпок рощицы
Скользят на тротуарах сбоку.

А вот и девочка графинина,
Одетая тепло-кенгурно,
Болтает с мисс (здесь это принято?):
«Maman им принята… „недурно“…»

Пусть афишируют гигантские
Меня афиши, – то ль не эра!
– Мартын! Сверни к ручьям шампанского
В гурманоазисах Проспэра.

1915. Декабрь, 19
Харьков – Павлоград (поезд)



ПОЭЗА О МАЙОРЕНГОФЕ


Я помню: в Майоренгофе,
Когда мне было семь лет,
Я грезил о катастрофе,
О встречах, которых нет.

Как верная мне вассалка,
Собака ходила за мной,
И грезилась мне «Русалка»,
Погибшая той весной.

Maman с генеральшей свитской
Каталась в вечерний час.
И нынешний Кусевицкий
Настраивал контрабас…

А я увлекался рьяно
Оркестром «дружка» своего:
О, палочка Булерьяна!
О, милый автограф его!

И это же самое море,
Когда мне было семь лет,
Мне пело, мечты лазоря,
О встречах, которых нет…

1915. Июнь
Эст-Тойла



ПОЭЗА О ИОЛАНТЕ


Иоланта в брильянтах, Иоланта в фиалках,
Иоланта в муаре, Иоланта в бандо,
Иоланта в шантанах, Иоланта в качалках,
Иоланта в экспрессе, Иоланта в ландо!

Иоланта в идеях, Иоланта в болезнях,
Иоланта в страданьях, в кабаках и в нужде,
Иоланта в порывах и в восторженных песнях,
И в любви Иоланта! Иоланта везде!

Иоланта в Калуге, Иоланта в Сорренто,
Иоланта в Венере и во влаге цистерн,
В стилях, – в этих надмодных монументах моментам, –
В Rococo, в Renessans'e, в Louis XV и в Moderne!

Иоланта в варьянтах и контрастах религий,
Иоланта в метаньях, в заблужденьях, в труде,
В интервалах планетных, в каждом дне, в каждом миге,
И в тебе – Иоланта! Иоланта везде.

Иоланта в рокфоре, Иоланта в омаре,
Иоланта в Сотерне* и в triple sec curasso**,
Иоланта в Вольтэре, Иоланта в Эмаре,
В Мопассане, в Баркове, и в Толстом, и в Руссо!

Иоланта повсюду, Иоланта всеместна…
Что же это такое – Иоланта моя?
Ничего я не знаю, ничего не известно,
Но мне кажется, – это раздробленное «Я»!

1915. Июнь
Эст-Тойла

__________
*Сотерн – Sauternes, белое десертное вино (фр.).
**Triple sec curasso (правильно Curaçao triple sec) –
ликер, который производится с использованием сухой
горькой кожицы сладких апельсинов (фр.).



МЕДОВАЯ ПОЭЗА

Вадиму Баяну


Гостей любезно принимающий
В своей беззлобной стороне,
Сиренью мед благоухающий
Вы предложили к чаю мне.

О! вместе с медом просирененным
Вы предложили мне… весну! –
И Таню, смуженную Греминым,
Я вновь свободой оплесну.

И птицу, скрыленную клеткою,
Пущу я в воздух, хохоча,
И отклоню над малолеткою
Сталь занесенного меча…

Прощу врагам обиды кровные
И обвиню себя во всем,
И ласковые, и любовные
Стихи Ей напишу в альбом…

И вновь горящий, вновь пылающий,
Я всею воспою душой
Сиренью мед благоухающий,
Меня овеявший весной!

1915. Декабрь, 23
Александровск-Екатеринославский



ПОЭЗОШПИЛЬКА


Ты говоришь: Татьяна Гремина
Совсем неправильно овсемена
  Как чудо девичьей души:
Провинциалочке, как водится,
Онегин по душе приходится
  Средь Митрофанушек в глуши.

Однако же, став дамой светскою,
Она – с душой ореха грецкого! –
  Его отвергла для того,
Чтоб отомстить ему за прошлое
И выставить причину пошлую
  Как… честь супруга своего.

Любовью сердца не онегена
И не любя совсем Онегина,
  Довольна партией своей.
Да, Танечка, до брака – Ларина,
Довольно скверно переварена
  Мозгами наших матерей…

Смешно бы обвинять Евгения
За нежное его презрение
  К причудам девочки-дичка.
Лишь Таня сделалась Татьяною, –
Он вспыхнул всей душою рьяною,
  Но лицемерно, свысока.

Ответила княгиня Гремина,
Та, кто в мечту страны овсемена:
  – Другому буду век верна.
Как это холодно и каменно!
Любовь воскликнула бы пламенно:
  «Я рада, что тебе нужна!»

1915. Май
Эст-Тойла



ПОЭЗА МОЕЙ СВЕТОЗАРНОСТИ


Когда мне пишут девушки:
  «Его светозарности»,
Душа моя исполнена
  Живой благодарности.

Ведь это ж не ирония
  И не пародия:
Я требую отличия
  От высокородия!

Пусть это обращение
  Для всякой бездарности…
Не отнимай у гения
  Его Светозарности!

1915. Июнь
Эст-Тойла



ПОЭЗА КОРОЛЕВЕ


Моя ль душа, – душа не короля?
В ней в бурю, – колыханье корабля.
Когда же в ней лазорие и штиль,
Моих стихов классично-ясен стиль.

Тенденциозной узости идей,
Столь свойственных натуре всех людей,
Не признаю, надменно их презрев,
В поэзии своей ни прав, ни лев…

Одно есть убежденье у меня:
Не ведать убеждений. Не кляня,
Благословлять убожество – затем,
Дабы изъять его навек из тем…

Я не люблю людей, но я им рад,
Когда они мне рады – вот мой взгляд.
Не верю им и гордо, свысока,
Смотрю на них, к тому ж издалека.

Вступать в ряды людей – не мой удел,
Но вот я строй омаршить захотел, –
И я пою, движение любя;
Они идут, чем тешу я себя.

А стоит мне сильнее захотеть, –
И будут люди вечно жить и петь,
Забыв про смерть, страдания и боль:
Ведь я поэт – всех королей король!

1915. Май
Эст-Тойла



ПОЭЗА ЧУДА


Во всем себя вы в жизни сузили,
Одна осталась вам игра:
Самообманы да иллюзии, –
Убогой жизни мишура.

Рожденные в земном убожестве
Полуцари, полукроты,
Вы величаетесь в ничтожество,
Ложась холодно под кресты…

Зачем вам жить, не отдающие
Себе отчета в слове «жить»?
Всю жизнь свой сами крест несущие,
Чтоб под него себя сложить?

Бунтующие и покорные,
Игрушки воли мировой,
В самом бессмертии тлетворные,
Порабощенные судьбой!

Жалеть ли вас, земли не знающих
И глупый делающих вид,
Вселенной тайны постигающих,
Какие чует интуит?

Вас презирать без сожаления, –
Единственное что для вас!
Вас бичевать за все стремления,
За все «стремления на час»!

Честнее будьте вы, нечестные,
Но восхваляющие честь:
Без жалоб лягте в грóбы тесные,
А жить хотите – выход есть:

Все, как один, в огне содружества,
Развихривая жизни ход,
Имейте пыл, имейте мужество
Все, как один, идти вперед!

И чудо явится чудесное:
Слиянные в своем огне,
Поработите вы Безвестное
И да поклонитесь вы мне!

1915. Май
Эст-Тойла



ПОЭЗА О ЛЮДЯХ


Разве можно быть долго знакомым с людьми?
  И хотелось бы, да невозможно!
  Все в людских отношеньях тревожно:
То подумай не так, то не этак пойми!..

Я к чужому всегда подходил всей душой:
  Откровенно, порывно, надежно.
  И кончалось всегда неизбежно
Это тем, что чужим оставался чужой.

Если малый собрат мне утонченно льстит,
  Затаенно его презираю.
  Но несноснее группа вторая:
Наносящих, по тупости, много обид.

И обижен-то я не на них: с них-то что
       И спросить, большей частью ничтожных?!
       Я терзаюсь в сомнениях ложных:
Разуверить в себе их не может никто!

И останется каждый по-своему прав,
       Для меня безвозвратно потерян.
       Я людей не бегу, но уверен,
Что с людьми не встречаются, их не теряв…

1915. Май
Эст-Тойла



ПОЭЗА БЕЗНАДЕЖИЯ


Я чем-то подавлен, я чем-то стеснен.
Нет слов подходящих для звончатых песен.
И май в этот год уж не прежне чудесен.
И жизнь – полуявь, полубред, полусон.

Я чем-то обижен, я как-то устал,
Мне так одосадели мелкие люди…
Мечтал о безлюдьи, как будто о чуде:
Никто из них милого мне не сказал!

Как горько от зависти, лести, интриг,
От всех подражаний! от всех посвящений!
От их увенчаний развенчан мой гений!..
Мне тяжко: я их беспощадно постиг. –

Незваная свита терзала весь год
Своими заботами, сплетнями, грязью…
Ах, есть ли ей равные по безобразью
Духовных надежд, меркантильных забот?!..

Какие-то гаденькие толмачи,
Мечты толкователи, лексионеры…
О как безнадежно бездарны и серы:
Их чувства – лягушки, их песни – грачи!

Я ими расстроен, я смят, угнетен.
Мне надо лечиться безлюдьем все лето.
Апатия, леность, усталость. Поэта
Во мне убивают, и близок мой сон…

…Маруся! Маруся! услышь, помоги! –
Ведь только в тебя упоительна вера…
Но вижу в руках твоих сталь револьвера,
А там, за тобою, не видно ни зги…

1915. Май
Эст-Тойла



У ПАМЯТНИКА КОМИССАРЖЕВСКОЙ


Вера Федоровна! Сегодня
Я заехал к Вам из полка:
Уж изнервничался я очень,
И такая была тоска…

Долго вглядывался я, сгорбясь,
В Ваши бронзовые черты:
В них застыло так много скорби,
Вдохновенности и мечты…

Я спросил Вас, – о, Вы поймете,
Вера Федоровна, о чем!..
Шевельнули едва губами
И чуть-чуть повели плечом…

А в глазах (в уголках, у носа)
Вспыхнул гнев, человечий гнев…
Всю бестактность своего вопроса
Понял я, плача и покраснев…

1915. Октябрь
Петроград



ВСЕ – ЗА НОВЬ!


Дождь за дождем, за бурей буря,
За песнью песнь, за болью боль.
Чело то хмуря, то лазуря,
Живут и нищий, и король.

О, всколыхните безмятежность,
Благополучье раздробя!
Прекрасней после гнева нежность,
Как, после муки, вы – себя!

Свершайте явные ошибки,
Крушите счастье и любовь,
Чтоб только не было на Шипке
Душ ваших тихо. Все – за новь!

Да, все за новь, за блеск, за звонкость,
За обиенность и за шаг!
Я славлю мудрую ребенкость
И молодеческий кулак.

Живи, воистину живое,
Не уставая звать меня!
Пылай восторгом, ретивое:
Ведь даже в счастьи скорбен я!

1915. Июнь
Эст-Тойла