ГИМН
РОССИЙСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Свобода! Свобода!
Свобода!
Свобода везде и во всем!
Свобода на благо народа!
Да радуемся! да живем!
Мы русские
республиканцы, –
Отсталым народам пример!
Пусть флагов пылают
румянцы!
Сверкает в руках
револьвер!
Победа! Победа! Победа!
Над каждым в России
царем!
Победа – расплата за
деда!
Да радуемся, да живем!
Столетья царями теснимы,
Прозрели в предвешние
дни:
Во имя России любимой
Царь свергнут – и вот мы
одни!
Труд, равенство, мир и
свобода,
И песня, и кисть со
стихом –
Отныне для счастья
народа!
Да радуемся! да живем!
1917
Гатчина – Петроград
Народу русскому
дивитесь:
Орлить настал его черед!
Восстал из недр народный
витязь
И спас от деспота народ.
Не важно знать – какое
имя
Носил народа лучший сын.
Не важно знать – он шел
какими
Путями к пламени вершин.
Но он пришел,
освободитель!
Но он возник, но он
восстал!
И голос был: «За мной
идите!»
Не гром ли то
прогрохотал!
Все, как один, рванулись
люди
За счастьем! за весной!
за сном!
Все, как один, вздохнули
груди.
Одно – во всех, и все –
в одном!
Но незачем идти им стало, –
Свобода к ним из-за
угла.
В глазах, как солнце,
заблистала
И в душах факелы зажгла.
И улыбнулась им Свобода:
«Все, как один! Вот в
чем секрет
Удачи зрелого народа…
Иных путей к свободе
нет!»
Благословен да будет
витязь,
Воспламенивший всех
вперед!
Народу русскому
дивитесь:
Пример народам – мой
народ!
1917. Март, 5
Орел
Народ оцарен! Царь
низложен!
Свободно слово и печать!
Язык остер, как меч без
ножен!
Жизнь новую пора начать!
Себя царями осознали
Еще недавние рабы:
Разбили вздорные
скрижали
Величьем солнечной
судьбы!
Ты, единенье, –
златосила,
Тобою свергнут строй
гнилой!
Долой, что было зло и
хило!
Долой позорное! Долой!
Долой вчерашняя явь злая
Вся гнусь! Вся низость!
Вся лукавь!
Долой эпоха Николая!
Да здравствует иная явь!
Да здравствует народ
весенний,
Который вдруг себя
обрел!
Перед тобой клоню
колени,
Народ – поэт! Народ –
орел!
1917. Март, 8
Москва
И это – явь? не
сновиденье?
Не обольстительный
обман?
Какое в жизни
возрожденье!
Я плачу! я свободой
пьян!
Как? неужели? все, что в
мыслях –
Отныне и на языке?
Никто в Сибирь не смеет
выслать?
Не смеет утопить в реке?
Поверить трудно: вдруг –
все ложно?!..
Трепещет страстной мукой
стих…
Но невозможное –
возможно
В стране возможностей
больших!
1917. Март, 8
Москва
«Когда отечество в огне,
И нет воды – лей кровь,
как воду».
Вот что в укор поставить
мне
Придется вольному
народу:
Как мог я, любящий
свободу,
Поющий грезовый запой,
Сказать абсурд такой в
угоду
Порыву гордости слепой?!
Положим, где-то в
глубине
Своей души я эту «коду»
Тогда ж отбросив, как во
сне,
Пытал и прозревал
природу.
И вскоре же обрел я оду
Любви и радости земной,
Проклятью предал я
невзгоду
Порыва гордости слепой.
«Стихи в ненастный день»
– зане
Вот увертюра к
любвероду.
Они возникли в вышине
Подобные громоотводу.
Не минами грузи подводу,
А книжек кипою цветной;
Лей зрячую, живую воду
На веки гордости слепой!
Проклятье пасмурному
году,
Мир зачумившему войной,
И вырождавшемуся роду
Державной гордости слепой!
1917. Апрель
Гатчина
Не поняты моей страной
«Стихи в ненастный
день», три года
Назад написанные мной
Для просвещения народа.
В них – радость, счастье
и свобода,
И жизнь, и грезы, и
сирень!
Они свободны, как
природа,
Мои «Стихи в ненастный
день»!
Не тронута моей струной
Осталась рабская порода,
Зерно, посеянное в зной,
Не принесло тогда
приплода.
Что для морального урода
Призыв к любви? Урод –
как пень…
Затмила дней ненастных
мода
Мои «Стихи в ненастный
день».
И только этою весной
Народ почуяв ледохода
Возможность раннего,
волной
Потек, волною вешневода
Разлился, не оставив
брода
Для малодушных, свергнув
лень,
И осознался. Прочь,
невзгода!
Вперед, «Стихи в
ненастный день»!
И я, издревле воевода,
Кричу в просторы
деревень:
Что как не человеку
ода –
Мои «Стихи в ненастный
день»?!
1917. Апрель
Гатчина
Должна быть кончена
война,
Притом – во что бы то ни
стало:
Измучилась моя страна,
Нечеловечески устала.
Есть примененье для
металла
Гораздо лучше, чем твой
брат.
Да свергнут ужас с
пьедестала
Министр, рабочий и
солдат!
Должна быть всем троим
видна
(Иль вам трех лет
кровавых мало?)
Смерть, что распутна и
жадна,
Зев гаубицы, сталь
кинжала.
Из пасти смерти вырвав
жало,
Живи, живой, живому рад!
Не я – вам это жизнь сказала,
Министр, рабочий и
солдат!
Все, все в крови: вода,
луна,
Трава, лампасы генерала.
В крови зеленая весна,
Сменила кровь вино
бокала.
Кровь все покрыла,
захлестала.
Для крови нет уже
преград.
У вас глаза сверкают
ало,
Министр, рабочий и
солдат!
Взгляните на себя
сначала:
Не вами ль создан этот
ад?
Долой войну! Долой
Ваала,
Министр, рабочий и
солдат!
1917. Апрель
Гатчина
Блюдите фронт, но вместе
с тем
Немедленно в переговоры
Вступите с немцами,
затем
Надеждой озарите взоры.
Ни вам – немецкие
позоры,
Ни немцам –
русские, – нужны
Тем и другим полей
просторы
И ласка любящей жены!
Зачем же ужас вам? Зачем
Боль ран, и смерть, и
все раздоры?
Чем оправдаете вы, чем
Пролитье крови? Мертвых
хоры
Вас не тревожат? Их
дозоры
В час полуночной тишины
Не вызывают вас на споры
О слезах любящей жены?
Нет во вселенной лучше
тем,
Чем тема: лес, поля и
горы.
Кто с этим несогласен –
нем.
Кроту милее солнца –
норы.
А как пленительны озера,
Бубенчик-ландыш, плеск
луны,
Улыбка в небесах Авроры
И взоры любящей жены.
Иль мы поэты, фантазеры,
И вам в окопах не слышны
Ни наши нежные укоры,
Ни голос любящей жены?..
1917. Апрель
Гатчина
Жизнь человека
одного –
Дороже и прекрасней
мира.
Биеньем сердца моего
Дрожит воскреснувшая
лира.
Во имя заключенья мира
Во имя жизни торжества,
Пускай из злата и
сапфира
Пребудут вещие слова!
Да вспыхнет жизни
торжество,
И да преломится рапира
……………………………
От Бергена и до Каира,
От древнепéрсидского
Кира
И вплоть до человека
Льва, –
Светлей счастливого Маира, –
Пребудут вещие слова.
Все для него, все для
него –
От мелкой мошки до
тапира, –
Для человека, для того,
Кто мыслит: наподобье
пира
Устроить жизнь, и вечно
сиро
Живет, как птица, как
трава…
Для светозарного эфира
Пребудут вещие слова.
Отныне в синеве эфира,
Волны святого
волшебства…
И струй благоуханья миро
Пребудут вещие слова.
1917. Апрель
Гатчина
Вселенец – антипатриот,
Но к человеку человечен:
Над братом он не занесет
Меча, в своем вселенстве
вечен.
Он завистью не
искалечен,
Не свойственно вселенцу
зло,
Он мягок, кроток и
сердечен,
И смотрит мудрый взгляд
светло.
Я верю: мой родной народ
Вселенством душ давно
отмечен.
Я говорю: старинный гнет
Моей страны навек
отлечен.
Вознагражден, увековечен
Народ, забыв свое тягло.
Достойно день свободы
встречен, –
И так надежно, так
светло!
Я чувствую: уже грядет
Желанный мир (он
обеспечен!)
Вновь немец русскому
пожмет,
Как брату, руку, дружно
встречен;
В музей поставит под
стекло
Промозглых патриотов
печень –
(Зародыш войн). Смиря светло,
Пошлет привет грядущей
встрече
И озарит свое чело:
Вселенцы сходятся на
вече,
Чтоб жить и мудро, и
светло.
1917. Апрель
Гатчина
О, что за ужасный
кошмар:
Исполненные вольной
нови,
Мы не хотим пролитья
крови,
Но жаждет крови земный
шар!..
Людскою кровью он
набух, –
Вот-вот не выдержит и
лопнет…
Никто не ахнет и не
охнет,
И смерть у всех захватит
дух.
Ну что ж! Пусть – коли
суждено!
Но мне обидно за Россию:
Свободу обретя впервые,
Погибнет с миром заодно…
Хоть «на миру и смерть
красна»,
Но жизнь-то, жизнь ее в
расцвете!
Теперь бы ей и жить на
свете,
Когда свободна и ясна.
Что ж, вновь за меч? Что
ж, вновь в окоп?
Отстаивать свою свободу?
Лить кровь людскую,
словно воду,
И, как в постель,
ложиться в гроб?!
Я не могу, не смею я
Давать подобные советы…
Дороже этой всей
планеты –
Жизнь неповторная твоя!
А если нет? А если
нет, –
Как насмеется враг над
нами,
Над женами, над
матерями!
Тогда на что же нам и
свет?..
Но вместе с тем не
защищать,
Не рисковать – погибнуть
все же,
Что делать нам, о Боже,
Боже!
На нас – заклятия
печать!..
Одна надежда, что солдат
Германский, вдохновляем
веком,
Стать пожелавши
человеком,
Протянет руку нам, как
брат…
Так сбрось последнего
царя,
Европа старая, с
престола:
Забрезжит с легкостью
Эола
Над миром мирная заря!
О, как ничтожен человек,
Хотя бы даже гениальный,
Пред мыслью
глубоко-печальной
О мертвой жизни всех
калек!
1917. Апрель
Гатчина
Царь на коне, с похмелья
и в дремоте,
И нищая красавица в
лесу.
Развратница в забрызганных
лохмотьях,
Похожая на рыжую лису…
Смеется царь: «Когда бы
были седла!..
Но может быть ко мне вы
на седло?»
Бесстыдница
расхохоталась подло,
Смотря в глаза
вульгарно, но светло:
«У вашего величества
есть кони,
И если не с собой, то
при дворе…
Вы их не пожалейте для
погони, –
Тогда мой труп настигнут
на заре.
А я… А я ни за какие
средства
Не смею сесть в одно
седло к царю:
Я – нищая, и я порочна с
детства,
И с Вами мне не место,
говорю».
Царь запылал и загремел
он: «Падаль!
Как смела ты разинуть
рабский зев?»
С коня он слез и –
поясненье надо ль? –
Царь взял ее, как черт,
рассвирепев.
Он бил ее, он жег ее
нагайкой,
То целовал, то рвал за
волоса…
И покраснело солнце над
лужайкой,
И, как холопы, хмурились
леса.
А нищая, в безумьи от
побоев,
Громила трон царя до
хрипоты:
– Моя болезнь взята
самим тобою, –
Страдай, дурак, меня не
понял ты!
1911
Село Дылицы
В ничем – ничто. Из
ничего – вдруг что-то,
И это – Бог.
В самосозданье не дал Он
отчета, –
Кому б Он мог?
Он захотел создать Себя
и создал,
Собою прав.
Он – Эгоист. И это так
же просто,
Как запах трав.
Бог создал свет, но не
узнали люди,
Как создан свет.
И поэтично ль грезит нам
о чуде,
И Бог – поэт!
И люди все – на Божие
подобье:
Мы – богодробь.
И если мы подвластны
вечной злобе,
Отбросим скорбь:
Не уничтожен Богом
падший ангел,
Не умерщвлен.
Он – в женщине, он в
бешеном мустанге, –
Повсюду он.
Так хочет Бог. Мечты Его
пречисты.
И взор лучист.
Природа, Бог и люди –
эгоисты:
Я – эгоист!
1912. Лето
Веймарн
Я – Демон, гений зла. Я
Богом пренебрег!
За дерзостный Мой взлет
Бог возгордился мною,
Как перлом творчества,
как лучшею мечтою,
Венцом своих забот,
венцом своих тревог.
Я – Демон, гений зла. Я
Богом пренебрег!
Но я Его люблю, как
любит Он Меня:
Меня ожизнил Бог,
экстазом осиянный!
И ныне Я Его приветствую
«Осанной»!
Я Демон, Гений тьмы, пою
Поэта дня
И я Его люблю, как любит
Он меня!
Меня вне Бога нет: мы
двое – Эгобог.
Извечно Мы божим, но Нас
не понимали.
О, человечество! В
подсолнечной эмали
Начертаны слова, как
упоенья вздох:
«Нет Бога вне меня! Мы
двое – Эгобог!»
1912. Лето
Веймарн
Федору Сологубу
Остритесь, ядовые иглы!
Плетись, изысканный
тернец!
Мы зрить Антихриста
достигли,
Свой оголгофили конец.
Грядет иллюзно опобеден,
Как некогда Христос,
Протест,
И он исстражден, чахл и
бледен
Жених незачатых невест…
Наш эшафот – не в
Палестине
У плодоструйных жирных
вод,
А в отелесенной пустыне
В столице Культры
эшафот.
Moderne-Голгофа
измельчала:
Не три креста, а
миллиард,
Но там и здесь – одно
начало,
Одно заданье и азарт.
Мы, двойственные
изначально,
Растерянно даем вопрос:
«Антихрист у Христа
опальный, –
Не псевдонимный ли
Христос?»
1913
Начальники и рядовые,
Вы, проливающие кровь,
Да потревожат вас
впервые
Всеоправданье и любовь!
О, если бы в душе
солдата, –
Но каждого! но навсегда! –
Сияла благостно и свято
Всечеловечности звезда!
О, если б жизнь, живи,
не мешкай! –
Как неотъемлемо – твое,
Любил ты истинно, с
усмешкой
Ты только гладил бы
ружье!..
И если б ты, раб
оробелый, –
Но человек! но царь! но
бог! –
Души своей, как солнце,
белой
Познать всю непобедность
мог.
Тогда сказали бы все
дружно!
Я не хочу, – мы не
хотим!
И рассмеялись бы
жемчужно
Над повелителем своим…
Кого б тогда он вел к
расстрелу?
Ужели всех? ужели ж
всех?..
Вот солнце вышло и
запело!
И всюду звон, и всюду
смех!
О, споры! вы, что
неизбежны,
Как хлеб, мы нудно вас
жуем.
Солдаты! люди! будьте
нежны
С незлобливым своим
ружьем.
Не разрешайте спора
кровью,
Ведь спор ничем не
разрешим.
Всеоправданьем,
вселюбовью
Мы никогда не согрешим!
Сверкайте, сабли!
Стройтесь, ружья!
Игрушки удалой весны
И лирового златодружья
Легко-бряцающие сны!
Сверкайте, оголяйтесь,
сабли,
Переливайтесь, как
ручей!
Но чтобы души не
ослабли,
Ни капли крови и ничьей!
А если молодо безумно
И если пир, и если май,
Чтоб было весело и
шумно,
Бесцельно в небеса
стреляй!
1914. Сентябрь, 5
Мыза Ивановка
Первый
– Экстренное прибавление к «Юпитерскому Известию»:
Антихриста Маринетти на землю-планету пришествие!
Лишенье земли невинности! Кровавое сумасшествие!
Экстренное прибавление к «Юпитерскому Известию»!
Второй
– К «Юпитерскому Известию» экстренное прибавление:
Разрушенье старинных памятников! Цивилизаций
разгноение, –
Пробужденный инстинкт человечества – жажда самоистребления…
К «Юпитерскому Известию» экстренное прибавление!
Третий
– Экстренное прибавление к «Известию Юпитерскому»:
Земля, обезумев, как волосы, все сады и леса свои выдергала…
Статья профессора Марсова: «Апофеоз вселенского изверга»!
Экстренное прибавление к «Известию Юпитерскому».
Четвертый
– К «Известию Юпитерскому» прибавление экстренное:
Поэтов и светлых мыслителей на земле положение бедственное…
Пятый
– Еще, еще прибавление, почти уже бестекстенное:
Земля провалилась в хаос! Купите самое экстренное!
1914
На днях Земля сошла с
ума
И, точно девка
площадная,
Скандалит, бьет людей, в
дома
Врывается, сама не
зная –
Зачем ей эта кутерьма.
Плюет из пушек на поля
И парится в кровавых
банях.
Чудовищную чушь меля,
Извиртуозничалась в
брани
Умалишенная Земля.
Попробуйте спросить ее:
«В твоей болезни кто в
ответе?»
Она завоет: «Сети – в
лете!
Лишил невинности мое
Святое тело Маринетти!..
Антихрист! Антихрист!
Маклак!
Модернизированный Иуда!
Я не могу… Мне худо!
Худо!»
Вдруг завопит и, сжав
кулак,
От себя бросится, –
отсюда.
Она безумна – это факт.
Но мы безразумны, а
это –
Не сумасшествие. Поэты,
Составимте об этом акт
И устремимся на планеты,
Где все живое бьется в
такт.
1914
Увлажненное послегрозье…
И блаже женственная
лань…
И слаже роза жмется к
розе…
Журчанье крови, как
шампань.
О, мельниц молнийных
зигзаги!
Раздробленные жернова!
Какие песни, сказы,
саги!
Какие грезы и слова!
На пир всемирного
братанья
Спеши, воистину живой,
Объятый трепетом
свиданья
С весною, девой огневой!
Целуйте, девушки,
гранатно
Живых возлюбленных
своих:
Ах, разве же невероятно,
Что материнство – для
живых?
Мужи, не будьте в праздник
праздны,
И, точно пули из ружья,
Мечите зерна в дев
экстазно:
Теперь – все жены, все
мужья!
Весной дарована свобода
Для воссоздания людей.
Ликуй же, юная природа!
Любись, живи и жизни
дей!
1914
Живи, как хочешь, как
умеешь,
Как можешь – но живи!
Живи!
Ты обезжизниться не
смеешь
Запретом жизни и любви.
Мы – люди, это значит –
боги!
И если рабством сражены,
Так рабством рыцарей. Мы
– ноги
И мы мужья земли-жены.
Прекрасна наша Грезопева
В своем бесчислии имен:
Весна и жизнь, и женодева, –
Все та же явь, все тот
же сон!
Жить без любви – не жить
бы вовсе!
Но может ли не жить
живой?..
Рожденный, в рыцари
готовься
К земле своей
святонагой!
Быть рыцарем святой
блудницы –
Ведь это значит – богом
быть!
Расти, трава! Летайте
птицы!
Давайте жить! Давайте
жить!
1914
Пора кончать! Пожалуй,
слишком
Вы далеко уже зашли
И алым предались
излишкам
Для удобрения земли!..
Пора кончать! Ведь кроме
смерти,
Жизнь существует на
земле…
В аду ублажены все
черти,
Глумясь на ваших тел
золе…
Пора кончать! Воздвигни
знамя!
«Любовь и жизнь!» –
зажги на нем.
Пора кончать! Иль кончит
с нами
Готовый грянуть Божий
гром!
Пора кончать!
Остановитесь!
Довольно Бога искушать!
Вот сходит с неба белый
витязь
И молит вас: «Пора
кончать!»
1916. Ноябрь
Гатчина
Борису Верину
Искусство в
загоне, – сознаемся в этом!
Искусство затмила война.
Что делать в разбойное
время поэтам,
Поэтам, чья лира нежна?
Дни розни партийной для
нас безотрадны
Дни мелких, ничтожных
страстей…
Мы так неуместны, мы так
невпопадны
Среди озверелых людей.
Мы так равнодушны к их
жалким раздорам
И к их интересам мертвы.
Мы тянемся к рекам и к
вольным просторам
И в шелковый шепот
травы.
Мы искренне славим
паденье престолов
Во имя свободы людской!
Но если и после царей вы
в тяжелых
Раздорах, – мы
машем рукой!
Союзник царизма для нас
не союзник,
Как недруг царизма – не
враг.
Свободный художник
зачахнет, как узник,
Попав в политический
мрак.
Нам пакостны ваши
враждебные будни, –
Мы вечным искусством горим.
Вы заняты «делом», мы –
только «трутни»,
Но званьем гордимся
своим!
Отправьте ж искусство
куда-нибудь к мифу,
Трещит от него
материк!..
И кланяйтесь в пояс
Голодному Тифу,
Диктатору ваших интриг!
1917. Июнь, 13
Мыза Ивановка
Не странны ли
поэзовечера,
Бессмертного искусства
карнавалы,
В стране, где «завтра»
хуже, чем «вчера»,
Которой, может быть, не
быть пора,
В стране, где за
обвалами – обвалы?
Но не странней ли этих
вечеров
Идущие на них? Да кто
вы? – дурни,
В разгар чумы кричащие:
«Пиров!»,
Или и впрямь фанатики
даров
Поэзии, богини всех
лазурней!..
Поэт – всегда поэт. Но
вы-то! Вы!
Случайные иль чающие?
Кто вы?
Я только что вернулся из
Москвы,
Где мне рукоплескали
люди-львы,
Кто за искусство жизнь
отдать готовы!
Какой шампанский,
искристый экстаз!
О, сколько в лицах
вдохновенной дрожи!
Вы, тысячи
воспламененных глаз, –
Благоговейных,
скорбных, – верю в вас:
Глаза крылатой русской
молодежи!
Я верю в вас, а значит –
и в страну.
Да, верю я, наперекор
стихии,
Что вал растет,
вздымающий волну,
Которая все-все сольет в
одну,
А потому – я верю в
жизнь России!..
1917. Ноябрь
Петроград