СКАЗАНИЕ О
ИНГРИД
1
На юго-восток от
Норвегии, в Ботническом шхерном заливе,
Был остров с особенным
климатом: на севере юга клочок.
На нем – королевство
Миррэлия, всех царств и республик счастливей,
С
красавицею-королевою, любившей народ горячо.
2
У Ингрид Стэрлинг лицо
бескровно. Она – шатенка.
Стройна. Изящна. Глаза
лиловы. И скорбен рот.
Таится в Ингрид под
лесофеей демимондэнка.
Играет Ингрид. Она
поэзит. Она поет.
3
Она прославлена, как поэтесса. Она прославлена, как
композитор.
Она прославлена, как королева. Она прославлена всеславьем
слав.
Наследник маленький, Олег Полярный – и дочь прелестная
Эклерезита,
И принцем-регентом суровый викинг, но сердце любящее –
Грозоправ.
4
Эрик Светлоокий, Севера
король, любит Ингрид нежно,
Любит Ингрид тайно,
любит Ингрид вечно.
Эрик Светлоокий, Севера
король, хочет к ней мятежно.
Ищет с ней случайной
встречи и сердечно
Пишет: «Королева!
выслушать изволь:
Ждет с тобой свиданья
Севера король».
5
Ингрид прочла посланье,
Ингрид смеялась нервно,
Ингрид кусала губы:
Ингрид любила его!
Но Грозоправ был мужем!
Но Грозоправ был первым,
Первым, невинность
взявшим; кроме нее – ничего!..
6
И отвечает Ингрид Эрику, и отвечает Ингрид дальнему,
Такому дальнему и милому страны полярной королю:
«Привет влюбленному, – любимому! Привет, как я сама,
печальному!
Привет тому, о ком тоскую я! Привет тому, кого люблю!»
7
И больше ни слова.
Пойми, как желаешь.
Пойми, как умеешь.
Пойми, как поймешь.
8
Плывет эскадрилья в
столицу Сияиж.
О Эрик! в Миррэлию ты ли
плывешь?
9
Его корабль с штандартом
короля
В восходный час
Приплыл.
И свита дев, страну ее
хваля,
Поет: «Для нас
Край мил».
10
Выходит Ингрид на южный
берег,
При Грозоправе идет к
нему:
– Тебя встречаю,
пресветлый Эрик,
Ты осветляешь земную
тьму.
11
Но край мой, не правда
ли, светел? но край мой, не правда ли, ясен?
И светлого гостя
встречает не менее светлый народ.
Я знаю, что Эрик
отважен! Я знаю, что Эрик прекрасен!
Я знаю, что любит он
Ингрид и смело к себе призовет!
12
Ты прости, Грозоправ: я
тебя не хочу.
Светлоокому Эрику рада…
13
Потянулась рука
Грозоправа к мечу
И свершила мгновенно,
что надо.
14
Грозоправа хоронили,
Грозоправа провожали,
Грозоправа называли:
«Справедливый Грозоправ».
В замке Ингрид
начертали в спальне новые скрижали:
«На несчастии другого
каждый счастье строить прав».
15
Это было в счастливой
Миррэлии,
В синей тени лазоревых
слив.
Златолира же
оменестрелила
Сердцу Игоря сладостный
миф.
1915. Май
Эст-Тойла
Слепая Зигрид девушкой
была.
Слепая Зигрид с матерью
жила.
Их дом стоял над речкою
в лесу.
Их сад впивал заристую
росу.
До старого села
недалеко.
Им Диза приносила
молоко,
Хорошенькая шведка из
села.
Слепая Зигрид девушкой
была.
Она была добра и молода,
Но так уродлива и так
худа,
Что ни один прохожий
селянин
Не звал ее в траву своих
долин.
Коротко ль, долго ль –
только жизнь текла.
Слепая Зигрид девушкой
жила.
Слепая Зигрид жаждала
любить:
Ах, кто придет любовью
упоить?
Никто не шел, но шел за
годом год.
Слепая Зигрид верить
устает,
Слепая Зигрид столько
знает слез,
Что весь от них
растрескался утес…
И старый дом, и
затаенный сад,
Уже, дрожа, обрушиться
грозят.
И безобразный лик ее
слепой
Все безобразней с каждою
весной.
И час настал: в закатный
час один
Пришел ее мечтанный
властелин…
Седой скопец… и, увидав
ее,
Вскричал: «Отдайте
прошлое мое!»
Но он заглох, его
безумный крик:
Холодный труп к груди
его приник.
Слепая Зигрид девою
жила, –
Слепая Зигрид девой
умерла.
1915. Май
Эст-Тойла
«Привиденье Финского
залива»,
Океанский
пароход-экспресс,
Пятый день в Бостон
плывет кичливо,
Всем другим судам
наперерез.
Чудо современного
комфорта –
Тысячи вмещающий
людей –
Он таит от швабры до
офорта
Все в себе, как некий
чародей.
Ресторан, читальня и
бассейны;
На стеклянных палубах
сады,
Где электроветры
цветовейны
Знойною прохладой
резеды.
За кувертом строгого
брэкфэста
Оживленно важен
табль-д-от.
Едет Эльгра, юная
невеста,
К лейтенанту Гаррису во
флот.
А по вечерам в
концертозале
Тонкий симфонический
оркестр,
Что бы вы ему ни
заказали,
Вносит в номеров своих
реестр.
И еще вчера, кипя как
гейзер,
Меломанов в море чаровал
Скорбью упояющий
«Тангейзер»,
Пламенно наращивая вал.
И еще вчера из
«Нибелунгов»
Вылетал валькирий
хоровод,
И случайно мимо шедший
юнга
Каменел, готовый на
полет…
А сегодня важную
персону –
Дрезденского мэра –
студят льдом,
И оркестр играет
«Брабансону»,
Вставши с мест и
чувствуя подъем.
Побледнела
девушка-норвежка
И за Джэка Гарриса
дрожит,
А на палубе и шум, и
спешка:
Их германский крейсер
сторожит!
Но среди сумятицы и гама,
Голосов взволнованных
среди,
Слышит Эльгра крик:
«Иокагама
Показалась близко
впереди!..»
Точно так: под
солнценосным флагом
Шел дредноут прямо на
врага,
Уходящего
архипелагом, –
Несомненно, немец
убегал.
Но теряя ценную
добычу –
Английский громадный
пароход –
Немец вспомнил подлый
свой обычай:
Беззащитный умерщвлять
народ.
К пароходу встав
вполоборота,
За снарядом выпускал
снаряд,
А корабль японский
отчего-то
Промахнулся много раз
подряд…
Вдруг снаряд
двенадцатидюймовый
В пароходный грохнулся
котел,
И взревел гигант,
взлететь готовый,
Как смертельно раненный
орел.
Умирали, гибли, погибали
Матери, и дети, и мужья,
Взвизгивали, выли и
стонали
В ненасытной жажде
бытия…
Падали, кусали ближним
горла
И родных отталкивали в
грудь:
Ведь на них смотрели пушек
жерла!
Ведь, поймите, страшно
им тонуть!
Только б жить! в
болезнях, в нищете ли,
Без руки, без глаза –
только б жить!
«Только б жить!» –
несчастные хрипели:
«Только б как-нибудь еще побыть…»
Был из них один
самоотвержен;
Но, бросая в шлюпку двух
детей,
И толпою женщин ниц
повержен,
Озверел и стал душить
людей.
Женщины, лишенные
рассудка,
Умоляли взять их пред
концом,
А мужчины вздрагивали
жутко,
Били их по лицам
кулаком…
Что – комфорт!
искусства! все изыски
Кушаний, науки и
идей! –
Если люди в постоянном
риске,
Если вещь бессмертнее
людей?!
1915. Июнь
Эст-Тойла
Роланд
Полгода не видясь с
тобою,
Полгода с Эльвиной живя,
Грущу и болею душою,
Отрады не ведаю я.
Любимая мною когда-то
И брошенная для другой!
Как грубо душа твоя смята!
Как шумно нарушен покой!
Оставил тебя для
Эльвины,
Бессмертно ее полюбя.
Но в зелени нашей долины
Могу ль позабыть я тебя?
Тебя я сердечно жалею
И сам пред собою не лгу:
Тебя позабыть не умею,
Вернуться к тебе не
могу.
И ныне, в безумстве
страданий,
Теряясь смятенной душой,
К тебе прихожу для
признаний,
Как некто не вовсе
чужой…
Найдем же какой-нибудь
выход
Из тягостного тупика.
Рассудим ужасное тихо:
Довольно мучений пока.
Милена
Полгода не видясь с
тобою,
Полгода кроваво скорбя,
Работала я над собою,
Смирялась, любила тебя.
Когда-то тобою любима,
Оставленная для другой,
Как мать, как крыло
серафима,
Я мысленно вечно с
тобой.
Но в сердце нет злобы к
Эльвине:
Ты любишь ее и любим.
Ко мне же приходишь ты
ныне,
Как ходят к умершим
своим.
Роланд! я приемлю
спокойно
Назначенный свыше удел.
Да буду тебя я достойна,
Раз видеть меня захотел.
Ничем вас, друзья, не
обижу:
Вы – милые гости мои.
Я знаю, я слышу, я вижу
Великую тайну любви!
Эльвина
Полгода живя с
нелюбимым,
Полгода живя – не живя,
Завидую тающим дымам,
Туманам завидую я.
Рассеяться и
испариться –
Лелеемая мной мечта.
Во мне он увидел
царицу –
Тринадцатую у креста.
И только во имя чувства,
Во имя величья его
И связанного с ним
искусства
Я не говорю ничего.
Но если б он мог
вернуться,
Тоскующая, к тебе,
Сумела бы я очнуться
Наперекор судьбе.
Но, впрочем, не все
равно ли
С кем тусклую жизнь
прожить? –
Ведь в сердце черно от
боли,
Ведь некого здесь
любить!
Милена
Я плачу о радостных
веснах,
С тобой проведенных
вдвоем,
Я плачу о кленах и соснах,
О счастьи плачу своем,
Я плачу о бедном
ребенке,
О нашем ребенке больном,
О забытой тобой иконке,
Мной данной тебе в
былом.
Я плачу о мертвой маме,
О мертвой маме своей,
О твоей Прекрасной
Даме –
Бессердечной Эльвине
твоей.
Но плачу всего больнее
Не о ребенке, не о себе,
Я плачу, вся цепенея,
Исключительно о тебе.
Я плачу, что ты ее
любишь,
Но ею ты не любим,
Я плачу, что ты погубишь
Свой гений сердцем
своим.
Я плачу, что нет
спасенья,
Возврата, исходов нет.
Я плачу, что ты – в
смятеньи,
Я плачу, что ты – поэт!
Роланд
Я жить предлагаю всем
вместе, –
О, если бы жить нам
втроем!..
Милена не чувствует
мести
К сопернице в сердце
своем.
Эльвина же, чуждая
вечно,
Не станет меня
ревновать.
Эльвина
Ты слышишь?
Милена
Я слышу, конечно.
Эльвина
И что же?
Милена
Не смею понять.
Эльвина
Я тоже.
Милена
Ты тоже? Что значит
Твоя солидарность со
мной?
Эльвина
Он плачет, Милена, он
плачет.
Утешь его: мне он…
чужой…
Роланд
Милена! Эльвина! Милена!
Эльвина! Что делать? Как
быть?
Есть выход из вашего
плена:
Обеих вас надо забыть.
Жить с чуждой Эльвиной –
страданье,
Вернуться к Милене –
кошмар.
Прощайте! пускаюсь в
скитанья:
Мой путь – за ударом
удар.
1915. Июль
Эст-Тойла