ПЕСКАРИ
Скорей, скорей, скорей,
скорей
Идем на ловлю пескарей!
При расцветении зари
Клюют так дружно
пескари.
Одна есть грустная
черта:
У их обиженного рта
Свисают усики-рожки,
Глаза – стеклянные
кружки,
И вся в квадратиках
спина –
Полусера, получерна.
Не очень важен
червячок, –
Лишь бы слегка прикрыть
крючок
Кусочком малым червячка:
Вмиг рыбу с ликом
старичка
Поймаешь ты в быстринке
той,
Что в солнце мнится
золотой.
Итак, готовьте сухари:
К обеду будут пескари!
1935. Ноябрь, 20
Таллинн
Ты души своей не
растаскивай,
Чтобы бабушек ублажить…
Ты пойми, мой ребенок
ласковый,
Что самой тебе надо
жить,
Что душа твоя
предназначена
Мне, единому, навсегда,
Что не может быть впредь
потрачена
Часть души твоей никуда!
1935. Июль, 3
Pühajõgi
Весною осененный ясень
Под синью неба прояснел
И грустненький пейзаж
украсил
Своею радостью весне.
1936. Февраль, 27
Таллинн
О подснежниках
синеньких,
Первых вешних цветах,
Песню, сердце, ты
выкинь-ка
Чтоб звучала в устах!
О бокальчатых ландышах,
Ожемчуживших мох,
В юность давнюю
канувших,
Вновь струящих свой
вздох.
О фиалочках северных,
Лиловатых слегка,
Запах чей неуверенный
Пьем на скате леска.
О жасмине, клубникою
Полыхающем нам
В мае ночь светлоликую
По окрестным садам.
И о бархатном ирисе,
Чья окраска чиста,
Песню, сердце, ты
выброси
Нам скорей на уста!
1936. Март, 6
Таллинн
За годом год. И с каждым
годом
Все неотступней, все
сильней
Влечет к себе меня
природа
Великой родины моей.
Я не завистлив, нет, но
зависть
Святую чувствую порой,
Себе представив, что
мерзавец –
Турист какой-нибудь
такой, –
Не понимающий России,
Не ценящий моей страны,
Глядит на Днепр в часы
ночные
В сияньи киевской
луны!..
1936. Март, 6
Таллинн
Мы ярко чувствуем весну:
Во всем ее мотив.
Бросает звонче в вышину
Гудки локомотив.
И самый воздух стал
ясней,
И стал длиннее день.
Весна! Все мысли снова с
ней,
Куда бы их ни день.
При свете радостной зари
В оранжевом соку
Уж вскоре будут глухари
Томиться на току.
И реки вновь взломают
лед
И унесут в моря.
В душе сиянье и полет,
Весне благодаря.
Заслышав вешнюю свирель,
Я отдаюсь ей весь.
Весна – единственная
цель
Существованья здесь!
1936. Март, 2
Таллинн
Эта пара из двух разных
гробов,
Которые будут зарыты в
двух разных странах.
А пока что, она крутит
любовь
И вопит о сердечных
ранах.
Как глупо, как
гнусно-смешно,
Когда будущие покойники
любятся!
Женщина бросится в
раскрытое окно,
А мужчину переедет авто
на улице.
1935. Ноябрь, 13
Таллинн
Возьми ведерко клейстера
И кистью стены мажь.
Из двух гимназий шестеро
Пришли на вечер наш!
Нам пять дала казенная,
Другая – одного.
Ах, это ль не законное
Искусства торжество?
И смеют говорить еще
Про нравственный падёж!
Возьму-ка я да вычищу
Стихами молодежь.
Заслуга в этом явная
Господ учителей,
Дающих столь исправное
Мировоззренье ей.
Как не сказать, что в
Азию
Прорубят нам окно
Две русские гимназии…
Вот то-то и оно!
Недаром юнь опризена
За спорт, в чем я
профан.
Живи, герой
Фонфизина –
Бессмертный Митрофан!
1936. Март, 30
Таллинн
От гордого чувства, чуть
странного,
Бывает так горько
подчас:
Россия построена заново
Не нами, другими, без
нас…
Уж ладно ли, худо ль
построена,
Однако построена все ж.
Сильна ты без нашего
воина,
Не наши ты песни поешь!
И вот мы остались без
родины,
И вид наш и жалок, и пуст, –
Как будто бы белой
смородины
Обглодан раскидистый
куст.
1936. Март
Таллинн
Искать Любовь в безлюбьи
– верить в чудо.
Но я поэт: я верю в
чудеса!
Что ж, тем больней… Я
ухожу отсюда,
Где по кусочкам сердце
разбросал.
И еле жив, давя в себе
рыданья,
Удостоверившись – в
который раз? –
В тщете надежд, я ставлю
впредь заданье:
Не пополнять Любви
иконостас.
И умудрен последнею
попыткой –
Повыискать надземное в
земном,
Я ухожу, терзаем жгучей
пыткой,
В убогий свой, в
заброшенный свой дом.
1936. Апрель, 7
Таллинн
Я сделал опыт. Он
печален:
Чужой останется чужим.
Пора домой; залив
зеркален,
Идет весна к дверям
моим.
Еще одна весна. Быть
может,
Уже последняя. Ну, что
ж,
Она постичь душой
поможет,
Чем дом покинутый хорош.
Имея свой, не строй
другого.
Всегда довольствуйся
одним.
Чужих освоить
бестолково:
Чужой останется чужим.
1936. Апрель, 2
Таллинн
1
Зеленый исчерна свой
шпиль Олай
Возносит высоко
неимоверно.
Семисотлетний город
дремлет мерно
И молит современность:
«Сгинь… Растай…»
Вот памятник… Собачий
слышу лай.
Преследуемая охотой
серна
Летит с горы. Разбилась
насмерть, верно,
И – город полон
голубиных стай.
Ах, кто из вас,
сознайтесь, не в восторге
От встречи с «ней» в
приморском Кадриорге,
Овеселяющем любви
печаль?
Тоскует Линда, сидя в
волчьей шкуре.
Лучистой льдинкой в
северной лазури
Сияет солнце, опрозрачив
даль.
1935. Декабрь, 11
Таллинн
2
Здесь побывал датчанин,
немец, швед
И русский, звавший город
Колыванью.
С военною знавались стены
бранью,
Сменялись часто возгласы
побед.
На всем почил веков
замшелых след.
Все клонит мысль к
почтенному преданью.
И, животворному отдав
мечтанью
Свой дух, вдруг видишь
то, чего уж нет:
По гулким улицам
проходит прадед.
Вот на углу галантно он подсадит,
При отблеске туманном
фонаря,
Жеманную красавицу в
коляску.
А в бухте волны начинают
пляску
И корабли встают на
якоря.
1935. Декабрь, 12
Таллинн
3
У памятника сгинувшей
«Русалки»,
Где волны, что
рассыпчаты и валки,
Плодотворят прибрежную
траву.
Возводят взоры в неба
синеву
Вакханизированные
весталки.
Потом – уж не повинны ль
в этом галки? –
Об этих встречах создают
молву.
Молва бежит, охватывая
Таллинн.
Не удивительно, что зло
оставлен
Взор N., при виде ненавистной
Z.,
Которой покупаются у
Штуде
Разнообразных марципанов
груды
1935. Декабрь, 18
Таллинн
__________
*Свидание (фр.).
**Креп-жоржет – мягкая,
прозрачная шелковая ткань (фр.).