Зинаида Гиппиус. ВОЙНА (Сб. СТИХИ. ДНЕВНИК. 1911-1921)




ТИШЕ!

Громки будут великие дела.
Сологуб, 7.8.14


Поэты, не пишите слишком рано,
Победа еще в руке Господней.
Сегодня еще дымятся раны,
Никакие слова не нужны сегодня.

В часы неоправданного страданья
И нерешенной битвы
Нужно целомудрие молчанья
И, может быть, тихие молитвы.

8 августа 1914
СПб



АДОНАИ


Твои народы вопиют: доколь?
Твои народы с севера и юга.
Иль ты еще не утолен? Позволь
Сынам земли не убивать друг друга!

Не ты ль разбил скрижальные слова,
Готовя землю для иного сева?
И вот опять, опять ты – Иегова,
Кровавый Бог отмщения и гнева!

Ты розлил дым и пламя по морям,
Водою алою одел ты сушу.
Ты губишь плоть... Но, Боже, матерям –
Твое оружие проходит душу!

Ужели не довольно было Той,
Что под крестом тогда стояла, рано?
Нет, не для нас, но для Нее, Одной,
Железо вынь из материнской раны!

О, прикоснись к дымнобагровой мгле
Не древнею грозою, а – Любовью.
Отец, Отец! Склонись к Твоей земле:
Она пропитана Сыновней кровью.

1914



ОТДЫХ


                        Слова – как пена,
Невозвратимы и ничтожны.
                        Слова – измена,
Когда молитвы невозможны.

                        Пусть длится дленье.
Не я безмолвие нарушу.
                        Но исцеленье
Сойдет ли в замкнутую душу?

                        Я знаю, надо
Сейчас молчанью покориться.
                        Но в том отрада,
Что дление не вечно длится.

1914



«ПЕТРОГРАД»

В. Н. Аргутинскому


Кто посягнул на детище Петрово?
Кто совершенное деянье рук
Смел оскорбить, отняв хотя бы слово,
Смел изменить хотя б единый звук?

Не мы, не мы... Растерянная челядь,
Что, властвуя, сама боится нас!
Все мечутся, да чьи-то ризы делят,
И все дрожат за свой последний час.

Изменникам измены не позорны.
Придет отмщению своя пора...
Но стыдно тем, кто, весело-покорны,
С предателями предали Петра.

Чему бездарное в вас сердце радо?
Славянщине убогой? Иль тому,
Что к «Петрограду» рифм гулящих стадо
Крикливо льнет, как будто к своему?

Но близок день – и возгремят перуны...
На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей!
Восстанет он, все тот же бледный, юный,
Все тот же – в ризе девственных ночей,

Во влажном визге ветренных раздолий
И в белоперистости вешних пург, –
Созданье революционной воли –
                      Прекрасно-страшный Петербург!

14 декабря 1914



ВСЕ ОНА


Медный грохот, дымный порох,
Рыжелипкие струи,
Тел ползущих влажный шорох...
Где чужие? Где свои?

Нет напрасных ожиданий,
Не достигнутых побед,
Но и сбывшихся мечтаний,
Одолений – тоже нет.

Все едины, все едино,
Мы ль, они ли... смерть – одна.
И работает машина,
И жует, жует война...

1914



ЧЕРНЕНЬКОМУ

Н. Г.


Радостно люблю я тварное,
святой любовью, в Боге.
По любви – восходит тварное
наверх, как по светлой дороге.

Темноту, слепоту – любовию
вкруг тварного я разрушу.
Тварному дает любовь моя
                         бессмертную душу.

1915



НАШЕ РОЖДЕСТВО


Белый праздник, – рождается предвечное Слово,
белый праздник идет, и снова –
вместо елочной, восковой свечи,
бродят белые прожекторов лучи,
мерцают сизые стальные мечи,
вместо елочной, восковой свечи.
Вместо ангельского обещанья,
пропеллера вражьего жужжанья,
подземное страданье ожиданья,
вместо ангельского обещанья.

            Но вихрям, огню и мечу
            покориться навсегда не могу,
            я храню восковую свечу,
            я снова ее зажгу
            и буду молиться снова:
            родись, предвечное Слово!
            затепли тишину земную,
            обними землю родную...

1915



НЕИЗВЕСТНАЯ


Что мне делать со смертью – не знаю.
А вы, другие, – знаете? Знаете?
Только скрываете, тоже не знаете.
Я же незнанья моего не скрываю.

Как ни живи – жизнь не ответит,
Разве жизнью смерть побеждается?
Сказано – смертью смерть побеждается,
Значит, на всех путях она встретит.

А я ее всякую – ненавижу.
Только свою люблю, неизвестную.
За то и люблю, что она неизвестная,
Что умру – и очей ее не увижу...

1915



ЗЕЛЕНЫЙ ЦВЕТОК


Зеленолистому цветку привет!
Идем к Зеленому дорогой красною,
Но зелен зорь весенних тихий цвет,
И мы овеяны надеждой ясною.

Пускай он спит, закрыт, – но он живет!
В Страстном томлении земля весенняя...
Восстань, земля моя? И расцветет
Зеленопламенный в день воскресения.

1915



МОЛОДОЕ ЗНАМЯ


Развейся, развейся, летучее знамя!
                            По ветру вскрыли, троецветное!
Вставайте, живые, идите за нами!
                            Приблизилось время ответное.
Три поля на знамени нашем, три поля:
                            Зеленое – Белое – Алое.
Да здравствует молодость, правда и воля!
                            Вперед! Нас зовет Небывалое.

1915



НЕРАЗНИМЧАТО


В нашем Прежде – зыбко-дымчато,
А в Теперь – и мглы, и тьмы.
Но срослись мы неразнимчато, –
Верит Бог! И верим мы.

1915



ЕМУ

З. Р.


Радостные, белые, белые цветы...
Сердце наше, Господи, сердце знаешь Ты.

В сердце наше бедное, в сердце загляни...
Близких наших, Господи, близких сохрани!

1915



ОН


Он принял скорбь земной дороги,
Он первый, Он один,
Склонясь, умыл усталым ноги
Слуга – и Господин.

Он с нами плакал, – Повелитель
И суши, и морей.
Он царь, и брат нам, и Учитель,
И Он – еврей.

1915



«СВОБОДНЫЙ» СТИХ


Приманной легкостью играя,
Зовет, влечет свободный стих.
И соблазнил он, соблазняя,
Ленивых, малых и простых.

Сулит он быстрые ответы
И достиженья без борьбы.
За мной! За мной! И вот, поэты –
Стиха свободного рабы.

Они следят его извивы,
Сухую ломкость, скрип углов,
Узор пятнисто-похотливый
Икающих и пьяных слов...

Немало слов с подолом грязным
Войти боялись... А теперь
Каким ручьем однообразным
Втекают в сломанную дверь!

Втекли, вшумели и впылились...
Гогочет уличная рать.
Что ж! Вы недаром покорились:
Рабы не смеют выбирать.

Без утра пробил час вечерний,
И гаснет серая заря...
Вы отданы на посмех черни
Коварной волею царя!

………………………………………

А мне – лукавый стих угоден.
Мы с ним веселые друзья.
Живи, свободный! Ты свободен –
Пока на то изволю я.

Пока хочу – играй, свивайся
Среди ухабов и низин.
Звени, тянись и спотыкайся,
Но помни: я твой властелин.

И чуть запросит сердце тайны,
Напевных рифм и строгих слов, –
Ты в хор вольешься неслучайный
Созвучно-длинных, стройных строф.

Многоголосы, тугозвонны,
Они полетны и чисты –
Как храма белого колонны,
Как неба снежного цветы.

1915



НЕ О ТОМ

(Отвечавшим)


Два ответа: лиловый и зеленый,
Два ответа, и они одинаковы,
Быть может – и разны у нас знамена,
Быть может – своя дорога у всякого,
И мы, страдая, идем, идем...
Верю... Но стих-то мой не о том.

Стих мой – о воле и власти.
Разве о боли? Разве о счастье?
И кем измерено, и чем поверено
Страданье каждого на его пути?
Но каждому из нас сокровище вверено,
И велено вверенное – донести.

Зачем же «бездомно скучая» ищем
На «мерзлом болоте» вялых вех,
Гордимся, что слабы, и наги, и нищи?
Ведь «город прекрасный» – один для всех.
И надо, – мы знаем, – навек ли, на миг ли
Надо, чтоб города мы достигли.

Нищий придет к белым воротам
В рубище рабства, унылый, как прежде...
Что, если спросят его: кто там?
Друг, почему ты не в брачной одежде?

Мой стих не о счастье, и не о боли:
Только о власти, только о воле.

1915



СВЕТ


Стоны,
Стоны,
Истомные, бездонные,
Долгие, долгие звоны
Похоронные,
Стоны,
Стоны...

                      Жалобы,
                      Жалобы на Отца...
                      Жалость язвящая, жаркая,
                      Жажда конца,
                      Жалобы,
                      Жалобы...

Узел туже, туже,
Путь все круче, круче,
Все уже, уже, уже,
Угрюмей тучи,
Ужас душу рушит,
Узел душит,
Узел туже, туже...

                      Господи, Господи, – нет!
                      Вещее сердце верит!
                      Боже мой, нет!
                      Мы под крылами Твоими.
                      Ужас. И стоны. И тьма... –
                                                 а над ними
                      Твой немеркнущий Свет!

1915



БЕЛОЕ


Рождество, праздник детский, белый,
Когда счастливы самые несчастные...
Господи! Наша ли душа хотела,
Чтобы запылали зори красные?

Ты взыщешь, Господи, но с нас ли, с нас ли?
Звезда Вифлеемская за дымами алыми...
И мы не знаем, где Царские ясли,
Но все же идем ногами усталыми.

Мир на земле, в человеках благоволенье...
Боже, прими нашу мольбу несмелую:
Дай земле Твоей умиренье,
Дай побеждающей одежду белую...

1914



БЕЗ ОПРАВДАНЬЯ


Нет, никогда не примирюсь.
                        Верны мои проклятья.
Я не прощу, я не сорвусь
                        В железные объятья.

Как все, пойду, умру, убью,
                        Как все – себя разрушу,
Но оправданием – свою
                        Не запятнаю душу.

В последний час, во тьме, в огне,
                        Пусть сердце не забудет:
Нет оправдания войне!
                        И никогда не будет.

И если это Божья длань –
                        Кровавая дорога, –
Мой дух пойдет и с ним на брань,
                        Восстанет и на Бога.

1915



СТРАШНОЕ


Страшно оттого, что не живется – спится.
И все двоится, все четверится.
В прошлом грехов так неистово много,
Что и оглянуться страшно на Бога.

Да и когда замолить мне грехи мои?
Ведь я на последнем склоне круга...
А самое страшное, невыносимое, –
Это что никто не любит друг друга...

1916



СЕНТЯБРЬСКОЕ


Полотенца луннозеленые
на белом окне, на полу.
Но желта свеча намоленая
под вереском, там, в углу.

Протираю окно запотелое,
в двух светах на белом пишу...
О зеленое, желтое, белое!
Что выберу?..
                       Что решу?

1916



«ГОВОРИ О РАДОСТНОМ»

В. Злобину


Кричу – и крик звериный...
Суди меня Господь!
Меж зубьями машины
Моя скрежещет плоть.

Свое – стерплю в гордыне...
Но – все? Но если все?
Терпеть, что все в машине?
В зубчатом колесе?

Ноябрь 1916



СЕГОДНЯ НА ЗЕМЛЕ


                       Есть такое трудное,
                       Такое стыдное.
                       Почти невозможное –
                       Такое трудное:
           Это – поднять ресницы
           И взглянуть в лицо матери,
           У которой убили сына.

Но не надо говорить об этом.

1916



НЕПОПРАВИМО

Н. Ястребову


Невозвратимо. Непоправимо.
Не смоем водой. Огнем не выжжем.
Нас затоптал, – не проехал мимо!
Тяжелый всадник на коне рыжем.

В гуще вязнут его копыта,
В смертной вязи, неразделимой...
Смято, втоптано, смешано, сбито –
Все. Навсегда. Непоправимо.

1916



БОЖЬЯ


Милая, верная, от века Суженая,
                        Чистый цветок миндаля,
Божьим дыханьем к любви разбуженная,
                        Радость моя – Земля!

Рощи лимонные – и березовые,
                        Месяца тихий круг.
Зори Сицилии, зори розовые, –
                        Пенье таежных вьюг.

Даль неохватная и неистовая,
                        Серых болот туман –
Корсика призрачная, аметистовая
                        Вечером, с берега Канн.

Ласка нежданная, утоляющая
                        Неутолимую боль,
Шелест, дыханье, память страдающая,
                        Слез непролитых соль, –

Всю я тебя люблю, Единственная,
                        Вся ты моя, моя!
Вместе воскреснем, за гранью таинственною,
                        Вместе, – и ты, и я!

1917



НА СЕРГИЕВСКОЙ


Окно мое над улицей низко,
                     низко и открыто настежь.
Рудолипкие торцы так близко
                     под окном, раскрытым настежь.

На торцах – фонарные блики,
                     на торцах все люди, люди...
И топот, и вой, и крики,
                     и в метании люди, люди...

Как торец, их одежды и лица,
                     они, живые и мертвые, – вместе.
Это годы, это годы длится,
                     что живые и мертвые – вместе!

От них окна не закрою,
                     я сам – живой или мертвый?
Все равно... Я с ними вою,
                     все равно, живой или мертвый.

Нет вины, и никто – в ответе,
                     нет ответа для преисподней.
Мы думали, что живем на свете...
                     но мы воем, воем – в преисподней.

Ноябрь 1916