И отучить меня
не мог обман.
Пустое сердце
ныло без страстей,
И в глубине
моих сердечных ран
Жила любовь,
богиня юных дней.
Лермонтов
ТРИ ВИДЕНИЯ
Смеялся май, синел, сверкал
залив.
На берегу, в тени
плакучих ив,
Увидел я беспечное дитя,
Играющее в мяч. Над ним,
грустя,
Склонялась Муза, и ее
рука
Держала лиру, лавр и
терн венка.
И новый сон передо мной
возник:
Клонился ветром плачущий
тростник,
Летали в роще желтые листы…
И Муза мне сказала:
«Видишь ты:
Старушка с отроком
вокруг пруда
Идут, идут… не
спрашивай, куда!»
Леса одеты в пурпур и
огонь,
Заходит солнце. У
колодца конь
Остановился с легким
звоном шпор,
И девушка склонила
томный взор,
На водоем поставивши
ведро…
Вдали сверкнуло белое
перо.
И Муза мне шепнула: «О
дитя!
Богиня юности придет
шутя,
Шутя уйдет. Ты всадника
узнал?
Вином кипящий золотой
фиал
Ты рано осушил. Придут
ли вновь
И лира, и страданье, и
любовь?»
ПОЕДИНОК
Куда, куда? Восстала
метель,
И небо шумит без луны и
без звезд.
Безумный! безумный! о,
неужель
Не знаешь ты, кто жилец
этих мест?
Душа пуста. Ветер дует в
уста,
Из-под ног взметнулся
звенящий смех.
В металлическом шорохе
злого куста
Я слышу шепот про
древний грех.
– О, кто ты, безумный? в
полночный час
Никто не ходит этой
тропой.
Не видишь, как блеском
незрячих глаз
Тебе грозится старик
слепой?
Старик, отдай мне
румяную дочь!
По невесте-душе я
взалкал, взалкал.
За ней я вышел в
проклятую ночь,
И в вихрь упал, в
пустоту зеркал.
– Назад! назад! Навеки
заклят
На распутье стоящий,
звенящий куст,
Слепой старик,
стерегущий клад,
Ничего не щадит, и взор
его пуст.
– Я иду с тобой на
последний бой.
Ты узнал звон меча и
сверканье лат?
В кровавый бой с моей
судьбой
Я вышел, и нет мне пути
назад.
Тебе не свергнуть
старинный трон,
Невесте нежной с тобой
не цвесть.
Ты слышишь, как встала
со всех сторон
Визгом и воем древняя
месть?
Окончен путь, разбита
грудь,
И кровь сочится на
снежный прах.
Ты меня доконал! О,
проклят будь,
Враг мой с рожденья, черный
монах!
ПРИЗНАНИЕ
Ты поняла, что я в твоих
руках,
Что весь я – твой, что
надо мной всевластен
Твой взор магический, и
я в плену.
О злые сны колдующих
ночей,
……………………………………………
Когда больная красная
луна
Встает над далью нив,
лиловый дым
Клубится в небе, душный
черный сад
Исполнен шелестов и
голосов,
И властно манит голубой
туман,
Ползущий над болотом
проклятым…
О, голос твой, звенящий,
как свирель,
Свирель весенняя, и, как
кинжал,
Язвящий сердце… Старая
колдунья
Тебя в свое искусство
посвятила,
Раскрывши тайны трав,
волшебных зелий,
Сбираемых в Ивановскую
ночь.
Меня ты отравила. Потому
В прозрачный день, когда
синеет даль,
Терзает душу странная
тоска,
Как будто чей-то нежный,
нежный зов
Знакомым ужасом сжимает
сердце.
И весело сознать, что я
погиб,
Что я – игра проклятых
Богом сил,
Захвачен вихрем их, и
снится мне
Твой домик на горе, с
вишневым садом,
Над синею студеною
рекой,
И комнаты мещанское
убранство:
На низеньком окне горшки
герани,
Под стеклами потусклыми
портреты,
Осколок зеркала, в
который ты
Гляделась, косу
заплетая, стол
С шипящим самоваром, на
тарелке –
Разрезанные яблоки… и
день,
Когда мой конь, недоброе
почуя,
Испуганно вздыбился у
ворот.
……………………………………..
Веселая, румяная
колдунья!
Глухие ревы мартовских
метелей
Венчали нас магическим венцом,
И тот венец нерасторжим,
и сердце
Мое томит жестоким
сладострастьем.
…………………………………………….
Меня отвергло общество
людей,
И месть во мне
заискрилась, и злоба,
Как золотой, сверкающий
кинжал,
Меня хлестнула по
сердцу, и вдаль
Понес меня звенящий
ураган,
Чтобы разбить о камни…
Целый мир
Открылся предо мной; как
хищный зверь,
Он лег у ног моих, лизал
мне руки,
Глядел в глаза с
покорностью раба.
И этот миг божествен
был: как бог,
Испил я нектар неба…
только миг…
Тот миг сверкнул как
Вечность, опьянил
Безумным, диким хмелем
дерзновенья…
Но небо мстит
разоблаченье тайн.
……………………………………………..
Я отдохну, где белые
березы
Склоняются к разрушенным
крестам
И небо сладостно синеет,
там,
На кладбище родном,
вблизи от всех,
Кого любил…
ЗАМОК ДВУХ
ПРИНЦЕСС
Уж поздно, всадник
молодой!
Свежеет. Красно-золотой
Померк над елями закат.
Лишь нежным пурпуром
горят
Края вечерних облаков,
И глух размерный шум
подков
По вешней зелени лугов.
Густой туман в долинах
лег,
Приют желанный недалек.
Когда проедешь темный
лес,
Увидишь замок двух
принцесс.
В нем кто-то гостя тайно
ждет.
Туман синеет из болот,
Стоит колдунья у ворот.
Пройдешь ряды померкших
зал,
Где из тускнеющих зеркал
Печальный и туманный лик
Тебе покажет твой
двойник,
Тебе кивнет, как старый
враг,
И упадет в бездонный
мрак
В окне печален лик луны;
Среди могильной тишины
Летают призраки и сны,
Воспоминания о том,
Чем прежде жил умерший
дом;
О страшных тайнах
говорят
И этих зал пустынных
ряд,
И своды, где прозрачный
круг
Прядет без устали паук.
О рыцарь! ты навек исчез
В волшебном замке двух
принцесс.
Одна в молитвах и
постах,
Тиха, бледна, и на устах
–
Лобзанья ангельского
след.
На ней одежд роскошных
нет,
Простою черной сеткой
сжат
Поток волос, а темный
взгляд,
В ресниц задумчивой
тени,
Таит зеленые огни.
Другая – розовый апрель,
Уста – звенящая свирель,
И вся – воздушна и
гибка,
Как стебель легкого
цветка.
Одна в молитвенной тиши
Внимает девственной души
Благоухающий расцвет.
Ее ночей бессонный бред
–
Цветов надгробных аромат
И страстью выжженный
стигмат.
Ей страшны дневные лучи;
Всё ждет, когда ее в
ночи,
В венце из терниев и роз
Сожжет сиянием Христос.
Другая любит легкий
снег,
Лихих коней веселый бег,
В сиянье ласковой луны,
Среди морозной тишины,
Средь синевы и серебра,
Она дерзка, она добра,
То вся – печаль, то –
блеск и смех.
Одна, познав, что значит
грех,
Забыла радости и мир.
Напев молитв и райских
лир
Заворожил раскрытый
слух.
Но уголь страсти не
потух:
Он тлеет там, на дне
души,
И разгорается в тиши,
И злобой помыслы томит.
Так жало острое таит
Цветами сытая пчела.
Какими молниями зла,
Когда в душе вскипит
гроза,
Пылают тихие глаза.
Но эти молнии умрут,
Лучится звездный изумруд
Ее очей, бездонно пуст;
И только едок пурпур
уст.
Другая зла не затаит,
Сейчас вспылит, сейчас
простит,
Зарозовеет светлый смех.
Надет на плечи мягкий
мех,
Оленья шапка на ушах,
И еле слышен легкий шаг
Принцессы звезд и
снежных игр,
Скользящей вкрадчиво,
как тигр.
О рыцарь! прошлое
забудь!
Навеки твой окончен
путь:
Ты вечно волею небес
Прикован к взорам двух
принцесс.
ВСТРЕЧА
Царевной северных стран
Я примчалась на крыльях
вьюг.
– Я вышел в ночной
буран,
Услыхав зазвеневший лук.
Ты узнал мою шапку –
олений мех,
Мой дикий, мой нежный,
мой рысий взор?
– Слышу вьюгу в полях,
голоса и смех,
Младенцев визг,
завыванье свор.
Мы одни с тобой, мы одни
с тобой,
Пусты города, лишь
трещат костры.
– Меня ласкает мороз
голубой
У легких ног
царевны-сестры.
Мой бедный друг, ты
давно отвык
От вьюжных песен, от
звездных игр.
– Дай мне смотреть в
твой жемчужный лик,
О мой младенец, мой
нежный тигр.
Кружатся сферы и мне
пора.
О друг несчастный,
прощай, прощай!
– Ужели ты бросишь меня,
сестра,
В полнощный скрежет, в
звериный лай?
Мой хрустальный взор не
забудь
И розовых губ свирель.
– Пронизана ветром
грудь,
Прости, отхожу в метель.
Увы! Увы! Небеса мертвы!
А чья в низине краснеет
кровь?
– Молись за меня в
алтаре синевы:
Одно мне осталось – твоя
любовь.
МАТЬ И ДОЧЬ
Скажи, зачем так поздно,
дочь,
Ты возвратилась в эту
ночь.
Возьми шитье. К окошку
сядь.
– Мои глаза слезятся,
мать!
Иголка падает, хоть
плачь.
Засохли губы, лоб горяч.
Тоска! Тоска! О, как
река
Опять синя и глубока!
Я целый день в жару, в
бреду…
– Я нынче, дочка, гостя
жду,
Помою пол, обед сварю,
В углу икону озарю.
– Мне говорили, что на
днях
Видали всадника в лугах,
С пером на шлеме
золотом,
Он, говорят, искал наш
дом.
– Шипит котел, пылает
печь.
Ни добрый конь, ни
верный меч
Не могут пленнику
помочь.
Ты им, как псом,
владеешь, дочь!
– Ах! правду мне
сказали, мать,
Что хочешь ты меня
продать.
Зачем? Зачем? Куда?
Куда?
Я влюблена! Я молода!
– Мечты безумные забудь!
Печальный рыцарь держит
путь,
Затмивши солнце блеском
лат,
Через болота, на закат.
Напрасно бьется и храпит
Пугливый конь. Ездок
спешит,
Пока синя дневная
твердь,
Найти ночлег, тебя и
смерть!
– Чу, мост гремит! Чу,
звон копыт
Несется ржанье, блещет
шлем…
Весна летит! Весна
звенит!
О мать! О мать! Зачем,
зачем?
MAGNIFICAT*
О ты – пурпурно-гроздная
лоза
Эдема! Над тобой склонились
ветки
Сионских пальм. Опущены
глаза,
И волосы – в воздушной,
легкой сетке.
Вокруг тебя бесплотных
духов хор,
Святых стихир благоухают
строфы…
Но грустен
темноизумрудный взор,
Как бы прозрев страдания
Голгофы.
Премудрости и муки
бремена
Тебя гнетут. Внимая
прославленью
Архангелов, ты чертишь
письмена
На белом свитке златом и
черленью.
Вдали горят пурпурные
ладьи
Вечерних туч. Молчание
святое.
Ты улыбнулась, чистая.
Твои
Персты перо сжимают
золотое.
_________
*Восхваление (лат.).
В ПОДВОДНОМ
ГРОТЕ
Из вьюги вослед за тобой
Меня метнул василиск
В электрический блеск голубой,
В грохот, скрежет и
визг.
О жемчужина сердца! Что
с нами? О, где мы?
О, где мы? Над тобою
склонился несытый, алкающий труп…
Где серебряный сад?
Затворились, угасли эдемы,
Где снежинки играли с
улыбками розовых губ.
Лик печальный! Лик
усталый!
Ты устала, ты больна.
Лес воздвигся
бледно-алый,
Нас запутала в кораллы,
Поглотила глубина.
Та же нежность! Та же
прелесть!
Тот же взор язвит и
нежит…
Чу! растет подводный
гул,
Визги дьяволов и
скрежет;
В дымной мгле грозится
челюсть
Проплывающих акул.
Ярый кабан, с
многогорбым хребтом и в короне
Зубы ощерил, и раки
разъяли клешню…
Сколько их! Сколько!
Храпят и вздыбаются кони,
Что-то стремит нас всё
ближе и ближе к огню.
В воплях желаний, в
неистовой жажде сплетений,
Прыгают гномы, с уродом
кружится урод.
Бледные тени и корни
подводных растений
Лик твой целуют,
проникнув в коралловый грот.
Ярой угрозой
Ад загорается.
Хаос гремит и стучит, и
визжит вдалеке.
Но мне улыбается
Резво и тихо
Девочка – нимфа
С длинною розой
В узкой и тонкой руке.
Лик твой снежный,
безмятежный озарил морское дно.
Падай в сердце розе
нежной, падай, горькое вино!
Ад я вызвал наудачу,
кубок выпил и разбил,
И у ног любимых плачу
под визжанье адских пил.
В ВЕЧЕРНИЙ
ЧАС
Премудрости небесной
ученик,
Когда в церквах идет богослуженье,
Под благовест, над
грудой древних книг,
Твоих шагов я чую
приближенье.
В старинной книге возле
этих строк
Твои персты прохладные
скользили,
Где возвестил
Премудрости пророк
О таинстве Саронских роз
и лилий.
Благословляя строгие
труды,
Ты – мыслей хлеб,
познанием голодных,
И одиночеств сладкие
плоды
Мы вместе рвем с дерев
золотоплодных.
Разлуки нет. И снова,
как тогда,
Твои уста насмешливы и
едки,
Очей горит зеленая
звезда,
И волосы упали из-под
сетки.
Или опять являешься
мечтам,
Как некогда явилась им
впервые,
Под небом Франции, меж
сосен, там,
Где расцвели нарциссы
гробовые.
В вечерний час глубоко
верю я,
Что мы поймем
когда-нибудь друг друга,
Монахиня лукавая моя,
Мой демон злой и райская
подруга.
В вечерний час свободней
льется стих,
В вечерний час молитва
безотчетней,
И мнится мне, что я у
ног твоих
На миг уснул под
благовест субботний.
ПУТЬ
ЦАРЕВНЫ
В царстве северных
сияний, в царстве холода и льда
Ты в снегах, как в
океане, затерялась навсегда.
Ни приветливых селений,
ни веселых деревень,
Ты сжимаешь рог олений,
быстро мчит тебя олень.
На лице твоем жемчужном
– и улыбка, и печаль.
Заметает вихрем вьюжным
взоров млеющий хрусталь.
В мех завернутая козий,
задремала под метель,
Розовеет на морозе уст
улыбчивых свирель.
Вдалеке, затмивши мощно
лучезарность звонких звезд,
И вседневно, и всенощно
пламенеет Красный Крест.
Знают шумно и напевно в
полночь вставшие снега,
Как свершает путь
царевна, взяв оленя за рога.
Вьюга в небе раздается
голосами медных труб,
Ветер вьется, и смеется
легкий снег у нежных губ.
* * *
Как робко вглядываюсь я
В твои глаза через
цветы.
О шляпа легкая твоя
И еле слышные персты!
Над городом ночная муть.
Полуостывший тротуар –
В пыли. Мгновение уснуть
Спешит пустеющий
бульвар.
Ах! неужели мы вдвоем,
И нежность после злого
дня
Во взоре светится твоем,
И ты не мучаешь меня?
Утихла ревность, смолкла
боль…
Надолго ли прошла гроза?
Не уходи! позволь,
позволь
Молчать, смотря в твои
глаза!
Ведь завтра же
растопчешь ты,
Вступив в дневное бытие,
И эти бедные цветы,
И сердце бедное мое.
ОТРЫВОК
Как черного колодца дно
–
Пустынный двор. Одно
окно
Мерцает в бледной
вышине,
И кто-то, промелькнув в
окне,
Кивает. Гулкие шаги
Звучат в тиши. Везде –
враги.
Шагая мерно под стеной,
Не дремлет зоркий
часовой,
Не дремлет стая чутких
псов,
Чугунный недвижим засов.
У входа в башню строгий
мрак
И лязг скрещающихся
шпаг.
Внезапный, резкий крик:
«пароль!»
Под сердцем вспыхнувшая
боль,
Невнятный стон,
предсмертный хрип…
И неизвестно, кто погиб,
И кровью отчего залит
Под лестницею камень
плит.
Когда ж проглянет мутный
день,
И побелеет двор, как
тень,
Тиха, бесплотна и
бледна,
Принцесса взглянет из
окна,
И высохшую за ночь кровь
Увидит на камнях, и
вновь
Окно закроет. Но когда
Взойдет вечерняя звезда,
Под башнею сгустится мрак,
Проснется тайный шелест
шпаг,
И весело блеснет клинок,
И лязгнет сталь…
ПОРТРЕТ
Я возвратился, я не мог
Не позабыть твоих обид.
Не стерта пыль с усталых
ног,
А сердце ноет и стучит.
Грохочет город под
окном,
В пыли не видно бледных
звезд.
Как всё разбросано
кругом!
Должно быть, недалек
отъезд.
Неужели я опоздал?
Я всё простил. Я – твой,
я – твой,
Я – твой. Я б всё теперь
отдал
За миг один вдвоем с
тобой.
Как некий неотвязный
бред,
Поет в ушах: всё, всё
прости.
И я гляжу на твой
портрет,
И глаз не в силах
отвести.
Кто больше высказать бы
мог,
Чем эта мертвая доска?
В твоих глазах – какой
упрек,
Какая смертная тоска!
Что, что с тобой? Куда
глядишь?
Русалка, побледневший
труп.
Прочь, прочь! Вверху –
вода, камыш…
Не узнаю любимых губ.
Где ароматный пурпур их?
Где черно-изумрудный пыл
Очей, то солнечных, то
злых?
Бог знает, как я их
любил!
Как будто говорит их
взгляд:
«Прощай, мой милый,
навсегда!
Вокруг меня – подводный
хлад,
Тиха зеленая вода».
Прости! прости!
Проклятый бред
Душа не в силах
превозмочь,
И я гляжу на твой
портрет…
А в воздухе сгустилась
ночь.
Средь чемоданов,
сундуков,
С дорожной палкою, в
пыли,
Едва могу расслышать зов
Весны, ликующей вдали.
У ОКНА
Те дни хранятся в памяти
моей,
И их ничто не может
истребить,
Ничто, ничто, и тем
нежней, больней
Воспоминание, что
воротить
Того блаженства краткого
нельзя.
Моя глухая, темная стезя
Мгновенье озарилась. Но
молчу.
Я жалоб и укоров не
хочу.
Но просто бы теперь
хотелось мне
С тобою побеседовать
вдвоем
Бездумно, тихо. Пусть как
в легком сне
Прошедшее встает. Уж на
твоем
Лице играет кроткая
печаль.
Должно быть, и тебе
былого жаль?
У ног твоих всё тот же
прежний я.
Как хорошо, о милая моя!
Ты помнишь ли? тогда
была весна,
В разгаре май. Над
пыльною Москвой
Бледнела полночь. В глубине
окна
Играла ты с котенком.
Боже мой!
Как ты была безумно
хороша!
Казалось, долго спавшая
душа
Зажглась огнем,
проснулась, зацвела…
Ужель твоя улыбка
солгала?
Вплоть до зари не
отрывая глаз,
Очей глубоких зелень и
янтарь
Впивать, впивать… Рассветный
близок час,
Последний догорающий
фонарь
Вдали мерцает с
городской стены,
И мы измучены, утомлены,
И ласково пересыпаешь ты
Моих фиалок блеклые
цветы.
И едкие пурпурные уста
Смеются мне, и кажется:
вот-вот
Действительность
растает, как мечта,
И комната в безбрежность
уплывет!
И в тихом ужасе небытия
Цветет твоя улыбка. Ты и
я,
Безгласные, склоняя взор
во взор,
– Заброшенный в
пространство метеор.
И бесконечно длятся эти
сны,
И жалко пробудиться. Но
пора:
Уж улицы становятся
бледны,
Свежеет ветр, недолго до
утра,
В окно запахла белая
сирень,
Со стен и мебели слетает
тень,
И фонаря мигавший долго
газ
Мерцал, мерцал, и
наконец угас.
Но что же вдруг в тебе
произошло,
Что ты, как ядовитая
змея,
Ужалила мне сердце? О,
как зло
Ты пошутила, милая моя!
И тихо воротился я домой
С опустошенной, мертвою
душой.
Пусть наши снова
встретились пути:
Весна прошла. Порхает
снег. Прости.