* * *
Как будто приоткрылась дверца
Из каменной моей тюрьмы…
Грудная жаба душит сердце
В потемках северной зимы.
И кажется, что вот – мгновенье –
И жизни нет, и все темно,
И ты в немом оцепененье
Беззвучно падаешь на дно.
О, грозный ангел!
В буре снежной
Я задыхаюсь, нет уж сил…
Так я в стране моей мятежной
На плаху голову сложил.
И странных слов безумный хоровод,
И острых мыслей огненное жало,
И сон, и страсть, и хмель, и сладкий
мед,
И лезвие кровавого кинжала,
И дивных лоз волшебное вино, –
Поэзия! Причудница столетий! –
Все, все в тебе для нас
претворено!..
И мы всегда, доверчивые дети,
Готовы славить муки и восторг
Твоих мистерий и твоих видений,
И яростно ведем ревнивый торг
За право целовать твои колени.
24 мая 1938
Ялта
Je n'ai rien contre I'Evangile, et…
Я
ничего не имею против Евангелия, и… (фр.).
Достоевский
–
слова
Степана Трофимовича
Хорошо быть нищим, светлым, вольным,
Вольно петь, любить и жить, как
петь.
Хорошо и так: путем окольным
Медленно брести – и умереть…
Хорошо на роковом ночлеге,
Как Степан Трофимович, мой друг,
Поболтав случайно на телеге,
Вдруг забыть мучительный недуг.
Память злая! Мне ты – враг заклятый.
Что шептать! И все одно и то ж…
Иисус Христос за нас распятый!
Пощади и память уничтожь…
8
января 1920
О. Л. Судейкиной
В жизни скучной, в жизни нищей
Как желанен твой уют…
В этом сказочном жилище
Музы нежные поют.
В старых рамах бледны лица,
Как в тумане странный быт,
Здесь былое тайно снится,
Злободневное молчит.
Ты среди своих игрушек –
Как загадочный поэт,
В мире фижм и в мире мушек
Отраженье давних лет.
Ты – художница. С улыбкой
Оживляя век любви,
В жизни призрачной и зыбкой
Куклы чудом оживи.
Век безумный Казановы,
Дни дуэлей и страстей
Вечно юны, вечно новы
В милой комнате твоей.
8
августа 1920
Мы чувствуем, что стынет в жилах
кровь,
Что в этом мире холодно и сиро,
И отошла с улыбкою любовь
От нашего сомнительного пира.
Пеннорожденная! Тебя давно
Не видят дети похоти и праха,
Твое святилище оскорблено
Рабами злыми суетного страха.
И в жалком сумраке бесплодных лет,
Не ведаем исхода снежной ночи,
И где-то далеко маячит свет,
Но в трепете мы закрываем очи…
* * *
И, жадные, мы жаждем тщетно песен:
Волшебная и сумрачная власть
Внушает нам, что мир угрюм и тесен.
Растратив силы, ищем мы богов,
Не ведая заветов тайных Духа,
Читаем мы иероглифы слов,
Как будто лишены очей и слуха.
И книги бытия для нас – как сон,
И подвиги подвижников далеки,
И лишь пророческий и вещий стон
Из глубины таинственных времен
Звучит о том, что наступили сроки…
1922
В ночи ты зришь таинственную быль,
А наяву не ведаешь исхода
Из пленного сомнения… Не ты ль
Участница мистерий – как природа.
Что в Эросе начало узнает,
Влекущее на небе хоровод
Поющих звезд в голубизне эфира,
Заложника божественного мира?
3
января 1923
Недуг даруется по благости любовной
Крылатым Эросом – божественной
судьбой:
Так с болью душною, сестрой
единокровной,
Любовь сердца томит вечерней
ворожбой.
Здоровые мы все – как нимфы и сатиры
–
Забыв о таинстве, живем как бы во
сне.
Но ужас – древний враг – коснется
чуткой лиры,
Что золотом горит в живой
голубизне –
И мы бежим тогда от радостной
дубравы
В смущении, страшась, не веря в этот
день.
Нам кажется, что все исполнено
отравы,
И кажется, что мир не благостная
сень,
А некий страшный плен от власти
чародейной,
И мы погружены в безумье навсегда…
Но душу боль пронзит – и силой
легковейной
Душа горит опять, как дивная звезда.
Болезнь таинственна, даруемая свыше,
К истокам бытия она влечет слепца:
Там изначальное прекраснее и тише,
И странная любовь животворит сердца.
24
февраля 1923
* * *
Мы задыхаемся в любви.
Душа, как зверь в слепом капкане,
Все бьется – глупая – в крови.
Мы только знаем: будет! будет!
Но мы не верим в то, что есть.
Кто сердце темное разбудит?
Кто принесет благую весть?
И только ангел ночью звездной,
Когда поет: «Христос Воскрес!»,
Над нашей опаленной бездной
Подъемлет пурпуры завес.
7
января 1923
* * *
Страшно страстью знойною опалять
уста,
Бог стрелу готовит, своевольно мстя
За неволю тайную тайного креста.
Не касайся нежно старика рукой,
В сердце пламя темное – то земной
огонь.
А душа распята крестною тоской.
Я молю, чудесная, сердца мне не
тронь.
Июль
1923
* * *
Гостеприимной Гаспры милый дом…
Здесь нежный хмель, глицинии,
татарки
И блещущий на солнце водоем.
Отторгнуты от шума и заботы,
От суеты, науки и трудов –
Забыли мы чичеринские ноты
И предсказания большевиков.
Как сон – политика и наши споры
О партиях, цензуре и правах…
Мы подымались с посохом на горы,
И муэдзин нам пел – «Аллах! Аллах!»
Прощай же юг, бездумный, томный,
страстный,
Спеши на север, северный поэт:
Сны южные и лунные опасны –
B них прелесть есть, но мудрости в
них нет.
Июль
1923
* * *
Не утаю: земных пристрастий
И я не чужд, мой милый друг:
Так сладострастия недуг
Преодолеть не в нашей власти.
Любил и я тосканских вин
Благоухание и нежность,
Лагун зеленых безмятежность
И сон полуденных долин.
Любил устами поцелуйно
Ласкать пленительный цветок,
Когда горячей крови ток
Тревожит сердце страстью буйной.
Но есть иной и странный свет
Неизъяснимых наслаждений,
Когда в сиянье откровений
Мы шепчем верности обет, –
Когда Фавор нас озаряет
Лучами дивными Христа,
И вечной жизни красота
Нас, смертных, вдруг преображает.
Осень
1923
Гаспра
* * *
Поэта сердце влажно, как стихия
Здесь на земле рожденных Небом вод.
В нем вечен волн волшебный
хоровод –
Вопль радости иль жалобы глухие.
Немолчно в нем звучат струи живые –
Сам океан в ином, как бог,
поет, –
В ином поток крушит суровый лед;
В ином вздыбилась водопада выя.
А ты, поэт, и прост, и величав,
Так озеро в таинственной долине
Незыблемо от века и доныне.
Поэт взыскательный! Ты мудр и прав,
Любезен мне твой безмятежный нрав:
Слышней грозы безмолвие пустыни.
22
июля 1924
Вячеславу Иванову
Как опытный бретер владеет шпагой,
Так диалектикой владеешь ты, –
Ты строишь прочные, как сталь, мосты
Над бездною – с великою отвагой.
Патриотическим иль красным флагом
Отмечены дороги красоты, –
Под знаком белизны иль черноты:
В руках художника все станет благом.
Антиномический прекрасен ум, –
Великолепны золотые сети
Готических средневековых дум.
Но слышишь ли, поэт, великий шум?
То – крылья ангелов, – и мы,
как дети,
Поем зарю иных тысячелетий.
Август
1924
Москва
* * *
Сверкая зыбью чешуи;
Еще висят над черной бездной,
Россия, паруса твои;
Еще невидим кормчий темный
В тумане одичалых вод, –
И наш корабль, как зверь огромный,
По воле демонов плывет.
А ты, мой спутник корабельный,
Не унываешь, не скорбишь, –
И даже в мраке путь бесцельный –
Я верю – ты благословишь.
Душа крылатая, как птица,
Летит бестрепетно в лазурь.
Ей благовест пасхальный снится
И тишина за буйством бурь.
23
ноября 1924
З. Е. Серебряковой
Когда в ночной тиши приходит демон
злой
В мою таинственную келью
И шепчет дерзостно, нарушив мой
покой,
Призывы к грешному веселью;
Когда с небрежностью восторженную
страсть
Он предлагает мне лукаво,
И лживо говорит, что надо тайно
пасть,
Дабы вернуться к жизни правой;
Когда под маскою блестящей суеты
Скрывая мир уныло дикий,
Он навевает мне неверные мечты
О жизни легкой и двуликой;
Я вспоминаю дом, поля и тихий сад,
Где Ты являлась мне порою, –
И вновь сияет мне призывно нежный
взгляд
Путеводящею звездою.
И верю снова я, что путь один –
любовь,
И светел он, хотя и зыбок;
И прелесть тайная мне снится вновь и
вновь
Твоих загадочных улыбок.
* * *
То лучше ангела, то хуже зверя,
Мы, чувствуя дерзание и страх
И в тайну двух тысячелетий веря,
Боимся плоти и стремимся к ней,
Вдыхая нежное благоуханье,
И любим слабость девственных стеблей
И лепестков горячих трепетанье.
1922
* * *
Пугается то посвиста, то хруста…
Земные страхи, немощи и тьма –
Как с ними трудно, а без них как
пусто!
Страшись! Но тайных и безмолвных сил
Не дикий пасынок, а сын любимый,
Познай добро и в сумраке могил,
В глухонемой ночи – богохранимый.
1925
* * *
Мою душу отравой томят;
И поныне в безумной пустыне
Меня мучает холодом ад.
Не уйти мне от страшного неба,
От тебя, серебристый туман,
От классически ложного Феба,
И от тени твоей, Великан.
Всадник-царь! Ты по воле поэта
Стал для нас и восторг, и позор, –
Пусть все язвы кромешного лета –
Как святителей русских укор.
Только ты и с последней трубою
Не померкнешь пред ликом Отца,
И тобою, поэт, и тобою,
Оправдаются в чуде сердца.
Май
1923
* * *
А мой в цепях угрюмых лет…
Прости косноязычный бред
Моих несовершенных песен.
Так праздник огненных созвездий
В душе пылает и поет;
Но час печальный, час возмездий
Копье жестокое несет.
И знаю: обнажатся плечи
И беззащитна будет грудь, –
И пронесется стон далече:
«Хочу в молчанье отдохнуть».
Земля ответит звонким эхо
На стон невольный и мольбу,
И без рыданий, и без смеха
Я встречу темную судьбу.
И в ризе траурной царица,
И копьеносец роковой,
И факел алый – багряница
На плащанице мировой –
Все только знаки при дороге
Туда, где ждет меня давно
Судья таинственный и строгий
И в чаше вечное вино.
Моя свобода – как вино:
Она пьянит, – и в новом хмеле
С ней сердце вновь обручено,
Как с кровью плоть в едином теле.
Кто хочет вольным быть, приди,
И обручись, и будь со мною,
И на твоей живой груди
Означу знак моей рукою.
Так, знак свободы – превозмочь
И мир, и прах, и вожделенья,
И вновь создать из крови ночь,
И день прославить обрученья.
Сумерки-сестры за пяльцами
Тихо свершают свой труд;
С грустью прилежными пальцами
Ткань гробовую плетут.
Труд ваш ценю утомительный –
Петлю за петлю – и сеть
После заботы мучительной
Сладко на сердце надеть.
Ткали вы ткани шелковые –
Сети прилежно плели;
Вот уж и в стены сосновые
Кости мои полегли.
Так, под невольною сеткою
Смерть мне позволят вдохнуть,
И можжевельною веткою
Вновь обозначится путь.
Сумерки-сестры! За пяльцами
Тихо кончайте свой труд,
Тките прилежными пальцами
Сеть из вечерних минут.
* * *
Люблю, люблю твои поля.
Пусть ты безумная стихия,
Но ты свята, моя земля.
И в этот час, час преступлений,
Целую твой горячий прах.
Среди падений и мучений
Как буен темных крыльев взмах!
Под странным двуединым стягом
Единая слилася Русь,
И закипела кровью брага…
Хмельной – я за тебя молюсь.
Друзья-враги! Мы вместе, вместе!
Наступит миг – и все поймут,
Что плачу я о той Невесте,
Чей образ ангелы несут.
8
ноября 1919
* * *
И в шуме света, в блеске бала,
При плясках радостной толпы,
И где-нибудь с котомкой малой,
В пыли проторенной тропы –
Везде ты – Русь, везде – подруга
Мятежных далей и степей…
Не бойся страстного недуга,
Из чаши вольности испей –
И поклонись святым просторам…
И мы поклонимся тебе,
Твоим улыбкам, песням, взорам,
Твоей таинственной судьбе.
Декабрь
1922
* * *
Таинственный волшебнее и тише?
И кажется, что сотни тысяч лет
Стоит дымок над этой темной крышей.
Что краски умирающей листвы
Не знали яркости живой и
свежей, –
И на ковре зачахнувшей травы
Как будто пятна желтые все те же…
1922
Венеция почила в тихом сне,
И тихий лепет струн – как шепот
сонный,
И лунный свет подобен пелене,
Раскинутой над ночью благовонной…
Таинственная! Ты – со мной вдвоем, –
Нам суждено изведать страх забвенья,
И кажется, что вот сейчас умрем
От нежного, как сон, прикосновенья…
* * *
Полумрак твоих икон;
И горбатенький причетник:
Все как давний дивный сон.
Научилась ты молиться –
И молитвою дышать;
И тебе Младенец снится
И Его святая Мать.
Только слышишь ли? Иная
Нынче Пасха на Руси…
И, крестами осеняясь,
Сердце кровью ороси.
Умирая, в миг последний
Ты услышишь на рассвете
Не смиренный звон обедни
Двух былых тысячелетий,
А великий грозный гул…
Это – острова Патмоса,
Это – Ангела-Колосса
Страшный вопль и рев, и гул…
29
октября 1931
* * *
Не нравственных высот святая даль;
К Тебе влекут блаженство и
печаль –
Чудесный сон земных моих видений.
Я распахнул окно. И наслаждений
Волна вдруг хлынула – и не она ль
Омыла сердце: «Ничего не
жаль!» –
Вот странный шепот тайных
откровений.
Мне ничего не жаль – и все
люблю, –
Лазурь, и тишину, и солнца песни,
И горький запах тленья – все
чудесней
От мига к мигу… Жажду утолю
Земным вином небесной благодати,
Блаженной мукою земных распятий.
6 августа
1932
Мураново
* * *
Девушка! Ты жрица иль ребенок?
Танец твой так странен и так тонок,
Все движения, как сон, легки…
В чем же тайна пламенной тоски?
Детских уст невнятен робкий лепет,
А крылатых ног волшебен трепет,
И как лилия – твоя ладонь!
И в очах – испуг, любовь, огонь…
Почему ж боишься бога-змея,
Прямо на него взглянуть не смея?
Знай, дитя, он в страсти изнемог:
Смертный он теперь, как ты – не бог!
Ноябрь
1924
* * *
Где-то ветер мрачно воет,
И душа как будто ноет.
Сердцу больно. Грудь болит.
Ставень глухо стук да стук.
Сухо в горле. Сон волшебный!
Что ж ты силою целебной
Не спасешь меня от мук?
Вдруг часов старинных хрип…
Кто-то хлопнул дверью где-то.
Дрогнула полоска света.
Половицы тонкий скрип…
Боли нет! Дышать легко!
Сердце будто в клетке птица.
«Ты со мной иль это снится?
Что ж ты медлишь? Ах, какой…»
Май
1926
* * *
И тишина волшбою дремной,
Как шалью душною и темной,
Покрыла опустевший дом.
Какая скука, грусть и лень!
И кажется, что неслучайно
Она ушла, что, верно, тайна
Нас разлучила в этот день.
Молчи, душа, и приневоль
Себя к обману жизни лживой,
К ее гримасе некрасивой,
Храня ревниво в сердце боль.
1
декабря 1924
* * *
Но ты всегда как нежная инфанта,
От башмачка до голубого банта,
Улыбчива иль в горестных слезах…
Для трона ты от века рождена,
И вся Испания тебе подвластна…
Но ты пленила сердце горбуна.
Его мечта, как роза
сладострастна, –
Вот он идет по залам, как во сне,
Тебя он ищет, но найдет иное!
Безумно сердце в дивном Антиное,
Но не трезвей оно и в горбуне.
И я, как он, – таинственный
урод,
И в зеркале мне страшно отраженье,
И сердце слабое в изнеможенье
Последнюю мне песенку поет…
1
марта 1925
О жизнь! Как в глубине ее
Все старое как будто ново!
Дитя! В признании твоем
Неувядаемое слово…
Да, год прошел, как будто час
Единого – во сне – волненья:
Созвездия благословили нас
На таинство преображенья.
4
ноября 1924
Какая тишина! И птицы,
И люди – все молчит кругом!
Лишь звезд лохматые ресницы…
И запах роз… И мы вдвоем…
И чем больней воспоминанье
О суетных и грешных днях,
Тем властней странное желанье
На неизведанных путях.
И кажется, что злые муки –
Весь этот бред, и этот ад,
Твои лишь крошечные руки
Прикосновеньем исцелят.
4
ноября 1924
* * *
Над нами бредила безумная луна,
И странная царевна-тишина
Дышала хмелем дремлющих магнолий.
Я пил с тобой волшебное вино
Во влажном серебре на камне белом,
И жертвенно изнемогало тело:
Казалось мне, что ты и я – одно.
4
ноября 1925
Три года! Новая заря
Твоей судьбы и жизни нашей,
Но верю, что не будет краше
Полуденного ноября!
Пусть жизнь в мученьях и крови,
Но солнце в нашем сердце блещет:
Душа по-прежнему трепещет,
Изнемогая от любви.
* * *
Ты пришла, кочевница, откуда?
Поступь дивная – как песни лад…
И ты вся, прекрасная, как чудо,
И я – нищий – нищетой богат.
Дышится легко – и бездорожье –
Будто вольность дикая полей:
Из горячих глаз сияет Божье –
Солнце вечное любви твоей.
16
сентября 1928
* * *
Земля, раскинувшись, уснула,
Устав от солнечного гула,
От хмеля терпкого вина.
И я дремал, забыв, что ярость
Страстей мятежных не прошла,
Что не распутать мне узла,
Завязанного мной под старость.
Очнувшись, вспомнил о тебе,
Моя ревнивая подруга,
И сердце будто от недуга
Запело жалобу судьбе.
Но полно! Одолей унылость!
Уныние ведь смертный грех:
Не для себя живешь – для всех,
И безгранична Божья милость!
24
июля 1924
* * *
Небезуханный, нежный, дикий.
В нем каждый тонкий лепесток
Хранит любви моей улики…
Тех лепестков касался я
Так суеверно богомольно!
И всякий раз душа моя
Звучала сладостно и больно…
Но бойтесь, люди, тайных нег!
Цветам любви, как снам, не верьте:
В них дольний жар и горный снег,
И чары их подобны смерти.
6
августа 1924
* * *
Свой тайнозримый хоровод,
Умрет ли кто иль не умрет –
Но дивной музы Терпсихоры
Прекрасен в вечности полет.
Ты, смертный, утешайся пляской,
Следи движенье снежных рук,
И флейты нежный тонкий звук, –
И очарован музы лаской
Не бойся горестных разлук.
Увянут розы, все истлеет,
Испепелится твой чертог,
Но на Парнасе дивный Бог
Все в странном свете пламенеет:
Он тлен печальный превозмог!
Своей любимой – Терпсихоре –
Он повелел тревожить нас,
Чтоб в сердце пламень не угас,
Чтоб в радость обратилось горе,
Когда пробьет последний час.
Сентябрь
1924
Гаспра
* * *
Ты одна, моя жена,
В тайне странной и великой
Мне навек обручена.
Пусть от зноя злой пустыни
Утомленный я уснул,
Но от века и доныне
Надо мной волшебный гул…
И тебе ль не внятен лирный
Этот гимн небесных сил –
Этот зов миров надмирных
От печалей и могил!
Пусть мне снится страсть
земная… –
Сладостный и душный бред! –
Все же, друга поминая.
Вспомни наш с тобой обет.
Октябрь
1924
Мажорный марш твоих утопий
Мне очень нравится, поэт;
И после серых, скучных копий
Приятно видеть яркий цвет, –
И пусть преобладает красный
В твоей палитре, милый мой;
Мне нравится рисунок ясный
В твоей размашке боевой;
Покрикиваешь ты на диво,
Как самый бравый бригадир
На тех, кто прячется пугливо
В свой ветхий дом, в свой старый
мир,
Где нет ни правды, ни утопий,
Где мысль давно погребена
И где религия, как опий,
Для буржуазнейшего сна…
Но все-таки прошу, дружище,
Взгляни порою на кладбище,
Где спят и дети, и отцы:
Об этом как-нибудь помысли,
Дабы начала и концы
На паутине не повисли,
Что некогда для наших мук
Соткал из вечности паук.
24
мая 1938
Ялта
Печатается по: Георгий Чулков. Тайная свобода: Стихотворения из
неизданных книг (1920-1938). – М.: "ПаЛЕАлиТ", 2003.