Люди, одетые в черное, пришли и связали
мне руки. Проклятые! Толстыми, грубыми, шершавыми веревками они сорвали кожу с
кистей моих рук и прикрутили их назад так, что правая и левая руки
возненавидели друг друга, потому что всегда они были вместе и им нельзя было
разорвать невольную связь.
С
этого началось.
А
потом эти люди, бледные, с самодовольной улыбкой на ничтожных тупых лицах,
стали вокруг меня и развернули свои длинные свитки, на которых начерчены были
буквы и линии.
– Читай! –
сказали они холодно и властно.
И я
стал разбирать эти буквы и эти линии. Сначала я не понимал скрытого смысла их.
Я видел только немые точные формулы. Но формулы только притворялись точными,
ибо за ними стояло нечто большее. И это большее формулы не могли вместить в
себя.
А
люди, одетые в черное, повторяли:
– Читай!
И
когда они говорили: читай! – мне казалось, что они издеваются надо мной и
говорят: умри!
Тогда
я крикнул им:
– Проклятые!
Если б руки мои были свободны, я разорвал бы ваши ненужные свитки, я бы
истоптал их ногами. От них пахнет смертью.
Люди
засмеялись, широко раскрыв свои большие рты с острыми зубами, и развернули
передо мной картину, написанную белой и черной краской. Я знал, что писали эту
картину они, все вместе. На ней были изображены квадраты, а на каждом квадрате
стоял человек среднего роста, самодовольный и сытый.
– А
где же Слово? – спросил я.
Они
строго посмотрели на меня и сказали:
– Нравственность
может быть и без Него. Для этого есть квадраты.
И так
как они боялись, что я совершу безнравственный поступок и убью их, они
тщательно осмотрели узлы веревок, дабы быть уверенными, что руки мои связаны.
Огромная
черная птица с шуршащими крыльями пролетела у меня над головой. Я осмотрелся
кругом. Далеко на горизонте лежали темные гребни гор, которые упирались своими
вершинами в густое небо. В облаках плавал безумный красный месяц. Золотые
Медведицы почему-то волновались и дрожали – и Большая, и Малая. И все было
страшно. И все было странно.
За
спиной у меня был черный, корявый лес. Я слышал крики кукушки, эти отзвуки
приближающейся смерти; слышал мертвые стоны совы; слышал чьи-то вопли отчаяния…
Но
страшнее всего было озеро, которое лежало впереди меня. Оно было неподвижно,
как тайна, и красно, как кровь.
Я
вздрогнул.
Люди
в черном заметили мое смущенье и сказали:
– Чего
ты испугался? Это озеро, в котором мы утопили Слово.
– Я
это знал, – пробормотал я, – я это знал.
О,
зачем озеро красно, как кровь!
– Проклятые! –
крикнул я, задыхаясь от ужаса. – Отдайте Слово! Отдайте Слово!
И
страшное эхо насмешливо повторило:
– Слово!
Слово!
А
черные люди засмеялись:
– Ха-ха-ха!
Ты наивен.
А
потом прибавили, нахмурившись:
– Если
ты будешь говорить о Слове, мы бросим тебя в это озеро.
Тогда
я собрал все свои силы, рванул веревки и освободил окровавленные руки.
И
черные люди, испуганные моей решимостью, боязливо бросились ко мне, чтобы
удержать меня. Их было много, а я один. Но в руках у меня было грозное оружие:
отчаяние и желание. И первого, кто бросился ко мне, я ударил рукой по его
самодовольному лицу с кривой улыбкой. И на этом лице остался след от моей
окровавленной руки.
Началась
борьба.
И я
заметил, что есть у меня союзница: земля. Она колыхалась под их ногами, и они
падали, жалкие, ничтожные, безобразно размахивая длинными костлявыми руками.
И,
оттолкнув их, я бросился бежать к озеру, а они, распростертые на земле,
судорожно хватались за мою одежду и я с трудом отдирал их назойливые пальцы.
В
борьбе я весь испачкался кровью. Сердце со страхом колыхалось у меня в груди.
Стонал мозг. А я все бежал, бежал.
А
сзади слышался визг:
– Сумасшедший!
Сумасшедший!
И
справа, слева лежали тяжелые, немые камни.
Камни
смотрели укоризненно и укоризненно молчали.
– Что
это за камни? – подумал я.
И
тотчас я ответил себе:
– Это
гробы.
И я
засмеялся:
– Ха-ха-ха!
Гробы! Ха-ха-ха!..
Мне
казалось раньше, что озеро близко, но его все еще не было. Я бежал, задыхаясь,
прижав кулаки к левой стороне груди, потому что чувствовал боль в сердце.
Мои
мучители не поспевали за мной и издали кричали:
– Сумасшедший!
Сумасшедший!
Я
взглянул на нелепый красный месяц. Он смотрел прямо на меня – и так же
укоризненно, как гробовые камни, и, казалось, говорил:
– Напрасно!
Все напрасно!
А
сверху звучало небо. Ах, какой это был гимн! Пели облака и пели звезды. И среди
звезд высоким, звонким голосом пел эфир.
– Не
хочу! не хочу! – бормотал я и мчался вперед. И ветер свистел над ухом:
– Вз-вз…
Назад, назад… Вз-вз…
А
сзади едва доносился до меня глупый визг:
– Сумасшедший!
Сумасшедший!
Вот и
озеро, густое и красное.
И
тогда я зажмурил глаза и бросился в него. Но оно не хотело принять меня, волны поддерживали
мое тело и шептали мне на ухо:
– Слова
нет среди нас. Слова нет! Слова нет! Я понял, что это правда и поплыл на тот
берег.
А на
том берегу опять лежали мертвые камни, бродили какие-то серые тени, шуршали
крыльями темные птицы, – и все шептало, как месяц:
– Все
напрасно! – Все напрасно!
А
вдали виднелось новое озеро, такое же густое и красное. И я хотел думать, что
Слово там, за этим озером, на том берегу.
Ко
мне подползла большая склизкая ящерица и забормотала:
– Слова
нет! Слова нет!
Я
наступил на нее ногой и гордо крикнул прямо в лицо немым камням:
– Я
найду Слово!
И эхо
насмешливо повторило мой крик:
– Слово!
Слово!