* * *
Странник, ты видел,
Как конь иногда,
Замученный, дико оком
поводя,
На тихую поверхность вод
голубых
Пену ронял?
Ты знаешь, что кони
В страдании и муках
Пеною плачут? Слез у них
нет.
Странник, взгляни вон на
то облако,
Чернеющее, с
разорванными краями,
Одно на лазури небес.
Знай – это земля уронила
На лазурные воды небес
В миг страдания, –
миг падения под ярмом судьбы,
Ту пену уронила,
В миг, когда проклятье с
уст кротких
Дерзко сорваться готово…
Так говорил седовласый
араб,
На камне – ровеснике
мира – сидя
И посохом ручья тревожа
многоструйный бег.
<1904>
* * *
На ветке
Сидели птица гнева
И птица любви.
И опустилась на ветку
Птица спокойствия.
И с клекотом
Поднялась птица гнева.
А за ней поднялась птица
Любви.
<1905-1906>
* * *
Мирооси данник звездный,
Я омчусь, как колесо,
Пролетая в миг над
бездной,
Задевая краем бездны,
Я учусь словесо.
1907
ГРОБАТАЯ
ЯВЬ
– Будрое дитя,
мови:
Когда будешь червивым
мешком,
Мешком туго завязанным,
Полным до краев?
– Буду любимцем
звезд!
Буду, балуя, править
Звездной конницей
Сполохогривой.
Поклонимся, в знак
внимания,
До пояса
Будрому дитяти.
1907
* * *
Познал я числа,
Узнал я жизнь.
Я лесть без смысла,
Я песнь немизн.
Былеликий, сны – копыта…
Милый диким бег в
забытое…
Зори – лица,
Ночи – темя.
Я веселия божницы…
Улетающее стремя…
1907
* * *
В умных лесах правен
Лесовой,
В милых водах силен
Водяной,
В домах честен Домовой,
А в народе – Славяной.
Так зыбит-снует молва,
С нею, славень, славен
я!
1907
* * *
Тебе поем, Родун!
Тебе поем, Бывун!
Тебе поем, Радун!
Научи нас, Лесовой,
Разучи нас волхвовой
В звездном лесе не
теряться,
Звездной тайны не
бояться.
Тебе поем, Ведун!
Тебе поем, Седун!
Тебе поем, Владун!
1907
* * *
Я ведал:
ненарекаемость
Возничего,
неизбытность
Полевичего,
ненасытность
Огневичего,
нерассыпность
Водяничего,
неувядаемость
Девичьего. Я ведал.
1907
МИРОВИК
И Мировичий – дух
надзвездный зазвездал,
И синим лоном неба он
обитаем, последний и одинокий.
Мирес иных изведал
жажду, конины с солью я отведал,
Иных новин победы жажду.
Мирийные целины просек
оралом звездным,
Разгреб за валом бездны
мировинные целины.
1907
* * *
Быльняк зорецветный
На далеве лет
Возрос на берегу реки.
Струйна река моей тоски!
Зыбкий, вивкий,
перевивкий,
Зыбкий в листьях жизни
марев,
Стопу по степу изливкий.
1907
* * *
И в быви будь меняя на
избытость,
Стоглазое, стоустое
Хребет ярит, щетинит и
горбатит
Стобывное бусло.
1907
* * *
Старуха-веруха за тайной
сидит.
Радуха-родуха на ветке
вопит.
За далями златом падал
туман.
За явями высился дальний
курган.
1907
ИНИРИ
Время валом смелых дел –
Берегиня милины.
Если край инес задел, –
Вспыхнут гневным инири.
Кто понять иное смел,
Ну, пойди в чужой
удел!..
1907
* * *
Небистéли, небистéли,
Озарив красу любин,
В нас стонали любистели,
Хохотали каждый ин.
Их нежные, милые личики
Сменялись вершиной
кудрей.
Из уст их струилися кличики:
«Смотрите, живите
бодрей!»
1907
* * *
Мизинич, миг,
Скользнув средь двух
часов,
Мне создал поцелуйный
лик
И крик страстей и стыд
оков.
Его, лаская, отпустил.
О нем я память сохранил,
О мальчике кудрявом, –
И в час работ
И в час забавы
О нем я нежно вспоминаю
И, ласкою отменной
провожая,
Зову, прошу:
Будь гостем дорогим!
1907
* * *
Времянин я,
Времянку настиг
И с ней поцелуйный
Создал я миг.
И вот я очнулся
И дальше лечу.
И в яр окунулся
И в глуби тону.
И крыльями слылий
Черпаю денину.
Из кладязя голубя
Черпаю водину.
1907
* * *
Русалка телом голубым
Немоб осенних красоту
Воспеть хотела.
Туда, о, к ней! Туда, о,
к ним!
И вмиг в реке! И вмиг в
волну!
Туда, где рень! Туда,
где пена!
Но где же цель? Но где
же тело?
Но где же плен? Но где полон?
Она, она, о ужас
слышу, – зеленая жена!
И вопль ее, толпа
испугом –
О ужас, ужас, о
сором!..
На простыне к высокому
небу
Русалочьего заманника
подбрасывают.
1907
* * *
Плескиня, дева водных
дел, радея красоте,
Играла и сияла, служила
немоте
И крыльными грустильями
воздела темноте.
1907
* * *
И дева векиня, векиня в
веках,
Векуя свой век в
огнелетных венках,
На долево-зарево бросила
сень
И гласом без марева
кликнула день.
И день восторгнулся, и
день ужаснулся, и день восстает,
И день свое вено векине
несет.
И дева, ликуя, целует и
молвит: «Жених»…
И ветка качается отныне
для них для двоих.
1907
* * *
В зеленейности полей
Я услышал глас призывный,
Глас узывный: стой!
нейди…
Сей глас полей.
1907
* * *
Усталость в нозех,
Дремота здесь.
Иду я в бози,
Мне скучна весь.
Ходи, клюка, служи,
рука,
Тужи, нога, служи, нога.
Устали нози, мне долог
путь,
Устали очи, не виден
путь,
Иду я в бози, мне долог
путь.
Ах, можно ли на камне
мне отдохнуть!
1907
* * *
За мыслевом-кружевом, кружевом-тужевом
тын я воздвиг в мой сладостный, младостный, радостный миг. Стою за отрады
оградой моей и заревом-маревом мысли твоей роняю в мир стаи веселых теней. И
мыслевом-заревом сень озарил и гуслями далями день подарил. За мороком-ворогом
один я стою и, к мести взывая, песнь пою, и, в песни рыдая, месть создаю. И
гуслями странными к дальним курганам весть подаю. И в немости бранными, в
ревности званными пенности звонами весть подаю. И пленности манною тленности
данною месть создаю.
1907
* * *
За порохом-облаком ворог
идет,
Из города-волода ковы
несет.
Но лук натянулся, лук
задрожал,
К ногам моим камнем
недруг упал.
И я торжествую победу,
кричу
И в долы веселые тайный
лечу.
1907
* * *
Огнивом-сечивом высек я
мир,
И зыбку-улыбку к устам я
поднес,
И куревом-маревом дол
озарил,
И сладкую дымность о
бывшем вознес.
1907
* * *
И живностынь старого
черепа –
Юркнули серости мыши.
И милостынь старого
береда –
Венчание в царственной
крыше.
1907
* * *
Белостыня снеглых птиц,
Благостыня неглых лиц,
Дýмовым ловом, ведовым
словом
Отведите холод зимний!
Назовите, кто любимый!
1907
* * *
Недобростынь вещего
взгляда,
Седоширокость глубоких
бровей…
Звено обронено вещими
дзядами,
Пало в долины людей.
1907
* * *
Могóт подземных,
Ярот земных
Излучена месть.
Нагот уземных,
Стыдот наземных
Излучена лесть,
Изведана сладость.
Отпита чаша.
Радость, радость,
Ты уже наша!
1907
БОГУ
Заря слепотствует
немливо.
Моря яротствуют
стыдливо.
Дитя лепотствует стеня.
И я яротствую буйливо.
Мы все твоя! Мы все
твоя!
Один ты наш, один ты
наш.
1907
* * *
Нéяви кроткие ходят…
Откуда?
Из сна бледнокудрые.
Куда?
В сон златокудрому.
Ну, сон с тобой…
И неяви сходились,
И неяви расходились…
1907
* * *
Смертирéй беззыбких
пляска,
Времирей узывных сказка.
Века дочка молодая,
Лета ночка золотая.
Дочка, дочка лельных
дней,
Дочка, след ночей
безумный!
Иль вокруг чела
бездумного
Смертири вьюнок свили?
1907
* * *
Нéумь, рáзумь и безýмь –
Три сестры плясали
вместе
В покрывальностях
бездумий,
В покрывальностях
невесты.
Руки нежные свились,
Ноги нежные взвились,
Всё кругом сплелось,
свилось,
В вязкой манни
расплылось.
1907
* * *
Дувь волн холодных моря,
Вздымается и мается
Холодных белых волн
Холодно-соленая водь,
Кличет: «Мы! – мы –
в горе!»
И в клике дивно ясно
море.
1907
* * *
Гульба двух бурь,
Двух зорь расторг.
Кричит Могуль –
Какой восторг!
Кричит Могуль –
Двух зорь расторг,
Двух бурь разгул.
1907
* * *
Вьется звонкая чайка в
красивой пустыне.
Я – будизны залив немостынный,
Я – немизны пролив
будостынный.
Зыбки-зыбки тростники.
Улетают челноки.
Закричали рыбаки.
1907
* * *
И я свирел в свою
свирель.
И мир хотел в свою
хотель.
Мне послушные свивались
звезды в плавный кружеток.
Я свирел в свою свирель,
выполняя мира рок.
1907
* * *
Небязь ворожич – отрок
Праýны,
Правит он явями неба.
Водязь морочич – отрок
Леуны,
Правит мноями вод.
Небязь синонью взметнет,
Водязь морок отведет.
Небязь зарево зовет,
Водязь морок отметет.
Небич молвит: я вверху.
Водич молвит: я внизу.
Сказчичи оба.
Уманна сказоба!
Уманна, зазывна,
Заманна, призывна.
Маней сказобы
Таянная даль.
Что за мороком видений?
– Осота бываний.
Что за звороком
свирений?
– Ясота рыданий.
1907
* * *
Гроб леунностей младых.
Веко милое упало.
Смертнич, смертнич,
свет-жених,
Я весь сон тебя видала.
1907
ВОДНЯГА
Мельководы в дальних
водах.
Рыбных игр звенит струя.
Манна, манна даль
свободы.
Дети, дети – это я.
1907
* * *
Жилец-бывун не в этом
мире,
Я близко вечность мог
узнать.
Она живет с друзьями в
мире,
Она слывет бездумья
мать.
1907
* * *
Жар-бог! Жар-бог!
Я в тебя молитвой мéчу,
Мира славный жародей!
О, пошли ты мне
навстречу
Стаю нежных жарирей.
Жар-бог! Жар-бог!
Волю видеть огнезарную
Стаю дружных жарирей,
Дабы радугой стожарною
Вспыхнул морок наших
дней.
1907
* * *
Что у нас?
Пáлюба-пáгуба
сладкоязычная,
губови-любови дар
сладкозначный.
Но кто мы?
Полюбовники-погубовники
милые,
милые, милые, бедные!
Но что хотим?
Полюбы-погубы себе
хотим, милые,
полюбы-погубы себе
хотим, бедные.
Ну и бог с вами! ну и
дейяйте
как знаете, милые!
1907
* * *
Женун и женун,
Мы одни в лесной дремé.
Мы в друг друга
влюблены.
– Ни подруги, ни
жены!
Мы друг в друга любуны.
– Погубовники!
Полюбовники!
Ни невесты, ни жены!
Мы друг в друга
влюблены.
Мы одни в стране
зеленой.
1907
* * *
Мужуния и мужуния
Вдвоем ворожили на общем
кусте.
Что было – не знаю. Что
еси – не хочу.
Что будет – рыдаю! Что
буди – молчу!
1907
* * *
Замужница с замужницей
На ветке ворожили,
Причудница с
причудницей,
И детки у них были!
1907
* * *
Россия забыла напитки,
В них вечности было
вино,
И в первом разобранном
свитке
Восчла роковое письмо.
Ты свитку внимала
немливо,
Как взрослым внимает
дитя,
И подлая тайная сила
Тебя наблюдала хотя.
1907
* * *
Тебя пою, мой синий сон,
И сени саней золотые,
Зимы седой и сизый стон
И тени теми голубые.
1907
* * *
Землявых туманов умчался
собор.
Смердрявым кафтаном
окутался Мор,
Походкою тяжкой взошел
на престол
И мертвенной ляжкой
кивает на дол.
И тако вопил Судьбеж,
держа человечишко малое
в руках велиих:
«Смердынько милое,
о милое смердынько,
ненаглядное!
О лучшее смердерько
из власьева вертлявого
моего!»
1907
* * *
Нéголь сладко-нежной
сказки,
Мленник дивных девьих
ног,
Я в сетях златой
повязки,
Я умру в твоих руках.
1907
* * *
Зоры-позоры.
Рыды-навзрыды.
Чья там головка русеет?
Чей одуванчик развеет?
Я это. Горек мне миг.
О, не избыть мне беды!
Мамо душу растоптала.
Отчим телом раздражен.
Я души не воссоздала,
Я вошла в обычай жен.
Рыды-навзрыды.
Зоры-позоры.
Чья там головка русеет?
Чей одуванчик развеет?
1907
* * *
За бóлонью явлений
Узывен тихий глас.
Нет молода явленней,
Как тот, чей свет погас.
1907
* * *
Чайка доли иной
Зыблет купавой за думой.
Чайка спорит с волной,
В зыби забава без шума.
1907
* * *
Мирожки делал Бог.
Почитать велел Рок.
Пирожки пекла Вера.
Полюбились срок и мера.
1907
* * *
Поводырем в пустыне
грезной
Для тех, кто молод и кто
юн,
Перелетали мира бездны
Младоюнирей табун.
Их огнистая черта
Так и реет, как мечта,
Так и рвется, словно
птица,
Словно праменей станица.
1907
* * *
Моют, моют валуны
С моря пóсланцы волны.
Чайки с чаем доли лучшей
Серебрят серпы излучин.
Челн далекий задрожал.
Вал закрыл и вал упал.
Челн пошел ко дну вверх
дном
Вместе с верным рыбаком.
Весть невесте рыбака –
Волны ходят трепака.
Вой с далеких берегов,
Хляби ярей прет в
восторг.
Видно, некому забава –
Видеть в брегах жен
упаву.
1907
* * *
Вырей свирелию воды манит.
Вырей станицами птиц
ворожит.
Ворога в ладьях
украшенных в вырей стремят,
Бороды в главах
устрашенных в вырей глядят.
1907
* * *
В пору, когда в вырей
Времирей умчались стаи,
Я времушком-камушком
игрывало
И времушек-камушек
кинуло,
И времушко-камушко
кануло,
И времыня крылья
простерла.
1907
* * *
Времыши – камыши
На озера береге,
Где каменья временем,
Где время каменьем.
На берега озере
Времыши, камыши,
На озера береге
Священно шумящие.
1907, 1908
* * *
«Умночий и рабочий – два
дружные крыла»,
Мне вила прорекла,
Когда, охочий яри струй,
Я голову к реке склонил,
Когда манил сизони буй.
1907
ВРЕМЕНÉЛЬ
Умночий вещих пущ
Свирелью время нáзвал.
И в мы, как день потуск,
Летели тиши язвы.
Он стоял у древа жизни
И свирель к устам
поднес.
Замолчали укоризны,
Замолчал и в далях пес.
Нийний мир, как
папороть, раскрыл
Тайны радостные крыл.
1907
* * *
Умночий сияний
межзвездных,
Низлетев,
Мне подал разверзстую
книгу
Досмертных письмен, что
прочерчены роком,
Что не ведала ржа
И не ведает лжа.
Узрел роковые завитки.
Что сталось со мной?
Упал и рыдал.
В тиховейности полей
Я только рыдал,
Я только рыдал…
Иное что было в могóте?
1907
* * *
Домирное деблó
Мирами зацвело.
1907
* * *
Праматый вар метает
стрелы
Метейных дел.
Восторг исторг у века
Единый клик:
Промéтей –
Защитязь человека!
1907
* * *
Кто в славобе чародей, –
Славодейное искусство
Почитает, славянина
Называя: соловей.
1907
* * *
Видязь видений безликих
Вероши в яви
Есть узывностынь редкой
мечты,
В русалиях яви голубоши,
Безмерной, бесценной,
беспленной,
Бестешной Мокоши
Есть русалие хлябей
мечты,
Есть Русь хлябей
домирного,
Хлябей довещной черты
Домирного мира.
1907
* * *
Людоши плескошь глухая,
Пустоши немощь глухая
В хвойном совиты венке.
Где-то молчали, страдая,
Кто-то склонился, рыдая,
Склонился к луке.
1907
* * *
Я любоч, любимый
любаной,
Любеж залюбил, залюбился
в любви,
Любязей любких, люблых
любилой люблю,
Любрями с любкою
любляться люблю,
Любязь любви, в любитвах
люблю
Полюбить, залюбить,
Приполюбливать!
Позалюбливать!
Нелюбины приразлюбливать
люблю!
1907
* * *
(Нега – неголь…)
Нéголи легких дум
Лодки направили к
легкому свету.
Бегали легкости в шум,
Небыли нету и нету.
В тумане грезобы
Восстали грезоги.
В туманных тревогах
Восстали чертоги.
В соногах-мечтогах
Почил он, почил у черты.
В чертогах-грезогах
Почил он, почил у мечты.
Волноба волхвобного
вира,
Звеноба немобного яра,
Ты всё удалила, ты всё
умилила.
О, тайная сила!
О, кровная мара!
В яробе немоты
Играли и журчали
Двузвонкие мечты,
Будутные печали.
Хитрая нега молчания,
Литая в брегах звучания,
Птица без древа
звучания,
– О, взметни свои
грустилья,
Дай нам на небо взойти,
Чтобы старые постылья
Мы забыли, я и ты!
Вéязь сил молодых,
Веязь диких бледных сил,
Уносил в сон младых,
В сон безмерно голубых…
За осокой грезных лет
Бегут струи любины.
Помнит, помнит человек
Ковы милой старины.
Знает властно-легкий
плен,
Знает чары легких мен,
Знает цену вечных цен.
Поюнности рыдальных
склонов,
Знаюнности сияльных
звонов
В венок скрутились
И жалом многожалым
Чело страдальное овили.
И в безумном играньи
играний
Расплескалися яри
бываний!
Нежец тайностей туч,
Я в сверкайностях туч
Пролетаю, летаю, лечу,
Улетаю, летаю, лечу.
В умирайнах тихих тайн
Слышен голос новых майн.
Я звучу, я звучу…
Сонно-мнимой грезы
неголь,
Я – узывностынь мечты.
Льется, льется пленность
брегов,
Вьются дети красоты.
Сумная умность речей
Зыбко колышет ручей.
Навий налет на ручей
– Роняет
Ручей белых нежных слов,
Что играет
Без сомнения, без оков.
О яд не наших мчаний в
поюнность высоты
И бешенство бываний в
страдалях немоты!
В думком мареве о боге
Я летел в удел зари…
Обгоняли огнебоги,
Обгоняли жарири.
Обожелые глаза!
Омирелые власа!
Овселеннелая рука!
Орел сумеречных крыл
Землю вечером покрыл.
«Вечер сечи ведьм зари!»
–
Прокричали жарири.
Мы уселись тесным рядом.
Видеть нежить люди рады.
1907, 1914
* * *
Зáзовь.
Зазовь манности тайн.
Зазовь обманной печали.
Зазовь уманной устали.
Зазовь сипких
тростников.
Зазовь зыбких облаков.
Зазовь водностных тайн.
Зазовь.
1907-1908
* * *
Помирал морень, моримый
морицей,
Верен в веримое верицы.
Умирал в морильях
морень,
Верен в вероча верни.
Обмирал, морея, морень,
Верен веритвам вераны.
Приобмер моряжески
морень,
Верен верови верязя.
1907-1908
* * *
(корни: чур… и чар…)
Мы чаруемся и чураемся,
Там чаруясь, здесь
чураясь.
То чурахарь, то
чарахарь.
Здесь чуриль, там
чариль.
Из чурыни взор чарыни.
Есть чуравель, есть
чаравель.
Чарари! Чурари!
Чурель! Чарель!
Чареса и чуреса.
И чурайся и чаруйся.
<1907-1908>
* * *
Грезирой из камня немот
Я высек чертоги
грезини-немог.
Я в тебя молитвой мéчу,
Мира славный жародей,
О, пошли ты мне
навстречу
Стаю легких жарирей!
Мечу видеть огнезарную
Стаю вольных жарирей,
Дабы радугой стожарной
Вспыхнул морок наших
дней.
Призрак быстрых жарирей,
Журчаль искрящихся
ручьев,
Печаль сонных соловьев,
Бежаль реки, –
почто? куда?
Видаль руки, чисты года,
Мне жаль струин, родна
вода.
Стоналями скрипели
сосны,
Одевши золотом низы.
Плескалями бьют волны
косны
В мир купавы и лозы.
Милочь и любоч
счастливой четой
Идут вдвоем по тропинке
глухой.
А за ними вдали голубая
река
Катит валами, всегда
глубока.
А над ними шатры хвои
синеседой.
А за ними пастух,
одинокий, молодой.
Обожелые глаза! Омирелые
власа!
Высоги, низоги в
зеркальной воде –
Там облака, здесь облака
Делит река на два ряда.
Босёжь и бесежь
На зеленой травушке.
То богиня, то бегиня,
Где цветут купавушки.
Плясарышни вид
Страстен и дик,
Венком из гвоздик
Лоб перевит.
Красотинеющие зори
Застали встанственного
утра.
1907-1908
* * *
Я смеярышня смехочеств,
Смехистелинно беру,
Нераскаянных хохочеств
Кинь злооку – губирю.
Пусть гопочич, пусть
хохотчич
– Гопо, гоп,
гопопей –
Словом дивных
застрекочет,
Нас сердцами закипей.
В этих глазках ведь
глазищем
Ты мотри, мотри – за
горкой
Подымается луна!
У смешливого Егорки
Есть звенящие звена.
Милари зовут так сладко
Потужить за лесом
совкой.
Ай! Ах, на той горке
Есть цветочек
куманка-заманка.
1907-1908
* * *
8 + а лет
Стая ласточек воздушных
Тонких тел сплетает сеть
И зовет тоске послушных,
Не боящихся висеть.
<1907-1908>
* * *
Мне спойте про девушек
чистых,
Сих спорщиц с
черемухой-деревом,
Про юношей
стройно-плечистых:
Есть среди вас
они, – знаю и верю вам.
<1907-1908>
* * *
1
От Косова я – дружины
свой бег
Злой продолжали на
трупах.
Ворог колол, резал и сек
Павших от ужаса, глупых.
2
От Грюнвальда – истуканы
С серым пером на темени,
В рубахах медных
великаны
Бились с рожденным на
Немане.
<1907-1908>
* * *
Вон черная роща и
жертвенный камень
И два согнутые жреца.
Курись, служи, неясный
пламень,
Глазам людей и дел
конца!
<1907-1908>
* * *
Лунный свет и белая
ограда
И тополя, как стаи
парусов.
Сюда ночной приходит
лада
С калитки снять ее
засов.
1907-1908
* * *
Пусть древо водоносное
Согнулося с плеча,
Ах, время сенокосное,
Все зубы лихача.
Ах, реет волна в берег,
На займище испарина,
И звон воздушных серег
Товарища татарина.
Под овчиною отцовской
Дева и он,
Он с прической
молодцовской,
Слышит смех и стон.
Она дитя вечерних вод,
И видны кольца ее кос,
Красивый ум, красивый
рот
И стан согнутый, как
вопрос.
<1907-1908>
* * *
О достоевскиймо идущей
тучи,
О пушкиноты млеющего
полдня,
Ночь смотрится, как
Тютчев,
Замерное безмерным
полня.
1907-1908
КУЗНЕЧИК
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза
уложил
Прибрежных много трав и
вер.
Пинь, пинь, пинь!
тарарахнул зинзивер.
О лебедиво.
О, озари!
<1907-1908>, 1912
* * *
Желанье-смеяние прыщавою
стать
Пленило-венило довещную рать.
Смеялись-желали довещные
рати
Увидеть свой лик в
отраженье иначе.
И сыпи вселенных одна за
другой
Выходили, всходили,
отходили в покой.
И строи за строем
вселенных текли,
И все в том
желанье-рыданье легли.
И жницей Времиней сжатые
нивы
Оставляли лицо
некрасивым.
И в одной из них раньше,
чем тот миг настал,
когда с шумом и блеском,
и звоном и треском
рассыпалось все на
куски, славень, – я жил…
1908
* * *
Снегич узывный, белый и
длинный,
Где приютилася Мать?
Снегич узывный, серый и
длинный,
Где схоронилася Мать?
1908
* * *
Смехлые уста смерть
протянула целующая,
Дохла и пуста твердь
протянулась целуемая,
Голуботелая,
одуванчикокосая,
Чьи волосы золота
волосы,
Овеклые слезы
остеклянелые,
Чьи голосы володы
голоса,
Застыли нетленными,
Зовем их, слепые, –
вселенными… вселенными…
<1908>
* * *
Там, где жили
свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком
теней,
Где, как морок старых
дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабнá,
Душу ты пьянишь, как
струны,
В сердце входишь, как
волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!
1908
* * *
Нéгошь белых дней,
Мокошь дальних морей
Птиц станицы на клювах
примчали.
Уносился стан певучий,
Улетали где-то тучи,
Улетали где-то дали.
1908
* * *
И чирия чирков по челу
озера,
По чистому челу – меж
власьев тростников.
Рати стрекозовья
Небо полнят
И чертят яси облаков,
Рати стрекозовья.
Рыбы волнят
Озеро.
1908
* * *
Любоч бледности уст,
Любоч жарости уст
Овевал венком невинности
Твой смертельно-бледный
лик…
1908
* * *
Прамень невинностей
мора.
Прамень леунностей влас.
Пламень девинностей
взора.
Пламень поюнностей глаз.
1908
* * *
Вот струны…
На дуге белокостной
поюны
Натянуты, дрожат,
Дрожат, смеются и бежат.
И я, знаюн их умных сил,
Брожу, вожу в немобы
вир,
И мир постиг, и мир
настиг,
И он почил, и он избыл.
1908
* * *
Я любоч жемчужностей смеха,
Я любоч леунностей
греха.
Смехи-грехи – всё мое.
Сладок грех мне, сладко
дно!
1908
* * *
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями
далей.
Облакини сени кидали
Над печальными далями
далей.
Облакини сени роняли
Над печальными далями
далей…
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями
далей.
1908
* * *
В золоте борона вечера
ворон летел
И володы голода мечева
долу свирел.
И долы внимали, и жены
желали,
И кметы стонали, и юны
смеялись.
1908
* * *
Охотник скрытных долей,
я в бор бытий вошел.
Плескались тайно соли,
тонул и гаснул дол.
И навиков скаканье в
вместилищах воды,
И любиков смеянье в
грустилищах зари,
И веток трепетанье, и
воздуха сиянье,
Там, где проскользнули
жарири
И своим огнистым свистом
Воздух быви залили.
Тонул и гаснул дол…
И велям вейных волей
весь мир – покорный вол.
1908
* * *
1
Осин серебряные бревна
Сумрак пронзили седой.
И стоят две водяные
царевны, –
Одежды зеркальной водой.
2
Они, серебряною зыбью
Замутив реки залив,
Ночью купая тело рыбье,
От ткани тайну оголив,
3
Одели свой передник
Из тонких водных трав.
Молчит их собеседник,
Любви ночной устав.
4
Сияют лебеди, как свечи,
И конь с челом
воинственным
Ступает издалеча,
Как жрец любви
таинственный.
5
Священно-смуглые лопатки
Цветком венчанного коня.
И в переливчатые складки
Упала наземь простыня.
6
На травы и подковы
Упали чистые покровы
С добычи тучных ног –
То радости чертог.
7
Не две восковые свечи
прудов –
Лебяжья думает чета.
О, белые тени белых
лугов!
О, белая ночь и высота!
<1908>
ЛЮБАВИЦА
Я любиры затопил
В ночеснежном серебре.
Красотиною купил
Быть в зол пленнике
добре.
Я, играя, я игл рая
Та, что вéнковна зим
мной.
Простирая «прости» грая,
Я вран врат златых
весной.
Я ночей стооких зной,
Я обруч на лице чела речной.
Я обруч голубой
Вонзил в моих кудрей
волну.
Я вопль мой о той
Вложил в дивес длину,
Что вечный в лобзебрé
цветок
Отверг свое «люблю!».
Люблю ее поток
Моих то шире, то бедней,
То богом, то людьми
стремящихся с безумьем дней.
Я любистéль! Я негистéль!
Войн лобзебрянных
мятель!
Но лишь край грýди омочу
О край волнистый лобзебр
волн,
Я – воин, отданный мечу,
И снова тоск гремящих
полн.
Я любровы темной ясень,
Я глазами в бровях ясен.
Я любавец! Я красавец!
Я пою скорей плясавиц
Ночи, неба и зари
– Так велели
кобзари.
Я негиня, я богиня,
В звонкой радости полей,
Я нелгиня, я богиня,
Быть смеянственно голей.
Звездный иней, звездный
иней,
Будь, упав на звук,
смелей!
Людей когда-нибудь обóговеть
надежды!
Будь моих нежин одеждой!
Пусть соединенный говор
пляск
Пронзит меча на бедрах
лязг.
И пусть коснется
лобзебро
Врагу пронзившего ребро.
Ими, ими, имя, имя
Предков душами овьем.
Снимем, снимем с ними, с
ними
Сеть, сотканную навьем.
Звонко ль, ясно ль, тихо
ль, худо ль –
В этом есть удаль.
О, мчи мечи, наш крик,
бегущий тишинами:
Мы устали быть не нами!
Так и так, вот так, вот
так! –
Любавица и лешак
Пели,
Пока уста коней кипели.
1908
* * *
Зеленый леший, бух
лесиный
Точил свирель.
Качались дикие осины,
Стенала благостная ель.
Лесным пахучим медом
Помазал кончик дня
И, руку протянув, мне
лед дал,
Обманывая меня.
И глаз его, тоски
сосулек,
Я не выносил упорный
взгляд:
В них что-то просит,
что-то сýлит
В упор представшего
меня.
Вздымались руки-грабли,
Качалася кудель,
И тела стан в морщинах
дряблый,
И синяя видель.
Я был ненáроком, спеша,
Мои млады лета.
И, хитро подмигнув,
лешак
Толкнул меня: туда?
1908
* * *
Смугол, темен и изящен,
Не от тебя ли,
незнакомец, вчера
С криком «Маменьки! он
страшен!»
Разбежалась детвора?
Ты подошел, где девица:
«Позвольте
представиться!»
Взял труд поклониться
И намекнул с смешком:
«Красавица!»
Она же, играя перчаткой,
Тебя вдруг спросила
лукаво:
«О сударь с красною
печаткой,
О вас дурная очень
слава?»
«Я не знахарь, не
кудесник,
Верить можно ли молве?
Знайте, дева, я ровесник
<…………………………>
Она же: «Извините!
Задумчивый какой!»
Летят паучьи нити
На синий водопой.
Пошли по тропке двое,
И взята ими лодка.
И вскоре дно морское
Уста целовало красотке.
<1908>
* * *
Стрелок, чей стан был
узок,
В одежде без повязок,
Промчался здесь, пугая
трясогузок,
По дну реки, где ил был
вязок.
Я кинулся серной
проворной
Его обогнать стороной,
Весь замыслам страсти
покорный
Вновь видеть глаз
вороной.
Но чу! Свистящая стрела,
Была смертельна рана.
Над глазом нежная пята –
Стрелок была Диана.
<1908>
* * *
На просторе между двумя
тучами, довольно узком,
Облачки с криком: лови!
Гонялись друг за
дружкой.
Но тучи сердились,
Тучи шептали: смирно!
ви!
(Они дурно выражались
по-русски.)
И облачки уселись рядом,
И все вместе помчались к
новым ядам.
1908
* * *
Мне видны – Рак, Овен,
И мир лишь раковина,
В которой жемчужиной
То, чем недужен я.
В шорохов свисте
шествует стук вроде Ч.
И тогда мне казались
волны и думы – родичи.
Млечными путями здесь и
там возникают женщины.
Милой обыденщиной
Напоена мгла.
В эту ночь любить и
могила могла…
И вечернее вино
И вечерние женщины
Сплетаются в единый
венок,
Которого брат меньший я.
1908
КРЫМСКОЕ
Вольный размер
Турки
Вырея блестящего и
мимоходом всегда – окурки
Валяются на берегу.
Берегу
Своих рыбок
В ладонях
Сослоненных.
Своих улыбок
Не могут сдержать
белокурые
Турки.
Иногда балагурят.
Море в этом заливе
совсем засыпает.
Засыпают
Рыбаки в море невод.
Небо там золото:
Посмотрите, как оно
молодо!
Но рыбаки не умеют:
Наклонясь, сети сеют.
Точно ноги
Шестинога,
В лодке их немного.
Ах! мне грустно!
И этот вечный по песку
хруст ног!
И, наклонясь взять
камешек,
Чувствую, что нужно
протянуть руку прямо еще.
Бежит на моря сини
Ветер, сладостно сея
Запах маслины,
Цветок Одиссея.
И море шепчет «не вы»,
И девушка с дальней
Невы,
Протягивая руки, шепчет:
«моречко!»
А воробей проносит
семячко…
Ах! я устал один
таскаться!
А дитя, увидев солнце,
закричало: «цаца!»
И пока расцветает,
смеясь, семья прибауток,
Из ручонки
Мальчонки
Мчится камень, виясь, в
убегающих уток.
Кто-то платком машет.
Возгласы: «мамаша,
мамаша!»
Море ласковой мерой
Веет полуденным золотом.
Ах, об эту пору все мы
верим,
Все мы молоды…
И нет ничего
невообразимого,
Что в этот час
Море гуляет среди нас,
Надев голубые невыразимые…
Во взорах пес, камень,
Дорога пролегла песками,
Там под руководством
маменьки
Барышня учится в воду
камень кинуть.
О, этот рыбы в невод
лов!
И крик невидимых орлов!
Отсюда далеко все ясно в
воде.
Где очами бесплотных
тучи прошли,
Я черчу: В и Д.
Чьи? Не мои.
Мои: В и И.
Когда-нибудь стоял здесь
олень.
Все молчит. Ни о чем не
говорят.
Белокурости турок канули
в закат.
По устенью
Ящерица
Тащится
Тенью,
Вся нежная от линьки.
День! ты вновь стоишь,
как карапузик-мальчик,
Засунув кулачки в
карманы.
Но вихрь уносит песень
дальше,
И ясны горные туманы.
Отсюда море кажется
старательно выполощенным
чьими-то мозолистыми руками
в синьке.
О, этот ясный закат,
Своими красными красками
кат.
Где было место богов и
земных дев виру,
– Там, в лавочке, –
продают сыру.
Где шествовал бог – не
сделанный, а настоящий,
Там сложены пустые
ящики.
И, снимая шляпу
И обращаясь к тучам,
И отставив ногу
Немного,
Лепечу – я с ними не
знаком –
Коснеющим детским,
несмелым языком:
Если мое робкое
допущение,
Что золото, которое вы
тянули,
Когда, смеясь,
рассказывали о любви,
Есть обычное украшение
вашей семьи,
Справедливо, то не верю,
чтобы вы мне не сообщили,
Любите ли вы «тянули»,
Птичку «сплю»?
А также в науке «русский
язык» прошли ли
Спряжение глагола
«люблю»?
Старое воспоминание
жалит.
Тени бежали.
И милая власть жива,
И серы кружева.
Ветер, песни сея,
Улетел в свои края.
Всё забыло чары дел.
Лишь бессмертновею
Я.
Только.
И кроме того, ставит ли
учитель двойки?
1908, 1909
__________
Вырей – юг, куда уносятся птицы осенью.
Тянули – лакомство.
Сплю – небольшая совка, распространенная в южной России.
Турки нередко бывают
белокурыми.
<КРЫМСКИЙ
ЦИКЛ>
* * *
В мигов нечет
Кузнечик
Вечер
Ткет. Качались рыбалки…
И женские голоса
Тишины балки.
Ясна неба полоса.
* * *
Я и ты были серы…
Возникали пенные женщины
из тины.
В них было более
истины,
Чем… меры.
СУДАК
Истлели бури – блеском
мелы.
Проходит барин в белом,
белом.
Проходит в черном весь
барчук.
Видна гостиница
«Боярчук»…
Падал час
предвечерне-ранний
В зовущие лона,
Когда в каждой девице –
Диана,
В каждом юноше – Адонис.
Гасит песню ямщик, с
облучка слезая,
И вечерних ресниц слеза
– я.
* * *
Падал свет из тени,
Кто был чужд смятенью?..
Я истекаю степью и
именем…
Ищут приюта думы в
нигде.
Как раньше тернист круг
терновника.
И мир лишь падеж к слову
«любовник – я».
Как раньше лик мил дев…
Я вечно юн, если
небовеяние дев…
Но кострам «алчу я» дыма
нет.
Я истекаю степью и
именем.
* * *
Если вы и я себя любите,
То я в вас молитвой
никогда.
Но синий взор в веках
дар,
И косит время в дубах
тень.
* * *
Тропочка к морю левее…
Я устал идти!
Твой взор счастьевеет…
Мир и всё – лишь и к я
и ты!
* * *
Облаки казались алыми
усами.
Мы забыли, мы не знали,
кто мы сами,
Мы забыли, мы не знали:
двойники ли с небесами
Или мы сами.
Где-то далеко, где падал
туман,
Веет пением мам.
Тает в дымчатых сумерках
лес, но
Еще милей туманное слово
«прелестно».
Ах!.. Мы изнемогли в
вечной вечного алчбе!
А дитя, передразнивая
нас, пропищало «бе!».
* * *
Из лавки доносится:
«барыш с нами…»
А дорога процвела
барышнями.
Не знают голоса мерки.
Огневеют голосами в
сумерках.
Волосы убраны башнями
шелку,
Иногда курганом
соломенных тканей
(Весь порасцвел он алыми
цветами).
Беспечно роняют, что
были зимою в Париже.
С печалью ем свои вишни.
Вижу:
Здесь я лишний…
* * *
Вечер. Тени.
Сени. Лени.
Мы сидели, вечер пья.
В каждом глазе – бег
оленя,
В каждом взоре – лёт
копья.
И когда на закате кипела
вселенская ярь,
Из лавчонки вылетел
мальчонка,
Провожаемый возгласом:
«жарь!»
И скорее справа, чем
правый,
Я был более слово, чем
слева.
* * *
Мы в одеждах сомнений
Упали на зеленую траву…
А дальше все звончей и
все богоявленней
Звал нас голос в дальнюю
страну…
* * *
Собачка машет
хвосточком, лает.
Старушка идет милая,
В руке дрожит сетяной
мешочек.
Я – не Чехов.
1908
ОПЫТ
ЖЕМАННОГО
Я нахожу, что
очаровательная погода,
И я прошу милую ручку
Изящно переставить
ударение,
Чтобы было так: смерть с
кузовком идет по годá.
Вон там на дорожке белый
встал и стоит виденнега!
Вечер ли? Дерево ль?
Прихоть моя?
Ах, позвольте мне это
слово в виде неги!
К нему я подхожу с шагом
изящным и отменным.
И, кланяясь, зову: если
вы не отрицаете значения любви чар,
То я зову вас на вечер.
Там будут барышни и
панны,
А стаканы в руках будут
пенны.
Ловя руками тучку,
Ветер получает удар ея,
и не я,
А согласно махнувшие в
глазах светляки
Мне говорят, что
сношенья с загробным миром легки.
1908
* * *
Озеро.
Стаи стрекозьи, рои.
Хохот.
Смех.
Рыданье.
Плач.
Плох зорь
Меч
И дани
Плах.
Полеет даль.
Белее мысли
Тело
Русалки.
Летят коромыслы.
В тенях
Рыбалки
Ловят плотву
Душных струй.
Вынутые мрежи.
Чинит плот внук.
Старец
Щуку режет.
1908
* * *
Зеленнядины трав
В взор упадут,
Пролив ручей отрав
Неясной песнью дуд.
Поют, поют кузнечики.
И чет сменяет нечет.
Закат красив резьбой,
Сруб туч глядит избой.
Блестит в дали река.
Ступочет палка старика…
1908
* * *
Любеницы устами касались
Задремавшего парня в
лесу
И водили по векам
заснувшего палец,
Шевелили-любили красу.
1908
ЛЕШИЙ НА
РАСПУТЬИ
Молиться? Хохотать?
Там, где лица, быть как
тать?
На охоте быть как сокол?
Течь весною медом,
соком?
Нюхать ложе водяницы?
Быть что и ночью редко
снится?
Надевать обряды волка?
Пробегать по небу голко?
1908
* * *
И топливом времовые
дрова,
И возраста летоязычный
огнь,
И зыбко зыблется трава,
И месяца серп вогнут.
И в веселой охоте
Гонит Ярила женозорок.
И много хохота,
И далек ворог.
1908
* * *
В даль бежит вода.
Высоки тростники.
Небо величаво.
Конь опустил повода.
Взоры быстры и дики.
На плéчах небыль
Дивной чары.
Людеголосо поет нежить.
Мир быви небывь нежит.
1908
* * *
Девически милые речи,
Где слово скрывает,
Где взоры манят,
Где чайностей тайное
вече,
Где детскостям гаснущий
вечер,
Где тайности чаек
Во взорах шалят.
1908
* * *
Ой, небянки-голубки,
Что в невинные венки
Заплелись, свились,
завились,
С ясью небною
сдружились.
С ярями далями сжились,
С явами чайнами свились.
1908
* * *
Мы все заглянули
В пропасти злые.
Мы все отшатнулись,
Немые! Немые!
1908
* * *
Люди склонились над
бездной,
Забыт ими пращур
надзвездный.
Стонет молчание в
возгласах вёсел.
Стали рабами ремёсел.
О, этот тел буй
Забыли вы, русские,
И уначальности целбу,
Те, кого взоры тусклые.
1908
* * *
Богоокий говор тишин
Прошила ты словом –
умри!
И когда я промчался
звездной путиной,
Мне сказала: гори!
1908
* * *
Немостынные стены
вставали
В пьяном ужасе рьяных
стожалий,
И, как тихая греза
мечтали,
Прозвенели твои
называли.
1908
* * *
Славязи негных дум
Покорною шли чередой.
Бич рождал уличный шум,
Вил плечи суетой.
Конские головы не наших
желаний
Звонкостью олова страх
убивали,
Сапами грусть озаряли.
1908
* * *
Грёзоль о тайных мирах
Грёзоль о сое богов…
Где-то колышется страх
Звякнуло звéно оков…
1908
* * *
Немь лукает луком немным
В закричальности зари.
Ночь роняет душам темным
Кличи старые: гори!
Закричальность
задрожала,
В щит молчание взяла
И, столика и стожала,
Боем в темное пошла.
Лук упал из рук упавном,
Прорицает тишина,
И в смятении державном
Улетает прочь она.
1908
* * *
Самотеча зрящих струй,
Где поюнный льется буй.
Самотеча тихих слов,
Где молчанья стаи снов.
1908
ЗЕЛЕНОЕ
КОЛО
И ведьма в час, когда
лучи светлы,
Под гнетом яростной
метлы
Летела.
«Не знаю, песнь каких
немизн,
Но знаю четко – я не
жизнь», –
Пропела.
О, взметенные
развейности!
Тихоструйностынь
свирельностей!
О, взведенные
небдейности!
1908
* * *
Зеловéков венок
На чело
Воздел, все еще юноша,
рок.
В безраздумные хляби
челнок унесло.
О, не умер бы он!
О, боюсь за него!
И умиралостным жалом,
О, не будет покрывало!
О, не надо, не надо, не
смей!
Пощади, мечтодей,
Убивало…
Клонится рок.
Падает рок.
И над ним одинокий
венок.
1908
* * *
О, сладки туки
Детских мяс!
О, сладки муки
Детских глаз!
Чей глас
В узорных муках
Погас,
Погас!
1908
* * *
Когда был Адам и Ева,
Кто был правый, кто был
левый?
1908
* * *
Предательски извивен
ящер.
В своих желаниях всех я
сер.
И жизнь изменческих
желаний соты,
И в некрасивом есть
красоты.
1908
* * *
Тает зов.
Змей возов.
Нет пути.
Крик: пусти!
С песней
В избе с ней
Любо.
– Люба?!
1908
* * *
О, это взор – сощурь
В глазах, где щур.
О, чаща острых злоб
И гневно хмурый
прекрасный лоб.
Так послушные завету век
при
Клыками расслоняют
тростник вепри.
1908
* * *
Кубок сбит из длинных
досок,
Бóгов выпит кем-то сок.
Божий хмель и зверю
дорог.
Вол подъемлет сизый рог.
1908
* * *
На кладбище
Спит – раскинулась
бабища.
Краски, кисти!
По всему – художник
истый.
В покоселом голубце
Лик святого стертый…
У чорта
Насуплены брови, и с
любовью на лице
Водит по дереву краской.
– Стираются времени
ласки!
Споры движения рук.
Старые краски мрут!
«Тут бы, –
воркует, – того!»
А плешина украшена усом
святого!
Ах, в старину писали
неплохо!
Вот тут бы наметить
меточку ловко!
Бабища спит, в горлышке
клокочет.
Чорт суслит хвост
озабоченно.
Из зыбкой мглы лик
святого воскресает.
Святого утопленника
лысый бес спасает!
1908
* * *
Еще не пойманный во
взорах вор ник,
А уж в устах вставал
надменный дворник.
Мы рассмеялись все, кто
были молод,
И миг поднял веселый
молот.
Палец подняв, мы
закричали все: сей! сей!
И кинули свой крик в
глубь благостных высей: сей!
Но хохочет и гремит
улица.
Ах, мне несказуемые
блага сýлит царь!
Ходит ужас по нивам
клонимых шей,
И прочитано, узнано:
«голод безумием шей!»
Все так любезны и милы
со мной друзья,
И их нежных надежд груз
я.
1908
* * *
О женщины! О меньший
брат,
Вас надо брать,
Какие вы есть,
Или время выест
Жизни сочный и веселый
плод,
Что качается всегда над
рекой,
Где мысль о бессмертии в
нерадостный брег плот,
На стеблях мигов,
Всегда чуждых игол.
И там, где женщины, мы
всегда с ними.
Мы вами, в вас лучшее с
влаги жизни снимем.
Ах, нам несказуемо милый
сон издавна снится!
И мила мигов малых
колесница!
1908
* * *
Мы, воины, во иный край
уверовав,
Суровой ратью по лону
вод текли.
Шеломы наши не сверкали
серые,
Кольчуги тускло
отражались в них.
Пищали вспыхнули огнем.
Мы знали, – верой и
огнем
Рати серые согнем.
Моряной тихо веяло,
И, краше хитрых крас,
Над нами реял
Наш незлобивый тихий
Спас.
1908
* * *
Сутконогих табун кобылиц
Прозвенели, промчались
полями.
Времяшерстны их тела,
Днями пышут взоры глаз.
1908
* * *
Я славлю лёт его
насилий,
Тех крыл, что в даль
меня носили, –
Свод синезначимой
свободы –
Под круги солнечных
ободий,
Туда, под самый-самый
верх,
Где вечно песен белый
стерх.
1908
* * *
Я забывал тебя во всяком
взоре,
Я зрил твое в зазоре,
Но знал, что я – уж не я
И ты моих снопов жнея.
Лия пустотность в
алчность ям,
Я отдавался всем змеям.
Я был угрюм и одинок,
Вия страстей сквозной
венок.
Но кто мой дух в моей
пустыне?
Уж черная кошка визжит
на тыне.
Се строгая глядит
совесть.
Так пыльное ведет колесо
в весь.
Благословляй или роси
яд,
Но перед взорами одна,
Зовет морского дна
– Россия.
Пребудешь темным ликом
Всегда – везде – для
всех великим.
1908
* * *
В высь весь вас звáла
И милый мигов миру ил.
И в сласти власть
ненастья вала.
И вечером затянутый стан
жил.
Он жил, как древнее свиданье,
Лобзаньям не отдавший
дани,
Когда, узнав свирепый
мед,
Он синий к небу водомет.
Он пролил слезы рос,
Вновь воскресив вопрос:
– Не та ли?
Глаза светали.
1908
* * *
Гроб
Греб
Добролюбиво,
Не покладая рук,
Граблями дев
бесолюбивых,
Которым чорт не брат, но
друг.
Гроб греб трудолюбиво,
Грабитель вод к тиши
ревнивых,
Граблями дев
бесолюбивых,
Которым бес не зять, не
брат,
Но вдруг,
Ни дать ни взять,
Внезапный милый, тесный
друг.
Гроб греб яснолюбиво,
Не покладая рук,
Граблями дев
бесолюбивых.
1908
* * *
Небес хребты
Одел мехами сверк.
Двуясный ясень мерк.
Были не пройдены пути.
Но видны, видны путы,
И некуда идти,
И челны наши утлы.
Три чала
Причалят
К лодкам, боль
Кричала
Кричалой
Глоткой голь.
Молот
Раз пять
Опустился.
«Распять!» –
Клик вонзился.
«Молод!..»
1908
* * *
Из мешка
На пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир –
Только усмешка,
Что теплится
На устах повешенного.
1908
* * *
И песнь очеретянок
Молчание за ус тянет,
Шаловливое дитя.
И в дáли
Сны летят.
О, мигов копоть
На стекле моей светли!
Устал я капать
Телом
Омылелым
Из жизнесмерти петли.
И кто восхочет быть моей
капели блюдо?
Молчит пространность
стадного люда.
1908
* * *
Осенний ветр листья
греб.
Копали тесный, узкий
гроб.
И в дальнем синем
мертвеце
Лопаты видели мет цель.
И, смехом седым помавая,
Вставала тишина
гробовая.
1908
* * *
Печальные белые лели
В сих белых снегах
околели.
И поют, поют: о, люли!
Хваля долю ли, волю ли.
И качается в ветрах
ляля.
Из клюва сочится песнь
ли, поля ли.
И в жизноём себя мы
лили,
И тихо – «смерть! приди»
– молили.
Тихо?
1908
КАЗАК
Сквозь древни ворота
Втекает бурно голота,
Ее немы имёна
И буйно развеваются
знамена.
Чьи камни на саблях?
Чья бряцает сабля?
И эта вечером краса
блях.
Право и время
В конских глазах.
Вчера семя
Сеет
Лоза
Дней.
К ней:
К ней!
Из мести
Измята
Нега кожи
Веревкой,
Бичевой
И лучшее
Из блюд,
Несущее
– Люблю!
Ревела молодежь:
«Отнимем!»
Ответствуют огни им,
Копыт, о пыльный тук,
О как безнадежен ты,
последний стук!
Нежное бремя
На конском хребте.
Ее слеза
Пролита.
Она не вздрогнет бровью.
Его рука
Залита черной кровью
Ее.
О, этот страшный день!
И стук желез,
И беглая людень.
Но кто же снизу лез?
Горит, горит светлица!
Испуганные лица.
Внизу там
Вдруг
Голосом
Разутым
Заревел отец
О тех.
И стан ее
Уже
Наг,
И та уже
Жена.
О, стон!
Святой
Растлен
Устой
У той.
О, этот страшный крик,
рассказавший всё!
1908
* * *
Ты была на шумком
сборище,
Где смеялись не смеясь.
Уносил я из позорища
Нитей тонких мысли вязь.
Крутился смутный тел
вихорь,
И снежным тетеревам
мечты
Нещадный горла вил хорь.
И вознесла тогда меч ты,
Вмиг переоценив темь
цен,
И, с полом скован
столбняком,
Плясвоперого дятла
долбни кол
Осиновый тонул в
безнадежном мертвеце.
1908
* * *
Равнец! скажи, зачем
борель
Была развеяна в ворель?
Из переулков, дверей,
улиц
Толпа вливается на шум.
В каждой женщине –
Засулич,
В каждом юноше – мятун.
Его красив печальный
лоб.
Венки зачем надеты злоб?
Тот с <нрзб.> бочар
Смеется смехом злобача,
Как тело точат черви.
С высот летит трезвон
вечерни,
И взоры радостных юнцов
В толпе блестят со всех
концов…
Лежал, белея головой.
Стоит, рыдая, половой.
Но лишь подъемлют с
мостовой,
Подъемлется жен тихий
вой.
И прядает ушами лошадь.
Свирелью смерть взял
веселоша.
Извозчики коней секут.
Грозится кто-то босяку.
Дорога чистится возку.
И молодость в глазах
влечет тоску.
И трепетал богач
При слове яростном:
пугач.
И взрыва звук был дик и
голк.
Стоит, торжествуя,
пугок.
«Мы все умрем!»
А над Кремлем
Кривила рот мутея,
Ей нравилась сия затея!
Что? сумасшедшие? –
едва ль
И дело сделала взорваль.
Я знаю, многих сгорбит
Весть истинная о скорби.
Но, боже, можно ль
перечесть
Того, кому улыбка –
честь!
Забудет весть любую
Толпа, предавшись бую.
Насмешливо стоит ростух.
И голод – всех сердец
пастух.
Исчезла милая нежда.
Настала ярая вражда.
Не стало прежней милой
неги.
Повсюду взоры
злобеннеги.
И уж не стало в нем
вернот,
И слитны яд и ярь умнот.
Забыта старая печаль,
К устам прислонена
пугаль.
Пути толпы свилися в
жгут,
Бегут, идут, где крики
жгут.
Во славу руса вероки
Бегут, безумны и дики.
О Русь! каким богам
молилья
Убийства были крылья?
Убито горнее чуймо,
Проснулось красное
буймо.
За светом темных окон
Почудилась весна.
Равноком
Восстала алая буйна.
Ты свергнул иго!
Народа дух
Качается, как Игорь,
Когда притянутые древа
Невинное терзали чрево.
1908
* * *
И есть ли что мечей
поюнней?
Но чу! везде полет
воюний.
Они везде зовут в
борель,
И смерть – красивая
свирель.
О, меч, по выйному пути
бегач,
Ты – неутомчивый могач!
Везде преследует могун!
Везде преследуем бегун!
Печальны мертвых
улыбели,
Сияльны неба голубели.
1908, 1913
* * *
Ноне я, как все.
Много мýки!
Горький сев.
Кому кий
Люб и приятен?
Любим ли я? – ты?
Да.
– Звезда.
Нет
Неб
И не будет.
Смех молчание будит.
1908
* * *
Бежит, бежит ко мне мой
песнемордый зверь.
От ужаса трясусь я.
О друг! спаси! Иди,
поверь!
Куда пойду? И где
спасуся?
Сознание в
опасности! – проверь.
Гробее гроба тишина ся.
1908
* * *
На площади старого града
Собралась чорная рада
– Рабочий, дева, воин.
И древо слов роняет
хвои.
1908
* * *
Как стоги на вечерних
гумнах,
На небе позднем темнели
тучи.
О боге рокотала ýмнядь.
И смех зыбил уста
летучий.
1908
* * *
Братья, довольно быть
вялыми струнами!
Натянем себя на пеньки
мести и ненависти.
Загудим стогóлосом-рокотом:
Отчизну, отчизну вы
предали!
1908
* * *
Пренебрегли для мнимых
благ
Закона хохотом седым
И, отдаваясь воле влаг,
Назвали гор твердыню:
дым!
И в миг, когда венец
твердыни
Улыбкой утренней сияет,
Вы отреклись от слов
гордыни,
Себя спросив, что ясь
сия есть?
Но вновь себя опутав
Улыбкой ласкового утра,
Вы налегаете на чолны,
Презрения ко прошлым
полны.
И восстает красою гнева
Святая девственная Дева,
И разметает всех по
буре,
И развевает дымы курев…
1908
* * *
Но кто он, око темноты?
Кто просветил молчанье
песней?
Зём в восхищенье ник, но
ты
Вторила песнью диких
весен,
Ты воспевала сон ночей
И поцелуй не мнимо чей,
И упоение борьбой,
И возглас милый, старый:
бой!
Тогда воскресли небеса,
Тогда рассмеялся
голос, – бог
И совесть снова нам весá,
Расцвел, кто древле был
убог.
1908
* * *
Всё озаря
Всходит заря.
О, этот меч
воинствующего утра!..
И восхищенные орлы.
И смерти чуд раб
Срывал недель своих
венец.
И прожитому кинул
«нет!»,
И зева волка рощи воев
Угрюмо заблестели вои.
1908
* * *
Небо в блистаньях
левеет.
Свет надлюбвянный веет.
Вселенночеств очи в óчах
Тихих яростных ребят.
Мноерукий смех хохочет
Тех, кто любят, не таят.
1908
* * *
Когда казак с высокой
вышки
Увидит дальнего врага,
Чей иск – казацкие
кубышки,
А сабля – острая дуга, –
Он сбегает, развевая
кудрями, с высокой вышки,
На коня он лихого
садится
И летит без передышки
В говором поющие
станицы.
Так и я, задолго до того
мига,
Когда признание станет
всеобщим,
Говорю: над нами
иноземцев иго,
Возропщем, русские,
возропщем!
Поймите, что угнетенные
и мы – те ж!
Учитесь доле внуков на
рабах,
И, гордости подняв
мятеж,
Оденьте брони поверх
рубах!
1908
БОЕВАЯ
Радой Славун, Родун
славян,
Не кажи, не кажи своих
ран!
Расскажи, расскажи про ослаби
твои,
Расскажи, расскажи, как
заслави твои
полонила волна неми,
с запада яростно
бьющей…
Расскажи, расскажи, как
широкое плёсо
быловой реки
замутилось-залилось
наплывом-наливом
влияний иных:
Иной роди, иной крови,
иной думи,
иных речей, иных
бытей,
– Инобыти.
Я и сам бы сказал, я и
сам рассказал,
Протянул бы на запад
клянущую руку,
да всю горечь свою, да
все яды свои собираю,
чтоб кликнуть на запад
и юг свою весть,
свою веру, свой яр и
свой клич,
Свой гневный, победный,
воинственный клич:
«Напор слави единой и
цельной на немь!»
Посолонь, слава! За
солнцем, друзья, –
на запад за солнечным
ходом,
под прапором солнца
идемте, друзья, –
на запад за солнечным
ходом.
– Победная славь да
идет,
Да шествует!
Пусть в веках и реках раздается
тот пев:
«Славь идет! Славь идет!
Славь восстала…»
Пусть в веках и реках
раздается запев:
«Славь идет! Славь идет!
Славь восстала!»
1908, 1914
СКИФСКОЕ
1
Что было – в водах
тонет.
И вечерогривы кони,
И утровласа дева,
И нами всхожи севы.
2
И вечер – часу дань,
И мчатся вдаль суда.
И жизнь иль смерть –
любое,
И алчут кони боя.
3
И в межи роя узких стрел
–
Пустили их стрелки –
Бросают стаи конских тел
Нагие ездоки.
4
И месть для них – узда,
Желание – подпруга.
Быстра ли, медленна езда,
Бежит в траве подруга.
5
В их взорах голубое
Смеется вечно вёдро.
Товарищи разбоя,
Хребет сдавили бедра.
6
В ненастье любят гуню,
Земля сырая – обувь.
Бежит вблизи бегунья,
Смеются тихо оба.
7
Коня глаза косы,
Коня глаза игривы:
Иль злато жен косы
Тяжеле его гривы?
8
Качнулись ковыли,
Метнулися навстречу.
И ворог ковы лить
Грядет в предвестьях
речи.
9
Сокольих крыл колки,
Заморские рога.
И гулки и голки,
Поют его рога.
10
Звенят, звенят тетивы,
Стрела глаз юный пьет.
И из руки ретивой
Летит-свистит копье.
11
И конь, чья ярь
испытана,
Грозит врагу копытами.
Свирепооки кони,
И кто-то, кто-то стонет.
12
И верная подруга
Бросается в траву.
Разрезала подпругу,
Вонзила нож врагу.
13
Разрежет жилы коням,
Хохочет и смеется,
То жалом сзади гонит,
В траву, как сон,
прольется.
14
Земля в ней жалом
жалится,
Таится и зыбит.
Змея, змея ли сжалится,
Когда коня вздыбит?
15
Вдаль убегает насильник.
Темен от солнца
могильник.
Его преследует
насельник.
И песен клич весельный…
16
О, этот час угасающей
битвы,
Когда зыбятся в поле
молитвы!..
И темны, смутны и круглы
Над полем кружатся орлы.
17
Завыли волки жалобно:
Не будет им обеда.
Не чуют кони жала ног.
В сознании – победа.
18
Он держит путь, где хата
друга.
Его движения легки.
За ним в траве бежит
подруга –
В глазах сверкают
челноки.
1908
* * *
Кому сказатеньки,
Как важно жила барынька?
Нет, не важная барыня,
А, так сказать,
лягушечка:
Толста, низка и в
сарафане,
И дружбу вела
большевитую
С сосновыми князьями.
И зеркальные топила
Обозначили следы,
Где она весной ступила,
Дева ветренной воды.
<1908-1909>
* * *
Бобэóби пелись губы.
Вээóми пелись взоры.
Пиээо пелись брови.
Лиэээй пелся облик.
Гзи-гзи-гзэо пелась
цепь.
Так на холсте каких-то
соответствий
Вне протяжения жило
Лицо.
<1908-1909>
* * *
Москва! Москва!
Мозг влаг
Племен.
Каких племен гудки
Ты не переваяла
В молчание?
В тебе
Древних говоров ракит
Таяло
Звучание.
И если ищешь ты святыню,
Найдешь в Кремле ю.
Я взором в башнетыне
Млею.
1908-1909