СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК: Андрей Белый. ПОСЛЕ РАЗЛУКИ. Берлинский песенник (Сборник стихотворений)

БУДЕМ ИСКАТЬ МЕЛОДИИ

Эта маленькая тетрадь – поиски формы; и я не придаю ей никакого значения, как не придаю я значения многообразным поэтическим школам; и вместе с тем здесь – тенденция к новой школе, поскольку каждая мимолетная школа все-таки отмечает один штрих в сложном целом, именуемом поэтическим произведением; я считаю, что после символизма не было сколько-нибудь действительно новых сдвигов к грядущему стилю поэзии; акмеизм был благоразумной реакцией, временно, быть может, необходимой; в дальнейших новаторских попытках сказывалось лишь естественное разделение труда в гранении деталей стиха: появились ритмисты, появились футуристы, подчеркнувшие звук слова; появились имажинисты, подчеркнувшие образ и т. д. Ныне стих перегружен ухищрениями образа, ритма, инструментовки, но всеми школами недавнего времени пропущена одна существенная сторона стиха: м е л о д и я целого (ритм, инструментовка не имеют еще отношения к мелодии); мелодия в стихе есть господство интонационной мимики. Стих есть всегда отвлечение от песни; м е л о д и з м – вот нужная ныне и пока отсутствующая школа среди градации школ; текст музыки, песня, имеет свои правила, несовпадающие с правилами разделения стиха на строчки, строфы и, наоборот, подчиняющие образы, ритмы и звуки мелодическим, интонационным задачам; – м е л о д и з м – школа в поэзии, которая хотела бы отстранить излишние крайности и вычуры образов, звуков и ритмов, не координированных вокруг с песенной души лирики – мелодии; ритм есть господство абстрактно-музыкального начала в поэзии; и оттого-то так часто ритмисты в своих поисках ритма либо создают лишь сложные метры, либо, расшатывая классический метр, создают расхлябанный и скучный в своем однообразии стиль стиха; недавно в Москве все писали одним и тем же расхлябанным размером с аллитерационными созвучиями вместо рифм; я сказал бы, что эта новая манера уже через несколько недель стала старой, ибо то, что окрыляет стих, не есть казенный порядок в строении строк, строф, стоп, ни ставший быстро столь же казенный беспорядок их.

Только в мелодии, поставленной в центре лирического произведения, превращающей стихотворение в подлинную распеваемую песню, поставлены на свое место: образ, звукоряд, метр, ритм. Метр есть порядок стопо-, строко-, и строфоведения, устанавливаемый из механики разложения стиха на малые элементы (chronoc protoc); ритм есть целое, определяющее индивидуально каждый из элементов на места его нахождения в целом; метр – сумма; ритм – наименьшее кратное; поэтому: метр – механизм, а ритм – организм стиха; но организация зависит сама от индивидуума организации (орган в биологии рассматривается и с точки зрения цели); ритм нам дан в пересечении со смыслом; он – жест этого смысла; в чем же место пересечения? В интонационном жесте смысла; а он и есть м е л о д и я.

Мы прекрасно знаем, как меняется интонация хотя бы в знаках препинания; два представления "Н о ч ь" и "т е м н о" могут быть связаны по разному знаками: 1)"Н о ч ь. Т е м н о" (Жест спокойного рассказа). 2)"Н о ч ь... Т е м н о ..." (Отрывистый, неспокойный темп). 3)"Н о ч ь: т е м н о" (Здесь второе понятие вытекает из первого: так как ночь, то – темно) и т. д. Прослеживая жизнь знаков, мы видим индивидуализм у писателей: "т о ч к а" есть знак прозы Пушкина, "т о ч к а с з а п я т о й" – Толстого; "д в о е т о ч и е" мой знак; "т и р е" – знак, излюбленный модернистами. Мы еще не овладела техникой знаков, потому что мы не овладели интонационной мелодией так, как другими элементами предложения. Измените расположение красных строк в любом рассказе, и вы увидите, до чего изменится весь его стиль. Фраза Гоголя "Ч у д е н Д н е п р п р и т и х о й п о г о д е, к о г д а в о л ь н о и п л а в н о м ч и т с к в о з ь л е с а и д о л ы п о л н ы е в о д ы с в о и", если мы прислушаемся к интонации, имеет три ударения: "Ч у д е н Д н е п р", "м ч и т" и "п о л н ы е в о д ы"; и ясно, что "с к в о з ь л е с а и д о л ы" есть представление побочное, которое интонацией должно быть отмечено; между тем, мелодических, интонационных знаков у нас нет для выражения архитектоники мелодии; фраза, приводимая мною, изобразима в интонационном рисунке:

"Чуден Днепр

При тихой погоде, –

– Когда –

– Вольно и плавно

Мчит –

– Сквозь леса ж долы –

Полные воды

Свои".

Или:

"Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и

плавно мчит –

– Сквозь леса

И долы –

– Полные воды свои".

Одну и ту же страницу мы можем выразить в различных интонационных архитектониках; каждая накладывает свой отпечаток на целое. Плох тот художник прозы или стиха, который не слышит интонации голоса, складывающего ему фразу, а наша условная система знаков выражения интонации (тембр голоса, мимика, паузы, ударение) не соответствует богатству мелодии голоса; между тем: эта мелодия все властнее накладывает свою печать на творчество современных художников слова. Отсюда стремление их искать интонации в своеобразной манере начертания, передающей зрительно интонацию; музыкант имеет системы выражений (знаки пауз, andante, allegro, allegretto и т. д.), поэт вынужден все мелодические моменты своей песни (все-таки стихотворение поэту поется всегда) вкупорить в определенные разрезы словесного ряда (в строки, в строфы), в которых выражается метр, частью ритм, и в которых мелодия утрачивается; и оттого-то стихотворение не поется (а оно пелось в лучшие периоды лирики); Софокл и Эсхил были композиторами собственных творений, потому что они были мелодистами; и ритмы, и метры возникли уже внутри мелодии); и оттого-то были возможны размеры, подобные "молосу" (– – –) у греков; у вас – невозможны; "молосы" – поются; три ударных "молосса" в нашем метрико-тоническом стихосложении возможны только при длительных паузах; а уха у нас нет к интонациям. Как мне произнести "молос" (– – –), чтобы он не превратился просто в плохой усеченный трохей: да только с паузами, которые я должен – отметить через "тире".

Чтоб – в грудь – трупа

Ткнуть – свой – рог.

Иначе при нашем неразвитом мелодически ухе всякий прочтет: "Чтобвгрудьтрупа" (- о - о); и, разумеется: продуманное мелодическое задание обернется в какофонию.

Мы развили образ стиха, звук, рифму, строчку, строфу в ущерб м е л о д и и, подчиняющей эти отдельности стиха себе; и мелодия захирела в наших богатых звуками и образами стихах; и лишь в вычурах частностей стиха (в перенасыщении аллитерациями, метафорами) забывается песенное право поэта: не боятся не только сложности слов, но что главное: простоты. Простое слово из стиха изгнано; нет простых песенок; измеривается процентное отношение слов к метафорам (чем больше метафор, тем лучше); а между тем: вовсе не в метафоре и не в Эвфонии сила целого, а в песенном ладе, в мелодии песни.

Провозглашая м е л о д и з м, как необходимо нужную школу (хотя бы для уравновешивания целого, распавшегося в неравновесие пересыщенных образов и аллитераций стиха), я намеренно в предлагаемых мелодических опытах подчеркиваю право простых совсем слов быть словами поэзии, лишь бы они выражали точно мелодию; и наоборот: все старание мое направлено на выявление возможной сложности этой мелодии; мелодию я вычерчиваю, порою высвобождая ее из круга строф и строк; и потому-то все мое внимание в "п е с е н к а х" сосредоточено на архитектонике интонаций; расположение строк и строф – пусть оно будет угадано, в мелодии. Самое расположение слов подчиняется у меня интонации и паузе, которая заставляет нас выдвигать одно слово, какой-нибудь союз "И" (на котором никогда не бывает синтаксического и формально-логического ударения, и бывает мимическое, жестикуляционное); или обратно: заставляет пролетать по ряду строк единым духом, чтобы потом, вдруг задержаться на одном слове. Я вовсе не хочу спорить с акмеистами, футуристами, имажинистами о классической форме, звуке и образе, я хочу лишь выдвинуть здесь основные тезисы мелодизма:

1) Лирическое стихотворение – песня.

2) Поэт носит в себе мелодии: он – композитор.

3) В чистой лирике м е л о д и я важнее образа.

4) Неумеренное употребление посредственных элементов стиха (образа и звуковой гармонии) за счет м е л о д и и самые богатства этих элементов превращает в верное средство – убить стих.

5) Довольно метафорической перенасыщенности: поменьше имажинизма; и побольше песни, побольше простых слов, поменьше звуковых трещаний (меньше труб) – гениальные композиторы гениальны не инструментами, а мелодиями: оркестровка Бетховена проще оркестровки Штрауса.

Впереди русский стих ожидает богатство неисчерпанных мелодийных миров. И да здравствует – "м е л о д и з м!"

Андрей Белый

Берлин – Цоссен

Июнь 22 годя

ВЕСЕННЯЯ МЕЛОДИЯ

Мандолина

Слышу утрами –

Зовы

Я...

Вижу – огни: –

– Дни –

Бирюзовые,

Полные смысла...

Кругом не ям –

Березовые

Пни;

И –

– Перламутровые пни;

И –

– Перламутрами

Унизанные,

Розовые –

– Крылья коромысла.

Свисло –

Облако – на небосклон: –

– Освечены –

– Края

Его клочков

Огнем

И летами

– Охвачены –

– Трепещущим

Червонцем

Так –

– Испокон

Веков –

– Увековечены: –

– Природы праздники, исполненные

Светами

Утраченного

Смысла, –

– Как –

– Крылья бисерные, блещущим

Деньком,

Омолненного

Солнцем

Коромысла.

Внимаю: –

– Чутким

Ухом

Жутким

Мухам –

Я –

– Серебряные метры

Из оконца

Веют на меня: –

Мушинником

Блеснувшим

Изумрудом, –

– Духом,

Летом,

Гудом –

– И –

– Паутинником

С серебряного пня, –

– Плеснувшим

В ветры

Светом

Волоконца.

Перелетающими, случайно тающими

Дуновениями, –

– Где-то

Дыша

В тиши, –

– Обвизгивает серебряными ветрами,

Как метрами,

Мне –

– Ухо

Дух

Душу –

– Пение...

Перелетающими, случайно тающими

Видениями

Света –

– Пронизывает –

– Тверди, суши,

Зрение

Души –

– Пронизывает: –

Сердце

– Тайна –

– Вдохновения.

И воздуха –

– Перевиваемые, веющие вопросами

Света

Слов –

– Взвизги

Ветров –

Пронизывают –

– Березовую

Поросль слов –

– Зовами

Без

Ответа!

И отдыха –

– Слагаемые, зреющие вопросами

Света

Слов –

– Взбрызги

Строф –

Обрызгивают сердце –

– Розовую

Розу –

– Росами!

Да, –

– И –

– Верное

Лицемерием

Равновесия,

Да, –

– И –

– Неверием

Верное

Сердце –

– Зреет –

– Вечными

Трепетами

Духа...

Да, –

– И –

– Безвесие

Пуха

Из бледного поднебесия

Летами –

– Над встречными

Лепетами

Листиков –

– Веет

Светами...

Цоссен

Июнь 22 года

ВЕЧЕР

Точно взглядами, полными смысла

Просияли, –

Мне ядом горя, –

Просияли

И тихо повисли

Облаков златокарих края...

И взогнят безпризорные выси

Перелетным

Болотным глазком;

И – зарыскают быстрые рыси

Над болотным, –

Над черным – леском.

Где в шершавые, ржавые травы

Исчирикался летом

Сверчок, –

Просвещается злой и лукавый,

Угрожающий светом

Зрачок.

И – вспылает

Сквозное болото;

Проиграет

Сквозным серебром;

И – за тучами примется кто-то

Перекатывать медленный гром.

Слышу – желтые хохоты рыси.

Подползет; и – окрысится: "Брысь!"...

И проискрится в хмурые

Выси

Желточерною шкурою

Рысь.

Цоссен

22 года

О ПОЛЯРНОМ ПОКОЕ

(говорит виолончель)

В хрустальные

Дали, –

– Где –

– Ясным

Стеклярусом –

– Пересияли

Блисталища: стаи полярные

Льдин –

И –

– Где –

– Блеснью

Янтарные

Копья

Заката – исжалили

Слепшие

Взоры –

– В печальные

Стали

Буруна –

– Отчалила шхуна

И –

– Парусом –

– Красным,

Как ясный рубин

И –

– Окрепшею

Песней –

– Под зорькой –

– Отчалили –

– В хлопья

Тумана –

– Поморы.

Заводит –

– Разрывами

Вод

Свою песнь, –

– Ходит

Водами, –

– Носится –

Горькое море!

И –

– Год

Осиянный –

– За годами

Бросится

Там –

– Ураганами

Менами,

Брызгами

Вод

Разрывными –

Слетит –

– В коловорот

Разливанный.

Ничто не изменится!..

Только –

– Мятежится

Море,

Да тешится

Кит –

– Проливными

Фонтанами –

– Пенами,

Взвизгами,

Взрывами

Вод –

– В коловорот

Разливанный...

И над каменным

Кряжем –

– Невнятными

Майями

Дальних

Печальных

Годин –

Быстро выпала

Ворохом

Белого пепла

Зима…

И –

– Окрепла

Хрустальною пряжей

Полярная тьма.

И –

– Осыпала –

– Пламенным

Мороком: –

– Пятнами

Спаянных льдин.

Москва – Цоссен

КЛАДБИЩЕ

Ветров – протяжный глас, снегов –

Мятежный бег

Из отдалений...

Перекосившихся крестов

На белый снег

Синеют тени...

От нежных слез и снежных нег

Из поля веет

Вестью милой...

Лампад

Горенье в ряд

Берез –

Малиновеет

Над могилой...

Часовня бледная

Серебряной главой сметает

Иней, –

Часовня бедная

Серебряной главой – блистает

В сини...

Тяжелый дуб, как часовой

Печально внемлет

Звукам муки: –

Косматый снегами, – в суровый вой

Подъемлет

Руки...

И бросится

Его далекий стон:

Сухим

Порывом...

И носится

Оцепенело он –

Глухим Отзывом...

И только: –

– Вышину

Мутит

В сердитом

Беге

Вьюга...

И только: –

– В тишину

Звучит,

Забытый

В снеге, –

– Голос друга

1901-1922

Москва – Цоссен

ПОЕТСЯ ПОД ГИТАРУ

Я –

Словами так немощно

Нем:

Изречения мои – маски...

И –

Рассказываю

Вам всем –

– Рассказываю

Сказки, –

– Потому что –

Мне так суждено,

А почему –

Не понимаю; –

– Потому что –

Все давно ушло во тьму,

Потому что – все равно:

Не знаю, или знаю...

Потому что мне скучно – везде...

Потому что сказка – изумрудная,

Где –

Все – иное...

Потому что так хочется в брызнь

Утех;

Потому что: трудная

Жизнь

У всех –

– С одною развязкою...

Потому что, –

– Наконец, –

– Зачем

Этот ад?

Потому что, –

– Один конец

Всем...

И во мне подымается смех

Над

Судьбою

Всех –

– И –

– Над

Собою!..

Цоссен

1922 года

ОПЯТЬ ГИТАРА

Заманя,

Помаргивает светляками

На нас –

– Скат...

На меня

Вздрагивают глаз –

Твоих –

– Умерки...

И –

Тенеет: малиново-апельсинный

Закат –

В малиново-апельсинные

Сумерки...

Отуманенная, остуженная, серебряная

Вода

Под ногами, под нами –

Там...

Что-то, под-гору замирающее

В хрусте...

Там –

Под нами, под ногами –

Вниз убегающие

Года,

Поднимающие

Туманами –

Серебряные

Грусти...

"Мертвых слов не говори,

Не тверди, –

Дорогая!.."

И мигнуло –

– Над –

– Беспризорными

Проблесками

Зари, –

– В тверди

Призорочной

Перегорая, –

– "Тебе одна дорога, а мне

Другая!"

Цоссен

1922 года

НЕТ

Ты, вставая, сказала, что – "нет";

И какие-то призраки мы:

Не осиливает свет –

Не осиливает: тьмы!..

Солнце легкое, – красный фазан,

Месяц матовый, – легкий опал...

Солнце, падая, – пало: в туман;

Месяц – в просерень матово встал.

Прошли – остывающие струи –

К теневым берегам –

Облака – золотые ладьи

Парусами вишневыми: там.

Растворен глубиной голубой,

Озарен лазулитами лет,

Преклонен – пред Тобой и под Тобой...

Но – Ты выговорила: "Нет!"

И холодный вечерний туман

Над сырыми лугами вставал.

Постигаю навсегда, что ты – обман:

Поникаю, поникаю: пал!

Ты ушла... Между нами года –

Проливаемая куда? –

Проливаемая – вода:

Не увижу – Тебя – Никогда!

Капли точат камень: пусть!

Капли падают тысячи лет...

Моя в веках перегорающая грусть –

Свет!

Из годов – с теневых берегов –

Восстают к голубым глубинам –

Золотые ладьи облаков

Парусами крылатыми – там.

Растворен глубиной голубой,

Озарен лазулитами лет.

В этом пении где-то – в кипении

В этом пении света – Видение –

Мне:

Что – с Тобой!

1901-1922

Москва, Цоссен

ПРОРОК

Завечерел туман ползущий

В вечеровую тень огней;

Тусклы оливковые кущи.

И – светит месяц из теней.

Он, Серебристый, волей рока

Бросает в зримый наш позор, –

Как ясноокого пророка

Неизъяснимо грустный взор.

В тысячелетние разгулы

Он поднимает ясный жар:

И бронзорозовые скулы,

И взора горнего загар.

Струя исчисленного смысла,

Как трепетание крыла

Переливного коромысла,

От яснорогого чела –

Взметает пепельные кучи

Неистлевающих волос,

И из-под них – на нас текучий,

Слезой сияющий вопрос;

Переливнoй игрою линий

Топазы сыплются из глаз;

И расширяет блеск павлиний

Переливной его атлас;

И в нас стремительно забьется

Наш ослепительный ответ;

И ослепительно взорвется

Из волосатой груди свет.

И, точно взвизгнувшие диски,

Взорвут кипящие слова.

И волоса, как василиски,

Взовьет горящая глава.

В переливных браслетах света

Его воздушные персты

Воспламененный знак завета

Взогнят из тихой высоты.

Цоссен

Май 22 года

БЕССОННИЦА

Мы – безотчетные: безличною

Судьбой

Плодим

Великие вопросы;

И – безотличные – привычною

Гурьбой

Прозрачно

Носимся, как дым

От папиросы.

Невзрачно

Сложимся под пологом окна,

Над Майей месячной, над брошенною брызнью, –

Всего на миг один –

– (А ночь длинна –

Длинна!) –

Всего на миг один:

Сияющею жизнью.

Тень, тихий чернодум, выходит

Из угла,

Забродит

Мороком ответов;

Заводит –

Шорохи...

Мутительная мгла

Являет ворохи

Разбросанных предметов.

Из ниши смотрит шкаф: и там немой арап.

Тишайше строится насмешливою рожей...

Но время бросило свой безразличный крап.

Во всех различиях – все то же, то же, то же.

И вот – стоят они, и вот – глядят они,

Как дозирающие очи,

Мои,

Сомнением

Испорченные

Дни,

Мои

Томлением

Искорченные

Ночи...

Больница

21 года Москва

БОЛЬНИЦА

Мне видишься опять –

Язвительная, – ты...

Но – не язвительна, а холодна: забыла.

Из немутительной, духовной глубины

Спокойно смотришься во все, что прежде было.

Я в мороках

Томясь,

Из мороков любя,

Я – издышавшийся мне подаренным светом,

Я, удушаемый, в далекую тебя, –

Впиваюсь пристально. Ты смотришь с неприветом.

О, этот долгий

Сон:

За окнами закат.

Палата номер шесть, предметов серый ворох,

Больных бессонный стон, больничий мой халат;

И ноющая боль, и мыши юркий шорох.

Метание –

По дням,

По месяцам, годам...

Издроги холода...

Болезни, смерти, голод...

И – бьющий ужасом в тяжелой злости там

Визжащий в воздухе, дробящий кости молот...

Перемелькала

Жизнь,

Пустой, прохожий рой –

Исчезновением в небытие родное.

Исчезновение, глаза мои закрой

Рукой суровою, рукою ледяною.

Больница

Москва 21 года

ТЫ – ТЕНЬ ТЕНЕЙ

Ты – тень теней...

Тебя не назову.

Твое лицо –

Холодное и злое...

Плыву туда – за дымку дней – зову,

За дымкой дней, – нет, не Тебя: былое, –

Которое, я рву

(В который раз),

Которое, – в который

Раз восходит, –

Которое, – в который раз алмаз –

Алмаз звезды, звезды любви, низводит.

Так в листья лип,

Провиснувшие, – Свет

Дрожит, дробясь,

Как брызнувший стеклярус;

Так, – в звуколивные проливы лет

Бежит серебряным воспоминаньем: парус...

Так в молодой,

Весенний ветерок

Надуется белеющий

Барашек;

Так над водой пустилась в ветерок

Летенница растерянных букашек...

Душа, Ты – свет.

Другие – (нет и нет!) –

В стихиях лет:

Поминовенья света...

Другие – нет... Потерянный поэт,

Найди Ее, потерянную где-то.

За призраками лет –

Непризрачна межа;

На ней – душа,

Потерянная где-то...

Тебя, себя я обниму, дрожа,

В дрожаниях растерянного света.

Берлин

22 года

МАЛЕНЬКИЙ БАЛАГАН НА МАЛЕНЬКОЙ

ПЛАНЕТЕ "ЗЕМЛЯ"

Выкрикивается в берлинскую форточку

без перерыва

Бум-бум:

Началось!

Сердце – исплакалось: плакать –

Нет

Мочи!..

Сердце мое, –

Замолчи и замри: –

В золотоокие, долгие ночи,

В золото-карие

Гари

Зари...

Ив фиолетовых –

Там –

Расстояний –

Молний малиновых нам

Миготня...

Смотрит браслетами

Ясных

Сияний

Бор –

Красностволый – на умерки

Дня.

В этом

С судьбою –

– С тобою –

Не спорящем

Взоре, –

Светами

Полнится

Тихая даль.

Летами

Молнится

Тихое горе, –

Тысячелетием плачет: печаль.

Впейся в меня

Бриллиантами

Взгляда...

Под амиантовым

Небом

Сгори.

Пей

Просияние сладкого яда, –

Золотокарие

Гари

Зари.

Говори, говори, говори

Говори же –

– В года –

– Где –

Перепенивается

Вода –

– Где –

– Тени

Тишь

Тьма –

– Нет

Или

Да? –

– Свет

Или

Тьма?

И – ближе, ближе, ближе –

– Тьма

Сама!

В твоем вызове –

Ложь: –

– Искажение

Духа

Жизни!..

Так

Взбрызни

Же

Очи

Водою забвения! –

Вызови –

– Передсмертную дрожь:

Уничтожь!

Зачем, –

– Ты клевещешь на духа?

Зачем, –

Это –

– Уродливое

Искажение

Жизни: –

– Худое!

Угодливое

Лицо –

– Со сладострастным

Бесстрастием,

Вкладываемым

В –

– "Значит так суждено:

Были

Ли

Или

Нет?"

"Забыли".

Что ж?

Если так суждено... –

Все равно: –

– Ведь расплещешься в брызни

Разъявшейся

Ночи

Ты

Так, –

– Как –

– Расплещется в бури

Поднявшейся

Пыли –

– Желтое

Седое –

– Кольцо!

В твоем

Вызове

Хмури

Ночи –

– И –

– Ложь!

Взбрызни

В очи –

– Забвение!

Вызови ж –

Предсмертную дрожь!

Взвизгни ж,

Сердце

Мое, –

Дикий

Вырванный

Стриж:

В бездны

Звездные –

– Сердце –

– Ты –

Крики дикие

Мчишь!

Да, –

– Ты –

– Выспренней ложью обводишь

Злой Круг

Вкруг

Себя, –

И –

– Ты –

– С искренней дрожью уходишь

Навеки

Злой друг

От меня –

– Без –

– Ответа...

И –

– Я –

– Никогда не увижу

Тебя –

– И –

– Себя

Ненавижу:

За

Это.

Проклятый –

– Проклятый – проклятый –

– Тот диавол,

Который –

– В разъятой отчизне

Из тверди

Разбил

Наши жизни – в брызнь

Смерти –

Который навеки меня отделил

От

Тебя –

– Чтобы –

– Я –

– Ненавидел за это тебя –

И –

– Себя!

Чтобы –

– Плавал

Смежаемым взором

Сквозь веки

Где-то

Средь брызгов разбившейся тверди –

– Простором

Мглой, –

Чтобы –

– Капала –

– Лета

Забвения в веки

Средь визгов развившейся

Смерти –

– Простором

Мглой!..

Чтобы –

– Плавал –

– Над нами –

– Средь выбрызгов тверди

Тот диавол, –

Который –

Навеки –

Меня

Отделил

От

Тебя

Чтобы –

– Я

Не увидел –

Средь вывизгов развизжавшейся смерти –

– Тебя

И –

– Себя

Ненавидел –

– За

Это!

Все ушло –

Далеко –

– Все – иное:

Не то –

О, легко мне

Легко –

– Все – иное:

Не то –

– Потому что –

Исплакались –

– Очи

И плакать –

– Нет мочи –

Исплакались –

– В ночи –

– Забылось –

Давно:

Изменилось –

– Иное:

Не

То!

Потому что, –

– Поверь, –

– Потому что –

– Я –

– Нем

Теперь!

И провеяло –

– В трубах

Тьмы

Смерти

Там –

В клубах

Тьмы

Пыли –

– "Забыли

Мы,

Друг, –

– Были ли

Мы,

Любили ли

Мы –

– Друг

Друга!"

Легко мне –

– И выше,

И выше,

И выше, –

– Неслись

Времена, –

– Как летучие мыши –

Летучими

Тучами –

– Выше и выше, и выше,

И выше –

Нетопыриными, дикими

Криками –

– В выси!

Легко мне

Легко –

– Все иное:

Не то...

И –

– Огромней –

Расширены

Очи –

– В –

– Родное –

– В –

– Пустое,

Пустое

Такое –

В ничто!

В вызове

Твоем –

Ложь!..

Взбрызни же

В очи

Забвение...

Вызови ж –

Передсметрную дрожь...

Взвизгни ж,

Сердце

Мое,

Дикий

Вырванный

Стриж, –

– В бездны звездные,

Сердце –

– Ты –

– Крики дикие

Мчишь!..

Бум-бум:

Кончено!

В ГОРАХ

Взираю: в серые туманы;

Раздираю: рубище – я...

Оборвут, как прах, – ураганы:

Разорвут – в горах: меня.

Серый туман – разметан.

Упал – там – в былом...

Ворон, ворон – вот он:

Вот он – бьет – крылом.

Я схватывал молча – молот;

Он взлетал – в моих руках...

Взмах – камень: расколот!

Взмах – толчея: прах!

Скрежетала – в камень твердолобый:

Молотами выколачиваемая скрижаль,

Чтобы – разорвались его твердые злобы

В золотом расколотую даль.

Камней кололись осколки...

Отовсюду приподнялись –

О, сколькие – колкие елки –

Высвистом – порывистым – в высь...

Изошел – мелколесием еловым

Красностволый, голый лес...

Я в лиловое поднебесие по гололобым

Скалам: лез!

Серый туман – разметан:

Упал – там – в былом..!

Ворон, ворон – вот он:

Вот он – бьет крылом!

Смерти серые – туманы

Уволакивали меня;

И поддакивали ураганы;

И – обманывался: я!

Гора: дорога – в горы,

О которых – пел – скальд...

Алтарный камень – который?

Все – голый базальт, –

Откуда с мрачным мыком

Бежал быкорогий бог.

Бросив месяц, зыком

Перегудевший в пустоты рог, –

Откуда – опрокинутые твердыни

Оборвал: в голубой провал:

Откуда – подкинутые

Занялись: в заревой коралл...

Откуда года ураганом,

Поддакивал он маня...

Смерти серые, – туманом

Обволакивали: меня...

Обмануты! С пламенных скатов

Протянуты – в ночь и в дни –

В полосатые злата закатов

Волосатые руки мои.

Над утесами, подкинутыми в хмури

Поднимется взверченная брызнь;

И колесами взверченной бури –

Снимется низринутая жизнь...

Вспыхивай глазами молний, – туча;

Водобоями – хладно хлынь,

Взвихривая лопасть – в кучи

Провисающих в пропасть твердынь.

Падай, медная молния, звоном:

Людоедная, – стрелами кусай!

Жги мне губы – озоном!

В гулы пропастей – кромсай, –

Чтобы мне, взъерошенному светом

И подброшенному винтом – в свет,

Прокричать опаленным светом

Перекошенным ртом: "Свет!" –

Чтобы, потухнув, под откос – с веками

Рухнуть – свинцовым мертвецом:

Дочерна сожженными руками

И – чернолиловым лицом, –

Чтобы – мыча – тупо

Из пустот – быкорогий бог –

Мог – в грудь – трупа –

Ткнуть – свой – рог...

Цоссен

22 года

"Я"

Поется с балалайкой

Злое поле мглой

Одето.

Злой

Туман ползет: у ног...

Где-то

В поле – без

Ответа –

Мглой

В туман – восстонет

Рог: –

– "Где –

Вы –

Духи?

– Где –

Вы –

Души?

– Где –

Ты –

Бог!" –

– Лая

В уши,

Старым Богом

Изнемог

Он. –

Глухи –

Духи!..

Месяц, –

– Злая

Рукоять, –

В этот час –

Красный тать:

Острым рогом

Из тумана – там, на нас

Грозится

Встать.

Злое

Поле –

Не маячь: –

– В сердце –

Плач:

Сердце, –

Плачь!..

Око, –

– Лопнувший пузырь –

Разрывай

В ночные шири: –

Шире,

Шире

Ширь –

– Око –

– Лопнувший пузырь!

В мире, охнувшем

От муки –

Разрывались,

Искрошились

Прахом

Суши:

Искажались,

Исказились

Страхом

Лики: –

– Тише,

Медленнее ночи

Без дороги –

– В мире, охнувшем

От муки.

В ухе,

Глохнувшем

От скуки, –

Раздавались –

– Строги,

Глухи,

Дики

Крики

Рога –

– "Души,

Души,

Души!"

– "Боги,

Боги,

Боги!"

– "Духи,

Духи,

Духи!" –

– Глуше

Глуше,

Глуше...

Время, –

– Плещущие

Воды –

– Унимай

Свои праздный скач:

Поднимай, –

– В пустые годы,

В пусто блещущие

Своды –

– Красный тать –

Рукоять:

Ты –

Палач!..

Пусть разматывают нити:

В нить событий –

Вплетено

Небытие!

Утопатывать

Нам

В ночи, –

Протопатывать

Там

Годы –

– Суждено!

В нить

Событий –

Вплетено:

Небытие!

Обволакивает очи,

В ночь обматывает

Тьмой: –

– Уволакивает в ночи,

Приборматывает: –

– "Мой!"

Бормочи, ночная прялка:

Мне тебя не превозмочь!

Ночь, –

– Лиловая фиалка, –

– Вейся

Шорохом –

Ног!

Лейся

В ночи

Вихрем клочий

Многоногий людогон, –

– Зрея

В души

Вея

В очи: –

– Вея

Ворохом

Времен…

Печатается по изданию: После разлуки. Берлинский песенник. (С предисловием автора). Петербург-Берлин, "Эпоха", 1922

СКАЧАТЬ СБОРНИК

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК

Страницы

Андрей Белый. ПОСЛЕ РАЗЛУКИ. Берлинский песенник (Сборник стихотворений)

Общее·количество·просмотров·страницы