Федор Сологуб. РОДИНЕ. Стихи. Книга пятая



ГИМНЫ РОДИНЕ


1

О Русь! В тоске изнемогая,
Тебе слагаю гимны я.
Милее нет на свете края,
           О родина моя!

Твоих равнин немые дали
Полны томительной печали,
Тоскою дышат небеса,
Среди болот, в бессильи хилом,
Цветком поникшим и унылым,
Восходит бледная краса.

Твои суровые просторы
Томят тоскующие взоры
И души, полные тоской.
Но и в отчаяньи есть сладость.
Тебе, отчизна, стон и радость,
И безнадёжность, и покой.

Милее нет на свете края,
О Русь, о родина моя.
Тебе, в тоске изнемогая,
           Слагаю гимны я.


2

Люблю я грусть твоих просторов,
Мой милый край, святая Русь.
Судьбы унылых приговоров
Я не боюсь и не стыжусь.

И все твои пути мне милы,
И пусть грозит безумный путь
И тьмой, и холодом могилы,
Я не хочу с него свернуть.

Не заклинаю духа злого,
И, как молитву наизусть,
Твержу всё те ж четыре слова:
«Какой простор! Какая грусть!»


3

Печалью, бессмертной печалью
Родимая дышит страна.
За далью, за синею далью
Земля весела и красна.

Свобода победы ликует
В чужой лучезарной дали,
Но русское сердце тоскует
Вдали от родимой земли.

В безумных, в напрасных томленьях
Томясь, как заклятая тень,
Тоскует о скудных селеньях,
О дыме родных деревень.



ЗА РЕШЁТКОЙ


Тень решётки прочной
Резким переплётом
На моём полу.
Свет луны холодной
Беспокойным лётом
Падает во мглу. 

Тучки серебристой
Вижу я движенья,
Вижу грусть луны.
Резок холод мглистый.
Страшно заточенье...
Неподвижны сны. 

В голове склонённой
Созданы мечтою
Вольные пути,
Труд освобождённый,
Жизнь не за стеною...
Как же мне уйти?

Долетают звуки,
Льётся воздух влажный,
Мысли, как и там, –
Я тюремной муки
Плач и вопль протяжный
Ветру передам. 



ОТ ЗЛОЙ РАБОТЫ ПАЛАЧЕЙ

Баллада

                                     Валерию Брюсову 

Она любила блеск и радость,
Живые тайны красоты,
Плодов медлительную сладость,
Благоуханные цветы. 

Одета яркой багряницей,
Как ночь мгновенная светла,
Она любила быть царицей,
Её пленяла похвала. 

Её в наряде гордом тешил
Алмаз в лучах и алый лал,
И бармы царские обвешал
Жемчуг шуршащий и коралл. 

Сверкало золото чертога,
Горел огнём и блеском свод,
И звонко пело у порога
Паденье раздроблённых вод.

Пылал багрянец пышных тканей
На белом холоде колонн,
И знойной радостью желаний
Был сладкий воздух напоён. 

Но тайна тяжкая мрачила
Блестящей славы дивный дом:
Царица в полдень уходила,
Куда, никто не знал о том. 

И, возвращаясь в круг весёлый
Прелестных жён и юных дев,
Она склоняла взор тяжёлый,
Она таила тёмный гнев. 

К забавам лёгкого веселья,
К турнирам взоров и речей
Влеклась тоска из подземелья,
От злой работы палачей. 

Там истязуемое тело,
Вопя, и корчась, и томясь,
На страшной виске тяготело,
И кровь тяжёлая лилась.

Открывши царственные руки,
Отнявши бич у палача,
Царица умножала муки
В злых лобызаниях бича. 

В тоске и в бешенстве великом,
От крови отирая лик,
Пронзительным, жестоким гиком
Она встречала каждый крик. 

Потом, спеша покинуть своды,
Где смрадный колыхался пар,
Она всходила в мир свободы,
Венца, лазури и фанфар. 

И, возвращаясь в круг весёлый
Прелестных жён и юных дев,
Она клонила взор тяжёлый.
Она таила тёмный гнев.



* * *


О, жизнь моя без хлеба,
Зато и без тревог!
Иду. Смеётся небо,
Ликует в небе Бог. 

Иду в широком поле,
В уныньи тёмных рощ,
На всей на вольной воле,
Хоть бледен я и тощ. 

Цветут, благоухают
Кругом цветы в полях,
И тучки тихо тают
На ясных небесах. 

Хоть мне ничто не мило,
Всё душу веселит.
Близка моя могила,
Но это не страшит. 

Иду. Смеётся небо,
Ликует в небе Бог.
О, жизнь моя без хлеба,
Зато и без тревог!



* * *


            Зачем, скажи,
В полях, возделанных прилежно,
            Среди колосьев ржи
Везде встречаем неизбежно
            Ревнивые межи?

Одно и то же солнце греет
Тебя, суровая земля,
Один и тот же труд лелеет
Твои широкие поля. 

Но злая зависть учредила,
Во славу алчности и лжи,
Неодолимые межи
Везде, где ты, земля, взрастила
Хотя единый колос ржи. 



ШВЕЯ


Нынче праздник. За стеною
Разговор беспечный смолк.
Я одна с моей иглою,
Вышиваю красный шёлк. 

Все ушли мои подруги
На весёлый свет взглянуть,
Скоротать свои досуги,
Забавляясь как-нибудь. 

Мне весёлости не надо.
Что мне шум и что мне свет!
В праздник вся моя отрада,
Чтоб исполнить мой обет. 

Всё, что юность мне сулила,
Всё, чем жизнь меня влекла,
Всё судьба моя разбила,
Всё коварно отняла.

«Шей нарядные одежды
Для изнеженных госпож!
Отвергай свои надежды!
Проклинай их злую ложь!» 

И в покорности я никла,
Трепетала, словно лань,
Но зато шептать привыкла
Слово гордое: восстань! 

Белым шёлком красный мечу,
И сама я в грозный бой
Знамя вынесу навстречу
Рати вражеской и злой. 



СПУТНИК


По безмолвию ночному,
Побеждая страх и сон,
От собратьев шёл я к дому.
А за мной следил шпион; 

И четою неразлучной
Жуткий город обходя,
Мы внимали песне скучной
Неумолчного дождя. 

В темноте мой путь я путал
На углах, на площадях,
И лицо я шарфом кутал,
И таился в воротах. 

Спутник чутко-терпеливый,
Чуждый, близкий, странно-злой,
Шёл за мною под дождливой
Колыхающейся мглой,

Как докучливая совесть,
Злая спутница души,
Повторяющая повесть
Дел, таящихся в тиши. 

Утомясь теряться в звуке
Повторяемых шагов,
Наконец тюремной скуке
Я предаться был готов. 

За углом я встал. Я слышал
Каждый шорох, каждый шаг.
Затаился. Выждал. Вышел.
Задрожал от страха враг. 

«Барин, ты меня не трогай, –
Он сказал, дрожа как лист, –
Я иду своей дорогой.
Я и сам социалист». 

Сердце тяжко, больно билось,
А в руке дрожал кинжал.
Что случилось, как свершилось,
Я не помню. Враг лежал. 



* * *


Розы битв жестоких
На полях далёких,
Алой крови розы
На полях чужбины. 

Матерей томленье,
Слёзы и моленье
Льются, льются слёзы,
Слёзы злой кручины. 



ИВАН-ЦАРЕВИЧ


Сел Иван-Царевич
На коня лихого.
Молвил нам Царевич
Ласковое слово: 

«Грозный меч подъемлю,
В бой пойду я рано,
Заберу всю землю
Вплоть до океана».

Год проходит. Мчится
Вестник-воин бледный.
Он поспешно мчится,
Шлем иссечен медный. 

«Сгибли наши рати
Силой вражьей злобы.
Кстати иль некстати,
Запасайте гробы. 

Наш Иван-Царевич
Бился с многой славой». –
«Где ж Иван-Царевич?» –
«В битве пал кровавой».



ЖЕСТОКИЕ ДНИ


Ожиданья дни жестоки.
Истомилася любовь.
На враждующем востоке
Льётся братьев наших кровь. 

И, о мире воздыхая,
Слёзно Господа моля,
Вся от края и до края
Стонет русская земля. 

Слёзы матери печальной!
Кто ведёт вам поздний счёт?
Кто стране многострадальной
Утешенье принесёт?



СОБОРНЫЙ БЛАГОВЕСТ


1 

Давно в степи блуждая дикой,
Вдали от шумного жилья,
Внезапно благовест великий,
Соборный звон услышал я. 

Охвачен трепетным смятеньем,
Забывши тесный мой шалаш,
Спешу к проснувшимся селеньям,
Твержу: «Товарищи, я – ваш!»

Унынье тёмное уснуло,
Оставил душу бледный страх, –
И сколько говора и гула
На перекрёстках и путях!


2 

Клеветники толпою чёрной
У входа в город нам кричат:
«Вернитесь! То не звон соборный,
А возмущающий набат». 

Но кто поверит лживым кликам?
Кому их злоба не ясна,
Когда в согласии великом
Встаёт родимая страна?


3

В толпе благим вещаньям внемлют.
Соборный колокол велик,
Труды бесстрашные подъемлют
Его торжественный язык. 

Он долго спал, над колокольней
Зловещим призраком вися,
Пока дремотой подневольной
Кругом земля дремала вся. 

Свободный ветер бури дальней,
Порою мчась издалека,
Не мог разрушить сон печальный,
Колыша медные бока. 

И лишь порою стон неясный
Издаст тоскующая медь,
Чтобы в дремоте безучастной
Опять бессильно онеметь. 

Но час настал, запрет нарушен,
Разрушен давний тяжкий сон,
Порыву гордому послушен
Торжественно-свободный звон.


4 

Слепой судьбе противореча,
Горит надеждами восток,
И праздник радостного веча,
Великий праздник, недалёк.

Он куплен кровью наших братий,
Слезами матерей омыт,
И вопль враждующих проклятий
Его победы не смутит.



ВОСХОД СОЛНЦА


Солнце светлое восходит,
Озаряя мглистый дол,
Где ещё безумство бродит,
Где ликует произвол.

Зыбко движутся туманы,
Сколько холода и мглы!
Полуночные обманы
Как сильны ещё и злы! 

Злобы низменно-ползучей
Ополчилась шумно рать,
Чтоб зловещей, чёрной тучей
Наше солнце затмевать. 

Солнце ясное, свобода!
Горячи твои лучи.
В час великого восхода
Возноси их, как мечи.

Яркий зной, как тяжкий молот,
Подними и опусти,
Побеждая мрак и холод
Заграждённого пути. 

Тем, кто в длительной печали
Гордой волей изнемог,
Озари святые дали
За усталостью дорог. 

Кто в объятьях сна немого
Позабыл завет любви,
Тех горящим блеском слова
К новой жизни воззови.



ОБРЫВ


Обрыв из глины,
Вверху – берёза да сосна.
Река мелка, но гул стремнины
Звучит, как мощная волна.
На камнях пена,
У берега – водоворот,
А выше – в воду по колена
Забрался мальчик, рыбы ждёт.
Везде – смертельные обманы!
Но разве страшно умереть!
Уж если храбры мальчуганы,
Так нам-то, взрослым, что робеть?



ГРОМ


Ты слышишь гром? Склонись, не смейся
Над неожиданной грозой,
И легковерно не надейся,
Что буря мчится стороной. 

Уж демон вихрей мчится грозно,
Свинцовой тучей облачён,
И облака, что плыли розно,
К себе зовёт зарницей он. 

Он налетит, гремя громами,
Он башни гордые снесёт,
Молниеносными очами
Твою лачугу он сожжёт.



ВРЕМЯ БИТВЫ


Наше злое время – время лютой битвы.
Прочь кимвал и лиру! Гимнов не просите,
Золотые струны на псалтири рвите!
Ненавистны песни, не к чему молитвы. 

О щиты мечами гулко ударяя,
Дружно повторяйте клич суровой чести,
Клич, в котором слышен голос кровной  мести, 
Клич, в котором дышит сила огневая. 

Песни будут спеты только после боя,
В лагере победы, – там огни зажгутся,
Там с гремящей лиры звуки понесутся,
Там польётся песня в похвалу героя. 

Над телами ж мёртвых, ночью после сечи,
Будет петь да плакать только ветер буйный
И, плеща волною речки тихоструйной,
Поведёт с лозою жалобные речи. 



ИСКАЛИ ДОЧЬ


Печаль в груди была остра, 
            Безумна ночь, –
И мы блуждали до утра,
            Искали дочь. 

Нам запомнилась навеки
Жутких улиц тишина,
Хрупкий снег, немые реки,
Дым костров, штыки, луна. 

Чернели тени на огне 
            Ночных костров.
Звучали в мёртвой тишине
            Шаги врагов. 

Там, где били и рубили,
У застав и у палат,
Что-то чутко сторожили
Цепи хмурые солдат.

Всю ночь мерещилась нам дочь, 
            Ещё жива,
И нам нашёптывала ночь
            Её слова. 

По участкам, по больницам
(Где пускали, где и нет)
Мы склоняли к многим лицам
Тусклых свеч неровный свет. 

Бросали груды страшных тел 
            В подвал сырой.
Туда пустить нас не хотел
            Городовой. 

Скорби пламенной язык ли,
Деньги ль дверь открыли нам, –
Рано утром мы проникли
В тьму, к поверженным телам. 

Ступени скользкие вели 
            В сырую мглу, –
Под грудой тел мы дочь нашли
            Там, на полу.  





Печатается по: Сологуб Федор. Родине. Стихи. Книга пятая. СПб., 1906.