1
Имя
твое – птица в руке,
Имя
твое – льдинка на языке,
Одно
единственное движенье губ,
Имя
твое – пять букв.
Мячик,
пойманный на лету,
Серебряный
бубенец во рту,
Камень,
кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет
так, как тебя зовут.
В
легком щелканье ночных копыт
Громкое
имя твое гремит.
И
назовет его нам в висок
Звонко
щелкающий курок.
Имя
твое – ах, нельзя! –
Имя
твое – поцелуй в глаза,
В
нежную стужу недвижных век,
Имя
твое – поцелуй в снег.
Ключевой,
ледяной, голубой глоток…
С
именем твоим – сон глубок.
15 апреля 1916
2
Нежный
призрак,
Рыцарь
без укоризны,
Кем
ты призван
В
мою молодую жизнь?
Во
мгле сизой
Стоишь,
ризой
Снеговой
одет.
То
не ветер
Гонит
меня по городу,
Ох,
уж третий
Вечер
я чую вóрога.
Голубоглазый
Меня
сглазил
Снеговой
певец.
Снежный
лебедь
Мне
пóд ноги перья стелет.
Перья
реют
И
медленно никнут в снег.
Так
по перьям,
Иду
к двери,
За
которой – смерть.
Он
поет мне
За
синими окнами,
Он
поет мне
Бубенцами
далекими,
Длинным
криком,
Лебединым
кликом –
Зовет.
Милый
призрак!
Я
знаю, что все мне снится.
Сделай
милость:
Аминь,
аминь, рассыпься!
Аминь.
1 мая 1916
3
Ты
проходишь на Запад Солнца,
Ты
увидишь вечерний свет,
Ты
проходишь на Запад Солнца,
И
метель заметает след.
Мимо
окон моих – бесстрастный –
Ты
пройдешь в снеговой тиши,
Божий
праведник мой прекрасный,
Свете
тихий моей души.
Я
на душу твою – не зарюсь!
Нерушима
твоя стезя.
В
руку, бледную от лобзаний,
Не
вобью своего гвоздя.
И
по имени не окликну,
И
руками не потянусь.
Восковому
святому лику
Только
издали поклонюсь.
И,
под медленным снегом стоя,
Опущусь
на колени в снег,
И
во имя твое святое,
Поцелую
вечерний снег. –
Там,
где поступью величавой
Ты
прошел в гробовой тиши,
Свете
тихий – святыя славы –
Вседержитель
моей души.
2 мая 1916
4
Зверю
– берлога,
Страннику
– дорога,
Мертвому
– дроги.
Каждому
– свое.
Женщине
– лукавить,
Царю
– править,
Мне
– славить
Имя
твое.
2 мая 1916
5
У
меня в Москве – купола горят!
У
меня в Москве – колокола звонят!
И
гробницы в ряд у меня стоят, –
В
них царицы спят, и цари.
И
не знаешь ты, что зарей в Кремле
Легче
дышится – чем на всей земле!
И
не знаешь ты, что зарей в Кремле
Я
молюсь тебе – до зари!
И
проходишь ты над своей Невой
О
ту пору, как над рекой-Москвой
Я
стою с опущенной головой,
И
слипаются фонари.
Всей
бессонницей я тебя люблю,
Всей
бессонницей я тебе внемлю –
О
ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются
звонари…
Но
моя река – да с твоей рекой,
Но
моя рука – да с твоей рукой
Не
сойдутся, Радость моя, доколь
Не
догонит заря – зари.
7 мая 1916
6
Думали
– человек!
И
умереть заставили.
Умер
теперь, навек.
–
Плачьте о мертвом ангеле!
Он
на закате дня
Пел
красоту вечернюю.
Три
восковых огня
Треплются,
лицемерные.
Шли
от него лучи –
Жаркие
струны пó снегу!
Три
восковых свечи –
Солнцу-то!
Светоносному!
О
поглядите, кáк
Веки
ввалились темные!
О
поглядите, кáк
Крылья
его поломаны!
Черный
читает чтец,
Крестятся
руки праздные…
–
Мертвый лежит певец
И
воскресенье празднует.
9 мая 1916
7
Должно
быть – за той рощей
Деревня,
где я жила,
Должно
быть – любовь проще
И
легче, чем я ждала.
–
Эй, идолы, чтоб вы сдохли! –
Привстал
и занес кнут,
И
окрику вслед – óхлест,
И
вновь бубенцы поют.
Над
валким и жалким хлебом
За
жердью встает – жердь.
И
проволока под небом
Поет
и поет смерть.
13 мая 1916
8
И
тучи оводов вокруг равнодушных кляч,
И
ветром вздутый калужский родной кумач,
И
посвист перепелов, и большое небо,
И
волны колоколов над волнами хлеба,
И
толк о немце, доколе не надоест,
И
желтый-желтый – за синею рощей – крест,
И
сладкий жар, и такое на всем сиянье,
И
имя твое, звучащее словно: ангел.
18 мая 1916
9
Как
слабый луч сквозь черный морок адов –
Так
голос твой под рокот рвущихся снарядов.
И
вот в громах, как некий серафим,
Оповещает
голосом глухим, –
Откуда-то
из древних утр туманных –
Как
нас любил, слепых и безымянных,
За
синий плащ, за вероломства – грех…
И
как нежнее всех – ту, глубже всех
В
ночь канувшую – на дела лихие!
И
как не разлюбил тебя, Россия.
И
вдоль виска – потерянным перстом
Все
водит, водит… И еще о том,
Какие
дни нас ждут, как Бог обманет,
Как
станешь солнце звать – и как не встанет…
Так,
узником с собой наедине
(Или
ребенок говорит во сне?),
Предстало
нам – всей площади широкой! –
Святое
сердце Александра Блока.
9 мая 1920
10
Вот
он – гляди – уставший от чужбин,
Вождь
без дружин.
Вот
– горстью пьет из горной быстрины –
Князь
без страны.
Там
всё ему: и княжество, и рать,
И
хлеб, и мать.
Красно
твое наследие, – владей,
Друг
без друзей!
15 августа 1921
11
Останешься
нам иноком:
Хорошеньким,
любименьким,
Требником
рукописным,
Ларчиком
кипарисным.
Всем
– до единой – женщинам,
Им,
ласточкам, нам, венчанным,
Нам,
злату, тем, сединам,
Всем
– до единой – сыном
Останешься,
всем – первенцем,
Покинувшим,
отвергнувшим,
Посохом
нашим странным,
Странником
нашим ранним.
Всем
нам с короткой надписью
Крест
на Смоленском кладбище
Искать,
всем никнуть в чéред,
Всем,
………, не верить.
Всем
– сыном, всем – наследником,
Всем
– первеньким, последненьким.
15 августа 1921
12
Други
его – не тревожьте его!
Слуги
его – не тревожьте его!
Было
так ясно на лике его:
Царство
мое не от мира сего.
Вещие
вьюги кружили вдоль жил,
Плечи
сутулые гнулись от крыл,
В
певчую прорезь, в запекшийся пыл –
Лебедем
душу свою упустил!
Падай
же, падай же, тяжкая медь!
Крылья
изведали право: лететь!
Губы,
кричавшие слово: ответь! –
Знают,
что этого нет – умереть!
Зори
пьет, море пьет – в полную сыть
Бражничает.
– Панихид не служить!
У
навсегда повелевшего: быть! –
Хлеба
достанет его накормить!
15 августа 1921
13
А
над равниной –
Крик
лебединый.
Матерь,
ужель не узнала сына?
Это
с заоблачной – он – версты,
Это
последнее – он – прости.
А
над равниной –
Вещая
вьюга.
Дева,
ужель не узнала друга?
Рваные
ризы, крыло в крови…
Это
последнее он: – Живи!
Над
окаянной –
Взлет
осиянный.
Праведник
душу урвал – осанна!
Каторжник
койку-обрел-теплынь.
Пасынок
к матери в дом. – Аминь.
Между 15 и 25
августа 1921
14
Не
проломанное ребро –
Переломленное
крыло.
Не
расстрельщиками навылет
Грудь
простреленная. Не вынуть
Этой
пули. Не чинят крыл.
Изуродованный
ходил.
* * *
Цепок,
цепок венец из терний!
Что
усопшему – трепет черни,
Женской
лести лебяжий пух…
Проходил,
одинок и глух,
Замораживая
закаты
Пустотою
безглазых статуй.
Лишь
одно еще в нем жило:
Переломленное
крыло.
Между 15 и 25
августа 1921
15
Без
зова, без слова, –
Как
кровельщик падает с крыш.
А
может быть, снова
Пришел,
– в колыбели лежишь?
Горишь
и не меркнешь,
Светильник
немногих недель…
Какая
из смертных
Качает
твою колыбель?
Блаженная
тяжесть!
Пророческий
певчий камыш!
О,
кто мне расскажет,
В
какой колыбели лежишь?
«Покамест
не продан!»
Лишь
с ревностью этой в уме
Великим
обходом
Пойду
по российской земле.
Полночные
страны
Пройду
из конца и в конец.
Где
рот-его-рана,
Очей
синеватый свинец?
Схватить
его! Крепче!
Любить
и любить его лишь!
О,
кто мне нашепчет,
В
какой колыбели лежишь?
Жемчужные
зерна,
Кисейная
сонная сень.
Не
лавром, а терном –
Чепца
острозубая тень.
Не
полог, а птица
Раскрыла
два белых крыла!
–
И снова родиться,
Чтоб
снова метель замела?!
Рвануть
его! Выше!
Держать!
Не отдать его лишь!
О,
кто мне надышит,
В
какой колыбели лежишь?
А
может быть, ложен
Мой
подвиг, и даром – труды.
Как
в землю положен,
Быть
может, – проспишь до трубы.
Огромную
впалость
Висков
твоих – вижу опять.
Такую
усталость –
Ее
и трубой не поднять!
Державная
пажить,
Надежная,
ржавая тишь.
Мне
сторож покажет,
В
какой колыбели лежишь.
22 ноября 1921
16
Как
сонный, как пьяный,
Врасплох,
не готовясь.
Височные
ямы:
Бессонная
совесть.
Пустые
глазницы:
Мертво
и светло.
Сновидца,
всевидца
Пустое
стекло.
Не
ты ли
Ее
шелестящей хламиды
Не
вынес –
Обратным
ущельем Аида?
Не
эта ль,
Серебряным
звоном полна,
Вдоль
сонного Гебра
Плыла
голова?
25 ноября 1921
17
Так,
Господи! И мой обол
Прими
на утвержденье храма.
Не
свой любовный произвол
Пою
– своей отчизны рану.
Не
скаредника ржавый ларь –
Гранит,
коленами протертый.
Всем
отданы герой и царь,
Всем
– праведник – певец – и мертвый.
Днепром
разламывая лед,
Гробовым
не смущаясь тесом,
Русь
– Пасхою к тебе плывет,
Разливом
тысячеголосым.
Так,
сердце, плачь и славословь!
Пусть
вопль твой – тысяча который? –
Ревнует
смертная любовь.
Другая
– радуется хору.
2 декабря 1921