*
* *
Вдруг вошла
Черной и
стройной тенью
В дверь
дилижанса.
Ночь
Ринулась вслед.
Черный плащ
И черный цилиндр
с вуалью.
Через руку
В крупную клетку
– плед.
Если не хочешь
муку
Принять, – спи,
сосед.
Шаг лунатик. Лик
Узок и ярок.
Горячи
Глаз черные дыры.
Скользнул на
колени
Платок нашейный,
И вонзились
Острия локтей –
в острия колен.
В фонаре
Чахлый чадит
огарок.
Дилижанс –
корабль,
Дилижанс –
корабль.
Лес
Ломится в окна.
Скоро рассвет.
Если не хочешь
муку
Принять – спи,
сосед!
23 июля 1916
*
* *
Искательница
приключений,
Искатель
подвигов – опять
Нам волей
роковых стечений
Друг друга
суждено узнать.
Но между нами –
океан,
И весь твой
лондонский туман,
И розы
свадебного пира,
И доблестный
британский лев,
И пятой заповеди
гнев, –
И эта ветреная
лира!
Мне и тогда на
земле
Не было места!
Мне и тогда на
земле
Всюду был дом.
А Вас ждала
прелестная невеста
В поместье
родовом.
По ночам, в
дилижансе, –
И за бокалом
Асти,
Я слагала Вам
стансы
О прекрасной
страсти.
Гнал веттурино,
Пиньи клонились:
Salve!*
Звали меня –
Коринной,
Вас – Освальдом.
24 июля 1916
_______________
*Привет! (итал.).
*
* *
И другу нá руку
легло
Крылатки тонкое
крыло.
Что я поистине
крылата,
Ты понял,
спутник по беде!
Но, ах, не
справиться тебе
С моею нежностью
проклятой!
И, благодарный
за тепло,
Целуешь тонкое
крыло.
А ветер гасит
огоньки
И треплет
пестрые палатки,
А ветер от твоей
руки
Отводит крылышко
крылатки…
И дышит: душу не
губи!
Крылатых женщин
не люби!
21 сентября 1916
*
* *
И была у
Дон-Жуана – шпага,
И была у
Дон-Жуана – Донна Анна.
Вот и все, что
люди мне сказали
О прекрасном, о
несчастном Дон-Жуане.
Но сегодня я
была умна:
Ровно в полночь
вышла на дорогу,
Кто-то шел со
мною в ногу,
Называя имена.
И белел в тумане
посох странный…
– Не было у
Дон-Жуана – Донны Анны!
14 мая 1917
*
* *
Кавалер де Гриэ!
– Напрасно
Вы мечтаете о
прекрасной,
Самовластной – в
себе не властной –
Сладострастной
своей Manоn.
Вереницею
вольной, томной
Мы выходим из
ваших комнат.
Дольше вечера
нас не помнят.
Покоритесь, – таков
закон.
Мы приходим из
ночи вьюжной,
Нам от вас
ничего не нужно,
Кроме ужина – и
жемчужин,
Да быть может
еще – души!
Долг и честь,
Кавалер, – условность.
Дай Вам Бог
целый полк любовниц!
Изъявляя при сем
готовность…
Страстно любящая
Вас
–
М.
31 декабря 1917
*
* *
Ю. З.
Beau ténébreux!*
– Вам грустно. – Вы больны.
Мир неоправдан,
– зуб болит! – Вдоль нежной
Раковины щеки –
фуляр, как ночь.
Ни тонкий звон
венецианских бус,
(Какая-нибудь
память Казановы
Монахине
преступной) – ни клинок
Дамасской стали,
ни крещенский гул
Колоколов по
сонной Московии –
Не расколдуют
нынче Вашей мглы.
Доверьте мне
сегодняшнюю ночь.
Я потайной
фонарь держу под шалью.
Двенадцатого –
ровно – половина.
И вы совсем не знаете
– кто я.
Январь 1918
___________
*Красавец
мрачный! (фр.)
*
* *
Ночные ласточки
Интриги –
Плащи, –
крылатые герои
Великосветских
авантюр.
Плащ, щеголяющий
дырою,
Плащ
вольнодумца, плащ расстриги,
Плащ-Проходимец,
плащ-Амур.
Плащ прихотливый,
как руно,
Плащ,
преклоняющий колено,
Плащ, уверяющий:
– темно…
Гудок дозора. –
Рокот Сены.
Плащ Казановы,
плащ Лозэна. –
Антуанетты
домино.
Но вот, как черт
из черных чащ –
Плащ –
чернокнижник, вихрь – плащ,
Плащ – вóроном
над стаей пестрой
Великосветских
мотыльков.
Плащ цвета
времени и снов –
Плащ Кавалера
Калиостро.
10 апреля 1918
*
* *
Я берег покидал туманный Альбиона…
Батюшков.
«Я берег покидал
туманный Альбиона»…
Божественная
высь! – Божественная грусть!
Я вижу тусклых
вод взволнованное лоно
И тусклый
небосвод, знакомый наизусть.
И, прислоненного
к вольнолюбивой мачте,
Укутанного в
плащ – прекрасного, как сон –
Я вижу юношу. –
О плачьте, девы, плачьте!
Плачь,
мужественность! – Плачь, туманный Альбион!
Свершилось! – Он
один меж небом и водою!
Вот школа для
тебя, о, ненавистник школ!
И в роковую
грудь, пронзенную звездою,
Царь роковых
ветров врывается – Эол.
А рокот тусклых
вод слагается в балладу
О том, как он
погиб, звездою заклеймен…
Плачь, Юность! –
Плачь, Любовь! – Плачь, Мир! –
Рыдай, Эллада!
Плачь, крошка
Ада! – Плачь, туманный
Альбион!
30 октября 1918
*
* *
Я помню ночь на
склоне ноября.
Туман и дождь.
При свете фонаря
Ваш нежный лик –
сомнительный и странный,
По-диккенсовски
– тусклый и туманный,
Знобящий грудь,
как зимние моря…
– Ваш нежный лик
при свете фонаря.
И ветер дул, и
лестница вилась…
От Ваших губ не
отрывая глаз,
Полусмеясь,
свивая пальцы в узел,
Стояла я, как
маленькая Муза,
Невинная – как
самый поздний час…
И ветер дул и
лестница вилась.
А на меня из-под
усталых вежд
Струился сонм
сомнительных надежд.
– Затронув губы,
взор змеился мимо… –
Так серафим,
томимый и хранимый
Таинственною
святостью одежд,
Прельщает Мир –
из-под усталых вежд.
Сегодня снова
диккенсова ночь.
И тоже дождь, и
так же не помочь
Ни мне, ни Вам,
– и так же хлещут трубы,
И лестница
летит… И те же губы…
И тот же шаг,
уже спешащий прочь –
Туда – куда-то –
в диккенсову ночь.
2 ноября 1918
*
* *
Не называй меня
никому,
Я серафим твой,
легкое бремя.
Ты поцелуй меня
нежно в темя,
И отпусти во тьму.
Все мы сидели в
ночи без света.
Ты позабудешь
мои приметы.
Да не смутит
тебя сей – Бог весть! –
Вздох,
всполохнувший одежды ровность.
Может ли, друг,
на устах любовниц
Песня такая
цвесть?
Так и иди себе с
миром, словно
Мальчика гладил
в хору церковном.
Духи и дети,
дитя, не в счет!
Не отвечают,
дитя, за души!
Эти ли руки –
веревкой душат?
Эта ли нежность
– жжет?
Вспомни, как
руки пустив вдоль тела,
Закаменев, на
тебя глядела.
Не загощусь я в
твоем дому,
Раскрепощу
молодую совесть.
Видишь: к великим
боям готовясь,
Сам ухожу во
тьму.
И обещаю: не
будет биться
В окна твои –
золотая птица!
25 ноября 1920
*
* *
Короткие крылья
волос я помню,
Метущиеся между
звезд. – Я помню
Короткие крылья
Под звездною
пылью,
И рот от усилья
сведенный,
– Сожженный! –
И все сухожилья
–
Руки.
Смеженные вежды
И черный –
промежду –
Свет.
Не гладя, а режа
По бренной и
нежной
Доске – вскачь
Всё выше и выше,
Не слыша
Палач – хрипа,
Палач – хруста
Костей.
– Стой!
Жилы не могут!
Коготь
Режет живую
плоть!
Господь, ко мне!..
То на одной
струне
Этюд Паганини.
Декабрь 1920