НОВЫЙ ГУЛЬ
Посвящается А. Р<акову>
ВСТУПЛЕНИЕ
Американец юный
Гуль*
Убит был
доктором Мабузо:
Он так похож...
Не потому ль
О нем заговорила
муза?
Ведь я совсем и
позабыл,
Каким он на
экране был!
Предчувствий
тесное кольцо
Моей душою
овладело...
Ах, это нежное
лицо,
И эта жажда
жизни смелой,
И этот рот, и
этот взор,
Где спит теперь
мой приговор!
Всё узнаю... вот
он сидит
(Иль это Вы
сидите?) в ложе.
Мабузо издали
глядит...
Схватились за
голову... Боже!
Влюбленность, встречи,
казино...
Но выстрел
предрешен давно.
Конечно, Вы
судьбе другой
Обречены. Любовь
и слава!
У жизни пестрой
и живой
Испив
пленительной отравы,
Направить верно
паруса
Под золотые
небеса.
Но так же
пристально следит
За Вами взгляд,
упрям и пылок.
Не бойтесь: он
не повредит,
Не заболит у Вас
затылок.
То караулит
звездочет,
Каким путем
звезда течет.
Март 1924
_______________
*Гуль и
гипнотизер Мабузо – действующие лица в
известной
кинематографической картине «Доктор Мабузо».
Взаимоотношения
их отчасти выясняются из данного
стихотворения.
1
Ты слышишь
ветер? Солнце и февраль!
Зеленый рай,
Тристанов Irish boy*
Крестильным
звоном задрожал хрусталь...
Ленивых тополей
теперь не жаль:
Взвился пузатый
парус над тобой.
– Подобно смерти промедленье –
Один восторг, одно волненье
Сулит летучее движенье,
Где радостна сама печаль.
Не писанная – мокрая
река,
Не призрачный – дубовый
крепкий руль,
Жасминный дух
плывет издалека...
И разгорается
заря, пока
Не перестанет
улыбаться Гуль...
В любви расплавятся сомненья.
Одна весна, одно влеченье!
Протянута, как приглашенье,
К тебе горячая рука.
Февраль 1924
_______________
*Ирландский
мальчик (англ.).
2
Античность надо
позабыть
Тому, кто
вздумал Вас любить,
И отказаться я
готов
От мушек и от
париков.
Ретроспективный
реквизит
Ненужной ветошью
лежит,
Сегодняшний,
крылатый час
Смеется из
звенящих глаз,
А в глубине, не
искривлен,
Двойник мой
верно прикреплен.
Я всё забыл и
всё гляжу –
И «Orbis pictus»*
нахожу.
Тут – Моцарт,
Гофман, Гете, Рим, –
Всё, что мы
любим, чем горим,
Но не в туман
облечено,
А словно
брызнуло вино
Воспоминаний.
Муза вновь,
Узнав
пришелицу-любовь,
Черту проводит
чрез ладонь...
Сферически
трещит огонь...
Февраль 1924
_______________
*«Orbis pictus» «Вселенная в картинах» –
распространенные
в старину альбомы – географическая,
этнографическая,
историческая и ремесленно-художественная
наглядная
энциклопедия. Особенно замечателен «Orbis pictus»
Д. Ходовецкого с
учениками.
3
Я этот вечер
помню, как сегодня...
И дату: двадцать
третье ноября.
Нас музыка,
прелестнейшая сводня,
Уговорила,
ветренно горя.
Недаром пел я
«Случай и Дорину»*,
Пропагандируя
берлинский нрав!
Мне голос
вторил: «Вас я не покину,
Открой глаза,
сомненья отогнав»
Вдруг стало всё
так ясно, так желанно,
Как будто в руку
мне вложили нить.
И я сказал:
«Быть может, это – странно,
Но я Вас мог бы
очень полюбить!»
С каким слова приходят
опозданьем!
Уж сделался
таинственным свиданьем
Простой визит,
судьбу переменив.
А дурочка Дорина
с состраданьем
Нас слушала, про
шимми позабыв,
Как будто были
мы ее созданьем!
Февраль 1924
_______________
*«Дорина и
случай» («Dorine und der Zufall») – оперетта
Жильбера 1923 г.
4
Разлетаются, как
птицы,
Своевольные
мечты.
Спится мне или
не спится,
Но всегда со
мною ты.
Притворяться не
умею,
А всего сказать
не смею,
И робею,
И немею
У пленительной
черты.
От весеннего похмелья
Каруселит
голова...
Сладость этого
веселья
Мне знакома и
нова!
Как должны быть полновесны,
Необычны,
неизвестны,
И чудесны,
И прелестны
Легковейные
слова!
И беру приготовишкой
Логарифмов
толстый том.
Не поэтом, а
воришкой
Чувствую себя во
всем!
Но заминки,
заиканья,
Неумелость, лепетанье,
И молчанье,
И желанье –
Всё о том, о
том, о том!
Февраль 1924
5
К вам раньше,
знаю, прилетят грачи,
И соловьи
защелкают на липах,
И талый снег в
канавах побежит...
Но ласточки, что
делают весну
И вечера
жемчужные пророчат,
Уж прочертили
небеса мои,
И если легкой
рябью ваших глаз
Коснулися – то
было отраженье
Моих зрачков,
упорных и смущенных.
Февраль 1924
6
Он лодку
оттолкнул. На сером небе
Заметил я
неясную фигуру.
Высокий, плоский
берег только тучи
Давал мне видеть
да пучки травы.
Его лицо
наклонено ко мне...
Я пристально
старался угадать,
Не тот ли он, о
ком мне говорили.
Глаза смотрели
смело и легко,
Прелестный рот,
упрямый подбородок,
И ожидание
далеких странствий,
Друзей,
завоеваний и побед...
Но в юности
такое выраженье,
Пытливое и
нежное, встречаем
Довольно
часто... Вдруг он улыбнулся.
Я посмотрел еще
раз и сказал:
«Мне говорили...
нас предупреждали,
Что в этом
месте, в этот день и час
Мы встретим
человека, по приметам
Похожего на Вас.
Он – тайный друг
И уготован для
любви и славы,
Быть может, это
Вы? Тогда садитесь,
Поедемте, – нам
надо торопиться.
Но может быть...
Я слышу запах роз...
Высокий берег
этот так нелепо
Устроен, что
никак нельзя узнать,
Что дальше там
находится. Наверно,
Там – поле, сад
и Ваш отцовский дом,
Невеста и
шотландская овчарка...
Пожалуй, всё это
придется бросить,
Коль не хотите,
сидя Вы на месте,
Скончаться мирно
мировым судьей.
А если, мистер,
Вы – простой прохожий
И просто так мою
толкнули лодку,
Благодарю Вас и
за то. Услуги
Я не забуду
Вашей... Добрый путь!..
А очень жаль!..»
Март 1924
7
Слова – как
мирный договор:
Параграфы и
пункты,
Но прозвенел
веселый взор,
Что к плаванью
весна.
Взлетит волна,
падет волна...
Мы не боимся
качки!
Кому Голконда
суждена,
Тому – не
гладкий путь.
Люби одно, про
всё забудь!
За горизонтом
звезды...
В единый вздох
вместила грудь
И море, и поля.
Стою у смуглого
руля, –
Безлюдно в
плоском блеске,
Но с мачты,
пристани суля,
Любовь кричит:
«Земля!»
Март 1924
8
Я мог бы!..
мертвые глаза
Стеклянятся в
прорезах узких,
И ни усмешка, ни
слеза
Не оживят их
отблеск тусклый...
Целую...
ближе... грудь тепла...
Ни содрогания,
ни пульса...
Минута в
вечность протекла...
Непререкаемо
искусство!
Я мог бы!.. в
комнате своей
Встаете Вы. Луна
ущербна.
Сомнамбулических
очей
Недвижен взгляд.
Утихло сердце...
Проспект, мосты,
и сад, и снег –
Всё мимо...
Незаметно встречных...
Автоматический
свой бег
Остановили... Дверь
и свечи...
Я мог бы, мог!..
Напрасный бред!
Надежде верить и
не верить,
Томительно
ловить ответ
В твоих глазах
прозрачно серых,
Взлетать и
падать... Жар и лед...
Живое всё –
блаженно шатко. –
Таких восторгов
не дает
Каббалистическое
счастье.
Март 1924
9
Уходит пароходик
в Штеттин,
Остался я на
берегу.
Не знаменит и
незаметен, –
Так больше жить
я не могу!
Есть много разных
стран, конечно,
Есть много лиц,
и книг, и вин, –
Меня ж
приковывает вечно
Всё тот же взор,
всегда один.
Ведь не оставишь
сердца дома,
Не запереть
любви на ключ...
Передвесенняя
истома,
Хоть ты
остановись, не мучь!
Ну вот и солнце,
вот и тает...
Стекло блестит,
сверкает глаз...
Любовь весенними
считает
Лишь те часы,
что подле Вас.
Мы ясновидим не
глазами,
Не понимаем
сами, чем,
А мне весь мир
открылся Вами,
Вдали от Вас я –
слеп и нем.
Без Вас и март
мне не заметен,
Без Вас я думать
не могу...
Пусть пароход
уходит в Штеттин,
Когда и Вы – на
берегу.
Март 1924
10
Я имени не
назову...
Ни весел, ни
печален,
Посеял садовод
траву
На выступе
развалин.
Свирель поет,
Трава растет,
А время быстрое
не ждет.
Прогулкой служит
старый вал,
Покрыт травою
юной.
Влюбленный
всякий повидал
И башенку за
дюной,
И дальний бор,
И косогор,
И моря плоского
простор...
Пришел и прежний
садовод:
– Ого, как
луг-то зелен!
Не думал я, что проживет
Зерно в сени
расселин!
Медвяный дух,
Жужжанье
мух,
Да вдалеке дудит
пастух.
Находит сладкий,
теплый сон...
Вдруг голос, прост
и тонок,
Поет: «Ты спишь,
Эндимион,
Магический
ребенок!
Меня взрастил,
Себя пленил,
Прими ж приток
взаимных сил».
Март 1924
11
Держу невиданный
кристалл,
Как будто
множество зеркал
Соединило грани.
Особый в каждой
клетке свет:
То золото
грядущих лет,
То блеск воспоминаний.
Рука волшебно
навела
На правильный
квадрат стекла
Узорные фигуры:
Моря, леса и
города,
Потоки, радуга,
звезда,
Все «таинства Натуры».
Различных лиц
летучий рой:
Поэт, отшельник
и герой,
И звуки, и дыханья.
И каждый быстрый
поворот
Все новую с
собой несет
Игру и
сочетанье.
Когда любовь в
тебе живет,
Стекла ничто не
разобьет:
Ни молоток, ни пуля.
Я ближе подхожу
к окну,
Но как кристалл
ни поверну –
Всё вижу образ Гуля.
Март 1924
Печатается по: Кузмин М. Стихотворения. СПб.,
«Академический проект», 1996