1
Лопушиный, ромашный
Дом – так мало домашний!
С тем особенным взглядом
Душ – тяжелого весу.
Дом, что к городу – задом
Встал, а пéредом – к лесу.
По-медвежьи – радушен,
По-оленьи – рогат.
Из которого души
Во все очи глядят –
Во все окна! С фронтона
–
Вплоть до вросшего в
глину –
Чтó окно – то икона,
Чтó лицо – то руина
И арена... За старым
Мне и жизнь и жилье
Заменившим каштаном –
Есть окно и мое.
А рубахи! Как взмахи
Рук – над жизнью
разбитой!
О, прорехи! Рубахи!
Точно стенопись битвы!
Бой за су – ще – ство – ванье.
Так и ночью и днем
Всех рубах рукавами
С смертью борется дом.
Не рассевшийся сиднем,
И не пахнущий сдобным.
За который не стыдно
Перед злым и бездомным:
Не стыдятся же башен
Птицы – ночь переспав.
Дом, который не страшен
В час народных расправ!
В этом доме, ведомом
К .............. из рук,
В этом призраке дома –
Жили бабка и внук.
...................................
...................................
2
И так как речь – о
русских,
То будет быль – проста.
Внук был, конечно – грузчик,
А бабка, бабка – «ста
Лет – как дождусь – так
кончу
Шить...» (жить не
подскажи!)
У ней на счастье слончик
Стоит, глаза – свежи
И живы, руки – спросу
Ждут, всё-то ей – добро!
У той старушки – косы
Живое серебро!
А щеки – и с морозу
Таких не наживу!
Внук приходил с извозу.
Сажала бабка розу
– В саду – и на канву.
Но всё ж – не будем
проще,
Чем жизнь – имущим зрак.
Внук был, понятно – возчик,
Но непонятно – как,
Им будучи, сверх мóчи
Трудясь за хлебный грош
–
Был тот чернорабочий
Собой – как день хорош!
Хребтом – как тополь – статен,
Зрачком – как цвет – лучист,
Платком – как франт – опрятен,
Лицом – как месяц – чист,
Ну, просто – жить
приятней,
В калитке повстречав.
И вовсе непонятно:
Кáк этот лебедь – шкаф
Несет?
3
Сидели – парой,
Кот разводил муры.
Сидели, ждали – пара,
А чайник ждал – поры
Своей. Почти что смеркся
День. Кот сидел, как
гость.
Вдруг – потолок
разверзся
И хлынул в келью – дождь
Нот! За пиджак! за
кофту!
Так грянул, так хватил,
Что разом и спиртовку,
И душу затопил!
На ангельские звуки –
Чтó сделала чета?
Сложила бабка руки,
Внук приоткрыл уста...
И в яме той, в квартире
Посмертной – с дна реки
–
Воздвигнуто четыре
Молитвенных руки –
Как с пальмами. В
предзнаньи
Неотвратимых мук,
С пасхальными глазами
Сидели: бабка, внук –
Покамест лба и лица
Не поглотила тень.
То верхняя жилица
В дом въехавшая в день
Тот...
И стало у них как в
церкви
В Светлый праздник, в
речной разлив.
Стала бегать старуха к
верхней,
Внуку – слова не
проронив.
– Не наскучу и не
нарушу,
Только рученьку Вам
пожму!
Пойте, пойте! Ласкайте
душу
Внуку бедному моему.
В нашей жизни – совсем
уж дикой –
Вы – родник для него,
магнит.
Как с извозу придет – так
лику
Не умыв – в потолок
глядит!
Да, великое Ваше дело!
За высокое Ваше là –
В ножки кланяюсь старым
телом.
Молода была – тоже пела,
И – сама молода была!
4
Не ветхой лестницей, где
серó
От дыма и пахнет ближним
–
На крыльях голоса своего
Спустилась верхняя – к
нижним.
В сие смешение пустыря
Со складом, костра – с
затоном,
На круглом облаке
ниспаря,
Как феи во время óно.
С той разницей, что у
фей – из рук
Алмазы, для глаз – соблазны.
– «Мой внук любезный, – а
это – друг
Заглазный: наш звук алмазный!»
Я знаю: вида читатель
ждет.
Читатель, прости за
смелость!
Условившись, что и нос и
рот,
Все, все у нее имелось –
Не хуже нашего, это
«все»
Смахнем, как с подушки
волос.
Зачем певицыно нам лицо,
Раз вся она – только
голос:
Невидимость! Раз видней всего
Нам небо – сквозь слезы
градом!
От этого ль иль еще чего
–
Но так и не поднял
взгляда
От – и не óтпитой чашки – внук
Вчерашний, жених
навечный.
Как дева в зеркало, в
чайный круг
Глядится, как в пруд
зловещий
Глядится лебедь, и в нем
гроза
Читает
(Немногим легче порой – глаза
На гостя поднять – чем
руку!
И многим легче, конечно
– шкаф
Дубовый!)
Сухих ли, влажных –
Но глаз не поднял и, не подняв,
Звезд не показал – алмазных.
5
Ветки тише, птицы тише,
Тише снежного куста.
Так стучат, чтоб не
услышал
Тот, к кому стучишься ( –
та!).
Капли, падающей с крыши,
Быть услышанной – испуг.
Так стучат, чтоб не
услышан
Был в сем стуке – сердца
стук.
Врач – в ключицу,
Грач – в крупицу,
Страх – стучится,
Страсть – стучится...
Стук, дыханья
осторожней.
– Дома? – Дома. – Можно?
– Можно.
Торс, виденья
неподвижней.
– Это – я: сосед Ваш
нижний.
К Вам от бабушки.
– Гвоздики
Жгут – как светоч
вознеся:
– Ну, и тьма ж у вас! – Входите.
Лампы нет, а свечка – вся.
Первая пройду. Вы – следом.
–
И наследным, деда – дедом
Вытянутым коридором,
Точно бредом, точно – бором,
Точно – бродом, точно – Рода
Сводчатым кровопроводом,
Несомненнее, чем глотом
Собственным, без
оборота,
Без возврата, тьмы – агатом
И базальтом – и
гранитом...
В рот – монету
Взяв – за вход подземный
–
плату –
Душ подземным водоемом
За Вожатою – ведомый.
Ну, а дальше? То ли
дернул
Гвоздь за шалевый
лохмот,
То ли просто коридорным
Ходом оказался грот –
Словом – стали:
Он – из стали
Вылитый, она – но шали
Кроме, да лезгинской
тальи...
Поздно встали – всё
проспали!
Не застали ничего!
(Если ж, позже, дочь – его
Именем – ее звалася –
Это только в память часа
Полного (Так помнит
насыпь –
Розами.) Никак не мяса –
Белого – иль смуглого!)
Губы – мела суше. Грушей
Спелой – пение лилось.
Пела – слушал. Тело – душу
Слушало – и слушалось.
======
Так с тех пор и
повелось:
Чтó ни ночь – из тьмы
наружной:
– Дома? – Дома. – Можно?
– Нужно.
– Можно? – Можно.
(Нежно, нежно...)
1935