ПОГОНЯ
Чей
это топот? – Чей это шопот? – Чей это светится глаз?
Кто
это в круге – в бешеной вьюге – пляшет и путает нас?
Чьи
это крылья – в дрожи бессилья – бьются и снова летят?
Чьи
это хоры? – Чьи это взоры? – Чей это блещущий взгляд?
Чье
это слово – вечно и ново – в сердце поет как гроза?
Чьи
неотступно – может, преступно – смотрят и смотрят глаза?
Кто
изменился – кто это свился – в полный змеиности жгут?
Чьи
это кони – белые кони – в дикой погоне – бегут?
ВЕСЕЛЫЙ РОЙ
Вся
в венцах седьмигранных, просияла Сион-Гора.
В
торжествах необманных мы сошлись, мы сошлись. Пора.
Живогласные
трубы нам поют и живом цветке.
И
румяные губы говорят о Сладим-Реке.
Воссияли
зарницы, и до молний громов дошли.
Восплескалися
птицы, и запели, поют вдали.
Уж
вдали или близко, не узнать. Может, тут, в крови.
И
высоко и низко перелет обоймет. Лови.
В
вертограде веселом перелетом цветок цветет.
И,
подобные пчелам, мы рождаем по капле мед.
В
вертограде цветущем мы с толпою летим вдвоем.
И
на вихре поющем мы несомы – и мир несем.
ЦАРЬ ДУХ
Царь
Дух! Царь Дух! Царь Бог! Царь Бог!
Царь
Дух! Царь Бог! Царь Дух!
Возьми,
прими мой стон, мой вздох,
Войди
как звон в мой слух!
Ой,
Дух! Ой, Дух! Царь Бог! Царь Бог!
Твой
зов нежней, чем пух!
В
меня, как дождь, чтоб ум не сох!
Царь
Бог! Царь Бог! Царь Дух!
ГУСЛИ
Гусли
непрестанные,
Ласково
желанные,
Тешат
райских птиц.
Трубы
живогласные,
Страстные
и властные,
Манят
тело ниц.
После
одиночества,
Слушая
пророчества
Братьев
и сестер,
Мы
кругообразными
Тешимся
соблазнами,
И
сверкает взор.
Мы
как птицы носимся,
Друг
ко другу просимся,
Друг
ко другу льнем.
Пляшем,
разомлелые,
И
рубахи белые
Как
метель кругом.
В
вихре все ломается,
Вьется,
обнимается,
Буйность
без конца.
Посолонь
кружение,
С
Солнцем наше мление,
Солнечны
сердца.
О,
подобно саванам,
Светит
эта слава нам,
Пляшет
вертоград.
И
как Месяц бледны мы,
И
как он победны мы,
Слитные
– горят.
ВЕРХОВНЫЙ ГОСТЬ
Пресветлый
Гость. Верховный Гость,
Сойди,
сойди, сойди!
Ты
нас таи, мы все твои,
Гляди,
гляди, гляди!
Ты
нас храни, а мы огни
Зажжем,
зажжем, зажжем!
В
живую плоть войди, Господь,
Огнем,
огнем, огнем!
На
светлый луг, в наш быстрый круг
Сойди,
сойди, сойди!
Ты
люб нам, Гость, Верховный Гость,
Гляди,
гляди, гляди!
ПЛЯСКА ДВУХ
– Я
из града Ветрограда,
Называюсь
«Вей».
– Я
из града Цветограда,
Я
«Огонь очей».
– Я
по граду Ветрограду
Здесь,
и нет, вон там.
– Я
по граду Цветограду
Пить
даю цветам.
– Я
во граде Ветрограде
Взвился,
темнота.
– Я
во граде Цветограде
Жду,
цветок – уста.
– Я
во граде Ветрограде
Водоем
взломлю.
– Я
во граде Цветограде
Пропою
«Люблю».
– Я
из града Ветрограда
Брызну
вихрем струй.
– Я
из града Цветограда
Позову
«Целуй».
ДА
Ах,
Отец мой, Отец – да,
Ты
зиждительный Творец – да,
Приведи
меня в конец – да,
Что
в конец всех сердец – да,
Где
игра колоколец – да,
Где
таинственный ларец – да,
Где
венчальный свет колец – да,
Ты
в злату трубишь трубу – да, ·
Пробуждаешь
во гробу – да,
Вольным
быть велишь рабу – да,
Возвещаешь
всем судьбу – да,
Завлекаешь
в ворожбу – да,
В
золотую ворожбу – да,
Ах
ты Батюшка святой – да,
Птица
сокол золотой – да,
Над
глубокою водой – да,
Пролетаешь
молодой – да,
Сердце
вдруг пронзишь мечтой – да,
Окрыляешь
Красотой – да,
С
птицей мчишься, с той, и с той – да.
РАДЕНИЕ
Дети
Солнца, в час полночный,
Собрались
в игре урочной.
Слитно-дружное
вращенье,
Перекрестности
круженья,
Плотно
слажены ряды,
Мы
во имя возрожденья
Ждем
в душе живой воды.
Жернов
крутится упорный,
Белый
праздник ночью черной,
Быстро,
посолонь стремленье,
Звезды,
в жажде обновленья,
Прорезают
так туман,
В
круге, знаменье раденья,
Со
святой водою чан.
Ног
босых все глуше топот,
Уст
сухих не слышен ропот,
За
одной живой стеною
Две
и три идут волною,
Близь
рубахи – сарафан,
И
напевной тишиною
Зачарован
водный чан.
В
глубине явился Кто-то,
В
лике светлая дремота,
Пробуждается
в купели,
Мы
недаром здесь радели,
И
пропели заговор,
В
вихре слышен зов свирели,
В
чане темном яркий взор.
Хоровод
наш содрогнулся,
С неземным
соприкоснулся,
Мы
истомным взяты раем,
В
пляске мы изнемогаем,
Мы
бледней, чем полотно,
Дух
сошел, мы знаем, знаем,
Это
было суждено.
В ТАЙНОЙ ГОРНИЦЕ
В
тайной горнице, где взяты души вольных в нежный плен,
Свечи
длинные сияют ровным пламенем вдоль стен.
Взор
ко взору устремлялся, сердце в сердце, разум в ум,
От
певучих дум рождался, в пляске тел, размерный шум.
Вскрики,
дикие как буря, как в пустыне крик орла,
Душу
выявили в звуках, и опять душа светла.
В
белом вихре взмахи чувства сладкий ведали предел,
И
венчальные наряды были саванами тел.
В
этой пляске исступленной каждый думал – про себя,
Но,
другими окруженный, вился – сразу всех любя.
В
этом множественном лике, повторив стократ изгиб,
Души
плыли, как весною – стройный шабаш светлых рыб.
Так
повторно, так узорно, с хороводом хоровод,
Извиваясь,
любит слитно, и, безумствуя, плывет.
И,
проплыв, осуществили весь молитвенный напев,
И
в сердцах мужских блаженство, как блаженство в сердце дев.
И в
телах мужских дрожанье, многострунность в теле жен,
Это
было, жизнь светила, воплотился яркий сон.
И
в телах сияют души, каждый дышит, светел взгляд,
В
тайной горнице полночной свечи жаркие горят.
ТЫ СВЕТИ, СВЕТИ
Ты
свети, свети, светел Месяц-свет,
Ты
свети, свети, Солнце красное,
Ты
цвети, свети, наш садовый цвет,
Ты
мечи лучи, сердце страстное.
Ты
звони все дни, колокольный звон,
Ты
пророчь всю ночь, разум царственный,
Обведем
вокруг четырех сторон
Наш
веселый круг светодарственный.
Волны
белых снов закрутим в метель,
И в
глазах гроза будет рдяная,
Ты
играй нам Рай, ты воркуй, свирель,
От
вина с Небес будь как пьяная.
ЧТО ЕСТЬ СВЕТЛЕЕ?
Что
есть светлее пенья,
Светлей
чудотворенья,
Светлее,
чем алмаз,
И
чем Пасхальный час?
Что
есть светлей моленья,
И
солнечного зренья,
Светлей,
чем мед и кровь?
Любовь,
любовь.
В
любви есть звоны пенья,
И
свет чудотворенья,
И
жемчуг, и алмаз,
И в
часе новый час.
В
любви есть свет моленья,
И
солнечное зренье,
Луна,
и мед, и кровь.
Люби
– любовь.
БОЖЬИ ПЛОТНИКИ
Мы
плотнички,
Мы
работнички,
Все
работаем мы тут,
Над
Судьбою судим суд,
Мы
ведь Божии,
Не
прохожии.
Мы
плотнички,
Мы
работнички,
Мы
не ходим в мире зря,
За
работу – чуть заря,
До
вечерних рос
Тешем
белый тес.
Мы
плотнички,
Мы
работнички,
Нам
топор проворный люб,
Мы здесь
строим белый сруб,
Топором
стучим,
Да
в свой дух глядим.
Мы
глядим на Лес,
В
Море день воскрес,
Послужили
нам леса,
Вот
натянем паруса
На
корабль мы свой,
На
корабль живой.
Коли
плыть, так плыть,
Новый
мир открыть,
Мы
постукиваем тут,
Стружки
словно цвет цветут,
Мы
плотнички,
Мы
работнички.
СУДИТЬ СУДЬБУ
Судьба
тебя судит, –
Ты
сам ее суди.
Судьба
тебя нудит, –
Ты
гляди, что впереди.
Судьба
тебя толкает, –
Упреди
ее толчок.
Судьба
набегает, –
А
ты в бок прыжок.
Судьба
гонять нас любит, –
На
полет легка.
Судьба
совсем погубит, –
Коль
придет исподтишка.
А
ежели увидит,
Что
ум ее ждет, –
Судьба
нас не обидит,
Возьмет
в свой полет.
ТВОРЦАМ СИХ САДОВ
О,
страдатели, насаждатели, о, садовники сих садов,
С
разнородными вам породами бой готовится, бой готов.
Чуть
посеете семя светлое, семя темное тут как тут,
Чуть
посадите стебель крепкий вы, травы цепкие здесь растут.
Чуть
посадите цвет небесный вы, голубой цветок, и как снег,
Чуть
посадите нежно-алый цвет, слышен тихий шаг, слышен бег.
Над
цветком – часы и толпы минут, вот подкралися, вот бегут,
Стерегите
их, а не то они всех не бережных стерегут.
И
когда впадут во внимание, в них воздушный звон, нежный цвет,
И
когда впадут в невнимание, это – вороны, свита бед.
Созидатели,
насаждатели, вы, садовники сих садов,
Цепки
травы – прочь, и глядите в Ночь, тьмы минут – дадут вам цветов.
КАК ТРАВА
Человек
на Земле
Как
трава растет.
Зачинаясь
во мгле,
Утра
ясного ждет.
За
селом возрастет,
И
цветком расцветет,
А в
селе –
Воск
и мед.
Почему
же светла
Божья
служба в ночи?
Потому
что жила
Здесь
трава, и пила
Божий
дождь и лучи.
Почему
же была
Свадьба
душ весела,
Обошел
мед кругом?
Потому
что пчела
Над
травою была,
В
брак вошла
Со
цветком.
КОРАБЛЬ
Чтоб
Корабль построить наш,
Из златых
мы пили чаш,
Все
испили мы, до дна,
От
столетнего вина.
И
пошли во старый бор,
Острый
выбрали топор,
Твердый
выбрали мы дуб,
Чтоб
построить верный сруб.
Снасти
вили мы рукой,
И
не то что час-другой,
И
не то что целый год,
Сколько
только Бог сочтет.
И
для паруса – в закон
Был
введен небесный лен,
И
зазыбилась, чиста,
Вздутость
белого холста.
Вздулся
ветер и подул,
И
пошел по Морю гул,
Вздулся
парус, задрожал,
Терем
в Море побежал.
И
чтоб шел корабль легко,
Был
посажен глубоко,
Чтоб
легко он в Море шел,
Груз
богатый был тяжел.
Опрокинуться
нельзя,
В
Море – верная стезя.
Чтоб
корабль построить наш,
Из
златых мы пили чаш.
ВОЛШЕБНЫЙ КОРАБЛЬ
По
синему Морю Корабль наш плывет,
От
края до края – сияние вод.
Корабль
– драгоценный, товары на нем –
Услада
для взора, играют огнем.
И
хочется многим товары купить,
Но
Рок им велел прихотливыми быть.
Коль
скуп ты, давай немудреную медь,
Но,
раз дешевишься, не будут гореть.
Коль
беден, давай нам последнюю медь,
И
будут рубином играть и алеть.
А
если обманом иль силой возьмешь,
Ты
вместо сокровищ – чудовищ найдешь.
Так
едем мы Морем, причалим, и ждем,
Товары
волшебным сияют огнем.
И
многие думают – мы колдуны,
И
многие думают – просто лгуны.
Ни
тем, ни другим не сказав ничего,
Мы
дива даем с Корабля своего.
Одних
осчастливим, других же смутим,
И
снова мы в Море, и снова мы с ним.
В
безбрежном и нежном кораллы найдем,
И
много рубинов с кровавым огнем.
ВЕЩАНЬЕ
Мы
плыли по светлой вечерней воде,
Все
были свои, и чужого нигде,
А
волны дробились в своей череде
Живые
они, голубые.
Играли
мы веслами, чуть шевеля,
Далеко,
далеко осталась земля,
Бел
Сокол – названье того Корабля.
Родные
на нем, все родные.
Сидел
у руля златоокий Пророк,
И
был он как будто совсем одинок,
И
страшный внезапно пропел он намек.
Морские
в нем страсти, морские.
Год скрепился, день сосчитан, миг бежит и
не вернется,
Час назначен, в диком плаче словно
пыль взметнутся все,
Кто тебе казался Богом, волколаком
обернется,
Сорок громов, водоемов, сорок
молний в их красе.
Бойтесь, бойтесь! Безвозвратно! Ничего уж
не исправишь!
Все убитые – восстали. Все
задавленные – тут.
Горше всех лукавств убогих – что теперь
еще лукавишь,
А глаза твои – как щели, сам себе
назначил суд.
Сядешь – пламень, ляжешь – камень, в
пропасть кинешься – замкнется,
В ночь склубишься – сорок молний
миру выявят уклон,
Вся Вселенная смутится, и в седой клубок
свернется.
Слышишь громы? Сорок громов! Падай,
падай, осужден!
Был
бледен и страшен Пророк у руля,
И
все мы дрожали, вещаньям внемля,
И
волны качали оплот Корабля.
Живые
они, голубые.
Мы
поняли, что он хотел нам сказать,
О
бездне скорбел он, скользя через гладь,
Мы
в Свете, но Бездна должна отстрадать.
Родные
грехи нам, родные.
Мы
плыли по тихой и светлой воде,
Все
было свое, и чужого нигде,
Молитву
мы пели Вечерней Звезде.
Мария!
Мария! Мария!
КОРАБЕЛЬЩИКИ
Будьте
тверды в буре дикой, корабельщики мои,
Он
придет, кто нам обещан в быстротечном бытии.
Он
поставит мачты крепки, паруса несокрушимы,
Он
направит руль глядящий, он пронзит пожаром дымы.
Вспыхнет
с нами он огнями, как комета в бурной мгле,
Он
уж с нами, между нами, на плывущем корабле.
Бросит
якорь в добром месте, как дойдем к заветным далям.
Корабельщики,
он с нами. Мы причалим. Мы причалим.
ПЛАВАНИЕ
Как
по синему по Морю все мы плыли без печали,
Легки
ветры нам шумели, тихи ветры восставали.
Говорили
нам, шептали, что богатый брег вдали,
И
по синему потоку нас к Востоку понесли.
В
синем Море с каждым часом ярки птицы вам мелькали,
И
невиданные рыбы островами возникали.
Мы
проплыли три недели, счетом ровно двадцать дней,
Мы
не пили и не ели, в изумленности своей.
Души
были в нас певучи от крылатостей летящих,
В
ароматах были тучи, как в цветущих вешних чащах,
И
от радости иные низвергались к грудам рыб,
Но
никто меж них, плавучих, из певучих не погиб.
Так
мы плыли в синем Море, и проплыли три недели,
Мы
от рыб засеребрились, вместе с птицами мы пели,
И
когда приплыл Корабль наш на сияющий Восток,
Каждый
был певуч, и светел, и угадчив, и высок.
ДУХ СВЯТОЙ
Дух
Святой по синю Морю над водою ходит,
Невод
шелковый по Морю Дух Святой заводит.
Белу
рыбицу он ловит для садков садовых,
Золотых
Он манит рыбок, сам в златых покровах.
Ходит
утром, ходит ночью, ходит на рассвете,
Вы
доверьтесь полномочью, Духу верьте, дети.
В
тонкой сети миг побывши, выйдите из Моря,
В
сад предивный вы войдете, светом свету вторя.
В
голубых прудах садовых, в хрусталях-озерах,
Поплывете,
пробуждая по осоке шорох.
В
хороводы ваши глянут яблони в расцвете,
Вы
не бойтесь, не оковны шелковые сети.
Дух
Святой во грозном Море дал побыть вам вволю,
Раз
берет вас, золотую вновь Он даст вам долю.
ТРУБАЧИ
По
горам, по горам,
Трубачи,
Чу!
поют и кличут вам.
Солнце
встало, шлет лучи.
По
лугам и по лесам,
По
широким небесам.
Словно
рдяные мечи,
Словно
вытянулись в бой,
По
стремнине голубой,
Исполинские
мечи.
Над
отшедшей тьмой слепой.
С
золотой своей трубой
Встали,
кличут, трубачи,
Обещают
гулко нам
Золотые
дать ключи
К
тем жемчужным воротам,
За
которыми прильнем,
Над
рубиновым путем,
Мы
к невянущим цветам.
Так
вещают трубачи,
По
горам, по горам.
ЕДИНСТВЕННЫЙ
Лес
забыт. Лишь сад пред нами.
Он
с высокими стенами.
Год
придет, и год уйдет,
За
железными вратами
Здесь
мы тешимся цветами,
Мы
мудреными замками
Возбранили
чуждым вход,
Братья
наши – вечно с нами,
Сестры
наши – здесь, пред нами,
Пенны
чаши за пирами,
Но
чего-то сердце ждет.
Он
за дальними Морями,
Он,
Единственный, не с нами,
Он
над бездной вечных вод.
Мы
здесь нежимся струнами,
Мы
здесь ходим под стенами,
Он
над вечными волнами,
Он
над пропастью идет.
Спорит
с ветром и с громами,
Вихрь
уводит в вышний свод,
Гром
пред ним над кораблями
С
свитой молний не падет.
Мраку
светит он глазами,
Ум
овеет голосами
И
взовьет в живой полет.
Тот,
кто стонет, здесь он, в храме.
Буря
спит за облаками.
Но
чего-то сердце ждет.
Он,
Единственный, не с нами,
Он
ушел за жемчугами,
Ходит
Морем, островами,
Опускает
в бездну лот,
Шлет
поклон нам с журавлями,
Ищет
днями и ночами,
Он
найдет,
Он
придет.
ТОСКА ДАЛЕКИХ
Я
был далеко от своих,
И
сильно они тосковали,
И
слезы, горячие их,
Мне
ноги мои обжигали.
Те
слезы, что пали из глаз,
Земля
приняла в подземелья.
И
вот, через время и час,
Возникли
их тайные зелья.
Один,
проходя под Луной,
Я
слышал – Земля говорила,
Со
мной, вкруг меня, подо мной
Дышала
горячая сила.
Как
будто по каплям смолы
Ступал
я – и шел изумленный.
И
травы качались из мглы.
Все
стебли – с росой посребренной.
И
чуть я ко стеблю прильну,
Я
ведаю, чьи это очи
Восприняли
слез пелену,
И
путь между нами короче.
И
чуть я ступлю по Земле,
Кого-то
люблю я сильнее.
Цветы
расцветают во мгле,
Цветы
раскрываются рдея.
И
каждый душистый цветок,
Луной
предо мной осиянный,
Мне
с именем шепчет намек,
И
дышит, и дышит желанный.
ПРОРОК
Наш
Пророк неложно свят,
Райски
трубы нам трубят.
Прежде
чем явить свой лик,
К
Райским водам он приник.
Прежде
чем нас в сад он ввел,
Всю
Вселенную прошел.
Прежде
чем нам дал цветов,
Вник
он в книгу Родослов.
Прежде
чем сошел к нам с круч,
Слышал
голос вышних туч.
Был
Илья он, был Энох.
С
ним беседовал сам Бог.
Был
пресветлый Иисус,
Больше
молвить не решусь.
Все
ли надо возвещать?
На
отрадах есть печать.
Все
ли нужно возвещать?
Есть
жемчужная печать.
Только
молвлю, наш Пророк,
Как
колодезь, он глубок.
На
Седьмом он Небе был,
Там
испил Небесных сил.
Грозной
тучей возгремел,
К
нам сошел как голубь бел.
Он
при свете ярых свеч
Зерна
дал, держал к нам речь.
Он
под звон земных кадил
Сущий
хлеб для нас взрастил.
Дал
нам мед, и ввел нас в сад,
В
изумрудный Вертоград.
В
сад довел нас из пустынь.
Всем
цветам поклон. Аминь.
ЛОВЦЫ
Сотворил
Господь пресветлый Ангелов Себе,
Дал
им мощь, да будут звезды в сказанной борьбе.
Он
низвел с Небес высоких светоч золотой,
Повелел,
чтобы вселился в тело дух Святой.
Выбирал
для рыб глубинных – мудрых Он ловцов,
Между
рыбарей безбедных – бледных берегов.
Между
бедных, но победных – и безбедных тем,
Ибо
кто собой владеет, тот владеет всем.
И
недаром частый невод шел во все концы,
Тех,
кто любит, уловляли вещие ловцы.
Уловивши
рыб глубинных, не сгубили их,
Но
спасли от паутинных ков и козней злых.
И с
улыбкой каждый рыбарь веял над водой,
С
высоты Небес ниспавшей, вербой золотой.
ВОТ
Вот
они, живые,
Мирные
отрады.
Свечи
восковые,
Алые
лампады.
Тихие
иконы,
Тихий
звон кадила,
Верность
обороны.
Было
ль то, что было?
Мы
ли это, мы ли.
В
ужасах незнаний,
Призраками
были,
Криками
терзаний?
Те
же ли мы сами,
Что
без дум о Боге,
Шли
в ночах лесами,
По
глухой дороге?
Те
же ли мы сами,
Что
ножом играли,
А
теперь – во храме,
А
теперь – в хорале?
Тихие
моленья,
Тихий
звон кадила,
Радость
всепрощенья.
Было
ль то, что было?
СЛАВА
Слава
святой,
Золотой,
И
серебряной,
Медно-железной,
Скрепе,
блюдущей над зыбкою бездной,
Твердой
– над шаткой водой, –
Твердо-алмазной,
Единосущной
– над разной,
Многообразною
смутой, –
Вечной
– над быстрой минутой, –
Зрящей,
Тысячеокой
–
Над
ночью глубокой,
Спящей,
–
Животворящей,
И
нераздельной,
Цельной
как лик корабельный,
Который
вовеки веков,
Ныне
и присно, всегда,
Над
пропастью темных валов,
В
пустыне, где ропщет вода,
В
кипящей реке беспредельной,
Плывет,
а над ним – Звезда.
Слава
– нас крепко хранящей,
Троице
животворящей,
Быстро
как птица, нас мчащей
В
жемчужность садов из пустынь,
Во
веки веков. Аминь.
КРАСНОЕ КРЫЛЬЦО
Поставь
меня, Отец, на красное крыльцо.
Сияньем
озари подъятое лицо,
Отец,
я сохранил, мне данное, кольцо.
Поставь
меня, Отец, на красный свой крылец,
Отец,
благослови смарагдовый венец,
Я
сам его надел, – мне можно так, Отец?
Я
больше не уйду от красного крыльца,
Тебе
начала нет, и нет тебе конца,
Отец,
твой сын пришел, твой сын нашел Отца.
ИРМОС
Прошли
мы сквозь Черное море,
Над
Красным взошли на утес.
И с
синим сияньем во взоре
Поем
благодарный ирмос.
В
расплавленных безднах червонца,
Что
наших врагов потопил,
Возникло
багряное Солнце
Над
влагой несчетных могил.
Узором
лесным осененный,
Алеет
великий утес,
Цветы
над пучиной бездонной
Господь
благосклонно вознес.
Мольбой,
ликованием звона
Восхвалим
всесильную Длань,
Затем
что наш дух, как Иона,
Не
отдан чудовищам в дань.
Затем
что мы все не сгорели,
Хоть
были в палящей печи,
Затем
что играют свирели,
И
красные рдеют лучи.
ТРИ ОКНА
В
Великом Доме три окна,
Трисветна
каждая стена,
Но
та хоромина – одна.
Коль
ты восхочешь слов живых,
В
себе, в сестре, и в Мире – их
Найди,
и пой жемчужный стих.
Одно
окно есть вышина,
Окно
другое – глубина,
А
третье – жизнь, а жизнь – Весна.
ЧЕТЫРЕ СТЕНЫ
Четыре
стены, и на каждой стене
Здесь
по три округлости видится мне,
По
три окна в вышине.
На
Север, Закат, на Восток, и на Юг,
Все
тот же, очерченный правильно, круг,
Троичность
выгнутых дуг.
Вот
белые льдяности, дремлющий снег,
Утихнувших
вод прекратившийся бег,
Радость
бестрепетных нег.
Вот
маки кровавые, трижды жерло,
Желанье
к желанью, узывно-светло,
Страстно
так, красно, тепло.
Вот
нежность, три круглых жемчужных щита.
В
мерцаниях дружных вражда, красота,
Жаждут
и страждут уста.
Вот
три изумруда, сияющий луг,
Три
луга и белые птицы вокруг,
Юг
восклицают, на Юг.
ПЯТЬ СВЕЧ
Дикирий
и трикирий,
Пять
свеч – до смерти с нами.
Пока
мы бродим в мире,
Наш
путь – с пятью свечами.
Конец,
начало, Вечность,
О,
троичность святая,
Начальная
есть млечность,
И
млечность – снежность Рая.
С
одра встает калека,
Ведет
его дорога
От
Богочеловека
До
Человекобога.
Рипиды,
опахала
Из
перия павлина,
Хранят
его начало,
Отец
наш добр для Сына.
И
таинство пречистых
Несчетных
Евхаристий
От
радуг тех перистых
Стократно
золотистей.
Когда
же Серафимы
Провеют
над дарами,
В
молитвенные дымы
Восходим
мы свечами.
И
служит слух и зренье,
Конец
и Вечность с нами,
В
скончаньи – возрожденье,
Все
звезды за свечами.
ЖЕРТВЕННИК
Жертвенник.
Чаша на нем и звездица.
Свет,
острие копия.
Духом
я вижу пресветлые лица, –
Край,
и бескрайность моя.
В
этом златом и узорном потире
Кровь
превратилась в вино.
Свет
копия не напрасен был в мире,
Таинство
дней свершено.
Был
Вифлеем. Золотая страница.
Кончилась
– там, на Кресте.
В
мире же светит и светит звездица,
Манит,
дрожит в высоте.
Вот,
копне просфору пронизало,
Жертвенник
ждет в алтаре.
К
Солнцу – что было здесь бело и ало,
В
вечной восходит заре.
ХЛЕБЫ, ПШЕНИЦА, ВИНО, И ЕЛЕЙ
Хлебы,
пшеница, вино, и елей,
Вот
они, тут.
Силы
живые Небесных зыбей
Голубя
свеют, – толпы голубей
К
дару земному
Лелейно
прильнут,
Внемля,
в безгласности, тайному грому,
Молениям
радуясь, и дождевому
Току,
дающему нам изумруд,
Зная
и слыша, что Дальний – вот тут.
ЛИТУРИЯ В ЛИТУРГИИ
Светильники,
кадильницы, моления, и звон.
Цветы,
и птичье пение, трава, и небосклон.
Деревья
с ароматами их тайностей, их снов,
Все
чувства с их возвратами в разымчивость пиров.
При
ярком свете солнечном – светильник восковой,
При
сладком духе яблони – кадильниц дух живой.
При
светлом дыме яблочном – кадильниц синий дым,
Глядят
на нас Небесные – и мы на них глядим.
Поют
в ветвях крылатые – и тут толпы поют,
Уютно
там – в вершинностях, в долинах здесь – уют.
И
свадьба ли свершается, молебен ли мечты,
Хвалебен
глас молитвенный, хвалебны все цветы.
ПЕРВЫЙ СПАС
Яблоки,
орехи, мед,
Это
– первый Спас.
Сколько
сладости течет,
Сколько
свежих нежных вод,
Сколько
ядер лес дает, –
Все
для нас.
Яблонь
белая, в цвету,
Усладила
пчел.
Сколько
пений налету,
Сколько
блесков, не сочту,
Мир
весною в Красоту
Весь
вошел.
Если
ж Осень подошла,
Кончен
путь Весны,
Радость
первая светла.
Лето
– жарче. Страсть пришла.
Виден
весь узор узла.
Дышат
сны.
Зреет
все. Осенний час.
Яблок
– плод живой.
Прежде
всех пленил он нас,
Ядра
с ним – в числе прикрас,
Мед.
Как сладок первый Спас,
И
второй.
ВО САДУ
Во
саду – саду зеленом
Исстари – богато.
Там
ключи журчат со звоном,
Встанет все, что смято.
Яблонь
белая дышала,
Сердцу было больно.
В
сердце было: «Мало! Мало!»
Бог сказал: «Довольно».
Во
саду – саду зеленом
Сердце мы сдержали.
Проходили
мы по склонам,
И несли скрижали.
Сладки
яблочки сбирали,
Рдянилося чудо.
Красны
яблочки мы клали
На златое блюдо.
Во
саду – саду зеленом
Блеск мы громоздили.
Пред
сияющим амвоном
Цвет был в новой силе.
Наше
Солнце было ало,
К Богу пело вольно:
«Вот
возьми! Прости, что мало!»
Бог шепнул: «Довольно».
В ТЕРЕМЕ ВЫСОКОМ
– Что
там в тереме высоком непонятно говорят?
– Потаенно
говорят там, волю Божию творят.
– Что
там в тереме высоком, белы звезды иль цветы?
– Если
любишь белы звезды, так входи туда и ты.
– А
коль я люблю не звезды, а цветочек голубой?
– Все
есть в тереме высоком, там и сон вчерашний твой.
– Что
же в тереме высоком, что я буду говорить?
– Все
узнаешь, знай лишь сердце волю Божию творит.
ОТ НЕБА К НЕБУ
В
сонмах Восточных
Дальних Небес,
В
мигах урочных,
В звеньях чудес,
Был
я, ходил я,
Меда
вкусил я,
Света
испил я,
Снова исчез.
Но
не на Землю
Вновь я ушел,
Высшему
внемлю,
Был мне глагол.
Есть
бестелесны,
Выси
чудесны,
Круги
Небесны,
В них я вошел.
Там,
без скончанья,
Светы для всех,
Нет
там венчанья,
Лишний там смех.
Смех
– наше зелье,
В
нем есть похмелье,
Там
же веселье
Вечных утех.
В
тихой и связной
Сказке побыв,
Вняв,
что алмазный
Путь есть красив,
Стал
я звездою,
Пал
над водою,
Мысль
с молодою
Кровию слив.
В
темные ночи,
В тайность вступил,
Вызвездил
очи
Веяньем сил.
Вновь
на Земле я,
Радуюсь,
млея,
На Корабле
я
Буду, как был.
ЗАКЛЯТИЕ
Ни
отцу, ни матери, ни племени, ни роду
Тайное
души своей ты не предавай.
Кто
не сопричислился духом к Хороводу,
Пусть
в своем скитается. Вольных не замай.
Разному
нет слития. Да будет. Обещаюсь.
Если
же поведаю, что внутренно, во вне,
Всей
Землей отринутый, нигде да не вмещаюсь,
Солнцем
опрокинутый, да таю на огне.
В ЧЕРТОГЕ
Долго,
днями и ночами,
По таинственной дороге,
Многосложными
путями
Я в святом блуждал Чертоге.
В
зиму, днями и ночами,
Проходя законы строги,
Я с
духовными свечами
Был во внутреннем Чертоге.
В
лето, днями и ночами,
Возлюбив расцветы многи,
Я
закрытыми очами
Все богатства зрел в Чертоге.
И
теперь я не в гаданьи
Зрю, но в самом откровеньи,
Я в
негаснущем сияньи,
В бесконечном восхожденьи.
И
теперь я не в гаданьи
О мирском предназначеньи,
Я в
великом ожиданьи,
В вечно-новом восхожденьи.
И
гадая – не в гаданьи –
Я угадываю в пеньи,
Во
вселенском я сияньи,
Во всемирном восхожденьи.
СЕРЕБРЯНЫЙ ТЕРЕМ
Теперь,
как постиг я тончайшую мудрость всего,
Хочу
я пожить на Земле осторожно,
Чтоб
мог я во всем озвездить Вещество,
От
зла уклоняясь как только возможно,
И
свыше сего,
Лишь
то против воли своей принимая,
Что
воля означит: «Сие – непреложно».
И
волю дыханьем духовного Мая
Настолько
цветя,
Настолько
ее существо умножая,
Чтоб
даже сама,
Для
нас непреложная, Ведьма-Зима.
Блестя,
Царицей-Зимою
соделалась нам,
Просветленной,
В
метели – свирели, и зов по струнам,
Серебряный
терем заснувшим цветам,
С
густой бахромой оснеженной,
И
будто бы смерть на минутку – а там,
За
часом, над часом, высокий, бездонный,
Идущий
в начальность, звездящийся Храм.
СТИХ ВЕЧЕРНИЙ
На
заре, заре вечерней,
Полнопевней,
равномерней,
Золота
труба трубила,
Говорила
для своих,
И
дрожала в сердце сила.
Многострунный
реял стих.
В
Небе хлопья светлых дымов,
Словно
крылья Херувимов,
Расцвечались
озаренно,
Обнимали
небосклон,
И
качался повторенно
В
тихих ветрах долгий звон.
После
утра золотого
Пламень
дня расплавлен снова,
И в
небесном вышнем храме
Засветились
зеркала,
В
золотой широкой раме
Тишь
вечерняя светла.
ИКОНОСТАС
На
моем иконостасе – Солнце, Звезды, и Луна,
Колос,
цвет в расцветном часе, и красивая Жена,
Облеченная
в светила, в сочетаньи их таком,
Как
когда-то в мире было в ночь пред первым нашим днем.
А
еще в плодах деревья красят мой иконостас.
Ширь
пустынь, ключи, кочевья, звездосветность ждущих глаз,
Несмолкающая
птица, блеск негаснущих огней,
И
пресветлая Девица, луч последних ваших дней.
ПРОТИВОГЛАСНИКИ
Эти
звоны, антифоны, в царствии Твоем,
То
на правом, то на левом клиросе поем.
Клирос
– крылос, по-простому назовем его,
Тут
– обилье, это – крылья духа Твоего.
Два
их, два их, влево, вправо, царственный полет,
В
вас – Твоя святая слава, голос Твой поет.
Ранним
утром дух восходит в высь по степеням,
Вправо,
влево, ходит, бродит, водит путь по дням.
То
налево, полный гнева, рдяный от страстей,
То
направо, нелукаво ищет чти Твоей.
Всходы
лестниц, в той дороге, разные всегда,
То
обрывны, то отлоги, всходит череда.
Все
же всходит, путь находит череда молитв,
В
двоегласьи, в двоечасьи битв, смертей, ловитв.
И
от юности нас борют страсти, тьма – их счет,
Но
во всех – Твоя есть воля, голос Твой поет.
Мы
– уклоны, мы – амвоны, все, что хочешь Ты,
В
безднах бродим, но восходим – к безднам Высоты.
СВЕТЕ ТИХИЙ
Свете
тихий пречистые славы негасимых сияний Отца,
Свете
тихий, сияй нам, сияй нам, Свете тихий, сияй без конца.
Мы
пришли до закатного Солнца, свет вечерний увидели мы,
Свете
тихий, сияй нам, сияй нам, над великим разлитием тьмы,
Свет
вечерний увидев, поем мы – Мать и Сына и Духа Отца,
Свете
тихий, ты жизнь даровал нам, Свете тихий, сияй без конца.
Ты
во все времена есть достоин в преподобных хвалениях быть,
Свете
тихий, сияй нам, сияй нам, научи нас в сияньях любить.
Свете
тихий, весь мир тебя славит, ты, сияя, нисходишь в псалмы,
Ты
спокойная радуга мира, над великим разлитием тьмы.
Свете
тихий, закатное Солнце, свет вечерний дневного Отца,
Свете
тихий, сияй нам чрез ночи, Свете тихий, сияй без конца.
ПАНАГИЯ
О,
Мария, ты – Стихия.
Ты
– волна с венцом из пены!
Ты
– сиянья золотые,
Что
в Эдеме красят стены!
Согревая,
ты – живая,
Как
простор Небес окружный!
Ты
– молитва голубая,
Лик
с оправою жемчужной!
Ночью
темной, водоемной,
Изливающей
планеты,
Ты
есть пламень незаемный,
Нам
взаймы дающий светы!
Ночью
темной, водоемной,
Изливающей
созвездья,
Ты
– часовни мир укромный,
Путь
прощенья в тьме возмездья!
О,
Мария, в зимы злые
Радость
Мая голубая!
Сердцу
мира – сны златые,
Панагия,
Всесвятая!
К ДЕВЕ МАРИИ
Дева Мария,
Море-Стихия,
Чистая
совесть-душа.
Будешь ли с нами?
Будь с голубями,
Ты
как рассвет хороша.
С огненной хотью,
С Марфою-плотью
Много
нам было хлопот.
Дева Мария,
В областях Змия,
Светишь
ты в пропасти вод.
Марфу не кинем,
Мы не остынем,
Рдяность
мы любим всегда.
Деве Марии
То не впервые,
Знает,
горит как Звезда.
Светит с зарею,
С жаркой сестрою
Век
нераздельна она.
Дня ожидает,
Видит, и тает,
Будет
– как будет нужна.
Днем истомимся,
Днем запылимся,
Вечер
нас будет пугать.
Тут-то нас встретит,
Тут нас приветит
Нежная
юная Мать.
Будет лелеять,
Будет нам веять
Сном
над глубокой водой.
Пристанью станет,
Жемчугом глянет,
Яркой
Вечерней Звездой.
Матерь и Дева,
В вихре напева
Мы
погружаемся в Ночь.
Дева Мария,
Море-Стихия,
Тихого,
Вечного Дочь.
МАРФА И МАРИЯ
– Мария,
Мария,
Ты
нравишься больше Ему.
Очи
твои – голубые,
А
мои – затаили тьму.
Волны
волос у тебя золотые,
А
пряди мои словно черные змеи сошли
До
самой земли,
Как
черные змеи,
Не
подниму.
Мария,
Мария, белее ты водной лилеи,
Ты
как серп новолунний светла,
У меня
в волосах, в их раскидистом мраке,
Лишь
сонные,
Словно
углем всегда озаренные,
Красные
маки,
И я
смугла.
Мария,
Мария, идти ли мне ныне в пустыни,
Взгляни
в мое сердце, увидишь, как я терплю.
Сестра,
ты прозрачна, ты ближе к небесной святыне,
Но
ведь я же Его люблю.
– О,
Марфа, сестра моя, черный алмаз драгоценный,
Не
плачь и не жалуйся, пышный факел ночной,
Ты
пылающий пламень над зыбью морей переменной,
Ты
костер в непроглядной ночи,
Ты
бросаешь в тревогу ночную лучи,
В
тот таинственный час, как над влагою пенной
Солнце
уснуло с Луной.
Ты
смотришь сейчас,
Как
будто не веря,
Хоть
верить желая.
Сияй
всею силою, черный алмаз,
Не
будь тебя в мире, была бы чрезмерна потеря.
Сестра
молодая,
Ты
любишь, ты знаешь, люблю ли, и любит Он нас,
Но
обе мы светим, о верь мне, не зная,
Кто
больше желанен Ему.
Сестра
дорогая, к чему
Нам
знать это? Лишь бы, Пресветлый, любил Он,
И
нами, и нами обрадован был Он,
И
может быть, любит Он нас – наравне.
Сестра,
ты дрожишь, ты прижалась ко мне.
Ты
сияешь в мои голубые глаза.
Что
коврами узорными, –
Как
гроза, –
Ты
своими иссиня-черными
Всю
покрыла меня волосами.
Сестра,
ты дрожишь, как лоза,
Прерывисто
дышишь.
Ты
слышишь?
Он
с нами!
В ПОЛЯХ ГОЛУБЫХ
Ходила
Дева по чистому полю.
Не
в зеленых полях, в голубых.
Гуляла
в полях, нагулялася вволю.
И
запела певучий стих.
И
запела, и были глубоки намеки,
Что
сложились в те звездные строки.
А
навстречу идет к ней Христов пророк,
Привлечен
осиянностью строк.
«Что
ходишь ты, Дева, по чистому полю?
О
чем ты поешь свой стих?»
« –
Я Сына ищу, и заветную долю.
Где
Сын?» – «Здесь, в полях голубых.
Ты
дальше иди, о, поющая Дева,
Три
древа увидишь, три древа.
И
древо одно – кипарисовое,
Другое
же древо – анисовое,
А
третье еще – барбарисовое.
Из
трех этих древ есть построенный храм,
Три
птицы поют песни райские там,
"Аллилуйя!"
поют, "Аллилуйя!" поют.
Сын
сидит в высоте. Травы нежно цветут.
Голубые
они,
Словно
Море кругом.
Сын
сидит на престоле своем золотом,
Золотые
и синие всюду огни.
Ночи
в черных одеждах к престолу идут.
И
подходят румяные дни.
И
цветы, наклоняясь, цветут.
Словно
синее Море кругом.
Он
нас ждет осиянный». – «Идем!»
ДЕВА
Дева
днесь высочайшего, –
Из
колодца воды зачерпнув, из колодца миров глубочайшего, –
Нам
рождает, – Его,
В
бездне бездн – одного,
Нам
нельзя без кого,
Возлюбившего
нас и сладчайшего.
«Дева,
Дева», поет вышина,
Не
Жена,
«Дева,
Дева», ответствуя, кличет вертеп,
И
вскрывается лед, содрогается склеп,
«Дева,
Дева», Весна над пустыней снегов,
Знаменья
шествуют,
Ангелы
песню поют меж скудных благих пастухов,
Волхвы
со Звездой путешествуют,
Несут
умащенья в ларцах,
Из
них благовонный вздох,
Сияет
Звезда в Небесах,
Ничего
нам больше не надо,
Родися
нам дитятко младо,
Родися
превечный Бог.
БОЖИЙ ДРУЖОК
– Богу
милое дитя,
Что
живет, звездой блестя.
Богу
миленький дружок,
Он
куда всегда бежит?
За
моря, или в лесок?
– Нет,
во яслях он лежит.
И
хоть мир прошел он весь,
Он
смеется с нами здесь.
– Но
куда ж сейчас ушел?
И
куда же он забрел?
– Он
в вертепы заходил,
Там
рождался звон кадил.
Глянет
в нищенский он дом,
Дом
горит златым огнем.
Он
к разбойникам зайдет,
Ангел
в сердце злом поет.
И
хоть мир прошел он весь,
Вот
он в сердце, вот он здесь.
КРЕЩЕНИЕ
Мы
крестились Христом.
Мы
крестились крестом,
Обвитым
звездами, цветами.
Мы
крестились Водой,
Навсегда
молодой,
Мы
крестились Огнем.
Часом
ночи и днем.
Мы
за Солнцем идем,
И
звездами.
Мы
в Христа облеклись,
Мы
как свечи зажглись,
В
Пасхальном сияющем храме.
Мы
возникли как звон
В
аллилуйе времен,
Серафимы
– в одном,
Херувимы
– в другом,
Мы
с Христом, он во всем,
Со
звездами.
ПРОСТИ
Прости
меня, Небо с Землею, и Солнце, и Месяц и Звезды,
Простите
вы, горы, и долы, озера, леса, и поля,
Воздушные
птицы, простите, коль ваши увидел я гнезды,
Простите,
травинки, бродил я, былинки ногой шевеля.
Простите
вы, звери лесные, что вас я тревожил по чаще,
Простите
вы, рыбы, что вас я, рекой проплывая, путал,
Мы
были когда-то все вместе, а в этот наш миг настоящий
Разъяты
мы рознью, как страны – подъятьем запутанных скал.
Простите
меня, цветокрылки, которых зовут мотыльками,
Я
вас от цветов отгоняю – невольно, когда прохожу,
Я
брат вам, не будьте врагами, мы вызваны теми ж лучами
На
ту же – мне зримо – на ту же, великую в Мире, межу.
ИЗ ЛЕСА В САД
Как
из Леса в Сад
Через
тьму идешь,
Там
следы горят.
Где
дорога в Сад?
В
чаще – острый взгляд,
Словно
светлый нож.
Много
там следов,
Где
века прошли,
Много
там цветов,
Много
там плодов,
Пир
всегда готов.
Где
он, Сад? Вдали!
Выявляет
Лес
Много
див своих.
Меж
густых завес
Не
видать Небес,
Но
и здесь воскрес
Тоже
звучный стих.
Вековечный
круг,
Он
и здесь воскрес.
Север
есть и Юг,
И
Восток и друг,
И
зеленый луг
Для
живых телес.
Возлежи,
пируй,
Всех
цветов не счесть,
Ты
цветок, ликуй,
Нежен
лепет струй,
О,
целуй, целуй,
Если
губы есть!
А
когда к устам
Красный
льнет закат,
По
златым следам,
Мы
к иным цветам,
Мы
к плодам-звездам
Удалимся
в Сад.
ДУХ НАШ
– Дух
наш, скажи! Дух наш, пророчь!
Отчего
мы в заре и однако в печали?
– Ибо
в темную ночь
Свет
Христов вы проспали.
Кто
проспал, тем на дню невозможно помочь.
– Дух,
помоги! Дух, измени!
Опрокинуть
не можем ли час наш и время?
– Будут
новые дни,
Сейте
светлое семя,
Стебель
в новые дни, возрастив, наклоня.
– Дух,
мы хотим! Дух, преклонись!
Мы
глядим, мы не спим, не уснем, помоги нам!
– Обойми
кипарис.
Спи.
Но, чуть по долинам
Брызнут
росы, проснись, и молись, и молись.
ПРОЩАНИЕ
Ты
прости-прощай, тело белое,
Тело
белое, лик земной.
Ты
лежишь теперь, онемелое,
Онемелое
под Луной.
Я
жила в тебе, тебя нежила,
В
тебе нежила сон венца.
Но
меня всегда ты мятежило,
Ты
мятежило без конца.
А
теперь пора расставаться нам,
Расставаться
нам – так всегда.
Нужно
в Небо мне, вновь скитаться там,
Вновь
скитаться там, как звезда.
Я
отдам тебя на съедение,
На
съедение злым червям.
Все
же бывшее единение,
Единение
радость нам.
Ты
служило мне зыбкой лестницей,
Зыбкой
лестницей к вышине.
Я
была тебе светлой вестницей,
Светлой
вестницей в нежном сне.
И
когда опять в мире встретимся,
В
мире встретимся в должный час,
Друг
во друге мы в миг отметимся,
Вмиг
отметимся блеском глаз.
Но
хотя вдвойне возрождение,
Возрождение
примет свет,
Для
минувшего – возвращения,
Возвращения
больше нет.
И
любя любовь, и любя тебя,
И
любя тебя вдвое вновь,
Будем
счастливы, о былом скорбя.
О
былом скорбя сквозь любовь.
ДУХОВНЫЙ САД
Темный
и светлый духовный наш Сад,
Солнце
зашло, но не гаснет закат.
Красные
вишни, златой виноград.
Ягодки
словно цветы – барбарис,
В
яблоках ясно румянцы зажглись,
Темный,
как терем ночной, кипарис.
Нежно
обнявшись с последним лучом,
Лилия
дремлет и грезит. О чем?
Уж
не отпустит тот луч, нипочем.
В
чашу вбирая, но тем не губя,
Пресуществляя,
вдыхая, любя,
Белая,
примет златистость в себя.
Скоро
ночная сойдет тишина,
Лилия
будет бледна, но видна,
В
светы одета, и тайной сильна.
КАЖДЫЙ ЕСТЬ ЦЕРКОВЬ
Каждый
есть церковь, и в каждом есть звоны,
В
каждом высоко восходят амвоны.
Только
когда
Он
это забудет,
Света
убудет,
Сердце
воскликнет, что сумрак хорош,
Света
убудет,
И
гаснет звезда.
Что
ж,
Сумрак
красив,
Захватист
и весело-ленист разлив,
Полая
ширью владеет вода.
Сумрак
хорош,
Можно
ль уму возбранить
Выткать
– какую понравится – нить?
Вольной
быть хочет душа,
Своевольная
тьма хороша.
Если
вода затопила угодья,
Это
весна,
Пир
полноводья.
Полая
влага, однако, мутна,
Полые
воды – стоячие,
До
предела всей мощи дошли.
Вспыхните,
домыслы зрячие,
Пусть
зазыбится в должных пределах волна.
О,
внемли,
Своевольница,
мысль человеческая,
Звездные
зерна рассыпала в сумрак, там вон,
Чья-то
рука,
Пахаря
длань и отеческая.
Звездную
стелют дорогу века,
Звездные
росы,
Храмы
встают, озаряя откосы, вдали,
Звездные
капли в качаньях морей,
Звездные
души, к молитве идите, звездные души, скорее, скорей.
ЧЕТЫРЕ ЗНАКА
Поюще,
Вопиюще,
Взывающе,
Глаголюще.
Орлом
седым поюще,
Тельцом
вопиюще,
Могучим
львом взывающе,
Как
человек глаголюще.
Четыре
знака нам,
Мирволющих
страстям,
Лик
четырех путей,
В
различности страстей.
Орлиное
пенье, орлиные крылья,
Мычанье
и кротость тельца,
Львиный
прыжок, все мое – без усилья,
И
голос, глаголанье, гул без конца.
Куда
ты захочешь, смотри,
И
все, что восхочешь, бери,
Ты
думал, путей только три,
Их
в мире безбрежном четыре.
Ты
– в Мире,
Мирское
– бери.
Я
беру себе крылья орлиные,
Хоть
люблю я уютный хозяйственный мир,
Я
беру себе шири пустынные, львиные,
И
стозвонное пение лир.
Четверично
– различно – стократно – единое.
Проходя
по воздушным путям,
Я
увидел безмерную долю,
От
страстей через страсти к страстям и страстям
Улетаю,
как все – им мирволю,
Но,
когда я начну говорить, я глаголю,
И
когда я пою, возвещаю я волю,
Что
в великом кипеньи страстей,
Чрез
которое должно пройти,
Чтоб
узнать о едином пути,
О
пути – от путей,
В
голубой небосвод,
Где
душа изберет из различности всей
Лишь
простор – и полет.
ХЕРУВИМСКАЯ
Выше,
ниже, Херувимы, образующие тайно
Свет
и крылья, свет и дымы, лик возникший не случайно,
Жизнь
творящей, нисходящей, восходящей ввысь огнем,
Трисвятую,
Трисвятейшей, трисвятую песнь поем.
Да
Царя, чей голос – громы в вихрях огненного дыма,
Чье
величие – на копьях свитой Ангельской носимо,
Мы
подымем, света примем триединого Лица,
Аллилуйя,
аллилуйя, аллилуйя без конца.
НА ДОНУ
Это
было на Дону, на Дону,
Вот
уж третью я весну не усну.
И к
чему ж я буду спать, буду спать?
Сирота
нашел Отца, встретил Мать.
Там
на тихом на Дону – Царский Дом,
Я
пришел в пути своем в Царский Дом.
А
при Доме этом сад, нежный сад,
И
горит, да не сгорит, там закат.
И
горит, который год, там восход,
Хоть
считай, хоть не считай, спутан счет.
И,
как тайна, по древам светит Храм,
Все
листы-цветы, как свечи, светят там.
И
со всех там сторон слышен звон,
Из
каких колоколец льется он?
Из
златых колоколец, иль сердец?
Где
начало этой песни, где конец?
И
от птиц исходит глас, столь певуч,
Что
во церкви там пробил быстрый ключ.
Ключ
запел, закипел, побежал,
В
синем Море, на просторе, пенный вал.
Я
глядел, поглядел, стал я бел,
Я с
ключом над цветком звонко пел.
Чудеса.
Небеса – мой Отец,
Мать-Земля
– моя Мать наконец.
У
Отца – два венца на челе,
Злат
венец, бел венец, свет во мгле.
Мать
мою он в смарагды одел.
Я
пою. Или вечно я пел?
МОЯ ГОЛОВУШКА
Ты
пропой, моя головушка, соловушком в саду,
Ты
воспой, моя головушка, Вечернюю Звезду.
Ты
пропой, моя головушка, о всех качелях дней,
Ты
воспой, моя головушка, качанье в глубь ночей.
Ты
пропой, моя головушка, про Каму про реку,
Ты
воспой всех красных девушек, ночную их тоску.
Ты
пропой, моя головушка, про реку про Курень,
Ты
воспой всех добрых молодцев, уведших ночи в день.
Ты
пропой, моя головушка, о вербе золотой,
Ты
воспой ее цветение над вешнею водой.
Ты
пропой, моя головушка, что Море хочет рек,
Ты
воспой, моя головушка, как свят есть Человек.
КО ПРЕСТОЛУ КРАСОТЫ
У
Престола Красоты
Все
лазоревы цветы,
А еще есть белы,
А еще есть белы.
Тайно
в сердце поглядим,
Там
мы путь определим
В вышние пределы,
В вышние пределы.
Ко Престолу
Красоты,
До
высокой высоты,
Я
дойду, и ты, и ты.
Братья, будем смелы.
Братья, будем смелы.
В
каждом сердце – тайный храм,
Там
иди по ступеням
В сумраки безбрежны,
В сумраки безбрежны.
Темны
горницы пройдешь.
Светлы
горницы найдешь,
Светлы, безмятежны,
Светлы, безмятежны.
Ввысь,
по лестницам крутым,
Все
вперед неукротим,
Луч
увидишь, ты за ним,
Сестры, будем нежны,
Сестры, будем нежны.
Тот,
кто первый кончит путь,
Может
руку протянуть
В вышние пределы,
В вышние пределы.
А
за ним, рука с рукой,
В
высь взойдет еще другой,
Брат с сестрою белой,
Брат с сестрою белой.
Вместе
все, и я, и ты,
Ко
Престолу Красоты,
Как
на яблоне цветы,
Души, будьте смелы,
Души, будьте смелы.
ЭТО БУДЕТ
Это
будет – по весне.
Сам
Пророк поведал мне.
Это
явится в тот год,
Как
в высотах зацветет,
Сон
всемирный, Цвет-Гора,
Что
из злата, серебра,
И
вселенского Огня.
Это
будет – для меня,
Для
тебя, и для других,
Для
своих, и для чужих,
И
для каждого, для всех,
Он
исчезнет, темный грех.
Отойдет,
как черный дым.
Потечет
Река-Сладим,
Позлатится
Втай-Река,
Примет
в воды все века,
Укрепится
Шат-Река,
Широка
и глубока,
А
по водам Тень-Реки
Заиграют
огоньки,
А
по вскипам Тень-Реки
Засверкают
светляки.
Во
Вселенной, в пеньи струй,
Все-то
будет поцелуй.
Это
будет. Светлый смех,
Раз
во мне, он есть во всех.
Есть
ли тьма, коль я горю?
Это
будет, говорю.
СТРУНЫ
– Кто
сказал в начале?
Сколько
слов? О чем?
– В
роковом начале
Струны
заиграли
В
Небе золотом.
– Сколько
капель в вале,
Пенистом,
морском?
– Струны
колдовали,
Капель
не считали
В
Небе голубом.
– Та
ли жизнь в печали,
Как
в огне живом?
– Струны
прозвучали,
Песней
все венчали
В
Небе огневом.
– Будет
ли в опале
Кто
в конце святом?
– Свет
конца – в начале
Струны
веще знали
В
Небе золотом.
ПОЛЯ БЛАЖЕННЫЕ
Ризы
нетленные,
Венцы
семигранные,
И
друзья неизменные,
И
слова необманные.
И
для вольных полей
Много
пышных стеблей.
И в
лугах табуны
Богатырских
коней.
И
Луна с вышины
С
свитой солнечных дней.
И
дрожанье струны
Все
нежней и нежней.
И
когда, день за днем,
Завершается
год,
Серп
звенит за серпом,
Жатвы
хочет, поет.
Новый
стебель растет,
Новый
колос горит.
Умножается
счет,
Изумруд,
маргарит.
Бриллианты
растут,
Ночи
бархат плетут.
Золотую
иглу
Кто-то
держит, и шьет.
Бисер
вызвездил мглу,
Умножается
счет.
Светят
ризы нетленные,
И
венцы семигранные.
Вольны
бывшие пленные,
Струнны
радости жданные.
ЖЕРТВА БОЖЬЯ
Жертва
Божья умиленна, он оставил ширь пустынь,
Сад
развел, возделал нивы, истребил в полях полынь.
Кипарисные
древа он насадил в своем саду,
Он
до Запада от Моря обозначил борозду.
Корень
длинен и развилист в должном месте утвердил,
Мир
сердец срастив в единость, тем взрастил цветистость сил.
Возросли
благоуханно листья, ветви, целый сад,
Благодатный
и снежистый, вызрел белый виноград.
Прилетела
птица Сокол, золотой, спустился вниз,
Сел,
жемчужный, сел, алмазный, на высокий кипарис.
В
славном граде во Сионе, Сокол сел среди ветвей,
У
него сидит под сердцем сладкозвучный Соловей.
Херувимом,
серафимом, на двенадцать голосов,
Распевает
на две смены, по двенадцати часов.
Чинны,
действенны, старинны, и первичны песни все,
В
них, созванных, благовонны все цветы в своей красе.
Ах
ты пташечка певуча, как утешила ты нас,
Звезды
все – Седьмого Неба – ты влила в текущий час.
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ
– Здравствуй,
братец. Ты был в Лесе?
– Братец,
здравствуй. Где он, Лес!
Весь
пройден. – Христос Воскресе!
– Брат,
воистину воскрес.
СВЕТЛИЦА
Во
поле чистом,
Цветком
снежистым,
Стояла
светлица,
В
светлице Девица.
Светлей
червонца,
Белее
снега,
Краснее
Солнца,
Желанней
брега.
Виднее
света,
Виднее
зорь,
В
лучи одета,
С
лучом не спорь.
Во
чистом поле,
На
вольной воле,
Сияет
светлица,
Меж
дев там Девица.
Их убирает:
«Светитесь,
девицы!»
И к
ним взывает:
«О,
голубицы!
Не
озирайтесь
На
сны пустынь.
А
простирайтесь
Вперед.
Аминь!»
ВЕРТОГРАД
Тот,
кто вступит в Вертоград,
Кровью
сердца купит сад,
Будет
лишь о том жалеть,
Что
за этот аромат
Мало
он понес утрат,
Что
терзаться был бы рад,
А
была воздушна сеть,
Что
за этот пышный сад,
Желтый,
красный виноград,
Синий,
черный виноград,
Что
за этот свежий сад
Весь
не может он сгореть,
Жить
и вместе умереть.
ВИНОГРАДАРЬ
– Отчего
под солнцем – разный
Виноград?
Ты скажи
мне речью связной,
Я
послушать буду рад.
– Я
скажу тебе: зеленый
Оттого,
что зелен сад,
Оттого,
что дал законы
Нам
Зеленый Вертоград.
Изумрудно-золотистый
Оттого,
что в Небесах
Светит
Солнце в день огнистый,
Месяц
злат горит в ночах.
Виноград
бывает красный
Оттого,
что в сердце кровь
В
храм телесный, в храм атласный
Вводит
к празднику любовь.
Виноград
бывает синий
Оттого,
что пламень синь
Над
небесною пустыней,
В
ночь как гром поет «Аминь».
Виноград
бывает черный
Оттого,
что Ночь черна,
Хоть
бросает в сад узорный
Зерна
звездные она.
Виноград
бывает белый
Оттого,
что белы мы,
Хоть
белей мы в побелелый
Праздник
пляшущей Зимы.
НЕ ЗАБЫВАЙ
Седьмое
Небо, блаженный Рай
Не
забывай.
Мы
все там были, и будем вновь,
Гласит
Любовь.
Престолы
Неба, сады планид –
Для
всех, кто зрит.
Несчетны
Солнца, жемчужность Лун –
Для
всех, кто юн.
А здесь, покуда свершаем чудо
Любви к любви.
Мы вечно юны, как звонки струны,
Мой зов лови.
Я здесь сияю призывом к Маю,
Мир вброшу в звон.
О, светоч Рая, ты, молодая,
Ты, сон времен.
Я Вечность – с днями, пожар – с огнями,
В ночи – набат.
Я терем новый, уток основы,
Я быстрый взгляд.
Я – здесь, с громами, с колоколами,
С игрой зарниц.
Я крик чудесных и благовестных
Весенних птиц.
Седьмое
Небо, блаженный Рай
Не
забывай.
Когда
ты счастлив, от счастья нем,
Он
здесь, Эдем.
Когда
ты темен, и мрак – твой взгляд,
Он
близок, Ад.
Седьмое
Небо, блаженный Рай
Не
забывай.
ЧТО ГОРИТ?
Гляди,
погляди,
Моя
белая сестра,
Моя
белая сестра.
Что
горит позади?
Что
горит впереди?
Чем
горит вся гора?
Гляжу,
погляжу,
Мой
белый брат,
Мой
белый брат,
Я
тебе расскажу, –
Как
пройдем мы межу,
Чем
высоты горят.
За
нами – пожар,
Мой
белый брат,
Мой
белый брат.
Последний
пожар
Зловражеских
чар
Отошедший
чад.
Пред
нами – Сион,
Мой
белый брат,
Мой
белый брат.
Весь
мир освящен,
Мы
– в Нем, в нас – Он
Град
двенадцати врат.
Как
мне легко,
О,
путь серебра,
Моя
белая сестра.
Мы
были глубоко,
Воспарили
высоко,
Моя
белая сестра.
ТАМ
Там,
где пиршествуют Ангелы, где пирует Дух Святой,
Там,
где в синем светит ладане огнь червонно-золотой.
Там,
где кедрами Ливанскими вам упрочен потолок,
Где,
являя изобилие, смотрит лилия в поток,
Где
любому сотрапезнику умащенья есть в ларцах,
Где
в глаза былому безднику смотрят вестники в венцах,
Где
с восторженностью жаркою вечно вновь глядят глаза,
Где
вменилась в перстни яркие грозовая бирюза,
Где
завесы златотканные весь являют звездный свод,
Где
летает птица странная и всегда к весне зовет,
Где,
покуда всяк обедает, вечно музыка слышна,
А
никто-никто не ведает, чей напев и чья струна,
Я
иду, и в светы пирные я веду тебя, сестра,
И
венец твой – злат-сапфировый, башмачок из – серебра.
ЗВЕЗДОЗАКОННИКИ
Звездники,
звездозаконники,
Божией
воли влюбленники,
Крестопоклонники,
Цветопоклонники,
Здесь
в Вертограде мы все
В
невыразимой красе.
Бездники,
стали мы звездники,
В
Вечери мы сотрапезники,
Цветопоклонники,
Звездозаконники,
Хлеб
и вино – в хоровом,
Во
всеокружном поем.
НЕТЛЕННОЕ
Мы
найдем в нашем тереме светлый покой,
Где
игрою столетий украшены стены,
Где
лишь сказкою, песнею стали измены,
Чтоб
за мигом был миг, за восторгом другой.
Я
тебе загляну в бесконечную душу,
Ты
заглянешь в мою, как взглянула б в окно,
Мы
поймем, что слияние нам суждено,
Как
не может волна не домчаться на сушу.
Ты
мне скажешь: «Мой милый! Наряд приготовь».
На
тебя я надену нетленное платье.
Я
тебя заключу – заключаю в объятья,
Мы
найдем – мы нашли – в нашем сердце – любовь.
БЕЛЫЙ ПАРУС
Прости,
Солнце, прости, Месяц, Звезды ясные, простите,
Если
что не так я молвил про волшебность Корабля,
Если
что не досмотрел я, вы меня уж просветите,
Ты
прости мои роспевцы, Мать моя, Сыра Земля.
Может,
я хожденье в слове и постиг, да не довольно,
Может,
слишком я в круженьи полюбил одну сестру,
Как
тут быть мне, я не знаю, сердце плачет богомольно,
Но
не всех ли я прославлю, если ей цветы сберу.
Солнце,
Месяц, Звезды ясны, Мать Земля, меня простите,
Лен
в полях я возращаю, дам обильно коноплю,
А
моя сестра сумеет из цветочков выткать нити,
И
сплетет нам белый парус с голубым цветком «Люблю».
ТРИ ИПОСТАСИ
Три
ипостаси душ: познавшие, борцы,
И
вскипы снов. Их три. Три лика душ, не боле.
Сплетаясь,
свет и тьма идут во все концы,
Но
им в конце концов – разлука, поневоле.
Сплетаются
они, целуются они,
Любовные
ведут, я вражеские речи,
Но
вовсе отойдут от сумраков огни,
Увидев
целиком себя в последней встрече.
Познавшие,
когда из этой смены дней
Уходят,
к ним идут три духа световые.
С
одеждою, с водой, с огнем – к душе, и ей
Указывают
путь в Чертоги Мировые.
Борцы,
уйдя из дней, встречают тех же трех,
Но
демоны еще встают с жестоким ликом,
И
нет одежд, шипят вода с огнем, – и вздох,
И
снова путь, борьба – меж пением и криком.
А
вскипы снов, уйдя, вступают в темный строй,
Лишь
кое-где горит созвездной сказки чара,
И
снова сны кипят, вскипают волей злой,
И
будут так до дня всемирного пожара.
Тря
ипостаси душ, и две их, и одна,
Отпрянет
свет от тьмы, и вызвездятся духи,
А
сонмы тел сгорят. Всемирная волна
Поет,
что будет «Вновь». Но песня гаснет в слухе.
РАЗЛИВ ВЕЧЕРНИЙ
Разлив
зари вечерней отходит на отлив,
На
стебле, полном терний, червонный цвет красив,
Багряные
туманы плывут над морем нив.
Среди
колосьев желтых – как очи, васильки,
И
маки – побережье разлившейся реки,
Чьи
воды – зрелость злаков, чьи воды – широки.
Концов
Земли – четыре, в Ад, и Рай, всех шесть,
Концов
Земли – четыре, на каждом Ангел есть,
А
всех их в светлом мире, как звезд ночных, не счесть.
Четыре
шестикрылых ток ветров стерегут,
На
дремлющих могилах – цветы, и там, и тут,
Нас
всех молитвы милых от тьмы уберегут.
Коль
здесь мы не успели соткать себе наряд,
Коль
светлые свирели не завлекли нас в сад,
В
замену Вертограда увидишь мрачный Ад.
Но,
там побыв во мраках положенные дни,
Познав,
что в звездных знаках – доточные огни,
Ты
выйдешь к свету в маках, – тогда не измени.
Минутность
заблужденья – пройденная ступень,
За
падшего моленье – как в правде житый день,
Сияньем
восхожденья удел земной одень.
Концов
Земли – четыре, и страшных два, всех шесть,
Судеб
Земли – четыре, при каждой Ангел есть,
Служите
Миру – в мире, дорог Судьбы не счесть.
А ЧТО ВВЕРХУ?
Сион-Гора
– сияние,
Высокое,
горячее.
Голгоф
– Гора страдание,
Стоокое,
всезрячее.
А
что вверху, у Батюшки,
Мученье
иль восторг?
А
что вверху, у Матушки,
Что
Сын из тьмы исторг?
Уж
если есть падение,
Есть
лестница с низин.
Сион-Гора
– видение,
Сходил
к низинам Сын.
И
сходит Он воистину,
Еще
премного раз,
Когда
любовь и истину
Мы
прячем в тайность глаз.
В
глаза Он к нам, в правдивые,
С
Голгоф-Горы спускается,
Узнав,
что мы – счастливые,
От
боли отторгается.
Ведет
нас снизу к Батюшке,
В
превыспренность зыбей.
В Сион-Горе,
у Матушки,
Есть
сад для голубей.
ПОСЛЕДНЕЕ ВИДЕНИЕ
Я
видел виденье,
Я
вспрянул с кровати,
На
коей, недужный,
Воззрился
я в темь.
Небесны
владенья,
Сорвались
печати,
Печати
жемчужны,
Число
же их семь.
Ночные
пределы,
Крутились
туманы,
Как
пасти ужасны,
Над
битвой ночной.
И
конь там был белый,
И
конь был буланый,
И
конь там был красный,
И
конь вороной.
И
были там птицы,
И
были там звери,
И
были там люди,
И
ангелов – тьмы.
В
лучах огневицы
Пылали
все двери,
В
неистовом чуде
Там
были и мы.
Сквозь
каждые двери,
Стенные
разломы,
Сквозь
трещины, щели,
Врывались
лучи.
И
выли все звери,
И
били их громы,
Под
звоны свирели
Их
секли мечи.
И
лик был там львиный,
И
лик был орлиный
И
лик человечий,
И
лик был тельца.
Ломалися
спины,
Крушились
вершины,
В
безжалостной сече,
В
крови без конца.
В
небесных пожарах,
В
верховных разрывах,
Стояли
четыре
Небесных
гонца.
И
малых и старых,
Как
стебли на нивах,
Косили
всех в мире,
В
огне без конца.
И
только над крышей
Той
бездны безбрежной,
Той
сечи кровавой
Зверей
и людей,
Все
выше и выше.
Как
сон белоснежный,
Взносились
со славой
Толпы
голубей.
ДУХ БРАЧУЮЩИЙ
Отошла
за крайность мира молнегромная гроза,
Над
омытым изумрудом просияла бирюза,
И
невысказанным чудом у тебя горят глаза.
Темный
лес с бродящим зверем словно в сказку отступил,
Сад
чудес, высокий терем, пересвет небесных сил,
В
Бога верим иль не верим, Он в нас верит, не забыл.
Обручил
с душою душу Дух Брачующий, Господь,
Обвенчал
с водою сушу, чтоб ступала твердо плоть,
Хлеб
всемирный не разрушу, хоть возьму себе ломоть.
Стало
сном, что было ядом, даль вселенская чиста,
Мы
проходим в терем садом, нет врага в тени куста,
Над
зеленым Вертоградом веселится высота.
В ВЕЛИКОМ ЗАРЕВЕ
Вот,
я прочел, не отрываясь,
Все
то, что должен был прочесть,
В великом
зареве сливаясь
Со
всем, что в Звездах звездно есть.
И
там, где эти свечи Рая
Не
достигают Красоты,
Я
буквы вычеркнул, стирая,
Кривые
выпрямил черты.
И
там, где, в Вечность воплощаясь,
Возникла
цельно кривизна,
Я
долго медлил, восхищаясь,
Воскликнув:
«Да живет она».
И
там, где в стройные колонны
Сложились
строки прямоты,
Я
стих пропел, и, многозвонны,
Возникли
храмы и цветы.
И
там, где в очи смотрят очи,
Где
на звезду глядит звезда,
Благословил
я дни и ночи,
И
быть велел им навсегда.
В великой
грамоте, единой,
В
гремящей книге Родослов,
Где
каждый лист взнесен пучиной,
За
каждой буквой сонм веков.
ДРЕВО
Наш
Сад есть единое Древо,
С
многолиственным сонмом ветвей.
Его
насадила лучистая Ева,
В
веках и веках непорочная Дева,
И
Жена,
И Матерь
несчетных детей.
Наш
Сад посребряет Луна,
Позлащает
горячее Солнце,
Сиянье
заоблачных слав,
Изумруды
для ствол-облекающих трав
И
листов
Нам
дарует свеченье нездешних морей,
И
хоть нет тем морям берегов,
Можно
в малое зреть их оконце,
Что
в душе раскрывается в малых озерах очей,
В
духе тех, кто, от вечного Древа
Воспринявши
цветочную пыль,
Так
покорен качанью зеленых ветвей,
Как
покорен ветрам легкозвонный ковыль,
Где
звучит – не звучит многозвучность напева.
И
сияет наш Сад, и цветет,
И
цветы голубые дает
Хороводно-раскинутый
Синь-небосвод.
И с
бессмертной усмешкой Адам
Повествует
о Еве пленяющей нам,
Под
раскидистой тенью единого Древа.
СЕДЬМЫЕ НЕБЕСА
Когда
раскрылись нам Седьмые Небеса,
Когда
под звонкий гул златого колеса,
Промчались
в высоте толпы крылатых птиц,
Мы
чувствовали все, что светит нам краса
Непризрачных
существ, нездешних колесниц.
Над
каждым колесом, на некой высоте,
Был
голубь, словно снег в нагорной красоте,
Четверократный
блеск над каждым, кто был там,
Земное
все – не то, а эти в высях – те,
И
можно с ними быть, в это видно нам.
Как
быстры кони все. Как сказочен их вид.
В
очах у каждого был камень-маргарит.
А
тело – стройное, жемчужно-пышный хвост,
У
каждого из уст сияние горит,
Как
будто он испил от разнствующих звезд.
И гривою
взмахнув жемчужною своей,
Ярился
каждый конь дрожанием ноздрей,
А
вождь крылатых тех держал в руке ключи,
Всех
жаждущих он мчал к нагорностям, скорей,
Туда,
где первый день, последние лучи.
ЗВЕЗДОЛИКИЙ
Лицо
его было как Солнце – в тот час когда Солнце в зените,
Глаза
его были как звезды – пред тем как сорваться с Небес,
И
краски из радуг служили как ткани, узоры, и нити,
Для
пышных его одеяний, в которых он снова воскрес.
Кругом
него рдянились громы в обрывных разгневанных тучах,
И
семь золотых семизвездий как свечи горели пред ним,
И
гроздья пылающих молний цветами раскрылись на кручах,
«Храните
ли Слово»? – он молвил, – мы крикнули с воплем: «Храним».
«Я
первый», он рек, «и последний», – и гулко ответили громы,
«Час
жатвы», сказал Звездоокий. «Серпы приготовьте. Аминь».
Мы
верной толпою восстали, на Небе алели изломы,
И
семь золотых семизвездий вели вас к пределам пустынь.
ПРОРОЧЕСТВО БОЖЬИХ ЛЮДЕЙ
По
левую сторону, в одеянии страшном,
Души
грешные, сумраки лиц.
Свет
и тьма выявляются, как в бою рукопашном,
Все
расчислено, падайте ниц.
По
правую сторону, в одеяньи лучистом,
Те,
которых вся жизнь жива.
Золотые
их волосы – в красованьи огнистом,
Как
под солнцем ковыль-трава.
Минуты
отшедшие, не вспыхнувши золотом,
Тяжелым
упала свинцом.
И в
поле не полотом, и в сердце расколотом
Все
размножилось цепким волчцом.
Вы,
время забывшие, вы Мира не видели,
Хоть
к Миру пиявка и льнет.
Себя
не украсивши, вы Солнце обидели,
Вас
Солнце, вас Ветер сомнет.
Глаза
ваши мертвые как будто бы вделаны,
Как
будто они из стекла.
И
стрелами будут дела, что не сделаны,
Зачем
вас Земля родила?
Лежите
в болотах гнилыми колодами,
В
жерле ненасытных котлов.
Но
к Солнцу – кто солнечный – веселыми всходами –
Взойдет
до жемчужных садов!
ДВЕНАДЦАТИВРАТНЫЙ
И
город был чистый и весь золотой,
И
словно он был из стекла,
Был
вымощен яшмой, украшен водой,
Которая
лентами шла.
Когда
раскрывались златые врата,
Вступали
пришедшие – в плен,
Им
выйти мешала назад красота
Домов
и сияющих стен.
Сиянье
возвышенных стен городских,
С
числом их двенадцати врат,
Внушало
пришедшему пламенный стих,
Включавший
Восход и Закат.
В
стенах золотилось двенадцать основ,
Как
в годе – двенадцать времен,
Из
ценных камней, из любимцев веков,
Был
каждый оплот соплетен.
И
столько по счету там было камней,
Как
дней в семитысячьи лет,
И к
каждому ряду причтен был меж дней
Еще
высокосный расцвет.
Там
был гиацинт, и небесный сафир,
И
возле смарагдов – алмаз,
Карбункул,
в котором весь огненный мир,
Топаз,
хризолит, хризопрас.
Просвечивал
женской мечтой маргарит,
Опал,
сардоникс, халцедон,
И
чуть раскрывались цветистости плит,
Двенадцатиструнный
был звон.
И
чуть в просияньи двенадцати врат
На
миг возникали дома,
Никто
не хотел возвращаться назад,
Крича,
что вне Города – тьма.
И
тут возвещалось двенадцать часов
С
возвышенных стен городских,
И
месяцы, в тканях из вешних цветов,
Кружились
под звончатый стих.
И
тот, кто в одни из двенадцати врат
Своею
судьбой был введен,
Вступал
– как цветок в расцветающий сад,
Как
звук в возрастающий звон.
ОСАННА
– Что
было у вас за пирами?
– Цветочные
чаши, любовь.
– Что
выше? – Все звезды над нами.
– Что
в чашах? – Поющая кровь.
– Своя
иль чужая? – Смешались.
– А
песни? – Всегда об одном.
– В
какой же стране вы остались?
– Осанну,
Осанну поем.