И ты сломана
будешь, Земля.
– Не скорби.
– Да, и ты, даже ты.
– Не скорби.
– О любви ли ты
будешь
печалиться? – Огорчаться
на то, что
покрыла собою
поверхность
Воды? – Огорчаться
на
длительность Времени?
Океанийская песнь
ХОЧЕШЬ ЛИ?
Свита моя – альбатросы
морей,
Волны – дорога моя.
Солнце, родимого сына
согрей,
Солнечный я.
Низко летит альбатрос и
глядит,
Чертит могучим крылом.
Весь его четкий,
захватистый вид
Резкий излом.
Это крыло – не крыло,
ятаган,
Клюв его силен, как меч.
Птицу такую родил –
Океан.
Хочешь с ней встреч?
Хочешь ли, хочешь ли,
мир будет твой?
Грезу в себе затаи.
Крылья хотенья дружат с
синевой,
Зори – твои.
ЦВЕТНАЯ
РАКОВИНА
Цветная раковина, на
сушу брошенная,
В песках молчит.
Но вверх приподнятая, но
Ветром спрошенная,
Светясь, звучит.
И сердцу слышащему, лишь
ей рассказанные,
Жужжанья струн
Сквозят глубинностями,
тобой связанные
В напевы рун.
МАЛАЙСКИЕ
ЗАГОВОРЫ
1. ЗАГОВОР О СТРЕЛЕ
Я спускаю стрелу,
закатилась Луна,
Я спускаю стрелу, чаша
Солнца темна,
Я спускаю стрелу, звезды
дымно горят,
Задрожали, глядят, меж
собой говорят.
Я не звезды стрелой поразил,
поразил,
И не Солнце с Луной я
стрелою пронзил.
Все в цветок мои стрелы
вонзились, горят,
Я сердечный цветок
поразил через взгляд.
Я стрелу за стрелою до
сердца продлю,
Выходи же, душа, той,
кого я люблю,
Приходи и приляг на
подушку мою,
Я стрелою, душа, я
стрелой достаю.
2. ЗАГОВОР ДЛЯ СЕРДЦА
Если ночью, при Луне,
Спишь, – как дух иди ко
мне.
Птица, крылья разверни,
Дымка, стань в моей
тени.
Куры сядут на насест,
Много в мире есть
невест.
Столько в мире есть
невест,
Сколько дней и сколько
мест.
Эй, петух, скорее клюй,
Столько зерен, сколько
струй.
Мир построен весь из
струй,
Дай мне, радость,
поцелуй.
Каждой двери слушай
скрип,
Птице молви: Цып, цып,
цып.
С сердцем хочешь
воевать, –
К сердцу вблизь, и
сердце хвать.
3. ЗАГОВОР
К ДУХУ ЗЕМЛИ
Мир с тобою, Дух Земли,
Мир с тобой, и мне
внемли,
Дух Земли, ты с виду
Бык,
Земный Демон,
Дух-старик.
Бык, кем движется весь
мир,
Приходи сюда на пир.
Угощение прими,
Мною разум обними.
Разум ворога смути,
Замани и обольсти.
Поселись в его крови,
Навались и задави.
4. ЗАГОВОР
К ТЕНЕВОМУ
Го! Ирупи, Теневой,
Дай Царице быть со мной.
Потревожь ее во сне,
Укажи бежать ко мне.
Потряси и встать
заставь,
Обрати дремоту в явь.
Душу вынув из нее,
Душу в сердце вдунь мое.
Так чтоб к левой стороне
Прилегла она ко мне.
Го! Ирупи, Теневой,
Заговор исполни мой!
5. ЗАГОВОР
О СТУПНЕ
– Среди примет ты видел
след?
– Ступня ее. Сомненья
нет.
– Из праха вырежь ту
ступню,
И дай ее обнять огню.
Ее лизнет язык огня,
И станет слушаться
ступня.
– А что потом? А как
потом?
Ступню куда мы поведем?
– Возьмешь ты бережно
тот прах,
И в трех его яви цветах.
Оденешь в красный
лоскуток,
И подожди, да минет
срок.
Оденешь в черный,
завяжи,
Ступню в том черном
подержи.
И после в желтый
лоскуток
Замкни, и выдержи зарок.
– А что потом? Горит ступня.
И пляшет, мучает меня.
– Потом цветную нить
скрути,
К подушке ближе помести.
Ступню на занавесь
повесь,
И в жаркой мысли медли
весь.
Зеленый прутик отыщи,
Хлещи, семь раз ее
хлещи.
При смене зорь, в
полночный час,
Хлещи, хоть спи, хлещи
семь раз.
И припевай: Любви ищу.
Не землю, сердце я
хлещу.
– Смотри, дрожит, идет
ступня,
Люби меня! Люби меня!
6. ЗАГОВОР
ЛЮБОВНЫЙ
Черная ягода – имя твое,
Птица багряная – имя
мое.
«Майя!» пропел я.
Внемли,
Мысли ко мне все пошли.
Мною пребудь зажжена,
Любишь, и будь влюблена.
Будь как потеряна ночью
и днем,
Будь вся затеряна в
сердце моем.
Днем семикратно смутись,
В ночь семикратно
проснись.
Быстро домой воротись.
Я говорю: «Ты моя!»
В Месяц ли глянь, – это
я.
7. ЗАГОВОР
ДЛЯ ПАМЯТИ
Я принес тебе вкрадчивый
лист,
Я принес тебе пряный
бетель,
Положи его в рот,
насладись,
Полюбив меня, помни
меня!
Солнце встанет ли, помни
меня,
Солнце ляжет ли, помни
меня!
Как ты помнишь отца или
мать,
Как ты помнишь родимый
свой дом,
Помнишь двери и лестницу
в нем,
Днем ли, ночью ли, помни
меня!
Если гром загремел,
вспомяни,
Если ветер свистит,
вспомяни,
Если в небе сверкают
огни,
Вспомяни, вспомяни,
вспомяни!
Если звонко петух
пропоет,
Если слышишь как время
идет,
Если час убегает за час,
И бежит и ведет свой
рассказ,
Если Солнце идет за
Луной,
Будь всей памятью вместе
со мной.
Стук, стук, стук. Это я
прихожу.
Стук, стук, стук. Я в
окошко гляжу.
Слышишь сердце? В нем
сколько огня!
Душу чувствуешь? Помни
меня!
МАЛАЙСКИЙ
КОСТЕР
Бросил клетку
Пламень, Апи.
Держит ветку
В красной лапе.
В изумруде
Цвет сметает.
В алом чуде
Зелень тает.
Когти красны,
Ветки смяты.
Будь, прекрасный,
Жив трикраты.
ВУАЛИ
Вы Малайки, вы Малаечки,
Любы ваши мне вуали.
Я на Русской балалаечке
Вам спою свои печали.
Ты, в вуали нежно-розовой,
Мысль вернула в утро Мая: –
С милой в роще я
березовой
Был, любил, ее сжимая.
Ты, мерцаньями зелеными,
Говоришь мне о рассвете: –
Шел пастух вдали за
склонами,
На свирели пел о лете.
Ты, что светами
златистыми
Так сияешь мне напрасно,
Знай, что днями
серо-мглистыми
Я любил другую страстно.
Ты, огнями ярко-красными
Мне горящая напевно,
Верь, что ласками
согласными
Отвечала мне царевна.
Что ж вы, что вы мне,
Малаечки,
Пусть и нежны вы и юны?
Я на звонкой балалаечке
Сосчитал давно все струны.
РОТ
Ртом, от бетеля красным,
Ртом, от любви
заалевшим,
Ртом, в страстях
полновластным,
Ртом, как плодом
созревшим, –
Она меня напоила,
Она меня заласкала,
И весь я – горящая сила,
И весь я – «Еще! Мне
мало!»
ГАМЕЛАНГ
Гамеланг – как Море –
без начала,
Гамеланг – как ветер –
без конца.
Стройная Яванка
танцевала,
Не меняя бледного лица.
Гибкая, как эта вот
лиана,
Пряная, как губы
орхидей,
Нежная, как лотос средь
тумана,
Что чуть-чуть раскрылся
для страстей.
В пляске повторяющейся –
руки,
Сеть прядет движением
руки,
Гамеланга жалуются
звуки,
В зыбком лете вьются
светляки.
Над водой, где лотос
закачался,
Обвенчался с светляком
светляк,
Разошелся, снова
повстречался,
Свет, и мрак, и свет, и
свет, и мрак.
Ход созвездий к полночи
откинут,
В полночь засвечается
вулкан.
Неужели звуки эти минут?
В этой пляске сказка
вещих стран.
За горой звенит металл
певучий,
Срыв глухой, и тонкая
струна.
Гамеланг – как Смерть
сама – тягучий,
Гамеланг – колодец снов,
без дна.
НЕБЕСНЫЙ
МОСТ
От мужского сердца к
женскому
Есть один заветный путь,
К единению вселенскому,
Чтобы счастием дохнуть.
Он небесными светилами
Предуказан навсегда: –
Меж двумя, друг другу
милыми,
Две души – одна звезда.
Там за дымчатыми
склонами
Верной мысль идет
тропой,
И мерцаньями зелеными
Встречен отсвет голубой.
То сверканиями скорыми,
То сквозь мглу тягучих
лет,
Понимающими взорами
Сердце сердцу бросит
свет.
И в родной стране,
единственной,
Где ласкающий язык, –
И в чужой стране,
воинственной,
Где язык есть вражий
крик, –
И от белого до белого,
И от белого к цветным, –
В должный час свершенья
смелого
Брызжет свет и всходит
дым.
Это с мыслью мысль
встречается,
Замыкается звено,
Это дух с огнем
венчается,
Это стали два – одно.
И различья их обманчивы
До своей дойдя черты,
И мерцанья их
приманчивы,
Ты есть я, и я есть ты.
От сверкнувшего до
ясного
Весть идет путем
цветным,
И в огне свершенья
страстного
Жертва есть, и светел
дым.
ПЕСНЬ
АННАМИТСКОГО СЛЕПЦА
Глаза мои – мертвые,
сердце мое – живое,
Иду я в глубокой вечной
ночи.
Но слышу я смех твой, и
чудится Небо мне голубое,
Твой голос звучит,
золотой колокольчик, от Солнца доходят лучи.
Люблю тебя, Солнце
ночное.
Ты мне говоришь – Ты
одна, нет супруга,
Нет никого, чтоб тебя
веселить.
Иди же со мной, мне
нарядная будешь подруга,
Вкруг шеи твоей
жемчугов обовьется тройная тяжелая нить.
Пусть глазами тебя
увидать не могу я,
Я руками коснусь,
мотыльком поцелуя.
Я не слышу тебя. Ты
ушла? Все ли здесь, близ певца ты?
Или тебя рассердили мои
слова?
Дай мне тебя любить!
Все цветы нам живые дадут ароматы.
Один человек печален,
смеются, когда их два.
Дай мне любить, ты
пойдешь предо мною,
Буду идти за звездой,
тропинкой моею ночною.
ЗЕРКАЛО
Ширяют ласточки над
зеркалом пруда.
Летят за мошками. Летают
ради шутки.
Плывут от берега до
берега две утки.
За ними длинная мерцает
борозда.
Но вот уж кончилась игра
мгновенной зыби.
И день окончился. Горит
одна звезда.
Вечерний зов к душе. В
безвестное Туда.
Но подожду еще, к земной
прикован глыбе.
ВЕНЕЦ
Глубокий пруд. Отлоги
берега.
С вечерним ветром трепет
влаги дружен.
Звезда, качаясь, нижет
жемчуга.
Одна, и две, и пять, и
семь жемчужин.
Тем ожерельем ум
обезоружен.
И хочется, жемчужный
свет дробя,
Рассыпать весь лучистый
час забвенья
На зыбкие созвенные
мгновенья,
Тем ожерельем увенчав
тебя.
ЗА ВЗГЛЯД
Я полюбил тебя за взгляд
Звездообразной
незабудки,
За радость нежную
минутки
Вдвоем, – о чем не
говорят.
В одних цветах есть
пряный яд,
В других есть запах
слабый, тонкий, –
Так в плаче флейты
нежнозвонкой
Чуть внятно звезды
говорят.
И в стон свирели входят
звоны
Лесных вершин во мгле
ночной,
Родная даль, холмы,
уклоны,
И малый цветик вырезной
Над ручейковою волной.
В САДАХ
Бегала белочка. Белые
голуби
Нежно ворковали.
Ты улыбалась мне.
Снежные голуби
Крыльями свет нам свевали.
Хвост пушистый распустивши,
Белочка скакнула.
«Можно ль жить не полюбивши?»
Ты, блеснув, шепнула.
«Здесь в садах, в веках далеких,
Были мы когда-то: –
В этих снах голубооких
Я узнала брата.
Мой дружочек, женишочек,
Я с тобой венчаюсь: –
Я с тобою, голубочек,
Горлицей встречаюсь».
Бегала белочка. Дерево
мерила,
В ропотах зеленого гула.
В жизнь бесконечную
счастие верило.
В Вечность любовь заглянула.
ЕСЛИ Б!
Если б бабочкой ночной
Я в твой терем залетела,
Был бы счастлив ты со
мной,
И во сне горело б тело,
Принимая в сонный строй
Трепет жизни огневой.
Если б знойною, звеня,
Залетела я цикадой,
Ты услышал бы меня,
Ты во сне шепнул бы: «Падай!
И прильни. И вплоть до
дня
Мучь касанием огня!»
ЯЗЫК ЛЮБВИ
Язык любви есть листья,
шорох листьев.
Вся шелестящая,
сквозящая листва.
Как свет свевается с
дрожащих спящих листьев,
Как извивается и зыбится
трава!
От листьев к листьям –
ласка, вспышки, всплески,
Лист ластится к листу и
застит взгляд.
Смотри, смотри, как
любятся березки,
Расслышь, расслышь, как
листья шелестят!
КАК ЛИСТЬЯ
Журчали флейты. Рыдали
скрипки.
И глухо пела виолончель.
Душа не видит своей
ошибки,
Когда в ней чувства
взметут метель.
Я видел пары. Кружились мерно.
И возвращались в свои круги.
« – Меня ты любишь? И это верно?»
« – Тебя люблю я». – «О, не солги».
Уста шептали слова печали.
Им отвечали слова огня.
« – Мы долго ждали». – «Мы так устали».
« – А ты откуда?» – «Из светлой дали».
« – Ты мне желанен». – «Целуй меня».
И целовались. И забывались.
Как листья в ветре, в
лучах Луны.
Как змеи, звуки, блестя,
свивались.
Я знаю правду! Я видел
сны!
ОСТРОВ
ЧЕТВЕРГА
Свежий день с зарею
новой,
Светлый остров Четверга.
Здравствуй, остров
Четверговый,
Вырезные берега.
Мы проплыли, и приплыли
В островной морской
венец.
Ты ли знак давнишней
были?
Я с тобою наконец.
Потонувшие вершины
Выдвигаются над дном.
Меж красивых ты –
единый,
И лагунный цвет кругом.
Еле зримое растенье
Синий цветик на земле.
И селенье как виденье
Там далеко, там во мгле.
Дым ползет по красной
крыше,
Легкий стелется туман.
А над Морем выше-выше
Возлетает пеликан.
Он седой как привиденье,
Но скользит к иному
взгляд: –
Ожерельное сплетенье,
Гуси дикие летят.
Точно это Север милый,
Точно это журавли.
Сколько жизни! Сколько
силы!
Тот, кто жив – свой миг
продли!
ЧЕРНЫЙ
ЛЕБЕДЬ
Австралийский черный
лебедь на волне
Словно в сказке на
картинке виден мне.
Настоящий, проплывает
предо мной,
Весь змеиный, весь
узорный, вырезной.
И воистину влечет мечту
в игру
Настоящими прыжками
кенгуру.
И в хранимом
зачарованном прудке
Светят лотосы во влажном
цветнике.
Голубеет эвкалипта
стройный ствол,
Куст невиданной акации
расцвел.
Как колибри, медосос
припал к цветку,
Птица-флейта засвирелила
тоску.
И хохочут зимородки по
ветвям,
Словно в сказке, что
сказали в детстве нам.
Только это все лишь
малый уголок,
Громче пенья птиц на
фабрике гудок.
Нет Австралии тех
детских наших дней,
Вся сгорела между дымов
и огней.
Рельсы врезались во
взмахи желтых гор,
Скован, сцеплен, весь расчисленный,
простор.
Там, где Черные слагали
стройный пляс,
Одинокий белоликий
волопас.
Там, где быстрая играла
кенгуру,
Овцы, овцы, поутру и
ввечеру.
Миллионная толпа их
здесь прошла,
В холодильники замкнуты
их тела.
Замороженные трупы
увезут,
Овцы новые пасутся там и
тут.
И от города до города
всегда
Воют, копоть рассевая,
поезда.
И от улицы до улицы
свисток,
Вся и музыка у Белого –
гудок.
Сами выбрали такой себе
удел,
Что их белый лик так
грязно посерел.
Обездолили весь край
своей гурьбой.
Черный лебедь, песнь
прощальную пропой.
СРЕДИ
МАГНОЛИЙ
Среди пышноцветных
магнолий,
К аллее могучих
смоковниц,
К лужайке, где ствол
баобаба,
Я вышел под Новой Луной.
А грезы о счастьи и
воле,
Как рой наклоненных
любовниц,
Сияют и нежно и слабо,
Дрожат и плывут пеленой.
Но вот, как в мерцании
слезок,
Я вышел мечтою к
овражку,
И это величие тает,
И детский мне грезится
день.
Хочу я родимых березок,
Влюблен в полевую
ромашку,
И клевер в душе
расцветает,
И в сердце звездится
сирень.
ТИШЬ
Вот она, неоглядная
тишь Океана, который зовется Великим, –
И который Моаной зовут
в Гавайики, в стране Маори.
Человек островов, что
вулканами встали, виденьем возник смуглоликим,
И кораллы растут, и
над синей волной – без числа острова-алтари.
РАДУГИ
Много радуг семицветных
В Тихом океане.
Много в сердце слов
ответных,
Светлых звезд в тумане.
Много в Небе, в Звездной
Книге,
Божьих откровений.
Сердце, сбрось с себя
вериги,
Будь в огне мгновений.
Пусть твои мгновенья
малы, –
Будут в светлом стане,
Как коралловые скалы
В Тихом океане.
ВЕТЕР
Ветер доносится с гор,
Там он, и здесь, и
нигде,
Мчится к земле и к
звезде,
Роет простор,
Смял, наклоняя к воде,
Ивы плакучей убор.
Пляшет в древесной тени,
Рябь закрутил по реке,
Прячется там вдалеке,
Гасит огни,
Снова дохнул в
тростнике,
Полем пошел... Догони!
ПРЕД НОЧЬЮ
Земля дохнула зельями
Предночными. Вдали,
Зловещими ущельями,
Туманы поползли.
Загрезившими соснами
Пронзивши бирюзу,
Вершины дышат росными
Дыханьями внизу.
Все в полночь будет
сковано
В один глухой объем.
Верховность зачарована,
В верхах родится гром.
ЧЕРЕДА
Белое облако – там.
Знают цвета череду.
Медь разошлась по краям.
Жду.
Дымчатый курится свет.
Копит разгром чернота.
Гуще взрастанье примет.
В ветре все свисты
листа.
Раньше Вечерней звезды,
Взбрызнет, разрушивши
грань,
Бешенство белой воды.
Глянь.
КАУРИ
Это домчался откуда,
Он из столетий каких,
Зов-перезвон изумруда,
Соснами сложенный стих?
Хвоями крытые горы,
Папорот-древо внизу,
Мхи словно цепкие воры,
Гибкую сжали лозу.
Справа и слева
стремнины,
Стройно взлетели из мглы
Гор вековых исполины,
Каури гордой стволы.
Мхи не дерзнут к ним
коснуться,
Горные сосны – цари,
Смолы с них желтые
льются,
Ладан страны Маори.
ОСТРОВА
Я их видел, те
взнесенья,
Из кораллов острова,
Круг и круг уединенья,
В них свершенность снов
жива.
В Океане всешумящем
Бьют валы, свиваясь в
жгут,
Здесь же зеркалом
глядящим
Безглагольный круглый
пруд.
И подобно как в металлы
Мы врезаем память дней,
Те атоллы, те кораллы
Ряд взошедших ступеней.
От великих гор незримых,
Что задернулись волной
И застыли в тихих дымах,
Знак восходит в мир
дневной.
В наших днях, быть может
лишних,
Доживаемых во сне,
Алый знак времен
давнишних,
Потонувших в глубине.
ТЫ НЕ ВИДАЛ
Ты не видал, а я увидел
воздушно-алые атоллы,
И должен был пропеть
красивым напев дремотной баркароллы.
Ты не видал атолл,
который взнесен в верховный воздух был
Лишь для того, чтоб я
увидел намек на древний цвет и пыл.
И ты увидел, бледным
взором, лишь белоцветные кораллы,
А я пришел Варягом
смелым искать в морях моей Валгаллы.
И вот дохнул вулкан
подводный, и был взнесен, на миг один,
Атолл багряный, чрез
мгновенье ушедший в мир своих глубин.
КОРАЛЛОВЫЕ
ОСТРОВА
Море как озеро,
безглагольно-лагунное,
Пальмы как стражи стоят.
Что-то отшедшее, что-то
звездное-лунное,
Дни однолики подряд.
Временем облако
задымится опалами,
Там, на Небесном Пути.
В Вечность заброшены, мы
пребудем усталыми,
Некуда больше идти.
ЛАГУНА
Цвет живой, как стебель
нежный,
Что овеян легкой мглой,
Вышел к Солнцу, в мир
безбрежный,
Но взращен он под
землей.
Изумруд преображенный,
Словно видимый во сне,
Круглых рифов мир
затонный,
В ворожащей тишине.
Здесь не встанет вал, в
качаньи
Пенно взвихренных минут,
Он в молитвенном молчаньи,
Просветленный изумруд.
Эта зелень покрывала
Влажно-призрачно светла,
И в него лазурь опала,
Изнутри светясь, вошла.
КРУГЛОЕ
ЗЕРКАЛО
Лагунный атолл это луг
заливной,
Он проснулся над синей волной,
За столетьями снов о
луче золотом,
И о
пальмах, возросших кругом.
Лагунный атолл – озерная
страна
В Океане, где пляшет волна,
Это – круглое зеркало
Звезд и Луны,
Чтоб взглянуть в глубину с вышины.
РИФ
Днем и ночью шумит
неустанный бурун,
Ударяясь о риф.
И приходит прилив, и не
может прилив
Забежать на пространство лагун.
Тот глухой перебой
океанской волны
Вековечный псалом,
Он и ночью и днем
нарастает кругом,
Как гуденье гигантской струны.
ОСТРОВ
Отроги потонувших гор
Взнеслись из мощной глубины,
Но не достигли до волны,
–
Кораллы им сплели узор,
И в вышний воздух вышли
сны
Подводной сказочной
страны.
Атолл возник. Атолл
хотел
Растений, звуков,
стройных тел.
Свершилось. Кто-то
повелел,
Чтоб был восполнен весь
удел.
За много тысяч миль
кокос
Упал и плыл.
Ковчег, он жизнь в себе
донес,
Зачаток сил.
Его качала и несла
Волна морей,
Чтоб островная глушь
была
Еще светлей.
В свой должный день, в
свой должный час,
Есть миг чудес.
И пальма стройная
взнеслась,
И вырос лес.
И к жизни жизнь, через
моря,
Послала весть,
Отважным людям говоря,
Что остров есть.
ТОНГА-ТАБУ
Отъединенный остров,
Цветущие деревья,
Лучисто-сонный остров,
Застывшее кочевье.
Здесь зори светят зорям,
Передвигая время,
Над этим синим Морем
Улыбчивое племя.
В одном недвижном чуде,
Забывши счет столетий,
Здесь счастливы все
люди,
Здесь все они как дети.
Но странная здесь чара:
–
Когда все спят, ночами,
Как будто клубы пара
Несутся над ветвями.
Как дьявольские клиры,
Скользят, спешат во
мраке
Могучие вампиры,
Летучие собаки.
И носятся над садом,
Кружат над огородом,
Своим полночным взглядом
Приносят порчу всходам.
И кажется, что каждый
Здесь сон людской
подслушан,
И, в жаре лютой жажды,
Неспелый плод закушен.
Но эти люди-дети
Собак ночных жалеют,
И ни за что на свете
Убить их не посмеют.
И снова день для смеха,
И снова ночью темной
Грабителей потеха,
И пир теней заемный.
ЗАВОРОЖЕННЫЕ
Тонга-Табу, Юг
Священный, Край Завороженный,
Я люблю тебя за то, что
ты лучисто-сонный.
Я люблю тебя за то, что
все Тонганки рады
Пить душой напиток
счастья, смехи и услады.
Я люблю тебя за то, что
все Тонганцы – дети,
Всех блаженней,
простодушней, всех светлей на свете.
Я люблю тебя за то, что
вот тебя люблю я,
Потому что Тонга-Табу – счастье
поцелуя.
РАССВЕТ
Рассветный свет по
пламеням идет,
По облачным он
разбросался кручам,
Пылает факел дня, вон
тот и тот,
Багряный день велит
зажечься тучам.
Повелевает пеньем
звонких птиц,
Велит ручью смеяться в
звонкой пляске,
Касается загрезивших
ресниц,
И манит их раскрыться к
новой сказке.
ПАЛЬМА
Пальма кокоа, прямая
колонна,
В небе лазурном застыла
взнесенно.
Листья, забывшие трепет
усилья,
Словно гигантского
коршуна крылья.
Очерк изваянный, пальма
кокоа,
Лик твой есть остров,
чье имя Самоа.
САМОА
Многозвездная ночь на
Самоа,
Смуглоликие люди
проходят,
И одни восклицают: –
«Талёфа!»
И другие примолвят: –
«Тофа!»
Это значит: – «Люблю
тебя! Здравствуй!»
Также значит: – «Прощай!
Ты желанный!»
Смуглоликие люди
исчезли,
Их тела потонули в ночи.
Заливаются в ветках
цикады,
Южный Крест на высотах
сияет,
У коралловых рифов
повторность
Многопевной гремучей
волны.
Я далеко-далеко-далеко,
Разве мысль приведет
меня к дому,
И не знаю, далеко ли дом
мой,
Или здесь он на Млечном
Пути.
САМОАНКЕ
Ты красива, Самоанка,
Ты смугла.
Но Севильская Испанка
Тоже капля, что пришла
Из кипящего котла.
Все вы, все островитяне
–
Красота.
Все же я во вражьем
стане.
Там в России, там в тумане –
Сердце, воля, широта.
САМОАНЕЦ
Вот высокий Самоанец,
Факел левой взяв рукою,
Правой сжал копье.
И по взморью так
проходит,
И в воде наметив рыбу,
Он ее гвоздит.
Он проходит в
мелководьи,
А немного там подальше,
Где волна грозней,
Неумолчные буруны,
И акула, волком Моря,
Сторожит, следит.
Но не смеет эта ведьма,
Эта дьявольская кошка,
И живой топор,
Подойти к красавцу Моря,
Что направо и налево
Факел свой стремит.
ПАМЯТНИК
Базальтовые горы
В мерцаньи черноты,
Зеленые узоры
И красные цветы.
Поля застывшей лавы,
Колонны прошлых лет,
Замкнувшийся в октавы
Перекипевший бред.
Здесь кратеры шутили
Над синею волной,
Здесь памятник их силе,
Когда-то столь шальной.
Потухшие вулканы,
И в них озера спят,
По ним ползут лианы,
И пляшет водопад.
В ГОСТЯХ
Я сижу скрестивши ноги,
я в гостях.
Мысль окончила на время
свой размах.
Самоанский дом
прохладный, весь сквозной.
Самоанский мой хозяин
предо мной.
Он сидит, скрестивши
ноги, на полу.
Так зазывчиво ленивит в
сердце мглу.
На цыновках мы недвижные
сидим.
Миг спокойствия обычаем
храним.
Свет бестрепетный, идет
за часом час.
Греза шепчет
зачарованный рассказ.
Убедительный рассказ в
дремотной игле,
Что воистину есть
счастье на земле.
ЛЕЛЕИ
Я зашел к Самоанцу
испить.
Я не знал, что в единой
минуте
Кто-то скрутит цветистую
нить,
Чтобы сердце свирелилось
в путе,
Научившись внезапно
любить.
Я вступил словно в
сказочный край.
Уронив свои косы, как
змеи,
Самоанка шепнула: «Сияй.
Ты застигнут: Самоа –
лелеи».
Это значит: «Самоа есть
рай».
ПЛЯСКА
Говорят, что пляска есть
молитва,
Говорят, что просто есть
круженье,
Может быть, ловитва или
битва,
Разных чувств –
движеньем – отраженье.
Говорят... Сказал
когда-то кто-то, –
Пляшешь, так окончена
забота.
Говорят...
Но говорят,
Что
дурман есть тонкий яд.
И коль пляшут мне Испанки,
Счастлив я,
И коль пляшут богоданки,
Девы, жены – Самоанки,
Тут – змея.
Вся хотение. Вперед.
Вся томленье. Воздух бьет.
Убегает. Улетает.
Отдается. Упадает.
Вся движением поет,
Птицы раненой полет.
Ближе, ближе. Вот смеется.
Ниже, ниже. Отдается.
Убеганьям кончен счет.
Я – змея.
Чет и нечет. Нечет, чет.
Я – твоя.
ТЕНЬ
Скользят вампиры, роняя
тень,
Их тень чернее, чем тени
пальм.
Бронею воли свой дух
одень,
Закляты чары под тенью
пальм.
Когда приплыл ты через
моря,
Тебя охватит морская
тишь,
Лелея душу, и говоря,
Что жизнь прекрасна,
когда ты спишь.
И раз приплыл ты через
моря,
На этот остров морских
лагун,
Ты будешь таять, свечой
горя,
Внимая пенью далеких
струн.
Воспоминанье поет хорал,
Сомкнулись тени высоких
пальм.
Ты привиденье, ты
задремал,
Ты тень на тени
взнесенных пальм.
МЕРЕЖА
Сонный дрозд, моим
разбужен шагом,
Просвирелил птичий
зов-вопрос.
Я мечтой склонился к
старым сагам.
Дух ушел на сказочный
откос.
Тихий гул промчался по
оврагам,
Вихрь пришел, и весть
душе принес.
ЛУННЫЙ
КОВЕР
Она спросила прихотливо:
–
«Зачем ты любишь так
Луну?»
Я отвечал: – «Она
красива.
И так бывало в старину,
Что все влюбленные –
влюблялись
И в ту, чьим сердцем
расцвечались,
И вместе с ней еще в
Луну».
Она сказала: – «Я
ревную».
Я отвечал ей: – «Что ж,
ревнуй.
Я ж занавеску расписную
Тебе сотку, – и поцелуй
Любовь нам расцветит
двойную».
Еще какой-то мне укор
Она измыслить захотела.
Но я сказал: – «Пустое
дело».
И, прекративши с нею
спор,
Ей лунный стал я ткать
ковер.
КОГДА-ТО
Ветви зеленые брошены в
воду,
К мирному ты прибываешь
народу.
– Отдых дай кораблю. –
Хочешь объятий, ты
хочешь лобзаний?
Женщины – вот.
Притаились в тумане.
– Шепчут тебе «Люблю». –
Чаща зеленая. Смуглые
жены.
С белым и белым. Забыты
препоны.
– Все ж возвращаться час. –
В час возвращения, ссора
минутки.
Выстрелы. Камни. Уж тут
не до шутки
– Всех истребим мы вас! –
Пули спугнуть не могли
смуглоликих.
Радость сражения в
сердце у диких.
– Пляшут в руках пращи. –
Скрылись безумцы, что
ждали добычи.
Вслед кораблю словно
клекот был птичий: –
– Остров иной ищи! –
ЖЕМЧУГА
Тонга-Табу и Самоа –
две жемчужины морей.
Тонга-Табу – круглый
жемчуг в просветленьи изумруда,
А Самоа – жемчуг
длинный в осияньи янтарей.
Но и Тонга и Самоа –
только сказка, только чудо.
И не знаешь, где
блаженство ты, плывя, найдешь скорей,
То пленяет Тонга-Табу,
то влечет к себе Самоа.
Так от острова на
остров я стремлюсь среди морей,
И плавучею змеею по
волне скользит каноа.
ДРЕВО
ГРУСТИ
На прибрежьи, в ярком
свете,
Подошла ко мне она,
Прямо, близко, как
Весна,
Как подходят к детям
дети,
Как скользит к волне
волна,
Как проходит в нежном
свете
Новолунняя Луна.
Подошла, и не спросила,
Не сказала ничего,
Но внушающая сила, –
Луч до сердца моего, –
Приходила, уходила,
И меня оповестила,
Что, слиянные огнем,
Вот мы оба вместе в нем.
«Как зовут тебя, скажи
мне?»
Я доверчиво спросил.
И, горя во вспевном
гимне,
Вал прибрежье оросил.
Как просыпанное просо,
Бисер, нитка жемчугов, –
Смех, смешинки, смех без
слов,
И ответ на всклик
вопроса,
Слово нежной, юной:
«Тосо!»
Самоанское: «Вернись!»
Имя – облик, имя – жало.
Звезды много раз
зажглись,
Все ж, как сердце
задрожало,
Слыша имя юной, той,
По-июньски золотой,
Так дрожит оно доныне,
В этой срывчатой пустыне
Некончающихся дней,
И поет, грустя о ней.
В волосах у юной ветка
С голубым была огнем,
Цветик с цветиком, как
сетка
Синих пчел, сплетенных
сном.
Тосо ветку отдала мне,
Я колечко ей надел.
Шел прилив, играл на
камне,
Стаи рыб, как стаи
стрел,
Уносились в свой предел.
Эта ветка голубая, –
Древо Грусти имя ей,
Там, где грусть лишь
гостья дней,
Там, где Солнце,
засыпая,
Не роняет на утес
Бледных рос, и в душу
слез,
Там, где Бездна голубая
Золотым велела быть,
Чтобы солнечно любить.
ФИДЖИ
Последний оплот
потонувшей страны,
Что в синих глубинах на
дне.
Как крепость, излучины гор
сплетены
В начальном узорчатом
сне.
Утес за утесом –
изваянный взрыв,
Застывший навек водомет,
Базальта и лавы
взнесенный извив,
Века здесь утратили
счет.
Гигантов была здесь
когда-то игра,
Вулканы метали огонь.
Но витязь Небесный
промолвил – «Пора»,
И белый означился конь.
Он медленно шел от
ущербной Луны
По скатам лазурных
высот,
И дрогнули башни великой
страны,
Спускаясь в глубинности
вод.
Сомкнулась над алой
мечтой синева,
Лишь Фиджи осталось как
весть,
Что сказка была здесь
когда-то жива,
И в грезе по-прежнему
есть.
И черные лица Фиджийцев
немых,
И странный блестящий их
взор –
О прошлом
безгласно-тоскующий стих,
Легенда сомкнувшихся
гор.
ПРАЗДНИК
МИГА
В Новой сказочной Гвинее
У мужчин глаза блестящи,
И у женщин, умудренных
Пеньем крови, жарок
взор.
Быстры девушки, как
змеи,
Помню рощи, помню чащи,
Тишь лагун отъединенных,
С милой срывный
разговор.
О, восторг согласной
сказки,
Зыбь зажженной Солнцем
дали,
Мысль, которой нет
предела,
Пирамиды диких гор.
Грудки нежной Папуаски
Под рукой моей дрожали,
Тело смуглое горело,
Подошла любовь в упор.
Мы давно молились
счастью,
И бежав от глаз
блестящих,
От очей бежав станицы,
Слили вольные сердца.
Так друг к другу жаркой
страстью
Были кинуты мы в чащах,
Как летят друг к другу
птицы,
Все изведать до конца.
Вот он, трепет
настоящий,
Пенье крови, всем
родное,
На высотах небосклона
Мысли Божьего лица.
Солнца глаз, огнем
глядящий,
И в крылатой ласке двое,
Два парящих фаэтона,
Два горячие гонца.
НОВОЛУНЬЕ
Пальмы змеино мерцают в
ночи,
Новая светит победно
Луна,
Белые тянутся с неба
лучи,
В сердце размерно поет
тишина.
Тихо качаю златую мечту.
Нежность далекая, любишь
меня?
Тонкие струны из света
плету,
Сердце поет, все тобою
звеня.
Я отдалился за крайность
морей,
Смело доверился я
кораблю.
Слышишь ли, счастье,
душою своей,
Как я тебя бесконечно
люблю!
УПЛЫВАЕТ
КОРАБЛЬ
Уплывает корабль,
уплывает, восставая на дальней черте,
И прощально печаль мне
свевает, оставляя меня в темноте.
В полутьме, озаренной
по скатам и растущей из впадин холмов,
Он уплыл, осиянный
закатом, уходя до иных берегов.
Вот он срезан водой
вполовину. Вот уж мачты содвинулись вниз.
Вот уж мачты маячат
чуть зримо. С воскуреньями дыма слились.
Он уплыл. Он ушел. Не
вернется. Над вспененной я стыну волной.
Чем же сердце полночно
зажжется? Или мертвой ущербной Луной?
ТРОФÁ
Прощальный марш играют в
бесконечности,
Ты слышишь ли его?
Я слышу. Да. Прости, мои
беспечности.
Погасло торжество.
Ушел от нас в ликующей
багряности,
Нам радостный пожар.
Он скрылся там, без нас,
в безвестной пьяности
Влюбленно-алый шар.
И мы следим в седеющей
туманности,
Где сладко так «Люблю»,
Чтоб в верный путь не
впуталось нежданности
И нам, и кораблю.
ДУХ
ТРЕВОЖНЫЙ
Мной владеет жар
тревоги,
Он ведет мою мечту.
Люди медлят на пороге,
Я сверкаю на лету.
Мной владеет дух
тревожный,
Ранит, жалит, гонит
прочь.
Миг касанья – праздник
ложный,
Тут нельзя душе помочь.
Манит берег неизвестный,
Восхотевший досягнул: –
Мир широк был – стал он
тесный.
Замер Моря дальний гул.
В путь, моряк. В иные
страны.
Стань, глядящий, у руля.
Сказку ткут в морях
туманы.
Свежесть в скрипах
корабля.
Это я водил круженья
Финикийских кораблей,
И людские достиженья
Разбросал среди морей.
Скандинавские драконы,
Бороздившие моря,
Я, презревший все
законы,
Вел, как день ведет
заря.
Мной живут в Океании
Вырезные острова,
Мной живут пути морские,
Только мною жизнь жива.
ПРАЗДНИК
ВОСХОДА СОЛНЦА
1
Семь островов их, кроме Мангайи,
Чтó означает Покой,
Семь разноцветных
светятся Солнцу,
В синей лагуне морской.
В сине-зеленой, в
нежно-воздушной,
Семь поднялось островов.
Взрывом вулканов, грезой
кораллов,
Тихим решеньем веков.
Строят кораллы столько
мгновений,
Сколько найдешь их в мечте,
Мыслят вулканы, сколько
желают,
Копят огонь в темноте.
Строят кораллы, как
строятся мысли,
Смутной дружиной в уме.
В глубях пророчут, тихо
хохочут,
Медлят вулканы во тьме.
О, как ветвисты, молча
речисты,
Вьются кораллы в мечте.
О, как хохочут, жгут и
грохочут
Брызги огней в высоте.
Малые сонмы сделали
дело,
Жерла разрушили темь.
Силой содружной выстроен
остров,
Целый венец их, – их семь.
Семь островов их, кроме
Мангайи,
Что означает Покой.
Самый могучий из них –
Раротонга,
Западно-Южный Прибой.
Рядом – Уступчатый Сон,
Ауау,
Ставший Мангайей потом,
Сказкой Огня он отмечен
особо,
Строил здесь Пламень свой дом.
Литутаки есть Богом
ведомый,
Атиу – Старший из всех.
Мауки – Край Первожителя
Мира,
Край, где родился наш смех.
Лик Океана еще, Митиаро,
Мануай – Сборище птиц.
Семь в полнопевных
напевах прилива
Нежно-зеленых станиц.
Каждый тот остров –
двойной, потому что
Двое построили их,
Две их замыслили разные
силы,
В рифме сдвояется стих.
Тело у каждого острова
зримо,
Словно пропетое вслух,
С телом содружный, и с
телом раздельный,
Каждого острова дух.
Тело на зыбях, и Солнцем
согрето,
Духу колдует Луна,
В Крае живут Теневом
привиденья,
Скрытая это страна.
Тело означено именем
здешним,
Духам – свои имена,
Каждое имя чарует как
Солнце,
И ворожит как Луна.
Первый в Краю Привидений
есть Эхо,
И Равновесный – второй.
Третий – Гирлянда для
пляски с цветами,
Нежно-пахучнй извой.
Птичий затон – так
зовется четвертый,
Пятый – Игра в барабан,
Дух же шестой есть
Обширное войско,
К бою раскинутый стан.
Самый причудливый в
действии тайном,
Самый богатый – седьмой,
С именем – Лес попугаев
багряных,
В жизни он самый живой.
Семь этих духов, семь
привидений,
Бодрствуя, входят в семь тел.
Море покличет,
откликнется Эхо,
Запад и Юг загудел.
Все же уступчатый остров
Мангайя,
Слыша, как шепчет волна,
Светы качает в немом
равновесьи;
Мудрая в нем тишина.
Эхо проносится дальше,
тревожа
Нежно-пахучий извой,
Юные лики оделись
цветами,
В пляске живут круговой.
Пляска, ведомая богом
красивым,
Рушится в Птичий Затон,
Смехи, купанье, и всклики,
и пенье,
Клекот, и ласки, и стон.
В Море буруны, угрозные
струны,
Волны как вражеский стан.
Войско на войско, два
войска обширных,
Громко поет барабан.
Только в Лесу Попугаев
Багряных
Клик, переклик, пересмех.
Эхо на эхо, все стонет
от смеха,
Радость повторна для всех.
Только Мангайя в дремоте
безгласной
Сказке Огня предана.
Радостно свиты в ней
таинством Утра
Духов и тел имена.
2
Ключ и Море это – двое,
Хор и голос это – два.
Звук – один, но все
слова
В Море льются хоровое.
Хор запевает,
Голос молчит.
«Как Небеса распростертые,
Крылья раскинуты птиц
Предупреждающих.
В них воплощение бога.
Глянь: уж вторые ряды, уж четвертые.
Сколько летит верениц,
Грозно-блистающих.
Полчище птиц.
Кровью горит их дорога.
Каждый от страха дрожит, заглянув,
Длинный увидя их клюв».
Хор замолкает,
Голос поет.
«Клюв, этот клюв! Он изогнутый!
Я птица из дальней страны,
Избранница.
Предупредить прихожу,
Углем гляжу,
Вещие сны
Мной зажжены,
Длинный мой клюв и изогнутый.
Остерегись. Это – странница».
Хор запевает,
Голос молчит.
«Все мы избранники
Все мы избранницы,
Солнца мы данники,
Лунные странницы.
Клюв, он опасен у всех.
Волны грызут берега.
Счастье бежит в жемчуга.
Радость жемчужится в смех.
Лунный светильник, ты светишь Мангайе,
Утро с Звездой, ты ответишь Мангайе
Солнцем на каждый вопрос».
Хор замолкает,
Голос поет.
«Ветер по небу румяность пронес,
Встаньте все прямо,
Тайна ушла!
Черная яма
Ночи светла!
Лик обратите
К рождению дня!
Люди, глядите
На сказку Огня!»
Хор запевает,
Голос молчит.
«Шорохи крыл все сильней.
Птица, лети на Восток.
Птица, к Закату лети.
Воздух широк.
Все на пути.
Много путей.
Все собирайтесь сюда».
Хор замолкает,
Голос поет.
«Звезды летят. Я лечу. Я звезда.
Сердце вскипает.
Мысль не молчит».
Хор запевает,
Голос звучит.
«Светлые нити лучей все длиннее,
Гор крутоверхих стена все яснее.
Вот Небосклон
Солнцем пронзен.
В звездах еще вышина,
Нежен, хоть четок
Утренний вздох.
Медлит укрыться Луна.
Он еще кроток,
Яростный бог.
Солнце еще – точно край
Уж уходящего сна.
Сумрак, прощай.
Мчит глубина.
Спавший, проснись.
Мы улетаем, горя.
Глянь на высоты и вниз.
Солнце – как огненный шар.
Солнце – как страшный пожар.
Это – Заря».
АТОЛЛЫ
Атоллы зеленые,
Омытая утром росистым
гора,
В сне сказочном.
Атоллы-оазисы,
В лазурной – и нет – в
изумрудной воде,
Взнесенные.
Кораллы лазурные,
И белые-белые диво-леса,
Подводные.
Кораллы пурпурные,
Строители храмов
безвестных глубин,
Скрепители.
Атоллы-вещатели,
Связавшие тайность и
явность Земли,
В их разности.
Из бездны изведшие
Потонувших в глубинах на
вольную высь,
Для счастия.