ВЕНЧАЛЬНЫЙ
ЧАС
Как светлые невесты,
убрались все деревья.
Вон вишня, слива,
яблонь, их целые кочевья.
Среди невест брожу я, а
сердце млеет, рдеет.
Вдали, зажженный
Солнцем, испанский дрок желтеет.
И вот я наклоняюсь к
одной невесте, белой.
Красивую целую, влюбленный
и несмелый.
И пред другой
склоняюсь, учтивый как Испанец.
Медлительно целую
девический румянец.
И с ними я венчаюсь,
избрал любовь законом.
А шмель, звонарь
садовый, гудит протяжным звоном.
СОЛНЦЕ
Это Солнце вызывает все
растенья к высоте,
Их уча, что вот и
Солнцу к вышней хочется черте.
Златокрайностью пронзая
сон сцепляющих темнот,
Солнце всходит, мысль
златая, на лазурный небосвод.
На пути дугообразном
расцвечаясь в силе чар,
Солнце тайно разжигает
жизнетворческий пожар.
Зажигает состязанье,
быть различными маня,
Поелику в лике Солнца –
семицветный лик Огня.
Оттого у всех ответных
солнцесветных лепестков
Так различествует
сказка красок, запахов, и снов.
Влажный лютик,
нежность-роза дышат солнечной мечтой,
Это красная амфора и
бубенчик золотой.
Дева лилия и ландыш –
отраженья облаков,
Это – чаша причащенья,
пузыречки для духов.
Незабудка, глаз фиалки,
колокольчик, зверобой
Небу молятся, затем что
Солнце – в бездне голубой.
Образ змея, орхидея,
раскрывает страстный рот,
Ибо Солнцем кровь
согрета, поцелуй – души полет.
И еще, еще, и много
кругообрисов-цветов,
Ибо Солнце круг
свершило до закатных берегов.
Опустилось, исчезая, к
аметистовой черте,
Чтоб звездистые сирени
в ночь дышали темноте.
ВАНДИНЫ
Выплывая из топели,
Девы-Водницы, Вандины,
Проскользают хороводом,
Возле клена, под Луной.
Вьются нити из кудели,
Нежность тел белей холстины,
Небо синим смотрит сводом,
Над водой туман ночной.
В очи глянь. Дрожит
глубоко
В тех глазах изнеможенье,
Пали волосы на плечи,
Каждый волос – как струна,
Слышен звон, как бы далеко
Нарастающее пенье,
Удивительные речи,
Разомкнулась тишина.
Подходите, вейте нити,
В сердце Водниц – влага счастья,
Дух Вандины – словно воды,
Ярче тайный разговор.
В легкой пляске потоните
Свет узнайте соучастья,
Вовлекитесь в хороводы,
Хорошо на дне озер.
СВЕРШИЛОСЬ
Свершилось. За музыкой
взгляда
Тебя я, Сибилла, целую.
Бледнеешь. Ты в страхе?
Не надо.
Мы празднуем Вечность
живую.
Священны мои поцелуи,
Как луч на цветах
олеандра,
Священны, как вещие
струи
Идущего в вечность
Скамандра.
ПЧЕЛЕ
Журчат водометы,
В них капель полет.
Заветные соты
Лелеют свой мед.
Залит шестигранный
Чуть-чуточный жбан.
И пьяностью странной
Медвяно я пьян.
Мой месяц медовый,
Венчанье с душой.
Я новый, я новый,
О, пчелка, я твой.
МИРРА
Мне чудится, что ты, в
одежде духов света,
Витаешь где-то там,
высоко над Землей,
Перед тобой твоя лазурная
планета,
И алые вдали горят за
дымной мглой.
Ты вся была полна
любви невыразимой,
Неутоленности, как
Сафо оных дней, –
Не может с любящим
здесь слитным быть любимый,
И редки встречи душ
при встрече двух людей.
Но ты, певучая, с
устами-лепестками,
С глазами страстными,
в дрожащей мгле ресниц,
Как ты умела быть
нездешней между нами,
Давала ощущать
крылатость вольных птиц.
Любить в любви как ты,
так странно-отрешенно,
Смешав земную страсть
с сияньем сверхземным,
Лаская быть как ты,
быть любящим бездонно
Сумел бы лишь – сюда
сошедший – серафим.
Но на Земле живя, ты
Землю вся любила,
Не мертвой ты была, во
сне, хоть наяву.
Не в жизненных цепях
была живая сила,
Но возле губ дрожал
восторг: «Живу! Живу!»
И шествуя теперь, как
дух, в лазурных долах,
Волнуешь странно ты
глядящий хор теней,
Ты даже там идешь с
гирляндой роз веселых,
И алость губ твоих в
той мгле всего нежней.
ТОСКА
СТЕПЕЙ
(Полонянка степей Половецких)
Звук зурны звенит,
звенит, звенит, звенит,
Звон стеблей, ковыль, поет,
поет, поет,
Серп времен горит,
сквозь сон, горит, горит,
Слезный стон растет,
растет, растет, растет.
Даль степей, не миг, не
час, не день, не год,
Ширь степей, но нет, но
нет, но нет путей,
Тьма ночей, немой, немой
тот звездный свод,
Ровность дней, в них
зов, но чей, но чей, но чей?
Мать, отец, где все, где
все – семьи моей?
Сон весны – блеснул, но
спит, но спит, но спит,
Даль зовет, за ней, зовет,
за ней, за ней,
Звук зурны звенит,
звенит, звенит, звенит.
БЕЛИЗНА
От белизны снегов,
Далеких, нетающих,
От вышних облаков,
К Луне ускользающих,
От граней спящих гор,
С немыми вершинами,
От скованных озер,
Затянутых льдинами,
От чашечек цветков,
Бальзам над усильями,
От белых мотыльков,
С дрожащими крыльями,
Уйдя за горный склон.
Упавши снежинкою,
К тебе я устремлен,
Чуть зримой пушинкою,
К тебе я устремлен,
Как греза несмелая,
В девический твой сон,
О, нежная, белая.
ГОЛУБОЙ
СТИШОК
Василек во ржи,
Почему, скажи,
Меж колосьев золотых,
Голубой поешь ты стих?
Тут и там цветок,
Словно рифма строк,
Место верно заступая,
Светит рифма голубая.
Василек взглянул,
Мне шепнул – блеснул:
Каждый колос служит
хлебу,
Василечек – только Небу.
Василек был смел,
Голубел и пел:
Нива только мной богата,
Я – лазурь на море
злата.
СТРОЙНОСТЬ
ЛИНИЙ
Стройность линий и
гармонию
Я люблю.
Травы в нежном
благовонии
Окроплю.
Волны вышние эфирности
Я люблю.
Новолунности и пирности
В ласках длю.
Быть в весенней затененности
Я люблю.
Я влюблюсь в цветок
влюбленности,
И влюблю.
ЛЕБЯЖИЙ ПУХ
Таишь ты мысли, – но
даже вслух
Когда их молвишь, твои
слова
Как над волною лебяжий
пух,
Как под Луною
ковыль-трава.
В ТИХИХ ГОРНИЦАХ
Ты светишься всегда так
равномерно-ясно,
Но этот ровный свет не
оттого так тих,
Что сердце у тебя
безмолвствует безгласно,
А оттого, что в нем поет
бессмертный стих.
Его ты слышала в
младенческие зори,
Когда привязан был
челнок твой к кораблю,
Его ты слышала в
надмирном разговоре,
Когда я прошептал, и
услыхал, «Люблю».
И будешь ты гореть,
безгласная лампада,
Но не в безжизненном
тоскующих гробниц,
А в тихих горницах, где
сердце мыслить радо,
Что много ведало,
когда-то, нежных лиц.
И между них одно
взнеслось над мглой теченья,
Миг единения – навеки
был певуч,
И слово, полное
бессмертного значенья,
Все держит свой прямой
ненарушимый луч.
ЛИЛИЯ
Когда бы знала белая
лилия,
Что, цветя так истомно
над зеркалом струй,
Она вызывает безволие бессилия,
Лишь внушая жажду, не
давая поцелуй, –
Когда бы знала, как,
терзая и мучая,
Подвижные, влажные,
меняет зеркала,
Быть может, она бы, эта
греза певучая,
Над рекой не цвела.
ДВА ЦВЕТКА
Я взглянул, я с высокой
взглянул высоты,
Но меня не заметила ты.
Я далеко, на взгорьи
пустынном, стоял,
Твой цветок жизнеюный был – ал.
Я взглянул, из глубокой
взглянул глубины,
Ты была на свиданьях Весны.
До свиданий дойти я не
мог, не хотел,
Твой цветок был – загадочно-бел.
Я взглянул, я с тобою
стоял наравне,
Над затоном, с тоской о Весне,
И прильнув к лепесткам,
целовал я цветы,
Но меня не увидела ты.
А теперь – а теперь я
узнал два цветка,
В них сверкают любовь и тоска.
Я как в сказке заснул, с
пленной птицей в груди.
Пусть поет. Подожди. Не буди.
Я, ТЫ
– Куда ты его проводила?
Зачем ты с ним не пошла?
– Луна в село мне
светила,
Светила ему из села.
– Куда ж ты его
провожала?
– До околицы вместе шли.
Мне ночь цветами дышала,
Ему звездами вдали.
– А после? – Ночь
побелела.
На погосте рвала я
цветы.
Он пошел, усмехнулся
несмело.
Я – я, говорит, а ты –
ты.
ЛЕСНАЯ
Годами, ветрами
измятые сосны в сыпучести дюн Океана,
Текучие смолы, что
светят янтарно, с зарею, и поздно и рано.
Разгудистый колокол, в
хоры вошедший сосновых огромностей бора,
Волна перекатная шума
лесного, идущая мерно и скоро.
Струя полнопевная
крови, сокрытой в руке, что кладу я на руку,
Два сердца, столь
близкие, пляшут влюбленно, и ухо внимает их звуку.
Лазурный шатер над
смарагдами бора оделся в обрывную млечность,
Как сладостно быть
мне, родная, лесная, с тобою и миги, и Вечность.
ВЕСЕННИЕ
СОСНЫ
Какие стройные стволы
Воздушно-вознесенных
сосен.
В них чернь зеленой
полумглы
Давно перегоревших весен.
Но все, но все концы
ветвей
Хранят весенние побеги.
И свежий бархат их
светлей
В первично-изумрудной
неге.
А снизу – дышит изумруд
Росой обрызганного луга.
А дальше, в озере плывут
Два лебедя, любя друг
друга.
И лебединое крыло,
Крыла касаяся воздушно,
Велит тебе взглянуть
светло,
И полюбить меня
послушно.
СПОЛНА
Радостность ласки моей
Полною чашей испей.
Ласковость светлой любви
Сердцем сполна позови.
Каждый весенний цветок
В миг свой – лишь
скрытый намек.
В миг свой – он дышит
полней,
Влагу приняв до корней.
Каждый весенний цветок
В миг свой – пахуч и
глубок,
Взявши в себя полноту: –
Солнце, росу, и мечту.
В
ПОДВОДНОСТИ
– Я нимфа подводная,
Я дева свободная,
Я белая, льдяная – со
снегом и льдом,
Я нежно-румяная – в утре
золотом.
Вся – по прихоти я,
Вся – в себе, вся –
своя,
То горячая я, то
холодная,
Но всегда – как вода.
Я свободная.
– Ведомо мне. Ты меня
Отлучила
От родимых верховьев и
лазурного дня.
Потопляет свободная
сила.
Без земного огня,
Я с тобою в низинах, в
подводности,
В великой, в слепой, в
роковой однородности
Дней и ночей,
Без означенья
Парного их, там высоко,
теченья,
Без смены теней и лучей.
Ах, я ничей!
Ах, я свободный!
Отпусти меня к Солнцу и
к рабству скорей.
ДЫМКА
Не хочу я напевов, где
правильность звуков скована,
Хочу я напевностей тех,
где своеволит душа сполна.
Я струна.
Сестра я полночных
трав, шелестящими травами я зачарована.
Я как белая дымка
плыла,
За осоку задела,
Зацепилась несмело
За осоку болотную
белокурая мгла.
С камышом перебросилась
взглядом,
Покачнулся камыш, – с
тем, что зыбко, всегда он рядом:
«Я струна, –
Кто пришел, и куда
меня, этой ночью, звать?
Утонуть? Утопить? Меня
полюбить? Иль меня сорвать!» –
Покачнулся камыш, я его
обняла несмело,
И запела,
Будет нам теперь
колдовать
Шелестящая топь, и ночь,
и Луна,
Будет белая тайна нас
обвивать,
И тихонько, тихонько,
тихонько я буду скользить,
Чтобы выросла вплоть до
того вон лунного леса тонкая нить,
Как струна.
ВОЗВЕЩЕННАЯ
У высокого окна
Златоокая жена,
Золотая, золотая,
В осиянности очей,
Золотая, золотая,
В шелковистости лучей,
Устремленных Небесами,
И сплетенных Небесами
С золотыми волосами,
Чтоб дышалось горячей.
У высокого окна
Будет век стоять она,
Молодая, молодая,
Чтоб внизу была весна,
Золотая, золотая,
Как воздушный очерк сна,
Сон, который, раз
приснится,
В светлом взоре будет
длиться,
И вовеки не затмится,
Как века горит Луна.
МЕДВЯНКА
Луна золотая, как щит
золотой,
Луна золотая, как риза
из злата,
В пределах Востока горит
над водой,
Превыше последних
мерцаний Заката.
Медвяные росы растут.
Медвянка! Приди же! – Я
тут.
Цветок золотой, как Луна
золотая,
Цветок золотой, как
кружок золотой,
Тебе принесла я, он
дышит, блистая,
И сны, расцветая, плывут
чередой.
– Медвянка! Медвянка! О,
кто ты?
– Я та, кем восполнены
соты.
СЧЕТ
Счесть в лесу хотел я
сосны:
Сбился в пьяном духе смол.
Счесть с тобой хотел я весны:
Поцелуям счет не свел.
Счесть хотел цветочки
луга,
Кашки розовой полки.
Да взглянули друг на
друга,
В войске спутались значки.
Все лицо – в цветочной
пыли,
Мир горит, во мгле сквозя.
И обнявшись мы решили:
Ничего считать нельзя.
КАК ЖЕ?
1
Ни на мгновение огонь не
замолчит,
И бессиянным быть он не
умеет.
В нем сердолик текучий влит,
Сафир и зыбкий хризолит.
И он шуршит, и он горит,
И говорит, и говорит,
Рубинной песней пламенеет.
Так как же ты, огонь любя,
Надела траур на себя?
Гори нам, струйно-золотая,
Или сгори, и пой, сгорая.
2
Я горю. Говорю,
Что и я люблю зарю,
Сердолик я расцвечаю,
Отвечаю
Янтарю.
Но когда та звезда,
Чья настала череда,
Задрожит, – все небо слышит,
Ночью дышит
С ней вода.
И застыв, ветви ив,
Листья влагой расцветив,
Повторяют безглагольно:
Смерть безбольна,
Сон красив.
ЦВЕТЫ
Я подхожу – так вплоть –
к единственным цветам,
Которые цветут – для
всех, и одному.
Я сладостью дышу. Как
все. Но что же там?
Цветок цветет в огне,
зерно идет во тьму.
И снова изо тьмы змеится
ввысь росток.
Вот все запели гимн
бессмертию цветов.
Но кто же мне отдаст –
мой, бывший, мой цветок?
За этот мой цветок – я
все отдать готов.
СРЫВ
Есть в громах, рожденных
бурей,
Срывный звук.
В лете фурий, в ласках
гурий,
Есть красивость сжатых
рук.
Есть в глазах, любовь
таящих,
Дрожь ресниц.
Меж ветвей, в весенних
чащах
Есть любовный голос
птиц.
Есть в капризности
размера
Срыв струны.
Есть! Тебе, о, баядера,
Пляски-молнии даны.
ЦВЕТ ВЛАСТИ
Цвет власти – стебель
золотой
И голубой цветок.
Песнь Власти дышит
красотой
Сребристо-струнных
строк.
Смотри, Венера изошла
Из голубых глубин.
Ее волос златится мгла,
Ее уста – рубин.
Смотри, Венера изошла
Из нежно-синих вод.
Над ней Луна была
светла,
За ней пожар плывет.
Огонь златисто-желтолик,
Огонь румян и пьян.
Цвета поют, в них властный крик,
Расцвет нам в страсти дан.
Цвет Власти –
стебель-изумруд
И золотой цветок.
Цвета поют, вон там, вот
тут,
Миг страсти недалек.
Смешались все напевы строк,
Зарделись все цвета.
Тебя воздушный свет облек,
Ты та же и не та.
Песнь Власти –
сладостный намек
На нежно-алый цвет.
Я расцветил твой
лепесток,
Желанней счастья – нет.
ТАНЕЦ
Две их, две их, в вихре
танца, пронеслись передо мной.
Всплески пляски, огнь
румянца, сеть мантилии сквозной.
Рты гранатно
приоткрыты, зубы – жемчуг в два ряда,
Очи ярки, в очи влиты –
звезды, Небо, и вода.
Не простая, не речная,
а морская, синий вал,
В два вместился водоема,
и, блеснувши, задремал.
СОН НАЯВУ
В этих душных ночах, в
Итальянских ночах,
Вдруг крылатую взяв, я сжимаю тебя,
Утопивши глаза в
потемневших очах,
И терзая тебя – и любя – и любя.
Этих нежных ступней
ощутив красоту,
Поцелуй к ним прижал – восходил –
восходил,
И, напевность любви, я
узоры плету,
Сочетав поцелуй с воскуреньем кадил.
Мы узнали, что вот, это –
слитные мы,
Две красы – две осы – два касания трав,
И читая в очах звездный
сказ полутьмы,
Я пою про любовь двух расцветших купав.
Я ОТДАЛ
СЕБЯ
Я отдал себя, увидавши
дорогу.
Одной – поцелуй. И поэму
– другой.
Звездой промелькнул,
улетающей к Богу.
В ночи закурчавился
пеной морской.
Мне радостно было – быть
радостью нежной.
Там в сердце. Там в
сердце. И в этом. И в том.
И ласкою нежной, в
пустыне безбрежной,
Растаял… Развеян… Во всем…
И ни в чем…
ЗОЛОТАЯ
Вознеслась над Морем,
золотая,
Разлилась на Запад и
Восток,
Расцветила с края и до
края,
Засветила в сердце огонек.
Там на дне несохнущей
криницы,
В глубине, где все схороненó,
Как напев, зажгла огонь
зарницы,
И, сгорев, златым явила
дно.
МГЛА
Нимфея белая, нимфея
голубая,
Нимфея радуга, сернистый
цвет, заря,
Кроваво-звездная, и
туберозно-злая,
Мерцали, меж собой
дыханьем говоря.
Я слышал говор их над
этой бледной влагой,
И в сердце раненый,
внимательно молчал,
И многоцветною, многоименной
сагой
Дух лотоса, дыша, весь
воздух расцвечал.
Лились пахучие и
заревные звоны
Бегоний пламенных,
лиловых орхидей,
Томились пьяные в тумане
анемоны,
Все губы жадные
раскрылись для страстей.
И рододендроны, как
сонмы юбок фейных,
Призывно зыблились,
горячий рот маня,
И я застыл средь чар
нимфейных, многозмейных,
И пыль цветочная огнем
вошла в меня.