* * *
Свирель запела на мосту,
И яблони в цвету.
И ангел поднял в высоту
Звезду зеленую одну,
И стало дивно на мосту
Смотреть в такую
глубину,
В такую высоту.
Свирель поет: взошла
звезда,
Пастух, гони стада...
И под мостом поет вода:
Смотри, какие ·быстрины,
Оставь заботы навсегда,
Такой прозрачной глубины
Не видел никогда...
Такой глубокой тишины
Не слышал никогда...
Смотри, какие быстрины,
Когда ты видел эти
сны?..
22 мая 1908
* * *
Душа! Когда устанешь
верить?
Весна, весна! Она томна,
Как тайна приоткрытой
двери
В кумирню золотого
сна...
Едва, подругу покидая,
Ушел я в тишину и тень,
И вот опять – зовет
другая,
Другая вызывает день...
Но мглой весеннею повито
Все, что кипело здесь в
груди...
Не пой, не требуй,
Маргарита,
В мое ты сердце не гляди...
26 марта 1908
* * *
И я любил. И я изведал
Безумный хмель любовных
мук,
И пораженья, и победы,
И имя: враг; и слово: друг.
Их было много... Что я
знаю?
Воспоминанья, тени
сна...
Я только странно
повторяю
Их золотые имена.
Их было много. Но одною
Чертой соединил их я,
Одной безумной красотою,
Чье имя: страсть и жизнь
моя.
И страсти таинство
свершая,
И поднимаясь над землей,
Я видел, как идет другая
На ложе страсти
роковой...
И те же ласки, те же
речи,
Постылый трепет жадных
уст,
И примелькавшиеся
плечи...
Нет! Мир бесстрастен,
чист и пуст!
И, наполняя грудь
весельем,
С вершины самых снежных
скал
Я шлю лавину тем
ущельям,
Где я любил и целовал!
30 марта 1908
* * *
Вл. Пясту
Май жестокий с белыми
ночами!
Вечный стук в ворота:
выходи!
Голубая дымка за
плечами,
Неизвестность, гибель
впереди!
Женщины с безумными
очами,
С вечно смятой розой на
груди! –
Пробудись! Пронзи меня
мечами,
От страстей моих
освободи!
Хорошо в лугу широким
кругом
В хороводе пламенном
пройти,
Пить вино, смеяться с милым
другом
И венки узорные плести,
Раздарить цветы чужим
подругам,
Страстью, грустью,
счастьем изойти, –
Но достойней за тяжелым
плугом
В свежих росах поутру
идти!
28 мая 1908
ТРИ
ПОСЛАНИЯ
В.
1
Все помнит о весле
вздыхающем
Мое блаженное плечо...
Под этим взором
убегающим
Не мог я вспомнить ни о
чем...
Твои движения несмелые,
Неверный поворот руля...
И уходящий в ночи белые
Неверный призрак
корабля...
И в ясном море утопающий
Печальный стан рыбачьих
шхун...
И в золоте восходном
тающий
Бесцельный путь,
бесцельный вьюн...
28 мая 1908
2
Черный ворон в сумраке
снежном,
Черный бархат на смуглых
плечах.
Томный голос пением
нежным
Мне поет о южных ночах.
В легком сердце –
страсть и беспечность,
Словно с моря мне подан
знак.
Над бездонным провалом в
вечность,
Задыхаясь, летит рысак.
Снежный ветер, твое
дыханье,
Опьяненные губы мои...
Валентина, звезда,
мечтанье!
Как поют твои соловьи...
Страшный мир! Он для
сердца тесен!
В нем – твоих поцелуев
бред,
Темный морок цыганских
песен,
Торопливый полет комет!
Февраль 1910
3
Знаю я твое льстивое
имя,
Черный бархат и губы в
огне,
Но стоит за плечами
твоими
Иногда неизвестное мне.
И ложится упорная
гневность
У меня меж бровей на
челе:
Она жжет меня, черная
ревность
По твоей незнакомой
земле.
И готовый на новые муки,
Вспоминаю те вьюги,
снега,
Твои дикие слабые руки,
Бормотаний твоих
жемчуга.
18 ноября 1910
ВСТРЕЧНОЙ
Я только рыцарь и поэт,
Потомок северного
скальда.
А муж твой носит томик
Уайльда,
Шотландский плэд,
цветной жилет...
Твой муж – презрительный
эстет.
Не потому ль насмешлив
он,
Что подозрителен без
меры?
Следит, кому отдашь
поклон...
А я... что мне его
химеры!
Сегодня я в тебя
влюблен!
Ты вероломством, лестью,
ложью,
Как ризами, облечена...
Скажи мне, верная жена,
Дрожала ль ты заветной
дрожью,
Была ли тайно влюблена?
И неужели этот сонный,
Ревнивый и смешной
супруг
Шептал тебе: поедем,
друг...
Тебя закутав в плэд
зеленый
От зимних петербургских
вьюг?
И неужели после бала
Твой не лукавил томный
взгляд,
Когда воздушный свой
наряд
Ты с плеч покатых
опускала,
Изведав танца легкий яд?
2 июня 1908
МЭРИ
1
Опять у этой двери
Оставила коня
И пухом светлых перий
Овеяла меня,
И профиль прежней Мэри
Горит на склоне дня.
Опять затепли свечи,
Укрась мое жилье,
Пусть будут те же речи
Про вольное житье,
Твои высокие плечи,
Безумие мое!
Последней страсти
ярость,
В тебе величье есть:
Стучащаяся старость
И близкой смерти
весть...
О, зрелой страсти
ярость,
Тебя не перенесть!
2
Жениха к последней двери
Проводив,
О негаданной потере
Погрустив,
Встала Мэри у порога,
Грустно смотрит на
дорогу,
Звезды ранние зажглись,
Мэри смотрит ввысь.
Вон о той звезде
далекой,
Мэри, спой.
Спой о жизни одиноко
Прожитой...
Спой о том, что не
свершил он,
Для чего от нас спешил
он
В незнакомый, тихий
край,
В песнях, Мэри,
вспоминай...
Тихо пой у старой двери,
Нежной песне мы поверим,
Погрустим с тобою, Мэри.
3
Косы Мэри распущены,
Руки опущены,
Слезы уронены,
Мечты похоронены.
И рассыпалась грусть
Жемчугами...
Мы о Мэри твердим
наизусть
Золотыми стихами...
Мы о Мэри грустим и
поем, –
А вверху, в водоеме
Твоем,
Тихий Господи,
И не счесть светлых рос,
Не заплесть желтых кос
Тучки утренней.
17 июля 1908
* * *
Усните блаженно,
заморские гости, усните,
Забудьте, что в клетке,
где бьемся, темней и темнее...
Что падают звезды, чертя
серебристые нити,
Что пляшут в стакане
вина золотистые змеи...
Когда эти нити соткутся
в блестящую сетку
И винные змеи сплетутся
в одну бесконечность,
Поднимут, закрутят и бросят
ненужную клетку
В бездонную пропасть, в
какую-то синюю вечность.
30 июля 1908
* * *
Я пригвожден к
трактирной стойке.
Я пьян давно. Мне все –
равно.
Вон счастие мое – на
тройке
В сребристый дым
унесено...
Летит на тройке,
потонуло
В снегу времен, в дали
веков...
И только душу
захлестнуло
Сребристой мглой из-под
подков...
В глухую темень искры
мечет,
От искр всю ночь, всю
ночь светло...
Бубенчик под дугой
лепечет
О том, что счастие
прошло...
И только сбруя золотая
Всю ночь видна... Всю
ночь слышна...
А ты, душа... душа
глухая...
Пьяным пьяна... пьяным
пьяна...
26 октября 1908
* * *
Не затем величал я себя
паладином,
Не затем ведь и ты
приходила ко мне,
Чтобы только рыдать над
потухшим камином,
Чтобы только плясать при
умершем огне!
Или счастие вправду
неверно и быстро?
Или вправду я слаб уже,
болен и стар?
Нет! В золе еще бродят
последние искры,
Есть огонь, чтобы
вспыхнул пожар!
30 декабря 1908
* * *
Часовая стрелка близится
к полночи.
Светлою волною
всколыхнулись свечи.
Темною волною
всколыхнулись думы.
С Новым Годом, сердце! Я
люблю вас тайно,
Вечера глухие, улицы
немые.
Я люблю вас тайно,
темная подруга
Юности порочной, жизни
догоревшей.
4 ноября 1908
* * *
Старинные розы
Несу, одинок,
В снега и в морозы,
И путь мой далек.
И той же тропою,
С мечом на плече,
Идет он за мною
В туманном плаще.
Идет он и знает,
Что снег уже смят,
Что там догорает
Последний закат,
Что нет мне исхода
Всю ночь напролет,
Что больше свобода
За мной не пойдет.
И где, запоздалый,
Сыщу я ночлег?
Лишь розы на талый
Падают снег,
Лишь слезы на алый
Падают снег.
Тоскуя смертельно,
Помочь не могу.
Он розы бесцельно
Затопчет в снегу.
4 ноября 1908
* * *
Уже над морем вечереет,
Уж ты мечтой меня
томишь,
И с полуночи ветер веет
Через неласковый камыш.
Огни на мачтах зажигая,
Уходят в море корабли,
А ты, ночная, ты,
земная,
Опять уносишь от земли.
Ты вся пленительна и
лжива,
Вся – в отступающих
огнях,
Во мгле вечернего
залива,
В легко-туманных
пеленах.
Позволь и мне огонь
прибрежный
Тебе навстречу развести,
В венок страстной и
неизбежный –
Цветок влюбленности
вплести...
Обетование неложно:
Передо мною – ты опять.
Душе влюбленной
невозможно
О сладкой смерти не
мечтать.
24 ноября 1908
* * *
Все б тебе желать
веселья,
Сердце, золото мое!
От похмелья до похмелья,
От приволья вновь к
приволью –
Беспечальное житье!
Но низка земная келья,
Бледно золото твое!
В час разгульного
веселья
Вдруг намашет страстной
болью,
Черным крыльем воронье!
Все размучен я тобою,
Подколодная змея!
Синечерною косою
Мила друга оплетая,
Ты моя и не моя!
Ты со мной и не со мною
–
Рвешься в дальние края!
Оплетешь меня косою
И услышишь, замирая,
Мертвый окрик воронья!
7 декабря 1908
* * *
Я не звал тебя – сама ты
Подошла.
Каждый вечер – запах
мяты,
Месяц узкий и щербатый,
Тишь и мгла.
Словно месяц встал из
далей,
Ты пришла
В ткани легкой, без
сандалий,
За плечами трепетали
Два крыла.
На траве, едва примятой,
Легкий след.
Свежий запах дикой мяты,
Неживой, голубоватый
Ночи свет.
И живу с тобою рядом,
Как во сне.
И живу под бледным
взглядом
Долгой ночи,
Словно месяц там, над
садом,
Смотрит в очи
Тишине.
7 декабря 1908
* * *
Грустя и плача и смеясь,
Звенят ручьи моих стихов
У ног твоих,
И каждый стих
Бежит, плетет живую
вязь,
Своих не зная берегов.
Но сквозь хрустальные
струи
Ты далека мне, как
была...
Поют и плачут
хрустали...
Как мне создать черты
твои,
Чтоб ты прийти ко мне
могла
Из очарованной дали?
8 декабря 1908
* * *
Опустись, занавеска
линялая,
На больные герани мои.
Сгинь, цыганская жизнь
небывалая,
Погаси, сомкни очи твои!
Ты ли, жизнь, мою
горницу скудную
Убирала степным ковылем!
Ты ли, жизнь, мою сонь
непробудную
Зеленым отравляла вином!
Как цыганка, платками
узорными
Расстилалася ты предо
мной,
Ой ли косами
иссиня-черными,
Ой ли бурей страстей
огневой!
Что рыдалось мне в
шепоте, в зáбытьи,
Неземные ль какие слова?
Сам не свой только был
я, без памяти,
И ходила кругом
голова...
Спалена моя степь, трава
свалена,
Ни огня, ни звезды, ни
пути...
И кого целовал – не моя
вина,
Ты, кому обещался, –
прости...
30 декабря 1908
* * *
Мой милый, будь смелым
И будешь со мной.
Я вишеньем белым
Качнусь над тобой.
Зеленой звездою
С востока блесну,
Студеной волною
На панцырь плесну,
Русалкою вольной
Явлюсь над ручьем,
Нам вольно, нам больно,
Нам сладко вдвоем.
Нам в темные ночи
Легко умереть
И в мертвые очи
Друг другу глядеть.
1 января 1909
* * *
Не венчал мою голову
траурный лавр
В эти годы пиров и
скорбей.
Праздный слух был
исполнен громами литавр,
Сердце – музыкой буйных
страстей.
Светлой ангельской лжи
не знавал я отрав,
Не бродил средь
божественных чащ.
Сон мой длился века, все
виденья собрав
В свой широкий,
полунощный плащ.
И когда вам мерцает
обманчивый свет,
Знайте – вновь он
совьется во тьму.
Беззакатного дня,
легковерные, нет.
Я ночного плаща не
сниму.
19 января 1909
* * *
Покойник спать ложится
На белую постель.
В окне легко кружится
Спокойная метель.
Пуховым ветром мчится
На снежную постель.
Снежинок легкий пух
Куда летит, куда?
Прошли, прошли года,
Прости, бессмертный дух,
Мятежный взор и слух!
Настало никогда...
И отдых, милый отдых
Легко прильнул ко мне.
И воздух, вольный воздух
Вздохнул на простыне.
Прости, крылатый дух!
Лети, бессмертный пух!
3 февраля 1909
* * *
Уж вечер светлой полосою
На хладных рельсах
догорал.
Ты, стройная, с тугой
косою
Прошла по черным пятнам
шпал.
Твой быстрый взор огнем
докучным
Меня обжег и ослепил.
Мгновенье... громом
однозвучным
Нас черный поезд
разделил...
Когда же чуть дрожащим
звоном
Пропели рельсы: не
забудь,
И семафор огнем зеленым
Мне указал свободный
путь, –
Уж ты далеко уходила,
Уже теряла цвет трава...
Там пыль взвилась, там
ночь вступила
В свои туманные права...
Тревожный свист и клубы
дыма
За поворотом на горе...
Напрасный миг,
проплывший мимо...
Огонь зеленый на заре.
1 марта 1909
* * *
Здесь в сумерки в конце зимы
Она да я – лишь две
души.
«Останься, дай посмотрим
мы,
Как месяц канет в
камыши».
Но в легком свисте
камыша,
Под налетевшим ветерком,
Прозрачным синеньким
ледком
Подернулась ее душа...
Ушла – и нет другой
души,
Иду, мурлычу:
тра-ля-ля...
Остались: месяц, камыши,
Да горький запах
миндаля.
27 марта 1909
ЧЕРЕЗ
ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ
К. М. С.
1
Все та же озернáя гладь,
Все так же каплет соль с
градирен.
Теперь, когда ты стар и
мирен,
О чем волнуешься опять?
Иль первой страсти юный
гений
Еще с душой неразлучен,
И ты навеки обручен
Той давней, незабвенной
тени?
Ты позови – она придет:
Мелькнет, как прежде,
профиль важный,
И голос,
вкрадчиво-протяжный,
Слова бывалые шепнет.
Июнь 1909
2
В темном парке под
ольхой
В час полуночи глухой
Белый лебедь от весла
Спрятал голову в крыла.
Весь я – память, весь я
– слух,
Ты со мной, печальный
дух,
Знаю, вижу – вот твой
след,
Смытый бурей стольких
лет.
В тенях траурной ольхи
Сладко дышат мне духи,
В листьях матовых шурша,
Шелестит еще душа,
Но за бурей страстных
лет –
Все, как призрак, все,
как бред,
Все, что было, все
прошло,
В прудовой туман ушло.
Июнь 1909
3
Когда мучительно
восстали
Передо мной дела и дни,
И сном глубоким от
печали
Забылся я в лесной тени,
–
Не знал я, что в лесу девичьем
Проходит память прежних
дней,
И, пробудясь в игре
теней,
Услышал ясно в пеньи
птичьем:
«Внимай страстям, и
верь, и верь,
Зови их всеми голосами,
Стучись полночными
часами
В блаженства замкнутую
дверь!»
Июнь 1909
4
Синеокая, Бог тебя
создал такой.
Гений первой любви надо
мной,
Встал он тихий, дождями
омытый,
Запевает осой ядовитой,
Разметает он прошлого
след,
Ему легкого имени нет,
Вижу снова я тонкие
руки,
Снова слышу гортанные
звуки,
И в глубокую глаз синеву
Погружаюсь опять наяву.
1897-1909
Bad Nauheim
5
Бывают тихие минуты:
Узор морозный на стекле;
Мечта невольно льнет к
чему-то,
Скучая в комнатном
тепле...
И вдруг – туман сырого
сада,
Железный мост через
ручей,
Вся в розах серая
ограда,
И синий, синий плен
очей...
О чем-то шепчущие струи,
Кружащаяся голова...
Твои, хохлушка, поцелуи,
Твои гортанные слова...
Июнь 1909
6
В тихий вечер мы
встречались
(Сердце помнит эти сны).
Дерева едва венчались
Первой зеленью весны.
Ясным заревом алея,
Уводила вдоль пруда
Эта узкая аллея
В сны и тени навсегда.
Эта юность, эта нежность
–
Что для нас она была?
Всех стихов моих
мятежность
Не она ли создала?
Сердце занято мечтами,
Сердце помнит долгий
срок,
Поздний вечер над
прудами,
Раздушенный ваш платок.
23 марта 1910
Елагин остров
7
Уже померкла ясность
взора,
И скрипка под смычок
легла,
И злая воля дирижера
По арфам ветер
пронесла...
Твой очерк страстный,
очерк дымный
Сквозь сумрак ложи плыл
ко мне.
И тенор пел на сцене
гимны
Безумным скрипкам и
весне...
Когда внезапно вздох недальный,
Домчавшись, кровь
оледенил,
И кто-то бедный и
печальный
Мне к сердцу руку
прислонил...
Когда в гаданьи, еле
зримый,
Встал предо мной, как
редкий дым,
Тот призрак, тот
непобедимый...
И арфы спели: улетим.
Март 1910
8
Все, что память сберечь мне
старается,
Пропадает в безумных
годах,
Но горящим зигзагом
взвивается
Эта повесть в ночных
небесах.
Жизнь давно сожжена и
рассказана,
Только первая снится
любовь,
Как бесценный ларец
перевязана
Накрест лентою алой, как
кровь.
И когда в тишине моей горницы
Под лампадой томлюсь от
обид,
Синий призрак умершей
любовницы
Над кадилом мечтаний
сквозит.
23 марта 1910
УТРО В
МОСКВЕ
Упоительно встать в
ранний час,
Легкий след на песке
увидать.
Упоительно вспомнить
тебя,
Что со мною ты, прелесть
моя.
Я люблю тебя, панна моя,
Беззаботная юность моя.
И прозрачная нежность
Кремля
В это утро, как прелесть
твоя.
Июль 1909
* * *
Как прощались, страстно
клялись
В верности любви...
Вместе Таин приобщались,
Пели соловьи...
Взял гитару на прощанье
И у струн исторг
Все признанья, обещанья,
Всей души восторг...
Да тоска заполонила,
Порвалась струна...
Не звала б, да не манила
Дальня сторона!
Вспоминай же, ради Бога,
Вспоминай меня,
Как седой туман из лога
Встанет до плетня...
5 сентября 1909
* * *
Все на земле умрет – и
мать, и младость,
Жена изменит и покинет
друг.
Но ты учись вкушать иную
сладость,
Глядясь в холодный и
полярный круг.
Бери свой челн, плыви на
дальний полюс
В стенах из льда – и
тихо забывай,
Как там любили, гибли и
боролись...
И забывай страстей
бывалый край.
И к вздрагиваньям
медленного хлада
Усталую ты душу приучи,
Чтоб было здесь ей ничего не надо,
Когда оттуда ринутся лучи.
7 сентября 1909
НА СМЕРТЬ
КОММИССАРЖЕВСКОЙ
Пришла порою полуночной
На крайний полюс, в
мертвый край.
Не верили. Не ждали.
Точно
Не таял снег, не веял
май.
Не верили. А голос юный
Нам пел и плакал о
весне,
Как будто ветер тронул
струны
Там, в незнакомой
вышине,
Как будто отступили
зимы,
И буря твердь разорвала,
И струнно плачут
серафимы,
Над миром расплескав
крыла...
Но было тихо в нашем
склепе,
И полюс – в хладном
серебре.
Ушла. От всех
великолепий –
Вот только: крылья на
заре.
Что в ней рыдало? Что
боролось?
Чего она ждала от нас?
Не знаем. Умер вешний
голос,
Погасли звезды синих
глаз.
Да, слепы люди, низки
тучи...
И где нам ведать
торжества?
Залег здесь камень
бел-горючий,
Растет у ног
плакун-трава...
Так спи, измученная
славой,
Любовью, жизнью,
клеветой...
Теперь ты с нею – с
величавой,
С несбыточной твоей
мечтой.
А мы – что мы на этой тризне?
Что можем знать, чему
помочь?
Пускай хоть смерть
понятней жизни,
Хоть погребальный факел
– в ночь...
Пускай хоть в небе –
Вера с нами.
Смотри сквозь тучи: там
она –
Развернутое ветром
знамя,
Обетованная весна.
Февраль 1910
ГОЛОСА
СКРИПОК
Евг. Иванову
Из длинных трав встает
луна
Щитом краснеющим героя,
И буйной музыки волна
Плеснула в море заревое.
Зачем же в ясный час
торжеств
Ты злишься, мой смычок
визгливый,
Врываясь в мировой
оркестр
Отдельной песней
торопливой?
Учись вниманью длинных трав,
Разлейся в море зорь
бесцельных,
Протяжный голос свой
послав
В отчизну скрипок
запредельных.
Февраль 1910
НА ПАСХЕ
В сапогах бутылками,
Квасом припомажен,
С новою гармоникой
Стоит под крыльцом.
На крыльце вертлявая,
Фартучек с кружевцом,
Каблучки постукивают,
Румяная лицом.
Ангел мой, барышня,
Что же ты смеешься,
Ангел мой, барышня,
Дай поцеловать!
Вот еще, стану я,
Мужик неумытый,
Стану я, беленькая,
Тебя целовать!
18 апреля 1910 – май 1914
* * *
Когда-то гордый и
надменный,
Теперь с цыганкой я в
раю,
И вот – прошу ее
смиренно:
«Спляши, цыганка, жизнь
мою».
И долго длится пляс
ужасный,
И жизнь проходит предо
мной
Безумной, сонной и
прекрасной
И отвратительной
мечтой...
То кружится, закинув
руки,
То поползет змеей, – и
вдруг
Вся замерла в истоме
скуки.
И бубен падает из рук...
О, как я был богат
когда-то,
Да все – не стоит
пятака:
Вражда, любовь, молва и
злато,
А пуще – смертная тоска.
11 июля 1910
* * *
Где отдается в длинных
залах
Безумных троек тихий
лет.
Где вина теплятся в
бокалах, –
Там возникает хоровод.
Шурша, звеня, виясь,
белея,
Идут по медленным
кругам;
И скрипки, тая и слабея,
Сдаются бешеным смычкам.
Одна выходит прочь из
круга,
Простерши руку в
полумглу;
Избрав назначенного
друга,
Цветок роняет на полу.
Не поднимай цветка: в
нем сладость
Забвенья всех прошедших
дней,
И вся неистовая радость
Грядущей гибели твоей!..
Там все – игра огня и
рока,
И только в горький час
обид
Из невозвратного далека
Печальный Ангел
просквозит...
19 июля 1910
* * *
Сегодня ты на тройке
звонкой
Летишь, богач, гусар,
поэт,
И каждый, проходя
сторонкой,
Завистливо посмотрит
вслед...
Но жизнь – проезжая
дорога,
Неладно, жутко на душе:
Здесь всякой праздной
голи много
Остаться хочет в
барыше...
Ямщик – будь он в
поддевке темной
С пером павлиньим
напоказ,
Будь он мечтой поэта
скромной, –
Не упускай его из
глаз...
Задремлешь – и тебя в
дремоте
Он острым полоснет
клинком,
Иль на безлюдном
повороте
К версте прикрутит
кушаком,
И в час, когда изменит
воля,
Тебе мигнет издалека
В кусте темнеющего поля
Лишь бедный светик
светляка...
6 августа 1910
* * *
В неуверенном, зыбком
полете
Ты над бездной взвился и
повис.
Что-то древнее есть в
повороте
Мертвых крыльев,
подогнутых вниз.
Как ты можешь летать и
кружиться
Без любви, без души, без
лица?
О, стальная,
бесстрастная птица,
Чем ты можешь прославить
Творца?
В серых сферах летай и
скитайся,
Пусть оркестр на трибуне
гремит,
Но под легкую музыку
вальса
Остановится сердце – и
винт.
Ноябрь 1910
* * *
Без слова мысль,
волненье без названья,
Какой ты шлешь мне знак,
Вдруг взбороздив
мгновенной молньей знанья
Глухой декабрьский мрак?
Все призрак здесь – и
праздность, и забота,
И горькие года...
Что б ни было, – ты
помни, вспомни что-то,
Душа... (когда? когда?)
Что б ни было, всю ложь,
всю мудрость века,
Душа, забудь, оставь...
Снам бытия ты предпочла
отвека
Несбыточную явь...
Чтобы сквозь сны
бытийственных метаний,
Сбивающих с пути,
Со знаньем несказанных
очертаний,
Как с факелом, пройти.
Декабрь 1911
* * *
Ветр налетит, завоет
снег,
И в памяти на миг
возникнет
Тот край, тот отдаленный
брег...
Но цвет увял, под снегом
никнет...
И шелестят травой сухой
Мои старинные болезни...
И ночь. И в ночь –
тропой глухой
Иду к прикрытой снегом бездне...
Ночь, лес и снег. И я
несу
Постылый груз
воспоминаний...
Вдруг – малый домик на
поляне,
И девочка поет в лесу.
6 января 1912
* * *
Борису Садовскому
Шар раскаленный, золотой
Пошлет в пространство
луч огромный,
И длинный конус тени
темной
В пространство бросит
шар другой.
Таков наш безначальный
мир.
Сей конус – наша ночь
земная.
За ней – опять, опять
эфир
Планета плавит
золотая...
И мне страшны, любовь
моя,
Твои сияющие очи:
Ужасней дня, страшнее
ночи
Сияние небытия.
6 января 1912
* * *
Сквозь серый дым от краю
и до краю
Багряный свет
Зовет, зовет к
неслыханному раю,
Но рая – нет.
О чем в сей мгле
безумной, красно-серой,
Колокола,
О чем гласят с
несбыточною верой?
Ведь мгла – все мгла.
И чем он громче спорит с
мглою будней,
Сей праздный звон,
Тем кажется железней,
непробудней
Мой мертвый сон.
30 апреля 1912
* * *
Есть минуты, когда не
тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на плечи руки
положит,
Кто-то ясно заглянет в
глаза...
И мгновенно житейское
канет,
Словно в темную пропасть
без дна...
И над пропастью медленно
встанет
Семицветной дугой
тишина...
И напев заглушенный и
юный
В затаенной затронет
тиши
Усыпленные жизнию струны
Напряженной, как арфа,
души.
Июль 1912
* * *
Болотистым, пустынным
лугом
Летим. Одни.
Вон, точно карты,
полукругом
Расходятся огни.
Гадай, дитя, по картам
ночи,
Где твой маяк...
Еще смелей нам хлынет в
очи
Неотвратимый мрак.
Он морем ночью замкнут –
дальный
Простор лугов!
И запах горький и
печальный
Туманов и духов,
И кольца сквозь перчатки
тонкой,
И строгий вид,
И это над пустыней
звонкой
От цоканья копыт –
Все говорит о
беспредельном.
Все хочет нам помочь,
Как этот мир, лететь
бесцельно
В сияющую ночь!
Октябрь 1912
ИСПАНКЕ
Не лукавь же, себе
признаваясь,
Что на миг ты был полон
одной,
Той, что встала тогда,
задыхаясь,
Перед редкой и сытой
толпой...
Что была, как печаль,
величава
И безумна, как только
печаль...
Заревая Господняя слава
Исполняла священную
шаль...
И в бедро уперлася
рукою,
И каблук застучал по
мосткам,
Разноцветные ленты рекою
Буйно хлынули к белым
чулкам...
Но, средь танца
волшебств и наитий,
Высоко занесенной рукой
Разрывала незримые нити
Между редкой толпой и
собой,
Чтоб неведомый северу
танец,
Крик Handá и язык кастаньет
Понял только влюбленный
испанец
Или видевший Бога поэт.
Октябрь 1912
* * *
В небе – день, всех
ночей суеверней,
Сам не знает, он – ночь
или день.
На лице у подруги
вечерней
Золотится неясная тень.
Но рыбак эти сонные
струи
Не будил еще взмахом
весла...
Огневые ее поцелуи
Говорят мне, что ночь –
не прошла...
Легкий ветер повеял нам
в очи...
Если можешь, костер
потуши!
Потуши в сумасшедшие
ночи
Распылавшийся уголь
души!
Октябрь 1912
* * *
В сыром ночном тумане
Все лес, да лес, да
лес...
В глухом сыром бурьяне
Огонь блеснул – исчез...
Опять блеснул в тумане,
И показалось мне:
Изба, окно, герани
Алеют на окне...
В сыром ночном тумане
На красный блеск огня,
На алые герани
Направил я коня.
И вижу: в свете красном
Изба в бурьян вросла,
Неведомо несчастным
Быльем поросла...
И сладко в очи глянул
Неведомый огонь,
И над бурьяном прянул
Испуганный мой конь...
«О, друг, здесь цел не
будешь,
Скорей отсюда прочь!
Доедешь – все забудешь,
Забудешь – канешь в
ночь!
В тумане, да в бурьяне,
Гляди, – продашь Христа
За жадные герани,
За алые уста!»
Декабрь 1912
СЕДОЕ УТРО
Утро
туманное, утро седое...
Тургенев
Утреет. С Богом! По
домам!
Позвякивают колокольцы.
Ты хладно жмешь к моим
губам
Свои серебряные кольцы,
И я – который раз подряд
–
Целую кольцы, а не
руки...
В плече, откинутом
назад, –
Задор свободы и разлуки,
Но, еле видная за мглой,
За дождевою, за
докучной...
И взгляд, как уголь под
золой,
И голос утренний и
скучный...
Нет, жизнь и счастье до
утра
Я находил не в этом
взгляде!
Не этот голос пел вчера
С гитарой вместе на
эстраде!..
Как мальчик, шаркнула;
поклон
Отвешивает... «До
свиданья...»
И звякнул о браслет
жетон
(Какое-то
воспоминанье)...
Я, молча, на нее гляжу,
Сжимаю пальцы ей до
боли...
Ведь нам уж не
встречаться боле...
Что ж на прощанье ей
скажу?..
«Прощай, возьми еще
колечко.
Оденешь рученьку свою
И смуглое свое сердечко
В серебряную чешую...
Лети, как пролетала,
тая,
Ночь огневая, ночь
былая...
Ты, время, память
притуши,
А путь снежком
запороши».
29 ноября 1913
* * *
Есть времена, есть дни,
когда
Ворвется в сердце ветер
снежный,
И не спасет ни голос
нежный,
Ни безмятежный час
труда...
Испуганной и дикой
птицей
Летишь ты, но заря – в
крови...
Тоскою, страстью, огневицей
Идет безумие любви...
Полсердца – туча
грозовая,
Под ней – все глушь, все
немота,
И эта – прежняя, простая
–
Уже другая, уж не та...
Темно, и весело, и
душно,
И, задыхаясь, не дыша,
Уже во всем другой
послушна
Доселе гордая душа!
22 ноября 1913
* * *
Я вижу блеск, забытый
мной,
Я различаю на мгновенье
За скрипками – иное
пенье,
Тот голос низкий и
грудной,
Каким ответила подруга
На первую любовь мою.
Его доныне узнаю
В те дни, когда бушует
вьюга,
Когда былое без следа
Прошло, и лишь чужие страсти
Напоминают иногда,
Напоминают мне – о
счастьи.
12 декабря 1913
* * *
Ты говоришь, что я
дремлю,
Ты унизительно хохочешь.
И ты меня заставить
хочешь
Сто раз произнести: люблю.
Твой южный голос томен.
Стан
Напоминает стан газели,
А я пришел к тебе из
стран,
Где вечный снег и вой
метели.
Мне странен вальса
легкий звон
И душный облак над
тобою.
Ты для меня – прекрасный
сон,
Сквозящий пылью
снеговою...
И я боюсь тебя назвать
По имени. Зачем мне имя?
Дай мне тревожно
созерцать
Очами жадными моими
Твой южный блеск,
забытый мной,
Напоминающий напрасно
День улетевший, день
прекрасный,
Убитый ночью снеговой.
12 декабря 1913
* * *
Ваш взгляд – его мне
подстеречь...
Но уклоняете вы
взгляды...
Да! Взглядом – вы
боитесь сжечь
Меж нами вставшие преграды!
Когда же отойду под сень
Колонны мраморной
угрюмо,
И пожирающая дума
Мне на лицо нагонит
тень,
Тогда – угрюмому
скитальцу
Вослед скользнет ваш
беглый взгляд,
Тревожно шелк зашевелят
Трепещущие ваши пальцы,
К ланитам хлынувшую
кровь
Не скроет море кружев
душных,
И я прочту в очах
послушных
Уже ненужную любовь.
12 декабря 1913
* * *
Натянулись гитарные
струны,
Сердце ждет.
Только тронь его голосом
юным –
Запоет!
И старик перед хором
Уже топнул ногой.
Обожги меня голосом,
взором,
Ксюша, пой!
И гортанные звуки
Понеслись,
Словно в сéребре смуглые
руки
Обвились...
Бред безумья и страсти,
Бред любви...
Невозможное счастье!
На! Лови!
19 декабря 1913
* * *
Ты – буйный зов рогов
призывных,
Влекущий на неверный
след,
Ты – серый ветер рек
разливных,
Обманчивый болотный
свет.
Люблю тебя, как посох –
странник,
Как воин – милую в бою,
Тебя провижу, как
изгнанник
Провидит родину свою.
Но лик твой мне незрим,
неведом,
Твоя непостижима власть:
Ведя меня, как вождь, к
победам,
Испепеляешь ты, как
страсть.
Декабрь 1913
* * *
Как день, светла, но
непонятна,
Вся – явь, но – как
обрывок сна,
Она приходит с речью
внятной,
И вслед за ней – всегда
весна.
Вот здесь садится и
болтает.
Ей нравится дразнить
меня
И намекать, что всякий
знает
Про тайный вихрь ее
огня.
Но я, не вслушиваясь
строго
В ее порывистую речь,
Слежу, как ширится
тревога
В сияньи глаз и в дрожи
плеч.
Когда ж дойдут до сердца
речи,
И опьянят ее духи,
И я влюблюсь в глаза и в
плечи,
Как в вешний ветер, как
в стихи, –
Сверкнет холодное
запястье,
И, речь прервав, она
сама
Уже твердит, что сила
страсти –
Ничто пред холодом
ума!..
20 февраля 1914
* * *
Петербургские сумерки
снежные.
Взгляд на улице, розы в
дому...
Мысли – точно у девушки
нежные,
А о чем, – и сама не
пойму.
Все гляжусь в мое
зеркало сонное...
(Он, должно быть,
глядится в окно...)
Вон лицо мое – злое,
влюбленное!
Ах, как мне надоело оно!
Запевания низкого
голоса,
Снежно-белые руки мои,
Мои тонкие рыжие волосы,
Как давно они стали
ничьи!
Муж ушел. Свет такой
безобразный...
Все же кровь розовеет...
на свет...
Посмотрю-ка, он там или
нет?
Так и есть... ах, какой
неотвязный!
15 марта 1914
* * *
Смычок запел. И облак
душный
Над нами встал. И
соловьи
Приснились нам. И стан
послушный
Скользнул в объятия
мои...
Не соловей – то скрипка
пела,
Когда ж оборвалась
струна,
Кругом рыдала и звенела,
Как в вешней роще,
тишина...
Как там, в рыдающие
звуки
Вступала майская
гроза...
Пугливые сближались
руки,
И жгли смеженные
глаза...
14 мая 1914
* * *
Ты жил один. Друзей ты
не искал
И не искал единоверцев.
Ты острый нож
безжалостно вонзал
В открытое для счастья сердце.
«Безумный друг! Ты мог
бы счастлив быть!..» –
«Зачем? Средь бурного ненастья
Мы, все равно, не можем
сохранить
Неумирающего счастья».
26 августа 1914
* * *
Превратила все в шутку
сначала,
Поняла – принялась
укорять,
Головою красивой качала,
Стала слезы платком
вытирать,
И, зубами дразня,
хохотала,
Неожиданно все позабыв.
Вдруг припомнила все –
зарыдала,
Десять шпилек на стол
уронив.
Подурнела, пошла,
обернулась,
Воротилась, чего-то
ждала,
Проклинала, спиной
повернулась
И, должно быть, навеки
ушла...
Что ж, пора приниматься
за дело,
За старинное дело свое,
–
Неужели и жизнь
отшумела,
Отшумела, как платье
твое?
29 февраля 1916
* * *
Та жизнь прошла,
И сердце спит,
Утомлено.
И ночь опять пришла,
Бесстрашная – глядит
В мое окно.
И выпал снег,
И не прогнать
Мне зимних чар.
И не вернуть тех нег,
И странно вспоминать,
Что был пожар.
31 августа 1914
* * *
Была ты всех ярче,
верней и прелестней,
Не кляни же меня, не кляни!
Мой поезд летит, как
цыганская песня,
Как те невозвратные дни...
Что было любимо, – все
мимо, мимо,
Впереди – неизвестность пути...
Благословенно,
неизгладимо,
Невозвратимо... прости!
31 августа 1914
* * *
Разлетясь по всему
небосклону,
Огнекрасная туча идет.
Я пишу в моей келье
Мадонну,
Я пишу – моя дума
растет.
Вот я вычертил лик Ее
нежный,
Вот под кистью рука
расцвела,
Вот сияют красой
белоснежной
Два небесных, два легких
крыла...
Огнекрасные отсветы ярче
На суровом моем
полотне...
Неотступная дума все
жарче
Обнимает, прильнула ко
мне...
31 августа 1914
* * *
Он занесен – сей жезл
железный –
Над нашей головой. И мы
Летим, летим над грозной
бездной
Среди сгущающейся тьмы.
Но чем полет
неукротимей,
Чем ближе веянье конца,
Тем лучезарнее, тем
зримей
Сияние Ее Лица.
И сквозь круженье
вихревое,
Сынам отчаянья сквозя,
Ведет, уводит в голубое
Едва приметная стезя.
3 декабря 1914
* * *
Пусть я и жил, не любя,
Пусть я и клятвы нарушу,
–
Все ты волнуешь мне
душу,
Где бы ни встретил тебя!
О, эти дальние руки!
В тусклое это житье
Очарованье свое
Вносишь ты, даже в
разлуке!
И в одиноком моем
Доме, пустом и холодном,
В сне, никогда не
свободном,
Снится мне брошенный
дом.
Старые снятся минуты,
Старые снятся года...
Видно, уж так навсегда
Думы тобою замкнуты!
Кто бы ни звал – не хочу
На суетливую нежность
Я променять
безнадежность –
И, замыкаясь, молчу.
8 октября 1915
* * *
Протекли за годами года,
И слепому и глупому мне
Лишь сегодня приснилось
во сне,
Что она не любила меня
никогда...
Только встречным
случайным я был,
Только встречным я был
на пути,
Но остыл тот
младенческий пыл,
И она мне сказала:
прости.
А душа моя – той же
любовью полна,
И минуты с другими
отравлены мне,
Та же дума – и песня
одна
Мне звучала сегодня во
сне...
30 сентября 1915
* * *
За горами, лесами,
За дорогами пыльными,
За холмами могильными –
Под другими цветешь
небесами...
И когда забелеет гора,
Дол оденется зеленью
вешнею,
Вспоминаю с печалью
нездешнею
Все былое мое, как
вчера...
В снах печальных тебя
узнаю
И сжимаю руками моими
Чародейную руку твою,
Повторяя далекое имя.
30 сентября 1915