Счастлив, кто
посетил сей мир
В его минуты
роковые.
Ф. Тютчев
Иль никогда
на голос мщенья
Из золотых
ножон не вырвешь свой клинок…
М. Лермонтов
Из ножен вырван он и
блещет вам в глаза,
Как и в былые дни,
отточенный и острый.
Поэт всегда с людьми,
когда шумит гроза,
И песня с бурей вечно
сестры.
Когда не видел я ни
дерзости, ни сил,
Когда все под ярмом
клонили молча выи,
Я уходил в страну
молчанья и могил,
В века, загадочно былые.
Как ненавидел я всей
этой жизни строй,
Позорно-мелочный,
неправый, некрасивый,
Но я на зов к борьбе
лишь хохотал порой,
Не веря в робкие
призывы.
Но чуть заслышал я
заветный зов трубы,
Едва раскинулись
огнистые знамена,
Я – отзыв вам кричу, я –
песенник борьбы,
Я вторю грому с
небосклона.
Кинжал поэзии! Кровавый
молний свет,
Как прежде, пробежал по
этой верной стали,
И снова я с
людьми, – затем, что я поэт.
Затем, что молнии
сверкали.
1903
Снилось ты нам с наших
первых веков
Где-то за высью чужих
плоскогорий,
В свете и в пеньи
полдневных валов,
Южное море.
Топкая тундра, тугая
тайга,
Страны шаманов и
призраков бледных
Гордым грозили, закрыв
берега
Вод заповедных.
Но нам вожатым был голос
мечты!
Зовом звучали в веках ее
клики!
Шли мы, слепые, и
вскрылся нам ты,
Тихий! Великий!
Чаша безмерная вод! дай
припасть
К блещущей влаге устами
и взором,
Дай утолить нашу старую
страсть
Полным простором!
Вот чего ждали мы, дети
степей!
Вот она, сродная сердцу
стихия!
Чудо свершилось: на
грани своей
Стала Россия.
Брат Океан! ты – как мы!
дай обнять
Братскую грудь среди
вражеских станов.
Кто, дерзновенный,
захочет разъять
Двух великанов?
27 января 1904
На камнях скал, под
ропот бора
Предвечной Силой
рождена,
Ты. – дочь губящего
Раздора,
Дитя нежданное, Война.
И в круг зверей, во мглу
пещеры
Тебя швырнула в гневе
мать,
И с детства ты к сосцам
пантеры
Привыкла жадно
припадать.
Ты мощью в мать, хотя
суровей,
По сердцу ты близка с
отцом,
И не людскую жажду крови
Всосала вместе с
молоком.
Как высший судия,
всевластно
Проходишь ты тропой
веков,
И кровь блестит полоской
красной
На жемчугах твоих зубов.
Ты золотую чашу «право»,
Отцовский дар, бросаешь
в мир,
Чтоб усладить струей
кровавой,
Под гулы битв, свой
страшный пир.
И за тобой, дружиной
верной,
Спеша, с знаменами в
руках,
Все повторяют крик
пантерный,
Тобой подслушанный в
лесах.
1904-1905
И вот в
железной колыбели,
В громах,
родится новый год.
Ф. Тютчев (1856)
Весь год прошел как сон
кровавый,
Как глухо душащий
кошмар,
На облаках, как отблеск
лавы,
Грядущих дней горит
пожар.
Как исполин в ночном
тумане
Встал новый год, суров и
слеп,
Он держит в беспощадной
длани
Весы таинственных судеб.
Качнулись роковые чаши,
При свете молний
взнесены:
Там жребии врага и наши,
Знамена тяжкие войны.
Молчи и никни, ум
надменный!
Се – высшей истины пора!
Пред миром на доске
вселенной
Веков азартная игра.
И в упоении и в страхе
Мы, современники,
следим,
Как вьется кость, в крови
и прахе,
Чтоб выпасть знаком
роковым.
Декабрь 1904
Борьба не тихнет. В
каждом доме
Стоит кровавая мечта,
И ждем мы в тягостной
истоме
Столбцов газетного
листа.
В глухих степях, под
небом хмурым,
Тревожный дух наш
опочил,
Где над Мукденом, над
Артуром
Парит бессменно Азраил.
Теперь не время буйным
спорам,
Как и веселым звонам
струн.
Вы, ликторы, закройте
форум!
Молчи, неистовый трибун!
Когда падут крутые Веи
И встанет Рим как
властелин,
Пускай опять идут плебеи
На свой священный Авентин!
Но в час сражений, в
ратном строе,
Все – с грудью грудь! и
тот не прав,
Кто назначенье мировое
Продать способен, как
Исав!
Пусть помнят все, что
ряд столетий
России ведать суждено,
Что мы пред ними –
только дети,
Что наше время – лишь
звено!
Декабрь 1904
Великолепная
могила!
Пушкин
Где море, сжатое
скалами,
Рекой торжественной
течет,
Под знойно-южными
волнами,
Изнеможен, почил наш
флот.
Как стая птиц над
океаном,
За ним тоскующей мечтой
По странным водам,
дивным странам
Стремились мы к мете
одной.
И в день, когда в огне и
буре
Он, неповинный, шел ко
дну,
Мы в бездну канули с
лазури,
Мы пили смертную волну.
И мы, как он, лежим,
бессильны,
Высь – недоступно
далека,
И мчит над нами груз
обильный,
Как прежде, южная река.
И только слезы, только
горе,
Толпой рыдающих наяд,
На стрелах солнца сходят
в море,
Где наши остовы лежат.
Да вместе призрак
величавый,
Россия горестная, твой
Рыдает над погибшей
славой
Своей затеи роковой!
И снова все в веках,
далеко,
Что было близким
наконец, –
И скипетр Дальнего
Востока,
И Рима Третьего венец!
10 августа 1905
Они кричат: за нами
право!
Они клянут: ты
бунтовщик,
Ты поднял стяг войны
кровавой,
На брата брата ты
воздвиг!
Но вы, что сделали вы с
Римом,
Вы, консулы, и ты,
сенат!
О вашем гнете
нестерпимом
И камни улиц говорят!
Вы мне твердите о
народе,
Зовете охранять покой,
Когда при вас Милон и
Клодий
На площадях вступают в
бой!
Вы мне кричите, что не
смею
С сенатской волей
спорить я,
Вы, Рим предавшие Помпею
Во власть секиры и копья!
Хотя б прикрыли гроб
законов
Вы лаврами далеких
стран!
Но что же! Римских
легионов
Значки – во храмах у
парфян!
Давно вас ждут в родном
Эребе!
Вы – выродки былых
времен!
Довольно споров. Брошен
жребий.
Плыви, мой конь, чрез
Рубикон!
Август 1905
Свой суд холодный и
враждебный
Ты произнес, но ты не
прав!
Мои стихи – сосуд
волшебный
В тиши отстоянных отрав!
Стремлюсь, как ты, к
земному раю
Я, под безмерностью
небес:
Как ты, на всех
запястьях знаю
Следы невидимых желез.
Но, узник, ты схватил
секиру,
Ты рубишь твердый камень
стен,
А я, таясь, готовлю миру
Яд, где огонь
запечатлен.
Он входит в кровь, он
входит в душу,
Преображает явь и сон…
Так! я незримо стены
рушу,
В которых дух наш
заточен.
Чтоб в день, когда мы
сбросим цепи
С покорных рук, с
усталых ног,
Мечтам открылись бы все
степи
И волям – дали всех
дорог.
15-16 июля, 20 августа 1905
Эта песнь душе знакома,
Слушал я ее в веках.
Эта песнь – как говор
грома
Над равниной, в облаках.
Пел ее в свой день Гармодий,
Повторил суровый Брут,
В каждом призванном
народе
Те же звуки оживут.
Это – колокол вселенной
С языком из серебра,
Что качают миг
мгновенный
Робеспьеры и Мара.
Пусть ударят неумело:
В чистой меди тот же
звон!
И над нами загудела
Песнь торжественных
времен.
Я, быть может,
богомольней,
Чем другие, внемлю ей,
Не хваля на колокольне
Неискусных звонарей.
16 августа 1905
Антоновка
Их цепи
лаврами обвил.
Пушкин
Да! цепи могут быть
прекрасны,
Но если лаврами обвиты.
А вы трусливы, вы
безгласны,
В уступках ищете защиты.
Когда б с отчаяньем
суровым
В борьбе пошли вы до
предела,
Я мог венчать вас лавром
новым,
Я мог воспеть вас в
песне смелой.
Когда бы, став лицом к
измене,
Вы, как мужчины, гордо
пали,
Быть может, в буре
вдохновенней
Я сплел бы вам венец
печали!
Но вы безвольны, вы
бесполы,
Вы скрылись за своим
затвором.
Так слушайте напев
веселый.
Поэт венчает вас
позором.
Август 1905
Свои торжественные своды
Из-за ограды вековой
Вздымал к простору Храм
Свободы,
Затерянный в тайге
глухой.
Сюда, предчувствием
томимы,
К угрюмо запертым
дверям,
Сходились часто
пилигримы
Возжечь усердно фимиам.
И, плача у заветной
двери,
Не смея прикоснуться к
ней,
Вновь уходили, –
той же вере
Учить, как тайне,
сыновей.
И с гулом рухнули
затворы,
И дрогнула стена кругом,
И вот уже горят, как
взоры,
Все окна храма
торжеством.
Так что ж, с испугом и
укором,
Паломники иных времен
Глядят, как зарево над
бором
Весь заливает небосклон.
1905
Кто председатель? кто
вожатый?
Не ты ли, Гордый Дух, с
мечом,
Как черный нетопырь –
крылатый,
Но ликом сходный с
божеством?
Не ты ль подсказываешь
крики
И озлобленья и вражды,
И шепчешь, хохоча,
улики,
И намечаешь жертв ряды?
Не ты ли в миг последний
взглянешь
В лицо всем – яростным
лицом –
И в руки факелы
протянешь
С неумирающим огнем?
И вспыхнут заревом
багряным
На вечном небе облака,
И озарятся за туманом
Еще не вставшие века.
Ты в пламени и клубах
дыма
Отпляшешь танец страшный
свой,
Как ныне властвуя
незримо
Над торжествующей
толпой.
Да, ты пройдешь жестокой
карой,
Но из наставшей темноты,
Из пепла общего пожара
Воздвигнешь новый мир –
не ты!
22 октября 1905
Лик Медузы, лик
грозящий,
Встал над далью темных
дней,
Взор – кровавый, взор –
горящий,
Волоса – сплетенья змей.
Это – хаос. В хаос
черный
Нас влечет, как в срыв,
стезя.
Спорим мы иль мы
покорны,
Нам сойти с пути нельзя!
В эти дни огня и крови,
Что сольются в дикий
бред,
Крик проклятий, крик
злословий
Заклеймит тебя, поэт!
Но при заревах, у плахи,
На руинах всех святынь,
Славь тяжелых ломов
взмахи,
Лиры гордой не покинь.
Ты, кто пел беспечность
смеха
И святой покой могил,
Ты от века – в мире эхо
Всех живых, всех мощных
сил.
Мир заветный, мир
прекрасный
Сгибнет в бездне
роковой.
Быть напевом бури
властной –
Вот желанный жребий
твой.
С громом близок голос
музы,
Древний хаос дружен с
ней.
Здравствуй, здравствуй,
лик Медузы,
Там, над далью темных
дней.
Сентябрь 1905
Мне стыдно ваших
поздравлений,
Мне страшно ваших гордых
слов!
Довольно было унижений
Пред ликом будущих
веков!
Довольство ваше –
радость стада,
Нашедшего клочок травы.
Быть сытым – больше вам
не надо,
Есть жвачка – и блаженны
вы!
Прекрасен, в мощи
грозной власти,
Восточный царь
Ассаргадон,
И океан народной
страсти,
В щепы дробящий утлый
трон!
Но ненавистны полумеры,
Не море, а глухой канал,
Не молния, а полдень
серый,
Не агора, а общий зал.
На этих всех, довольных
малым,
Вы, дети пламенного дня,
Восстаньте смерчем,
смертным шквалом,
Крушите жизнь – и с ней
меня!
18 октября 1905
Топчи их рай,
Аттила.
Вяч. Иванов
Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над
миром!
Слышу ваш топот чугунный
По еще не открытым
Памирам.
На нас ордой опьянелой
Рухните с темных
становий –
Оживить одряхлевшее тело
Волной пылающей крови.
Поставьте, невольники
воли,
Шалаши у дворцов, как
бывало,
Всколосите веселое поле
На месте тронного зала.
Сложите книги кострами,
Пляшите в их радостном
свете,
Творите мерзость во
храме, –
Вы во всем неповинны,
как дети!
А мы, мудрецы и поэты,
Хранители тайны и веры,
Унесем зажженные светы
В катакомбы, в пустыни,
в пещеры.
И что, под бурей
летучей,
Под этой грозой
разрушений,
Сохранит играющий Случай
Из наших заветных
творений?
Бесследно все сгибнет,
быть может,
Что ведомо было одним
нам,
Но вас, кто меня
уничтожит,
Встречаю приветственным
гимном.
Осень 1904
30 июля – 10 августа 1905
Свершатся сроки:
загорится век,
Чей луч блестит на
быстрине столетий,
И твердо станет вольный
человек
Пред ликом неба на своей
планете.
Единый Город скроет шар
земной,
Как в чешую, в
сверкающие стекла,
Чтоб вечно жить
ласкательной весной,
Чтоб листьев зелень
осенью не блекла;
Чтоб не было рассветов и
ночей,
Но чистый свет, без
облаков, без тени;
Чтоб не был мир ни твой,
ни мой, ничей,
Но общий дар идущих
поколений.
Цари стихий, владыки
естества,
Последыши и баловни
природы,
Начнут свершать, в
веселье торжества,
Как вечный пир, ликующие
годы.
Свобода, братство,
равенство, все то,
О чем томимся мы, почти
без веры,
К чему из нас не
припадет никто, –
Те вкусят смело,
полностью, сверх меры.
Разоблаченных тайн
святой родник
Их упоит в бессонной
жажде знанья,
И Красоты осуществленный
лик
Насытит их предельные
желанья.
И ляжем мы в веках как
перегной,
Мы все, кто ищет, верит,
страстно дышит,
И этот гимн, в былом
пропетый мной,
Я знаю, мир грядущий не
услышит.
Мы станем сказкой,
бредом, беглым сном,
Порой встающим тягостным
кошмаром.
Они придут, как мы еще
идем,
За все заплатят
им, – мы гибнем даром.
Но что ж! Пусть так!
Клони меня, Судьба!
Дышать грядущим гордая
услада!
И есть иль нет дороги
сквозь гроба,
Я был! я есмь! мне
вечности не надо!
1904. Август 1905
Столетия – фонарики! о,
сколько вас во тьме,
На прочной нити времени,
протянутой в уме!
Огни многообразные, вы тешите
мой взгляд…
То яркие, то тусклые
фонарики горят.
Сверкают, разноцветные,
в причудливом саду,
В котором, очарованный,
и я теперь иду.
Вот пламенники красные –
подряд по десяти.
Ассирия! Ассирия! мне
мимо не пройти!
Хочу полюбоваться я на
твой багряный свет:
Цветы в крови, трава в
крови, и в небе красный след.
А вот гирлянда желтая
квадратных фонарей.
Египет! сила странная в
неяркости твоей!
Пронизывает глуби все
твой беспощадный луч,
И тянется властительно с
земли до хмурых туч.
Но что горит высоко там
и что слепит мой взор?
Над озером, о Индия,
застыл твой метеор.
Взнесенный, неподвижен
он, в пространствах – брат звезде,
Но пляшут отражения, как
змеи, по воде.
Широкая, свободная,
аллея вдаль влечет,
Простым, но ясным
светочем украшен строгий вход.
Тебя ли не признаю я,
святой Периклов век!
Ты ясностью,
прекрасностью победно мрак рассек!
Вхожу: все блеском
залито, все сны воплощены,
Все краски, все
сверкания, все тени сплетены!
О Рим, свет
ослепительный одиннадцати чаш:
Ты – белый,
торжествующий, ты нам родной, ты наш!
Век Данте – блеск
таинственный, зловеще золотой…
Лазурное сияние, о
Леонардо, – твой!..
Большая лампа Лютера –
луч, устремленный вниз…
Две маленькие звездочки,
век суетных маркиз…
Сноп молний – Революция!
За ним громадный шар,
О ты! век девятнадцатый,
беспламенный пожар!
И вот стою ослепший я,
мне дальше нет дорог,
А сумрак отдаления
торжественен и строг.
К сырой земле лицом
припав, я лишь могу глядеть,
Как вьется, как
сплетается огней мелькнувших сеть.
Но вам молюсь,
безвестные! еще в ночной тени
Сокрытые, не жившие,
грядущие огни!
1904