ЖЕНЩИНАМ
Вот они, скорбные,
гордые тени
Женщин, обманутых мной.
Прямо в лицо им смотрю
без сомнений,
Прямо в лицо этих
бледных видений,
Созданных чарой ночной.
О, эти руки, и груди, и
губы,
Выгибы алчущих тел!
Вас обретал я, и вами
владел!
Все ваши тайны – то
нежный, то грубый,
Властный, покорный –
узнать я умел.
Да, я вас бросил, как
остов добычи,
Бросил на знойном пути.
Что ж! в этом мире вещей
и обличий
Все мне сказалось в
единственном кличе:
«Ты должен идти!»
Вас я любил так, как
любят, и каждой
Душу свою отдавал до
конца,
Но – мне не страшно
немого лица!
Не одинаковой жаждой
Наши горели сердца.
Вы, опаленные яростной
страстью,
В ужасе падали ниц.
Я, прикоснувшись к
последнему счастью,
Не опуская ресниц,
Шел, увлекаем
таинственной властью,
К ужасу новых границ.
Вас я любил так, как
любят, и знаю –
С каждой я был бы в раю!
Но не хочу я довериться
раю.
Душу мою из блаженств
вырываю,
Вольную душу мою!
Дальше, все дальше! от
счастья до муки,
В ужасы – в бездну – во
тьму!
Тщетно ко мне
простираете руки
Вы, присужденные к
вечной разлуке:
Жить мне и быть –
одному.
1902
СВИДАНИЕ
В одном из тех домов,
придуманных развратом,
Где всем предложена
наемная кровать,
На ложе общих ласк, еще
недавно смятом,
И мы нашли приют – свою
любовь скрывать.
Был яркий летний день,
но сдвинутые шторы
Отрезывали нас от
четкого луча;
Во мгле искусственной
ловил я только взоры
Да тени смутные прически
и плеча.
Вся жизнь была в руках;
я слышал все биенья,
Всю груди теплоту, все
линии бедра;
Ты прилегла ко мне, уже
в изнеможеньи,
И ты на миг была – как
нежная сестра.
Но издали, крутясь,
летела буря страсти…
Как изменились вдруг
внизу твои глаза!
И ложе стало челн. У
буйных волн во власти,
Промчался он, и вихрь –
сорвал все паруса!
И мне пригрезилось:
сбылась судьба земного.
Нет человечества! Ладью
влечет хаос!
И я, встречая смерть,
искал поспешно слова,
Чтоб трепет выразить
последних в мире грез.
Но вместо слов был бред,
и, неотступно жаля,
Впивался и томил из
глубины твой взгляд.
Твой голос слышал я:
«Люблю! твоя! мой Валя!»
Ладья летит быстрей… и
рухнул водопад.
И мы на берегу очнулись
в брызгах пены.
Неспешно, как из форм
иного бытия,
Являлся внешний шум и
выступали стены,
Сливалось медленно с
действительностью «я».
Когда ж застенчиво, лицо
в густой вуали,
На улицу за мной ты
вышла из ворот,
Еще был яркий день,
пролетки дребезжали,
И люди мимо шли –
вперед, вперед…
1 июня 1901
В ДАМАСК
Губы мои приближаются
К твоим губам,
Таинства снова
свершаются,
И мир как храм.
Мы, как
священнослужители,
Творим обряд.
Строго в великой обители
Слова звучат.
Ангелы, ниц
преклоненные,
Поют тропарь.
Звезды – лампады
зажженные,
И ночь – алтарь.
Что нас влечет с
неизбежностью,
Как сталь магнит?
Дышим мы страстью и
нежностью,
Но взор закрыт.
Водоворотом мы схвачены
Последних ласк.
Вот он, от века
назначенный,
Наш путь в Дамаск!
1903
ГИАЦИНТ
С. Л. Полякову
Словно кровь у свежей
раны,
Красный камень гиацинт
Увлекает грезу в страны,
Где царит широкий Инд;
Где в засохших джунглях
внемлют
Тигры поступи людей
И на мертвых ветках
дремлют
Пасти жадных орхидей;
Где, окованная взглядом,
Птица стынет пред змеей
И, полны губящим ядом,
Корни пухнут под землей.
Сладко грезить об отчизне
Всех таинственных отрав!
Там найду я радость
жизни –
Воплотивший смерть
состав!
В лезвее багдадской
стали
Каплю смерти я волью,
И навек в моем кинжале
Месть и волю затаю.
И когда любовь обманет,
И ласкавшая меня
Расточать другому станет
Речи нег на склоне дня,
–
Я приду к ней с верным
ядом,
Я ее меж ласк и чар,
Словно змей, затешу
взглядом,
Разочту, как тигр, удар.
И, глядя на кровь у раны
(Словно камень
гиацинт!),
Повлекусь я грезой в
страны,
Где царит широкий Инд.
20 декабря 1900
ПОДРАЖАНИЕ ГЕЙНЕ
Мне снилось, я в городе
дальнем,
Где ты истомилась одна.
Твой мальчик прохожего
встретил,
Сказал мне, что мама
больна.
К тебе я вошел, как
безумный,
Шепнула ты мне: наконец!
И слышалось четко биенье
Двух слишком счастливых
сердец.
Я сел на скамью у
кровати,
И сердце мне сжала
тоска:
Бледны исхудалые щеки,
Бледна и прозрачна рука.
Твой муж, и сестра, и
сиделка –
Все вдруг отошли к
стороне,
И я целовал твои руки,
И ты улыбалася мне.
И ты мне сказала: «Мой
милый,
Мы точно голубки в
грозе», –
К тебе я прижался,
рыдая,
И плакали, плакали все.
В слезах я проснулся
безумный,
Кругом темнота, тишина,
И город далек, где
томишься
Ты в тяжком недуге одна.
1 июля 1901
ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД
Я сквозь незапертые
двери
Вошел в давно знакомый
дом,
Как в замок сказочных
поверий,
Постигнутый волшебным
сном.
Сквозь спущенные
занавески
Чуть проникали тени дня,
И люстры тонкие подвески
Сверкали бледно, не
звеня.
И так шаги казались
странны,
Почти заглушены в
коврах.
Картины, темны и
туманны,
Терялись смутно на стенах.
Я встретил взгляд без
выраженья
Остановившихся часов.
Полузасохшие растенья
Стояли стражей
мертвецов.
Я заглянул… Она
смотрела,
Как тихо догорал камин.
Зола каких-то писем
тлела,
Но в воздухе дышал
жасмин.
На платье белое – все
реже
Бросали угли отсвет
свой.
Она вдыхала запах
свежий,
Клонясь все ниже
головой.
И, не веселый, не
печальный,
Я скрылся, как вошел,
без слов,
Приняв в гостиной взгляд
прощальный
Остановившихся часов.
25 декабря 1901
К БЛИЗКОЙ
Предстанет миг, и дух
мой канет
В неизмеримость без
времен,
И что-то новое настанет,
И будет прах земли как
сон.
Настанет мир иных
скитаний,
Иных падений и высот,
И, проходя за гранью
грани,
Мой дух былое отряхнет.
Воспоминанья все
утратит,
В огне небес перегорит
И за познанье тайн
заплатит
Забвеньем счастья и
обид.
И вот, как облако
влекомый,
Молчанье строгое храня,
Я вдруг завижу лик
знакомый,
И трепет обожжет меня.
В моей душе
преображенной,
От всех условий бытия,
Как мысль от тени,
отрешенной,
Восстанет вся любовь
моя,
Весь круг бессилия и
счастья,
Все дни, что вечностью
прошли,
Весь вещий ужас
сладострастья,
Вся ложь, вся радуга
земли!
И словно вновь под
сводом звездным,
С своей бездонной
высоты,
Твое я имя кину к
безднам,
И мне на зов ответишь –
ты!
1903
ПЫТКА
Эта боль не раз мной
испытана,
На кресте я был распят
не раз,
Снова кровью одежда
пропитана
И во взорах свет солнца
погас.
Члены пыткой злой
обессилены,
Я во прахе кровавом –
как труп.
Выжидают мгновения
филины,
Опустившись на ближний
уступ.
Но, чем мука полней и
суровее,
Тем восторженней песни
хочу,
И кричу, и пою
славословия,
Вечный гимн моему
палачу.
О, приди, без улыбки,
без жалости,
Снова к древу меня
пригвождать,
Чтоб я мог в ненасытной
усталости
Снова руки твои
целовать.
Чтоб, в борьбе с
сладострастной безмерностью
Нарастающих яростных
мук,
Я утешен был девственной
верностью
Этих строго безжалостных
рук.
Декабрь 1901
ЭПИЗОД
1
Не правда ли: мы в
сказке,
Мы в книжке для детей?
Твои так нежны глазки,
И поступь – как у фей!
Я – принц, а ты –
царевна,
Отец твой – злой король…
Но не гляди так гневно,
Побыть с тобой позволь.
Я в шапке-невидимке,
Для всех – ты здесь
одна!
И вот в вечерней дымке
Померкла даль окна.
Прислужницы уводят
Тебя под полог твой…
Ночные тени бродят,
И я во мгле с тобой!
Уста твои безмолвны,
Смежен покорный взор.
Бросаю в воздух – в
волны
Наш самолет-ковер.
Влекут нас в царство
ласки
Семь белых лебедей…
Не правда ли: мы в
сказке,
Мы в книжке для детей?
2
Зачем твое имя Мария,
Любимое имя мое?
Любовь – огневая стихия,
Но ты увлекаешь в нее.
Зачем с утомляющей
дрожью
Сжимаю я руку твою
И страсть, как
посланницу Божью,
В горящей мечте узнаю?
Ты шепчешь, лицо
уклоняя:
«Зачем я слаба? –
ты сильней»,
И вьется дорога ночная
По царству теней и
огней.
3
Когда твой поезд, с ровным
шумом,
Мелькнул и стал
вонзаться в даль,
А я стоял, доверясь
думам,
Меня так нежила печаль.
Там, на платформе
опустелой,
В июльском пламенном
огне,
Все то, что с детством
охладело,
Я находил живым во мне.
И после всех моих
падений
Мне так легко давались
вновь
И детский трепет
разлучений,
И детски нежная любовь.
Июль 1901
ТАИНСТВА НОЧЕЙ
Хранятся в памяти, как в
темной книге,
Свершившиеся таинства
ночей,
Те, жизни чуждые, святые
миги,
Когда я был и отдан, и
ничей.
Я помню запах тьмы и
запах тела,
Дрожащих членов выгибы и
зной,
Мир, дышащий желаньем до
предела,
Бесформенный, безóбразный,
иной.
Исторгнутые мукой
сладострастья,
Безумны были
речи, – но тогда
Казалось мне, что
властен их заклясть я
Заклятием забвенья –
навсегда!
Что этот бред, мучительным
отливом
Вскрывающий души нагое
дно,
Навек умрет с растаявшим
порывом,
Что в миге будет все
погребено!
Нет! Эта мгла и криков и
видений
В другой мечте, как и в
моей, жива!
О вы, участницы ночных
радений,
Вы слышали запретные
слова!
Я был не одинок во храме
страсти,
Дал подсмотреть свой
потаенный сон,
И этот храм позором
соучастий
В святых воспоминаньях
осквернен!
1902
ОДИНОЧЕСТВО
Проходят дни, проходят
сроки,
Свободы тщетно жаждем
мы.
Мы беспощадно одиноки
На дне своей
души-тюрьмы!
Присуждены мы к вечной
келье,
И в наше тусклое окно
Чужое горе и веселье
Так дьявольски искажено.
Напрасно жизнь проходит
рядом
За днями день, за годом
год.
Мы лжем любовью, словом,
взглядом, –
Вся сущность человека
лжет!
Нет сил сказать, нет сил
услышать,
Невластно ухо, мертв
язык.
Лишь время знает, чем
утишить
Безумно вопиющий крик.
Срывай последние одежды
И грудью всей на грудь
прильни, –
Порыв бессилен! нет
надежды!
И в самой страсти мы
одни!
Нет единенья, нет
слиянья, –
Есть только смутная
алчба,
Да согласованность
желанья,
Да равнодушие раба.
Напрасно дух о свод
железный
Стучится крыльями,
скользя.
Он вечно здесь, над той
же бездной:
Упасть в соседнюю –
нельзя!
И путник, посредине
луга,
Кругом бросает тщетный
взор:
Мы вечно, вечно в центре
круга,
И вечно замкнут
кругозор!
1903