ПОЭЗИЯ
Ты знаешь, чью любовь мы
изливаем в звуки?
Ты знаешь, что за скорбь
в поэзии царит?
То мира целого желания и
муки,
То человечество
стремится и грустит.
В моленьях о любви, в
мучениях разлуки
Не наш, а общий стон в
аккордах дивных слит.
Страдая за себя, мы
силою искусства
В гармонии стиха сливаем
мира чувства.
18 ноября 1891
Поэзия везде. Вокруг, во
всей природе,
Ее дыхание пойми и улови
–
В житейских мелочах, как
в таинстве любви,
В мерцаньи фонаря, как в
солнечном восходе.
Пускай твоя душа хранит
на все ответ,
Пусть отразит весь мир
природы бесконечной;
Во всем всегда найдет
блеск красоты предвечной
И через сумрак чувств
прольет идеи свет.
Но пусть в твоей любви
не будет поклоненья:
Природа для тебя –
учитель, не кумир.
Твори – не подражай.
– Поэзия есть мир,
Но мир, преломленный
сквозь призму вдохновенья.
23 мая 1892
Я за то свою мысль
ненавижу,
Что в холодном кристалле
ее
Я вчерашнее счастье свое
Беспощадно развенчанным
вижу.
Я за то презираю себя,
Что сегодня, как скучную
сказку,
Осмею я безумную ласку
И тот миг, где я плакал,
любя.
И что страстных
признаний порывы,
Что мечты вдохновенный
полет
Я сочту за безмолвный
расчет
И за пафос
заученно-лживый.
17 апреля 1893
Еще покорный ваш вассал,
Я шлю подарок сюзерену,
И горд и счастлив тем,
что Сену
Гранитом русским оковал.
23 ноября 1894
Зигзаги
Волны
Отваги
Полны,
И саги
Луны
Во влаге
Слышны!
Запрета
В искусство
Мне нет.
И это
Предчувствий
Сонет.
26 ноября 1894
Здесь же, в театре,
когда-то с тобой
Так же следил я за
шумной толпой,
Так же ловил незнакомые
взгляды,
Чьи-то движенья и чьи-то
наряды.
Нынче и ты здесь
смешалась с толпой.
Ныне безмолвно слежу за
тобой.
Точно у цепи порвалися
звенья,
Точно оборвана нить
единенья,
Чужды друг другу –
бредем мы одни…
Или в золе догорели
огни?
Или растерлись в
песчинки каменья?
Или, и правда, оборваны
звенья?
28 ноября 1894
* * *
Чужда мне красота
раскинутых степей,
Невнятен ропот океана.
Мне ближе улица с
мерцаньем фонарей
Во мгле ненастного
тумана.
Я не могу любить
беспечное дитя,
Кто чарам отдается
слепо.
Мой идеал! В любовь
играешь ты шутя,
О, дочь порока иль
вертепа!
И молча я смотрю на
символы любви,
Не подходя к распятью.
Христос! Забудь меня,
напрасно не зови,
Оставь меня проклятью!
29 ноября 1894
Гнутся высокие лотосы,
До неба высятся маки,
И воскрешенные образы
Медленно бродят во
мраке.
Ночь, где Адамовы головы
Машут крылами вампира, –
Где от полета тяжелого
Зыблется зеркало мира!
Стонешь и бьешься в
усилии
Грез разорвать вереницы,
Ширятся черные лилии
Куполом бледной
гробницы.
30 ноября 1894
У друга на груди забылася
она
В каюте, убранной
коврами и цветами,
И первый сон ее баюкала
волна
Созвучными струями.
На чуждом берегу она
пробуждена,
Ни паруса вдали над
синими волнами,
И безответная мерцает
тишина
Над лесом и полями.
Она покинута! И на пыли
дорог,
Упав, она лежит, рыдая,
пламенея,
То мщение зовет, то
молит за Тезея.
А из лесу меж тем
выходит юный бог,
Вот, в шкуре тигровой, в
гирлянде виноградной,
Он, очарованный, стоит
над Ариадной.
3 декабря 1894
Что за тени: ты ли,
греза?
Ты ли, дума о былом?
Точно листьями береза
Шевельнулась за стеклом.
И прозрачные узоры,
Расплетаясь на полу,
Шелохнули жизнью мглу,
Обманули светом взоры.
Что за грезы, что за
звуки,
Что за тени под окном?
Ты ли, дума о былом,
Ты ль, мелодия разлуки!
Легкой сеткою березы
Разбивается луна.
Что за звуки, что за
грезы,
Что за тени у окна!
12 декабря 1894
Печален был туманный
взор,
Слова невнятны и
коротки,
А я разглядывал узор
Перебегающей решетки.
И был мне чуждым этот
миг,
Слова упреков,
обвиненья…
Казалось, звук речей
твоих
Чуть долетал из
отдаленья.
И поднял я к тебе глаза,
Прощаясь с бронзовой
решеткой.
Твой взор глядел темно и
кротко,
И в нем дробилася слеза.
14 декабря 1894
Сегодня мертвые цветы
Из пышной вазы вынимая,
Я увидал на них мечты,
Твои мечты, о дорогая!
Весь вечер здесь мечтала
ты,
Благоухание вдыхая, –
И мысль твоя, еще живая,
Порхнула в свежие листы.
Стою смущенный
богомольно,
И в грезах высится
невольно
Вокруг меня забытый
храм.
Звучит божественное
пенье,
И я ловлю твои движенья,
Твои молитвы к небесам.
Декабрь 1894
Мне дорог весь мир.
От неба до неба
Протянуты звонкие нити.
Болотная лилия,
Пыльная роза,
Цветы, и венки, и
гирлянды
Скользят и спускаются,
Тихо касаются
Легких, чуть видимых
струн.
Дивная музыка –
Тайны гармонии
Чуть пробуждаются,
Тихо качаются
В тенях безмолвной души.
От сердца до неба
Протянуты звонкие
струны.
Мне дорог весь мир.
Декабрь 1894
Кучи свезенного снега.
Лужи, ручьи и земля…
Дышит весенняя нега
В этом конце февраля.
Образы, ночи греховной
Гаснут и тают, как сон;
Сердцу привольно – и
словно
Прошлому я возвращен.
Прежним беспечным
мальчишкой
Я пробираюсь домой,
Ранец сжимаю под мышкой,
Шлепаю в воду ногой.
Счастье-то! нынче
суббота!
Завтра – раздолье игре,
Завтра война и охота
Будут у нас на дворе.
Мы заготовили копья,
Сделали ружей запас
(Грязные снежные хлопья
Пулями служат у нас).
План я устрою счастливо,
Смело врагов разобью –
И отпирую на диво
Новую славу свою…
Веря грядущей победе,
Мчусь я по лужам домой
И на беспечных соседей
Брызжу и брызжу водой.
В воздухе ж юная нега,
Всюду следы февраля,
Кучи свезенного снега,
Лужи, ручьи и земля.
24 февраля 1895
Слово бросает на камни
одни бестелесные тени,
В истине нет ни сиянья,
ни красок, ни тьмы.
Четко шаги раздаются, и
мы
Тихо проходим ступени
Всех заблуждений
К двери тюрьмы.
6 марта 1895
Это было однажды… то
было лишь раз.
Я лишь раз сознавал, что
мы близки…
Этот час?.. Он один был
действительный час,
Все другие – поблеклые
списки!
Уловив за ресницами
проблески глаз,
Мы боялись желанных
объятий,
Но бегущая стрелка
замедлила час,
Замерла на ночном
циферблате.
Золотистые тени
подернули нас.
Мы искали… мы смутно
дышали,
Мы стремились, бояся
достигнуть… и час
Прозвенел в отуманенной
дали.
Это было однажды… то
было лишь раз.
Ожиданья… томленья… и
муки,
Разгоревшийся взор за
туманом погас,
И сплелись задрожавшие
руки.
О! Ты помнишь заветно
мистический час,
Тайный час на ночном
циферблате.
Мы слетели во глубь
отуманенных глаз,
Мы дышали ответом
объятий.
Золотистые тени
подернули нас…
Ожиданья, томленья и
муки,
Разгоревшийся взор за
туманом погас,
И сплелись задрожавшие
руки.
Март 1895
Призрак луны непонятен
глазам,
Прошлое дымкой тумана
повито.
В траурных платьях
безмолвная свита,
Лица закрыты, идет по
пятам.
Призрак луны непонятен
глазам,
Хочешь всмотреться… Но
тщетно! но тщетно!
Лиц незаметно, идут
безответно,
В траурных платьях идут
по пятам.
С берега к берегу веют
вопросы,
Шепчет камыш – но
вечерние росы
Вместе с туманом легли
по цветам.
К небу восходят холмы и
утесы,
Смутные тайны идут по
пятам,
Призрак луны непонятен
глазам.
Март 1895
Светлым гаснущим закатом
Даль небес озарена,
И на небе розоватом
Дышит ранняя луна.
Дышит, смотрит: всюду ясно,
Говор, топот, шум колес…
«Где ты, сумрак
безучастный!
Аромат теней и роз!
Ночью – страстная
вакханка,
В блеске дня я всем
смешна…»
И на небе чужестранка
Дышит бледная луна.
Апрель 1895
Умрем в объятиях
полночной тишины!
Я так утомлена, а ты
однообразен,
Желания давно
расплетены,
И разговор бессвязен.
Умрем в объятиях
полночной тишины.
И вспомнится мне ночь…
Немая мгла кругом.
Он также рядом спит с
улыбкою беспечной…
Душа полна и страхом, и
стыдом,
И скорбью бесконечной.
Кругом молчание, немая
мгла кругом.
Идет за часом час – все
ближе новый день.
Рассвет так страшен мне
– так страшно пробужденье.
Закрыв глаза, я вся
ложуся в тень,
Ищу минутного забвенья…
Рассвет неумолим – все
ближе, ближе день.
О, если б ночь могла
повиснуть навсегда!
О, если б и душа была бы
тьмой одета!
Но день идет, мой первый
день стыда,
Горят лучи рассвета.
Все кончено… он здесь…
он здесь и навсегда!
30 апреля 1896
Белеет ночь. Деревья
сквера
Гигантским мохом
поднялись.
Вот из-за крыш
луна-химера
Приозарила светом высь.
И в фосфорическом сияньи
Открылся бледный мир
чудес:
Дома стоят, как
изваянья,
Висит, как полог, свод
небес.
Как декорации феерий,
Деревья тянутся к луне.
И кто-то есть в
пустынном сквере,
Поднявший руки к вышине.
1 мая 1896
Небо задернула бледная
пленка,
Солнце мигает, и солнце
бледно…
Мой дорогой, посмотри же
в окно!
Сердце, беспечное сердце
ребенка,
Снова счастливо и снова
полно –
Этой минуты ждала я
давно!
Знаешь, в сиянии солнца
мне стыдно,
Знаешь, во мгле и с
тобой мне смешно.
Этой минуты ждала я
давно.
Мне хорошо, никому не
завидно…
Сердце беспечно, и
сердце полно…
Мой дорогой! Посмотри же
в окно!
1 мая 1895
За годами год,
девятнадцатый год
Висит надо мною
недвижимый свод,
Недвижимый свод
неподвижной тюрьмы,
Обвеянный Ужасом Тьмы…
За годами год вереницею
лет –
Висит надо мною
бесформенный бред,
И с дикою грезой
напрасна борьба –
Кошмар не оставит раба.
В усильях проснуться
всегда истомлен,
Я снова хочу погрузиться
в тот сон,
Где тени видений покинут
меня,
Чтоб утром проснуться
для дня.
Но нет возвращенья ко
сну моему,
В неясном кошмаре я вижу
тюрьму,
И сам узнаю свой
бесформенный бред,
И бьюсь – и спасения
нет…
Я сам сознаю, что
немного минут
Продлится кошмар, но
минуты бегут,
Я годы считаю, и время
идет,
Идет девятнадцатый год.
Май 1895
Грезы быстрые, как
чайки,
Мчатся в область тайных
снов,
Но доносится с лужайки
Стук крокетных молотков.
О, как странно в эти
сферы
Жизни звук перенести –
Рифмы, образы, размеры
Разбегаются с пути…
И еще в больном экстазе
Веют призраки вдали,
Но уже из мглы фантазий
Я смотрю на день земли.
Май 1895
Вся жизнь моя –
бесформенная греза,
И правды нет в бреду, и
смысла нет во сне –
Но пробуждение, как
Бледная Угроза,
Приникло медленно ко
мне.
Я чувствую сквозь сон,
что вот взовьются шторы,
Вот брызнет свет в окно
и позовет меня,
И тут же в первый миг
пред ярким светом дня
Смущенные поникнут
взоры.
18 мая 1895
Темнеет. Тонкая луна
Стоит на небе сиротливо,
Сквозь раму дачного окна
К нам веет ранняя весна,
А по стеклу трепещет
ива.
Зима прошла. И вот мы
вновь
Глядим с тобою в те же
стекла…
Воспоминаний не готовь!
Былая летняя любовь
Под зимней стужею
поблекла.
Все глубже тень… и ты
дрожишь,
И мы сидим так близко
рядом –
А на душе немая тишь,
И вкруг молчание – и
лишь
Вороны каркают над
садом.
18 мая 1895
На самом дне мучительной
темницы
Я властелин сознанья и
мечты!
И предо мной в тумане
темноты
Являются созданья
красоты,
Проносятся и образы, и
лица.
Я властелин всесильного
сознанья,
Весь дивный мир я создаю
в себе,
И кто убьет в окованном
рабе
Презрение к темнице и
судьбе,
Свободу грез, могущество
сознанья?
Скрипи, замок, у черного
порога,
Звените вы, ручные
кандалы.
Со мной мой свет – среди
бессменной мглы,
Со мной мечты – свободны
и светлы, –
И выше я людей, царей и
Бога!
22 мая 1895
Без обоев бревна и тес,
А в окне – все дали
вселенной!
Факел жизни мгновенной
Стоит ли вечности грез?
В омраченной глуби
столетий,
Точно пятна – смена
племен.
Выше! там небосклон
Тонет в божественном
свете.
Ореол земного венца
Подчинен дыханию века,
Но мечта человека
Так же, как мир, –
без конца.
22 мая 1895
Я свечку погасил – и
прямо под окном
Зеленоватый свет означил
арабески,
И тень черемухи легла на
занавески,
И проза комнаты
сменилась волшебством.
Волшебница-луна, ты
льешь лучи напрасно,
Мне некому шептать
влюбленные слова,
Для вдохновенных грез
моя душа мертва,
Забота царствует над
мыслью полновластно.
Но бледная луна не
слышит этих слов,
Она не для людей рисует
арабески
И гордо тайная, плывет в
волшебном блеске,
Сама полна мечты, сама в
истоме снов.
24 мая 1895
Утром жадно пахнут розы,
Утром грезы грезят
вслух –
И холодный бог Спинозы
Для меня и нем, и глух.
Но вечерний мрак наляжет
На раскрытые цветы.
«Ты – один», – мне
кто-то скажет,
«Мы – одни», –
вздохнут мечты.
Нет веселости беспечной,
И душе, во мгле тревог,
Так понятен бесконечный
И предвечно-мертвый бог.
Июнь 1895
* * *
Я люблю у застав
переулки Москвы,
Разноцветные, узкие,
длинные,
По углам у заборов
обрывки травы,
Тротуары, и в полдень
пустынные.
Эта тихая жизнь, эта
жизнь слободы,
Эта тишь в долетающем
грохоте,
Там свободно на сердце
свевают следы
Городской утомительной
похоти.
В рассмеявшейся паре у
ближних ворот
Открывается сердцу
идиллия,
И от скучного хора
всемирных забот
Я к стихам уношусь без
усилия.
28 июня 1895
Тоска неясная
о чем-то неземном.
Минский
Я часто размышлял о
сущности вещей,
Я их лишал и красок, и
пространства,
Но все ж не мог лишить
последнего убранства
И видел смутный рой
мелькающих теней.
И я боролся вновь, и
вновь искал вселенной
Вне времени, вне всяких
чувств моих.
Она являлась мне, но
искрою мгновенной,
Мелькнувшей в вечности и
жившей только миг.
27 июля 1895
Заветные ветры! скользя
по пустыне,
Развейте мою молодую
тоску,
Пусть ляжет она, как
посев, по песку,
Пускай прорастет в
волчеце и полыни.
Скажите, скажите – зачем
одинок
Сидит в стороне он,
задумчиво-хмурый,
У ног своих чертит
тростинкой фигуры
И долго, и долго глядит
на песок.
Зачем, почему он, бродя
по становью,
Глядит только в землю,
молчанье храня,
Тогда как другие – все
славят меня,
И мучат стихами, и мучат
любовью.
Покинув палатку, зачем
по ночам
Он долго глядит на
небесные знаки?
Какие заклятья он шепчет
во мраке?
О чем говорит
безответным пескам?
Он ей отдался,
бесконечной пустыне,
Он шепчет признанья
звездам и песку –
Развейте же, ветры,
развейте тоску,
Она прорастет в волчеце
и полыни.
7 августа 1895
Наши души – два яркие
мака,
У которых сплелись
лепестки;
Опуская во мглу
стебельки,
Их головки сверкают из
мрака.
О как пусто, как темно
кругом!
Что вокруг – мы не
знаем, не знаем,
Но друг друга мы жадно
ласкаем,
Мы живем, потому что –
вдвоем!
Пролетит ураган издалека,
Эти стебли откинет во
мрак…
Осыпайся, надломленный
мак,
Ты не в силах цвести
одиноко.
7 августа 1895
У забора, где травы так
редки,
Как весталки, –
горды, молчаливы,
Прижимаяся к краю
беседки,
Подымаются стебли
крапивы.
Позабыты, отвергнуты
садом,
Эти жесткие стебли
угрюмы,
И наполнены девственным
ядом
Неизменные, злобные
думы.
Вот над ними проносятся
тучки,
Вот лучи пробегают
стыдливо, –
Но всегда наготове
колючки,
И всегда недовольна
крапива.
16 августа 1895
Слишком, слишком много
счастья!
Переполнена душа,
И стою я, не дыша,
И к ногам готов упасть
я.
Звуки, звуки! Гимн
победный,
Песни, строфы торжества!
Но зачем же все слова
Слишком жалки, слишком
бледны!
И стою – стою безмолвно,
Жду неведомых стихов,
Но для грезы нету слов:
Слишком, слишком сердце
полно!
17 августа 1896
Торжественно-больное
беспокойство,
В тебе родник
невысказанных строф.
Я так томлюсь, я
зарыдать готов,
Но верую в целительное
свойство
Задумчиво слагаемых
стихов.
В какой же мир уносятся
квинтины?
К каким, к каким и
рифмам и мечтам?
Лежит туман над далями
картины.
И лишь дрожат листвою
апельсины,
И лишь волна дробится по
камням.
Я шлю привет и контурам
акаций,
И дальнему встающему
лучу…
Но вдруг дрожу –
бессильно хохочу,
Ломаю, рву игрушки
декораций,
Зову мечту… зову я, –
и кричу!
А! Это что? десятки
новолуний,
Расплавленный текущий
алебастр –
И я плыву среди горящих
астр.
А летний день слился с
весной в июне,
И зло с добром сосватал
Зороастр…
Измученный, я надаю…
подушки
Горят огнем… в раскрытое
окно
Далеких ветл виднеются
верхушки.
Все просто так, все
тихо, все темно, –
И квакают на озере
лягушки.
17 августа 1895
Полно, не во сне ли
видел я вчера,
Что воскресли снова наши
вечера!
Полно, не во сне ли я
бродил с тобой,
Любовался небом в ризе
голубой.
Нынче дождь беззвучно
бьет в мое стекло,
Тучами все небо нынче
облегло,
Годы, как и прежде,
делят нас с тобой,
И готов смириться вновь
я пред судьбой.
17 августа 1895
Иду по бульвару. В
померкшей листве,
Как бабочки, роем
блестят фонари,
Как бабочки, роем в моей
голове
Нелепые думы шумят и.
шумят.
И сумрачны дали вечерней
зари,
И в думах туманен закат.
Какие-то грезы, как
Солнце, зашли,
Какая-то ложь, точно
сумрак, легла,
Все странно, все чуждо –
вблизи и вдали,
Иду, позабывши куда и
зачем.
Иду – безответна
туманная мгла,
И свет отуманенный –
нем.
Неясные думы проходят в
уме,
И так же проходят фигуры
людей:
Мелькнувши на миг,
исчезают во тьме
И снова, мелькнувши,
приходят назад,
И снова спешат, и во
мраке аллей
Идут и идут наугад…
И нету предела земному
пути,
И мы не дождемся
желанной зари!
Мы будем всю ночь
неизменно идти,
Не зная, куда и зачем мы
идем,
И будут гореть нам в
листве фонари,
Гореть похоронным огнем.
1 сентября 1895
Я слышу лай моих любимых
дум,
Их голоса и радостны, и
звонки;
И вот к крыльцу коня
подводит грум,
И вот Мечта – с хлыстом
и в амазонке.
Вперед! вперед! Взвилися
и летим,
Скалистый путь; о камни
бьют копыта;
Вершины гор свиваются,
как дым;
Как дальний вихрь,
спешит за нами свита.
Вперед! вперед!
затравленный кабан
Все ближе к нам; все
громче свист и крики…
Но вдруг обрыв, –
бездонный океан…
Плыви, мой конь, по
волнам Атлантики!
Вода и ночь, и звезд на
небе нет;
Друзья плывут, во мгле
друг друга клича.
Со мной Мечта – туманный
силуэт,
А там вдали – желанная
добыча.
17 сентября 1895
В глуби пустыни, в
безвестном оазе
Я жил одиноко, любимец
фантазий.
Ночь для меня одевалася
в блестки,
Ручей повторял
усыпленные всплески,
Пальмы шептали, цветы лепетали…
Закат распускался в
причудливой дали.
В глуби пустыни, в
безвестном оазе
Я годы провел в
опьяненьи фантазий.
И так странно-неприятно
было мне услышать ропот,
Полувнятный дальний
рокот,
Голоса и конский топот,
Было мне услышать
странно
Ропот жизни караванной.
Увидать коней и женщин,
и товары, и палатки.
Я в рабах искал загадки,
Нагруженному верблюду
Я дивился, точно чуду,
От людей я сторонился,
И, смотря, как те
повсюду смело ходят, топчут травы,
Волны мутят для забавы,
Я страдал, и я томился,
И фантазии молился,
Но ушел караван, я
остался один
Посреди незаметных руин.
И так чуждо, и так
странно
В вечер мглистый и
туманный
Прозвучали в дали звуки,
Звуки жизни караванной.
И так чуждо, и так
странно
Замелькали в мгле
туманной
Пестро крашенные вьюки,
Поезд шумный и
нежданный.
И, в оазе фантазий
таинственный царь,
Я пришельцев встречал,
словно робкий дикарь,
Укрывался от них за
кустами алоэ,
Я от женщин бежал, я
дрожал пред рабами,
А в душе у меня, как
цветок над сухими стеблями,
Расцветало Былое.
26 сентября 1895
Дрожащие листья на
бледные щеки
Изменчиво клали минутные
тени,
И, чуть шелестя,
заглушали упреки.
Дрожащие листья, как
темные пятна,
Мелькали, скользили по
звездному фону,
И ты и они – вы шептали
невнятно.
Как лиственный шелест,
звучали укоры,
Как бледные звезды, за
дымкою листьев,
Смотрели, сквозь слезы,
печальные взоры,
И тени ложились на
бледные щеки,
И тени скользили,
дрожали минутно,
И чуть долетали из дали
упреки.
1 октября 1895
Смутно куритесь, туманы
былого!
Месяц безжизненный
встал, освещая тропинку по скалам.
Каждый из нас угадал в
полумраке другого,
Но, сойдясь на пути к
непонятно одним идеалам,
Ропотно мы не сказали ни
слова.
Блеск умирал на немом
небосклоне,
Странно-чудовищны были
холодные глуби дороги,
Изредка ты воскресал на
сбегающем склоне,
Но все чаще грозили
утесов сухие отроги,
И забывалося эхо
гармоний.
Месяц безжизненный встал
– и на самом
Пике горы
вдохновенно-больную фигуру отметил.
Небо раскинулось вдруг
недосказанным храмом,
Это ты мне мелькнул, и
бесстрастно-восторжен, и светел…
Мчитесь, куритесь,
стихи, фимиамом.
4 октября 1895
За тонкой стеной
замирала рояль,
Шумели слышней и слышней
разговоры, –
Ко мне ты вошла, хороша,
как печаль,
Вошла, подняла
утомленные взоры…
За тонкой стеной
зарыдала рояль.
Я понял без слов золотое
признанье,
И ты угадала безмолвный
ответ…
Дрожащие руки сплелись
без сознанья,
Сквозь слезы заискрился
радужный свет,
И эти огни заменили
признанья.
Бессильно, безвольно – лицо
у лица –
Каким-то мечтам мы
вдвоем отдавались,
Согласно и слышно
стучали сердца, –
А там, за стеной, голоса
раздавались,
И звуки рояля росли без
конца.
23 октября 1896
(Лилейно-сосновый сонет)
Внутри земли, в холодном
царстве тьмы,
Заключены невидимые
воды,
Они живут без света и
свободы
В немых стенах удушливой
тюрьмы.
Им снится луг, зеленые
холмы,
Журчанье струй на
празднике природы,
И горные мятежные
проходы,
И блеск парчи на пологе
зимы.
В томлении ручьи ползут.
Упорно
Ползут ручьи за шагом
шаг вперед
И роют путь в своей
темнице черной.
И – знаю я! –
великий день придет,
Напор воды пробьет
гранит холодный,
И брызнет ключ
торжественно-свободный!
25 ноября 1895
Посв. А. Курсинскому
Летит земля на крыльях духа
тьмы,
Летит навстречу солнцу,
И сонный город, и наш
путь, и мы,
И мы стремимся к солнцу.
Еще в душе глядят ее
глаза,
Неясное виденье
полуночи.
Еще звучат, как отзвук,
голоса,
Гремевшие в минуту
полуночи.
Но рядом с ней – забытый
силуэт,
Забытый лик, магически
манящий,
И новый хор из дали шлет
ответ,
Невнятный гимн,
магически манящий.
И мы с тобой, мой брат,
мой спутник, мы
Вдыхаем гимны солнцу,
И шар земли на крыльях
духа тьмы
Летит навстречу солнцу.
26 ноября 1895
Во мгле ночной
Горят огни,
А надо мной
Глаза твои.
Зачем же ты,
Улыбка дня,
У темноты
Нашла меня?
Здесь мой приют,
Молчанье снов,
Здесь смерть минут
И жизнь цветов.
Зачем в мой сад,
В немой цветник,
Твой дерзкий взгляд,
Как луч, проник?
В нем свет и ложь,
Ложь красоты, –
И ты сожжешь
Мои цветы.
Смотри, смотри,
Они горят –
В лучах зари,
Как прах, лежат,
И пепел их
Несется вдаль,
Закрыв эмаль
Очей твоих.
25 декабря 1895
I
Я прекрасна, о смертный!
Как греза камней!
27 ноября 1894
II
Никогда не смеюсь,
никогда я не плачу.
27 ноября 1894
III
И никого, и ничего в
ответ.
24 августа 1895
IV
Твои глаза простят мои
мечты.
24 августа 1895
V
На бледный лик луны упал
дрожащий свет…
Август 1895
И что один
твой выражает взгляд,
Того весь мир
пересказать не может.
Фет
Примите скромный
триолет,
Где вам звучит
эпиталама,
Встречая в жизни новый
свет,
Примите скромный
триолет!
В дверях торжественного
храма,
Как поздравленье, как
привет,
Примите скромный
триолет,
Где вам звучит эпиталама.
Не выразит смущенный
стих
Порыва девственных
желаний,
Он слаб, он глух, он нем
для них!
Не выразит смущенный
стих
Сулимых вам очарований!
Простите робость слов
моих:
Не выразит смущенный
стих
Порыва девственных
желаний!
7 января 1896
Леле
Сквозь разноцветные
стекла закат
Чертил узорами пол –
Я дверь толкнул наугад
И несмелым движеньем
вошел.
Стояла она у окна,
Смотря в догоравшую даль
–
Она была странно бледна,
Она вся была, как
печаль.
Но вдруг, мой взор
уловив,
Отступила быстро к стене
И потом – вся мечта, вся
порыв –
Протянула руки ко мне.
И мы сидели вдвоем,
Вдвоем, как два года
назад…
На стеклах тусклым огнем
Горел пурпурный закат.
И мы любовалися всем,
И так счастливы были
тогда,
Что нам было смешно –
зачем
Мы страдали эти года…
Проснувшись – один я
опять,
Но память злобно светла,
И должен я вновь
сознавать,
Что два года, как ты
умерла.
10 января 1896
Женский голос – он
прозрачен,
Как дрожащее стекло,
И, предчувствием
охвачен,
Я молчу, склонив весло.
Ясный луч мелькает в
волнах,
Разгораются леса.
Над четой полей
безмолвных
Побледнела полоса.
Солнце всходит выше,
выше!
Здравствуй, полдень!
день побед!
Женский голос тише, тише
–
Долетает, как привет.
27 января 1896
Не говори мне, что ты
любишь меня!
Я боюсь аромата роз,
Я боюсь опьянений дня, –
Не говори мне, мой
милый, что ты любишь меня.
Я люблю часы задумчивых
слез,
Я люблю мечты – о
невозможном.
В нежных фиалках
неисполненных грез
Фантазии больше, чем в
запахе роз.
О, если бы жить всегда в
волненьи тревожном,
Чего-то искать, не зная
чего,
Не встречаясь со
счастьем ничтожным…
О, если бы жить
невозможным!
12 февраля 1896
Последним отблеском
овеянный,
Смотрю вперед,
Вдали туман, едва
рассеянный,
Опять плывет.
Случайный свет блеснул
нерадостно
И гаснет вновь,
Все ближе ночь, где веет
сладостно
Одна любовь.
Да будет проклят зов
ласкающий
Земных надежд
И аромат благоухающий
С твоих одежд!
Ты вся дрожишь, сверкая
ласками,
В венце из роз,
Но не могу упиться
сказками –
Без вечных грез.
23 мая 1896
Летний вечер пышен,
Летний вечер снова…
Мне твой голос слышен:
«Я люблю другого».
Сердца горький трепет
Полон чар былого…
Слышен тихий лепет:
«Я люблю другого».
Смолкни, праздный ропот!
Прочь, упрек! Ни
слова!..
Слышен, слышен шепот:
«Я люблю другого».
12 июля 1896
Я угадал за яркой сменой
Твоих младенческих забав
И море, блещущее пеной,
И аромат прибрежных
трав.
С улыбкой резвой и
беспечной
Ты подняла свои глаза,
А на меня – угрозой
вечной
Пахнула шумная гроза.
И вот теперь, с тобой не
споря,
Тебя приветствуя без
слов,
Я слышу дальний ропот
моря
И крики тонущих пловцов.
13 июля 1896
Дальний шум фонтана,
Листьев тихий шум…
Сладок миг обмана,
Миг туманных дум.
Я молюсь кому-то,
Я дышу весной,
Веря на минуту
Красоте земной.
Август 1896
Затерявшись в толпе, я
люблю
Мечтать и словам
отдаваться
И, любуясь на грезу
свою,
Над миром далеким
смеяться.
Окружающий говор и шум
До меня изредка
долетает,
Но моих недосказанных
дум
Никто никогда не узнает.
О, пусть и грядущий
пророк
В этом мире земных
вакханалий
Блуждает, всегда одинок,
Разбивая святые
скрижали.
15 августа 1896
Отвращенье
И желанья –
Это звенья
Отрицанья.
Новой цепи
Странный трепет.
Это – в склепе
Чей-то лепет.
Зов домчался
До гробницы,
И ворвался
Луч денницы.
12 сентября 1896
Есть одно, о чем плачу я
горько:
Это прошлые дни,
Это дни восхитительных
оргий
И безумной любви.
Есть одно, что мне
горестно вспомнит!..
Это прошлые дни.
Аромат опьяняющих комнат
И приветы любви.
Есть одно, что я
проклял, что проклял:
Это прошлые дни,
Это дни, озаренные в
строфах,
Это строфы мои.
2 октября 1896
Черный лес луной
пронизан,
Светом озарен –
Я томлюсь от жажды
жизни,
Я дрожу сквозь сон.
Бледных духов вереница
Реет над землей –
Черный лес луной
пронизан,
Мертвою луной.
В этом странном мире
веток
Жил когда-то я,
Черный лес пронизан
светом,
Светом бытия.
15 октября 1896
Речи несмелых признаний,
Тихие речи любви –
Смысл их неясен и странен,
Тайна их – тайна души.
Нет, не рассудком
проникнуть
В глубь озаренной души –
Гаснут, едва лишь
возникнув,
Тихие речи любви.
Вслушайся думой и
сердцем,
Слушай тревогой души –
Только на миг достоверны
Тихие речи любви.
17 января 1897
Для кого я пишу? –
не знаю:
Читателей нет у меня.
Но спокойной улыбкой
встречаю
Рассвет восходящего дня.
Восторгов не даст
вдохновенье,
Не за них поклоняюсь
мечте;
Я, как жрец, воссылаю
моленья
Безответной, немой
красоте.
Здесь, за гранью причин
и целей,
Погасает ненужный
вопрос.
И нетленный цветок
асфоделей –
Вот символ области грез.
23 января 1897
День – сей
сияющий покров.
Тютчев
В последний раз пропел
петух,
Уходят духи с тяжким
стоном,
И белый день плывет
вокруг,
И воздух полон ранним
звоном.
Вставайте! –
счастье, думы, труд
Для вас воскресли в
новом свете,
Вас слуги солнца
берегут,
Во мгле природы вы, как
дети.
А я, бессонный гость
ночей,
Я – собеседник ваш
случайный,
Я сквозь покров дневных
лучей
Все вижу мир – родной и
тайный.
7 февраля 1897
Люблю я вспоминать
утраченные дни.
С укором горестным
являются они
И душу тяготят
правдивыми словами.
Понятен их упрек. Я
плачу. Со слезами
Клянусь исправиться и
сквозь желаний бред
Шепчу томительно, что
цели в жизни нет.
12 февраля 1897
К Эде
Я читал у поэтов о
счастьи, похожем на сон,
А теперь я блаженством
таким же и сам опьянен.
Я серьезно боюсь, что
проснуся. Второй Поликрат,
Я такому блаженству,
избытку блаженства не рад.
Не сложить ли для
публики несколько плохоньких строф,
Чтобы тем успокоить
всегдашнюю зависть богов.
26 июня 1897
Если мне суждено
умереть,
Не окончив начатых
созданий,
Я о планах не стану
жалеть:
Их свершит грядущий
избранник.
Если мне суждено
умереть,
Не достигнув высот просветленья,
Я об этом не стану
жалеть:
Нет предела для вечных
стремлений.
Я иду! Я готов умереть,
Я страданьем купил это
право,
И не мне, умирая,
скорбеть
О душе, о искусстве, о
славе.
25 июля 1897
Мы гордо людей
презираем,
Нам законом – наши
желанья,
И мы бесконечно
страдаем,
Но в гордости любим
страданья.
И если святые порывы
Пробудят в сердце
участье,
Мы вдруг безмерно
счастливы
И стыдимся этого
счастья.
13 августа 1897
* * *
Твои стихи – как луч
случайный
Над вечной бездной
темноты.
И вот – мучительною
тайной
Во мгле заискрились
цветы.
Покорны властному
сиянью,
Горят и зыблются они,
И вдаль уходят легкой
тканью,
Сплетая краски и огни…
Но дрогнет ветер,
налетая,
Узоры взвеет и порвет,
И тот же луч, дрожа и
тая,
Бессильно в бездну
упадет.
20 ноября 1897
1
И серое небо, и проволок
сети,
Саней ускользающий бег;
И вдруг предо мной в
электрическом свете
Вуаль, словно искристый
снег.
И взор промелькнул
утомленной загадкой,
Я видел, и вот его нет.
Мгновение тайны так
странно, так кратко, –
Но здесь он, он в сердце
– ответ!
2
И томлюсь я с тех пор,
Невозможно мне жить.
Тот мучительный взор
Не могу я забыть.
Я и жду, и молю,
И брожу, как в бреду,
Эту душу твою
Я нигде не найду.
Электрический свет,
Тихий шелест саней,
И бессильный ответ
С вечной думой о ней.
3
Она предо мною прошла,
как земная,
В сиянии яркого дня,
И, легкой улыбкой свой
взор оттеняя,
Взглянула она на меня.
Шумели извозчики, бегали
дети,
Я слышал раскатистый
смех…
О, серое небо, о,
проволок сети,
О, тающий, тающий снег,
29 ноября 1897
I
Муза в измятом венке,
богиня, забытая миром!
Я один из немногих, кто
верен прежним кумирам;
В храме оставленном есть
несказанная прелесть, – и ныне
Я приношу фимиам к
алтарю забытой святыни.
Словно поблеклые листья
под дерзкой ласкою ветра,
Робко трепещут слова в
дыхании древнего метра,
Словно путницы-сестры,
уставши на долгой дороге,
Рифма склоняется к рифме
в стыдливо смутной тревоге,
Что-то странное дышит в
звуках античных гармоний –
Это месяц зажегся на
бледно-ночном небосклоне.
Месяц! Мой друг
неизменный! В твоем томительном свете
Тихо катилися ночи и
прошлых, далеких столетий.
То, что для нас погасло,
что взято безмолвной могилой,
То для тебя когда-то
юным и родственным было.
Февраль 1897
II
О, двойственность
природы и искусства!
Весь зримый мир –
последнее звено
Преемственных бессильных
отражений.
И лишь мечта ведет нас в
мир иной,
В мир Истины, где
сущности видений.
Но и мечта покорна
праху: ей
Приходится носить одежду
праха.
Постичь ее вне формы мы
не можем…
1897
Небо – серое от туч,
Камни – серые от влаги,
Утомленно виснут флаги,
День не нужен и тягуч.
Грустный час
воспоминаний!
Их без слов встречаю я
В тихой музыке дождя,
В дальнем матовом
тумане.
Слышу смутные слова,
Угадать не смею лица.
Жизнь – открытая
гробница
Властной волею волхва.
Апрель 1898
Волны приходят, и волны
уходят,
Стелются пеной на берег
отлогий;
По морю тени туманные
бродят;
Чайки летят и кричат,
как в тревоге.
Шум приближенья и хор
отдаленный.
Горе! Былое – как
светлая сказка!
Статуи, золото, стены,
колонны!
Давит виски мне святая
повязка.
Вот они входят, –
упрямые лица:
Нет, не могу я! Пустите!
Довольно!
– Тщетно бороться,
безумная жрица,
Ты их рабыня… Как стыдно
и больно.
Запах пьянит, меня
пряной отравой,
Вырвались звуки из
пропасти синей…
Смертные, – прочь!
поклоняйтесь мне! Слава!
В сонм олимпийцев
вступаю богиней.
2 мая 1898
Мы волны морские, мы
дышим луной,
Но утром не скажем о
тайне ночной,
И день не узнает, как
трепетный сон
Полночным призывом,
заклятьем смущен.
И, вздрогнув, встаем мы
в венце из огней,
И бьемся и рвемся из
мира теней,
И к небу взлетаем,
мятежно сплетясь,
И жаждем порвать
беспредельную связь, –
Но, берег найдя, у его
рубежа
Мы вдруг умираем, в
истоме дрожа,
Без сил угасаем и дышим
луной…
Нет! солнце не знает о
тайне ночной.
21 мая 1898
Еще мы чужие в мгновенье
при встрече,
Лепечем банально
ненужные речи,
Не смеем спросить, не
хотим отвечать,
Но души успели друг
друга узнать
И взором единым (но
полным печали!)
О всем расспросили, на
все отвечали.
Шепнули упреки с
минутной мольбой
И снова беседу ведут меж
собой.
И что в той беседе горит
и таится,
Рассудку о том никогда
не приснится,
Но этот безмолвный
святой разговор…
Душа его помнит и знает
с тех пор!
1 июня 1898
* * *
Ветер уныло летает над
палубой,
По морю пенятся белые
гребни,
Ветер уносится далее с
жалобой,
С просьбой мучительной,
тихой, последней.
Ветер, родной мой, задумчивый,
северный!
Верно, ты знаешь и южные
земли.
Дышат там пальмы
вершиною веерной,
Скоку газелей оазис там
внемлет.
Ветер, лети туда
горестным вестником,
Выбери путь и верней и
короче.
Всем там скажи: уведен я
кудесником,
С милого полдня плыву я
к полночи…
15 июля 1898
Прости меня, сестра, я
много виноват:
Я просмотрел твой взор,
молительно скользнувший,
И этот скорбный взор, в
мгновеньях потонувший,
Вошел в мои мечты и не
уйдет назад.
Он вспыхнул пламенем
бессвязным и случайным,
На чуждых высотах
зажегся, как маяк,
И светом трепетным вдруг
озарил сквозь мрак
Еще безвестный путь к
непересказным тайнам.
3 августа 1898
Есть ясное
безветрие
Без плачущего
«я».
«Тишина»
Погасни, исчезни
В безбрежной бездне,
Мой бедный друг…
И откроется вдруг
В миг забвенья
На дне усыпленья,
Что мир темноты,
И призрак звездный,
И самая бездна –
Это ты!
29 августа 1898
Моя душа свободная,
Моя душа мятежная,
Тебя пустыня водная
Пленила вновь
безбрежная.
Моя душа безумная
В пространства неба
просится,
Безумные и шумные
Под нею волны носятся.
Она – как привидение
Над безднами мятежности,
И снятся ей видения
Непересказной нежности.
29 августа 1898
* * *
С мешком проходит он
дворами.
«Костей, бутылок продавать!»
С мешком идет он между
нами.
Взглянув рассеянно в
окно,
Ты возвратился к прежним
книгам,
Но мысль, знакомая
давно,
Не умерла с умершим
мигом.
«Костей, бутылок
продавать!»
Призыв угаснет без
ответа.
Но отзвук властен
оборвать
И стих любимого поэта.
12 ноября 1898
Засияла моя стена,
Я ее не узнал: на ней
От уличных фонарей
Отпечатались рамы окна.
Далеко от меня фонари,
Но свет их близок, со
мной.
Рожок отдаленный, гори!
Ты не знаешь? – ты
мой!
На небо взошла луна,
И, пространства мира
пройдя,
Отпечатала рамы окна…
О, царица небес! –
ты моя!
12 ноября 1898
Придет к моим стихам
неведомый поэт
И жадно перечтет забытые
страницы,
Ему в лицо блеснет души
угасшей свет,
Пред ним мечты мои
составят вереницы.
Но смерти для души за
гранью гроба – нет!
Я буду снова жив, я
снова гость темницы, –
И смутно долетит ко мне
чужой привет,
И жадно вздрогну я –
откроются зеницы!
И вспомню я сквозь сон,
что был поэтом я,
И помутится вся, до дна,
душа моя,
Как море зыблется, когда
проходят тучи.
Былое бытие переживу я в
миг,
Всю жизнь былых страстей
и жизнь стихов моих,
И стану им в лицо –
воскресший и могучий.
4 декабря 1698
Не смею все мечты
вложить я в стих,
И все ж его ласкаю и
лелею…
Но громко повторить
среди других
Не смею.
И вот теперь, пред чем
благоговею,
Несу на шум базаров
городских…
Не осмеять ли детскую
затею?
Не смею.
О, если б был, кто книгу
дум моих
Прочел, постиг и весь
проникся ею…
Хотя б на миг!.. Но
верить в этот миг
Не смею.
4 декабря 1898
Я люблю высокие дома,
Где небо чуть светит у
крыши,
Я люблю высокие дома, –
И тем больше люблю, чем
они выше.
Мне грезится город, как
дом,
Вместо улиц – стеклянные
своды,
И высятся этаж за
этажом,
Сады, и залы, и
переходы.
Мечтая о таких домах,
Я охвачен волнением
странным,
Это бред о грядущих
веках,
О человеке ином, но
желанном.
О, я люблю высокие дома,
Где небо чуть светит у
крыши,
Я люблю высокие дома,
Тем больше люблю, чем
они выше.
22 декабря 1898
Я в высокой узкой башне,
Кто меня привел сюда?
Я в высокой узкой башне
Гость – надолго, гость –
всегдашний,
Узник навсегда!
Помню горы, лес и поле,
Все раздолие дорог.
Помню горы, лес и поле,
Где по воле, где на воле
Я скитаться мог!
Помню быстрые ночлеги
В шалаше иль у костра.
Помню быстрые ночлеги;
Ночи ласки, ночи неги!
Хохот до утра!
Кто возвел меня высоко,
Двери запер кто за мной?
Мир – внизу, во мгле –
далеко,
Здравствуй, жизни
одинокой
Подвиг роковой!
1898
Март! Пора нам жить
наруже!
Как бегут ручьи из пены!
Но недвижны в полной
луже
Опрокинутые стены.
Много шумов, много
звонов,
Мчатся конки, как живые.
И стоят без капюшонов
На постах городовые.
19 марта 1899
Как силы светлого и
грозного огня,
Как пламя, бьющее в
холодный небосвод,
И жизнь, и гибель я; мой
дух всегда живет,
Зачатие и смерть в себе
самом храня.
Хотя б никто не знал, не
слышал про меня,
Я знаю, я поэт! Но что
во мне поет,
Что голосом мечты меня
зовет вперед,
То властно над душой,
весь мир мне заслоня.
О, бездна! я тобой
отторжен ото всех!
Живу среди людей, но
непонятно им,
Как мало я делю их
горести и смех,
Как горько чувствую себя
средь них чужим
И как могу, за мглой
моих безмолвных дней,
Видений целый мир таить
в душе своей.
2 августа 1899
На середине жизненной
дороги
Ты встретишь мост,
свободно изогнутый,
Его столбы властительны
и строги,
Его черты в самих себе
замкнуты.
Но не прельстись их
торжеством над бездной.
Не восходи на лестницы
крутые:
Там путь проложен –
каменный, железный,
И он уводит в области
пустые.
Нет! Не пленись
безжизненным покоем,
Останься верен избранной
дороге.
И будешь счастлив ты
дождем, и зноем,
И вечной близостью к
земной тревоге.
2 августа 1899
(29 августа 1899)
Люди! Вы слышите:
Звон похоронный?
Что же вы дышите
Леностью сонной!
Что же в беспечности
Радостей ждете!
Голоса вечности
Не узнаете?
Пробудитесь, уходите
Прочь от башен и
дворцов,
Прах сандалий отрясите
За порогом городов.
Мы уйдем в глухие степи,
Убежим в ущелья гор,
Там в тиши, как в тайном
склепе,
Спрячем, скроем свой
позор!
Человек был в нас
унижен, –
Душу вновь мы обретем
В тишине пустынных
хижин,
В дебрях скал над
шалашом.
Пусть на улицах, у
зданий
Стонут сосны и трава,
Бродит зверь в немом
тумане,
Кличет филин и сова.
Пусть разрушится
твердыня
Строгих башен и дворцов.
Лучше, братья, нам в
пустыне,
За порогом городов.
Братья! вы слышите:
Звон похоронный?
Что же вы дышите
Леностью сонной!
Что же в беспечности
Радостей ждете!
Голоса вечности
Не узнаете?
29 августа 1899
Под навесом темной ели,
На ковре из мягкой хвои,
Оба друга рядом сели –
И теперь их в мире двое.
Души их трепещут жаждой
Прошлой жизнью
поделиться,
Обменяться думой каждой
И в одно сознанье
слиться.
Ищут речи, – не
находят,
Гладят ласково друг
друга
И с тоской бессильной
бродят
В стенах замкнутого
круга.
29 августа 1899
Я люблю в твоих стихах
Смутный сумрак, жадный
страх,
Вспышки всемогущих слов
И тяжелый стук оков.
Я люблю в твоих стихах
Ветра перелетный взмах,
Ширь пространства до
конца,
Трепет страстного лица.
Я люблю в твоих стихах
Колыханье трав на мхах,
Под звенящий звон волны
В мире звучной тишины.
Сентябрь 1899
А сколько радости и неги
В бегущих медленно
часах!
Следов доискиваться в
снеге,
Взметать на лыжах белый
прах.
Найти медвежий путь,
тропинку,
Сидеть у проруби весь
день,
Пока в воде разрежет
льдинку
Тяжелой головой тюлень.
Владея радостной
тревогой,
Готовый жить и умереть,
Встречать уверенной
острогой,
Когда подымется медведь.
И пировать под крышей
снежной,
И охранять под снегом
челн,
И ждать, что океан
безбрежный
Опять раскинет гребни
волн.
23 сентября 1899
Будущий век,
Тебе посвящаю я песни!
По теченью невидимых рек
Все быстрей, все смелей,
все чудесней
Уплывает вперед человек.
О, времен потрясающий
бег!
Словно тает мучительный
снег,
Словно гаснут узорища
песни,
Словно никнут виденья
чудовищ…
Уплывает вперед человек
В мир цветов и весны,
В мир всеобщей волны,
Предугаданных смутно
сокровищ.
Я грядущее люблю,
Я грядущему молиться
Никогда не устаю.
Я хочу
Верить белому лучу,
В блестках искристых
дробиться,
Каждым мигом
насладиться.
Жизнью мировой дышать –
И холодной властью
мысли…
Дням, что в вечности
нависли,
Как словам, повелевать!
Но жалкие мечты! кругом
и отовсюду
Видения идут – герои,
короли,
Поэты властные,
избранники земли,
И вопят, и зовут! о нет!
не верю чуду!
И я, как все, томиться
осужден
В цепях веков и в
тягости времен!
Октябрь 1899
От ранних детских лет,
как свет среди теней,
Люблю я этот день, наш
праздник, вечно жданный.
И вот, когда он вновь
приходит в смене дней,
Все снова для меня
прозрачней и нежней,
Как в годы первые, во
дни зари туманной.
9 ноября 1899
Мой плющ расцветает;
живые побеги
Любовно обвили суровые
нити.
Садитесь на лавочку,
дети, смотрите
И думайте вместе со мною
о снеге.
Когда разбегутся веселые
санки
И воздух дрожит от
бубенчиков ясных,
Невольно припомнишь о
маковках красных,
Горящих, как угли, на
нашей полянке.
Чему ж вы смеетесь? Ах,
глупые дети!
Так вам никогда ничего
не расскажешь!
Вяжи, Маргарита! –
ты к осени свяжешь
Красивые, длинные,
прочные сети.
12 ноября 1899
Есть слова волшебства.
Вы всесильны,
Роковые слова о былом!
Разве годы не камень
могильный,
Разве смерть называется
сном?
Мы идем бесконечной
долиной,
С каждым шагом все
больше теней,
И из них не отстать ни
единой:
То бледнеют, то снова
ясней.
И при вспышке могучего
слова
Тень прошедшего странно
жива.
И глядит умоляюще снова,
И твердит прямо в душу
слова.
14 ноября 1899
Я от стыда закрыл лицо
И пал, целуя прах
дорожный…
Кричите, смейтесь мне в
лицо:
Я все свершил, что
невозможно!
Есть оправдание рабу, –
Он и не знает лучшей
доли, –
Но я изведал всю судьбу
И властен выбрать жребий
воли.
Я знал, что будет,
наизусть,
Мне даже нет и
заблуждений,
И вот иду к позору…
Пусть!
Хочу и жажду унижений.
Январь 1900
Заботы дня, как псы,
меня бесславно травят,
Взывает ловчий рог, бегу
я, как кабан…
Но горе им! Они вступить
в борьбу заставят!
Стонать вам всем, ловцы,
от боли свежих ран!
Февраль 1900
В городе дышит весна,
Сгинул истаявший снег,
Даль ожиданьем полна,
В воздухе радостный
смех…
Первые проблески нег!
Здесь – неизменен покров
Белых и мертвых снегов,
Сосны упрямо встают,
Хмуро туманится лес…
Стынет движенье минут
В холоде зимних небес.
Был я встревожен весной,
Верил и вторил ручью,
Шел воспаленный,
больной…
Холод целебный я пью.
Гаснут, как солнца,
мечты,
Сладок привет темноты,
Словом весенним «люблю»
Я ли покой оскорблю!
Тысячи маленьких свеч
Вспыхнули в тайнах души…
Нет! Мне не надобно
встреч
В царственно чистой
тиши.
13 марта 1900
Люблю я имя Анна,
Оно звенит, как свет,
Оно, как сон,
пространно…
Люблю его – и нет.
И двойственно, и чудно
Оно мелькает мне.
И в ночи непробудной,
И в тихом, ясном дне.
Люблю я имя Анна,
Во мгле – как сладкий
грех.
Оно зовет и странно
Звучит, как дальний
смех.
Люблю в нем – унижений
Таинственную власть…
И молча сходят тени,
И ночь должна ниспасть…
Но утро вновь туманно,
И день забрезжит вновь.
С ним имя Иоанна,
С ним мудрость и любовь.
Вновь солнца круг
высоко,
Спокойный свет лучист,
И мой венец пророка
Торжественен и чист.
Так двойственно, так
чудно
Оно мелькает мне
И в ночи непробудной,
И в тихом, ясном дне.
2 апреля 1900
Я жду у ветхого забора,
Мне в окна комнаты
видны,
Людей, неведомых для
взора,
Мелькают тени вдоль
стены.
Я вижу статуи, картины
И пальмы веерную сень,
Но взор не встречу ни
единый,
Лишь изредка проходит
тень.
Когда б я мог туда
проникнуть
И видеть, там ли ты, у
них?
К запрету как мечтам
привыкнуть?
Как быть, чтоб трепет
дум утих?
Не так ли мы, в сем мире
дольном
Иного мира ловим тень
И рвемся в ужасе
невольном
Вступить на высшую
ступень.
9 сентября 1900
– Кто ты? – «Я
– чувство, я – любовь.
Ты видишь: я в короне
звездной».
– Зачем же ты
приходишь вновь
Тревожить мукой
бесполезной?
«Вернулась я из дальних
стран;
Прими беглянку, как
подругу».
– Твои обеты – лишь
обман.
Твои пути – пути по
кругу.
«Я – тайна духа». –
Ты – мечта.
«Я – дрожь». – Ты
только манишь дрожью.
«Я – неизбежна!» – Есть
черта,
За ней я властвую над
ложью.
«Ты – снова мой!» –
Свободен я!
Сентябрь 1900
Настали дни печальные,
как воды
В наполненном пруду под
сенью ив.
Я вдаль иду один, и дни,
как годы,
Растут в числе, растут,
нас разделив.
Я вдаль иду один.
Воспоминанья
Как будто тянут сотни
жадных рук.
Лишь оглянусь, их нет.
Столпились зданья
На мировом пути; светло
вокруг.
Закрыв глаза, забудусь.
Вспоминаю
Молчанье, лампы свет и
груды книг…
Я вновь с тобой! Я лгу!
Смеюсь! Желаю!
На миг я дрожью
воскрешаю миг.
Откуда эта власть живых
желаний?
О, страсть! – перед
тобой стою я, как боец,
Толпа со мной идет
ущельем зданий,
Но ей незрим палящий мой
венец.
Сентябрь 1900
Вы неисполненных надежд
Над бездной реющие лики.
Из-под прикрытых бледных
вежд
Как ваши взоры странно
дики.
Вы дерзкой юности мечты,
Прозрачных теней
хороводы!
В венцах из лилий вы
чисты,
И ваши локоны, как воды.
Вы творчества бессильный
бред,
Недовершенный замысл
фурий!
Ты, жажда властвовать!
Привет!
Ты, как всегда, в
порывах бури.
Но чьи уста – живая
кровь
С усмешкой беспощадной
власти?
Неразделенная любовь,
Мечта неутоленной
страсти!
6 октября 1900
Я жизнью пьян. Напиток
жгучий
По жилам разошелся…
жжет.
Не стынь, огонь, кипи и
мучай,
Кружи, влеки, водоворот.
Октябрь 1900
Торжествовать! какие
звуки!
Их плеск расплесканный
мне люб.
Еще мне внятны эти руки
И язвы впечатленных губ.
Но в сладких думах о
победе
Из глубей памяти встает,
Как образ, воплощенный в
меди,
Холодных замыслов
расчет.
И сдавлен, с судорожной
жаждой,
Над ужасом померкших
глаз,
О миги страсти, каждый!
каждый!
Смеясь, предчувствовал я
вас.
Торжествовать! люблю я звуки,
Люблю моих заклятий
власть,
Мне нужны слезы, чьи-то
муки,
Победа, гордость – но не
страсть.
Ноябрь 1900
В глуби тайные
вселенной,
В воды темные столетий
Мы бросаем с лодки
бренной
Золотые сети.
И из прочных уз мы рады
Доставать морских чудовищ,
И растут в челне громады
Скопленных сокровищ.
<1900>
Хорошо бы нам додуматься
До весенних песен птиц,
Но шумит немолчно улица
Гордым грохотом столиц.
Хорошо бы мне довериться
Взорам нежным и простым,
Но в ночном сияньи
месяца
Слишком манит дальний
дым.
Хорошо любить в созвучии
Верность буквы и черты,
Но мечта – звезда
падучая –
Видит бездны с высоты.
Январь 1901
Есть обольщение в вине,
В его манящем аромате,
Как поцелуи в тишине,
Как вздох в безмолвии
объятий.
Как хорошо дрожать,
молчать,
Тревожиться при каждом
звуке,
И жечь лобзанья, как
печать,
Впечатлевать, как
символ, руки.
Предчувствовать слова,
глаза,
Утаенные в сердце речи,
Мечтать, как черны
волоса,
Обжегшие случайно плечи.
И разойтись без клятв,
без слов,
Скользнуть, как
спугнутые тени,
Чтоб эта ночь, как греза
снов,
Вплелась в гирлянду
сновидений.
Есть обольщенье в
тишине,
Восторг в безмолвии
объятий,
Как сладость тайная в
вине,
В его манящем аромате.
9 февраля 1901
Братья бездомные, пьяные
братья,
В шуме, дыму кабака!
Ваши ругательства, ваши
проклятья –
Крик, уходящий в века.
Вас, обезличенных
медленным зверством,
Властью бичей и желез,
Вас я провижу во храме
отверстом,
В новом сияньи небес.
Много веков
насмехавшийся Голод,
Стыд и Обида-сестра
Ныне вручают вам
яростный молот,
Смело берите – пора!
Вот растворяю я хриплые
двери:
Город в вечернем огне,
Весело вспомнить опять,
что мы звери,
Воле отдаться вполне.
Видите зданье за
зданьем, как звенья,
Залы для женщин и книг…
Разве не вы приносили
каменья,
Строили храмы владык?
Ринемтесь дико и смоем
лавиной
Всю эту плесень веков!
Пусть оглушит ее голос
звериный,
Наш торжествующий рев.
Полно покорствовать!
видите, братья,
Двери открыты в века.
Слышу ругательства,
слышу проклятья
В шуме, в дыму кабака.
21 марта 1901
Так это будет летом.
Кисея
Вся заблестит,
пронизанная светом,
И мне покажется в наряде
этом
Еще милее красота твоя.
В широких складках,
полных трепетанья,
Повиснет неба полог
голубой,
И побледнеем оба мы с
тобой
От чувства счастья и от
ожиданья.
Настанет вечер, в чуткой
тишине
Коснется ветер до твоей
вуали,
И улыбнутся из
прозрачной дали
Нам взоры звезд, как
мужу и жене.
14 июля 1901
Вот брошен я какой-то
силой
На новый путь.
И мне не нужно все, что
было!
Иное будь!
Вокруг туманность и
безбрежность,
Как море, высь.
Мечта моя! в том
неизбежность:
Ей покорись.
В ночном лесу, где мгла
и сыро,
Ищу тропу,
Иду по ней и к тайнам
мира,
И вспять, в толпу.
Как укрощенная пантера,
Покорной будь:
Да снидет к нам обоим
вера
В безвестный путь.
Август 1901
Нет душе покою,
Глянул день в глаза,
И опять я строю
Шаткие леса.
Снова сердцу надо
Веровать в чертеж,
И мечтам – услада
Новых планов ложь.
Снится, снится зданье,
Купол золотой,
Бракосочетанье,
Ночь с тобой, с тобой.
Мы во мраке двое…
Двери тишь хранят…
Зыблются обои…
Душит аромат…
– Тщетно, дерзкий!
тщетно!
Не воздвигнешь вновь
Купол огнецветный,
Новую любовь!
Будешь вновь обманут,
Разберешь леса,
И руины глянут
Прямо в небеса.
Ноябрь 1901
Непересказанные думы,
Неразделенные слова –
Вы беспокойны, вы
угрюмы,
Как перед молнией трава.
Что просияло, что
мелькнуло,
Что душу пламенем
прожгло,
Ужели в прошлом
потонуло,
И гладь былого – как
стекло.
И в сердце сдавленные
речи,
Навеки смолкшие слова
Безумно ждут желанной
встречи,
И сердце не кричит едва.
Я жажду жадных
откровений –
Все повторить, все
рассказать,
Чтоб в час заветных
оживлений
С тобой все пережить
опять.
<1901 >
Я снова одинок, как десять
лет назад.
Все тот же парк вокруг,
за елью звезды те же,
С черемухи и с лип
знакомый аромат.
Там где-то лай собак.
Повеял ветер свежий.
И вечер медленный мне
возвращает бред,
Который жжет мечты все
реже, реже.
Я жил здесь мальчиком,
едва в шестнадцать лет
С душой, отравленной
сознанием и чтеньем,
Неловок, как дитя,
застенчив, как поэт.
Мне этот шумный парк
служил уединеньем,
Я не имел друзей. Для
женщин был несмел,
И в сумраке следил за
парами, с томленьем,
Но я в мечтах нашел все,
все, что я хотел.
1901