НЕ ПАМЯТЬ…
Как дни тревожит сон
вчерашний,
Не память, – зов,
хмельней вина, –
Зовет в поля, где комья
пашни
Бьет в плуг, цепляясь,
целина.
Рука гудит наследьем
кровным –
Сев разметать, в ладонь
собрав,
Цеп над снопом обрушить;
ровным
Размахом срезать роскошь
трав.
Во мне вдруг вздрогнет
доля деда,
Кто вел соху под барский
бич…
И (клич сквозь ночь!) я
снова, где-то, –
Все тот же старый
костромич.
И с солнцем тают (радуг
льдины!)
Витражи стран, кулисы
книг:
Идет, вдоль всей земли
единый,
Русь, твой синеющий
сошник!
Мужичья Русь! Там, вне
заводов,
Без фабрик, –
обреченный край,
Где кроет бор под бурей
сводов,
Где домовой прет спать в
сарай, –
Как ты в мечты стучишь
огнивом?
Не память, – зов,
хмельней вина, –
К стогам снегов, к
весенним нивам,
Где с Волгой делит дол
Двина!
30 сентября 1923
Березка любая в губернии
Горько сгорблена грузом
веков,
Но не тех, что, в Беарне
ли, в Берне ли,
Гнули спину иных
мужиков.
Русский говор, –
всеянный, вгребленный
В память, – ропщет,
не липы ль в бреду?
Что нам звоны латыни
серебряной:
Плавим в золото нашу
руду!
Путь широк по векам!
Ничего ему,
Если всем – к тем же
вехам, на пир;
Где-то в Пушкинской
глуби по-своему
Отражен, склон
звездистый, Шекспир.
А кошмар, все, что мыкали,
путь держа
С тьмы Батыя до первой
зари,
Бьет буруном, в мечтах
(не до удержа!):
Мономахи, монахи, цари!
Пусть не кровью здоровой
из вен Земля:
То над ней алый
стяг, – трезвый Труд!..
Но с пристрастий
извечного вензеля
Зовы воль, в день один,
не сотрут!
Давних далей сбываньем
тревожимы,
Все ж мы ждем у былых
берегов,
В красоте наших нив над
Поволжьями,
Нежных весен и синих
снегов!
8 марта 1923
Один – в лесную жуть,
когда на муть речную
Луной наведены белесые
глаза:
Качнуть извет ветвей,
спугнуть мечту ночную
И тихо покатить
колеса-голоса;
Ждать, как, растя,
крутясь, наполнит чуткий шорох
Все тропы тишины, меж
корней, вдоль вершин:
Скок диких коней, бег
шотландских пони в шорах;
Скрип древних колесниц,
всхлип лимузинных шин;
Следить, как там, в
тени, где тонь трясинных топей,
Где брешь в орешнике,
где млеет мох века, –
Плетясь, в туман
всплывут сны пройденных утопий,
Под смех русалочий, под
взвизг лесовика;
Гадать, что с выси есть
мощь сил неудержимых.
Винт воль, скликающих со
звезд свою родню,
Что в мировых тисках, в
их неживых зажимах,
Глубь человечества
мелеет день ко дню;
И вдруг на луг, к луне,
вкруг речки, скоро белой
B дожде зари, стряхнув
слезу с листка ль, с лица ль,
Поняв, что камней шквал
то, в чаще оробелой,
Встал, меж гостей с
планет, германский Рюбецаль.
16-17 июня 1922
Июньских сумерек лесная
Тишь, где все вычерты
чисты,
И свисла сеть волосяная
Пред белой строчкой
бересты.
Откуда? – юность не
на дно ли
Все сбросила, и кто
принес?
Не сны глициний и
магнолий,
А северную сонь берез?
Гуди, сквозь годы, рой
осиный:
Эрлкениг, Рейн, бред
Лорелей…
Как блекнешь ты под
дрожь осины,
В томленьи мят с родных
нолей!
Иль кровь, до внуков,
донесла нам
Те взлеты кос, те
взблестки сох,
И мох, ласкавший лоб
Русланов,
В стовековой зной не
иссох?
А заводь речки за
отлогом
Ждет взгляда –
подсказать про стих,
Где, старым ямбом,
старым слогом,
Крен слов, умильных и
простых.
22 июня 1922
Безлюдье. Глушь.
Зеленоватый
Свет. Но в тиши есть голоса,
–
Те, чем живут, те, чем
чреваты
В июльски жаркий день
леса.
Писк птицы; стрекот
насекомых;
Скрип двух стволов; да
вдалеке,
Меж звуков чуждых, но
знакомых,
Моторной лодки треск в
реке.
Нет! чу! еще! сквозь
мириады
Зеленых листьев – плащ
земной –
Шум, что не ведали
дриады;
Гудит пропеллер надо
мной.
Не знаю, здесь, где
полюс близко,
Блуждал ли древле старый
Пан, –
Но хищным шипом
василиска
Его встревожил бы
биплан.
Гуд оживленного металла
Прорезал дали; власть
ума
Богов Эллады разметала,
И светит вдруг лесная
тьма.
Шум листьев в сумрачном
хорале
Притих; идут, смелей,
грозней,
Электроплуг,
электротраллер,
Чудовища грядущих дней.
19 июля 1923
Брел дождь,
расчетливо-скупой,
А тучи смачно висли
брюхом,
Чтоб ветер вдруг рванул скобой,
Вдруг взвизгнул по
сенным краюхам.
Рожь полегла, уткнув
носы;
В лоск были лбы изб и
овинов;
И это – тьма, как жужжь
осы,
Валилась вниз живой
лавиной.
Вниз, вдаль, за грань,
верблюжий горб
Земли (путь – пустошь
океана),
Чтоб чей-то край, и дюж
и горд,
Ее вплел в пальмы и
лианы, –
Где нынче свет, блеск,
веер вех,
Шум пум, змей смесь,
гребни колибри…
Край, где вся явь жжет
фейерверк,
Где жизнь – наш сон в
ином калибре.
Оса, жужжа, свалила
тьму;
Дождь сорвался; вихрь
прыгнул в это…
Жми вплоть, меридиан,
тесьму,
Где миг (миг
всем) – грань мглы и света!
13 августа 1923
Дуй, дуй, Дувун! Стон
тьмы по трубам,
Стон, плач, о чем? по
ком? Здесь, там –
По травам, ржавым, ах!
по трупам
Дрем, тминов, мят, по
всем цветам,
Вдоль троп упадших
тлелым струпом,
Вдоль трапов тайных в
глушь, где стан,
Где трон вздвигал,
грозой да трусом
Пугая путь, фригийский
Пан.
Дуй, дуй, Дувун! Дуй,
Ветр, по трубам!
Плачь, Ночь! Зима,
плачь, плачь, здесь, там,
По травам, трапам,
тронам, трупам,
По тропам плачь, плачь по
цветам!
Скуп свет; нет лун.
Плачь, Ночь, по трудным
Дням! Туп, вторь, Ветр!
По их стопам
Пой, Стужа! Плачьте
духом трубным,
Вслух! вслух! по плугам,
по серпам!
Дуй, дуй, Дувун! Дуй в
дудки, в трубы!
Стон, плач, вздох,
вой, – в тьму, в ум, здесь, там…
Где травы, трапы,
троны? – Трупы
Вдоль троп. Все – топь.
Чу, по пятам
Плач, стон из туч, стон
с суши к струйным
Снам, Панов плач по всем
гробам.
Пой в строки! в строфы!
строем струнным
На память мяты по
тропам!
27 января 1923
Крут и терпк осенний
вечер; с поля
Дух солом, земли, трав и
навоза;
Ветер с ветром, вдоль
колдобин споря,
Рвет мечту из тесных
стен на воздух;
Квак лягушек в уши бьет
в болоте;
Смех совы кувыркнул тени
с елок;
Сиплый скрип тьму
медленно молотит;
С тьмой ползет вол из
лесу в поселок.
Ночь, где ж ты, с твоей
смертельной миррой,
Ночь Жуковских,
Тютчевых, всех кротких?
Метки редких звезд в
выси надмирной –
Меди длинных стрел с
тетив коротких.
Книг, бумаг, рифм,
спаренных едва лишь,
Тает снег, дрожа под
лунной грудью;
Гей, Геката! в прорезь
туч ты валишь
Старых снов, снов буйных
буршей груду.
Где ж нам? Что ж нам?
Как нам план закончить?
Мир иным стал! мы ль в
нем неизменны?
Все – за тенью, вслед за
псом, за гончей,
Все – как пес, послушны
скучным сменам…
29 августа 1922