Не
устану тебя восхвалять,
О,
внезапный, о, страшный, о, вкрадчивый,
На
тебе расплавляют металлы,
Близ
тебя создают и куют.
Будем, как Солнце
ОГОНЬ
1
Огнепоклонником я прежде был
когда-то,
Огнепоклонником останусь я
всегда.
Мое индийское мышление богато
Разнообразием рассвета и заката,
Я между смертными – падучая
звезда.
Средь человеческих бесцветных привидений,
Меж этих будничных безжизненных
теней,
Я вспышка яркая, блаженство
исступлений,
Игрою красочной светло венчанный
гений,
Я праздник радости, расцвета, и
огней.
Как обольстительна в провалах
тьмы комета!
Она пугает мысль и радует мечту.
На всем моем пути есть светлая
примета,
Мой взор – блестящий круг, за
мною – вихри света,
Из тьмы и пламени узоры я плету.
При разрешенности стихийного
мечтанья,
В начальном Хаосе, еще не
знавшем дня,
Не гномом роющим я был средь
Мирозданья,
И не ундиною морского
трепетанья,
А саламандрою творящего Огня.
Под Гималаями, чьи выси – в
блесках Рая,
Я понял яркость дум, среди
долинной мглы,
Горела в темноте моя душа живая,
И людям я светил, костры им
зажигая,
И Агни светлому слагал свои
хвалы.
С тех пор, как миг один, прошли
тысячелетья,
Смешались языки, содвинулись
моря.
Но все еще на Свет не в силах не
глядеть я,
И знаю явственно, пройдут еще
столетья,
Я буду все светить, сжигая и
горя.
О, да, мне нравится, что бело
так и ало
Горенье вечное земных и горних
стран.
Молиться Пламени сознанье не
устало,
И для блестящего мне служат
ритуала
Уста горячие, и Солнце, и
вулкан.
Как убедительна лучей растущих
чара,
Когда нам Солнце вновь бросает
жаркий взгляд.
Неисчерпаемость блистательного
дара!
И в красном зареве победного
пожара
Как убедителен, в оправе тьмы,
закат!
И в страшных кратерах – молитвенные
взрывы:
Качаясь в пропастях, рождаются
на дне
Колосья пламени,
чудовищно-красивы,
И вдруг взметаются пылающие
нивы,
Устав скрывать свой блеск в
могучей глубине.
Бегут колосья ввысь из
творческого горна,
И шелестенья их слагаются в
напев,
И стебли жгучие сплетаются
узорно,
И с свистом надают пурпуровые
зерна,
Для сна отдельности в той
слитности созрев.
Не то же ль творчество, не то же
ли горенье,
Не те же ль ужасы, и та же
красота
Кидают любящих в безумные
сплетенья,
И заставляют их кричать от
наслажденья,
И замыкают им безмолвием уста.
В порыве бешенства в себя
принявши Вечность,
В блаженстве сладостном истомной
слепоты,
Они вдруг чувствуют, как дышит
Бесконечность,
И в их сокрытостях, сквозь
ласковую млечность,
Молниеносные рождаются цветы.
Огнепоклонником Судьба мне быть
велела,
Мечте молитвенной ни в чем
преграды нет.
Единым пламенем горят душа и
тело,
Глядим в бездонность мы в
узорностях предела,
На вечный праздник снов зовет
безбрежный Свет.
2
Огонь в своем рожденье мал,
Бесформен, скуден, хром,
Но ты взгляни, когда он, ал,
Красивым исполином встал,
Когда он стал Огнем!
Огонь обманчив, словно дух: –
Тот может встать как тень,
Но вдруг заполнит взор и слух,
И ночь изменит в день.
Вот, был в углу он, на полу,
Кривился, дымно-сер,
Но вдруг блестящей сделал мглу,
Удвоил свой размер.
Размер меняя, опьянил
Все числа, в сон их слив,
И в блеске смеха, полон сил,
Внезапно стал красив.
Ты слышишь? слышишь? Он поет,
Он славит Красоту,
Вот – вот, до Неба достает,
И вьется налету!
3
Я закрываю глаза, и в мечтании
Вижу повсюду сияющий Свет,
Вижу Огонь я во всем Мироздании,
В травках, в росинках, в
спиралях планет.
Вижу я Землю – сестрой меж
планетами,
Землю опять ощущаю Землей,
Горы, долины, сады с их
расцветами,
Ценные камни с подземною мглой.
Медное небо, отяжелелое,
Грозно нависло над знойной пустыней,
В нем Электричество белое,
С роскошью желтых изломанных линий,
Желтых, и красных, лазурно-зеленых,
В безднах эфирностей синих,
Тучи как горы, там замки на склонах,
Кони из пламени в вышних пустынях.
Снова я в Индии. Да, но не в
той,
Где побывал соглядатай
ничтожный, –
В Индии древней, в отчизне
святой,
Данной для всех, опьяненных
мечтой,
В цельной, навек непреложной.
И меж светлоликих, меж
дважды-рожденных,
Открывши на миг в Запредельное
дверь,
При свете огней,
благовонно-зажженных,
Я слушаю Бурю теперь.
4
Рудра, красный вепрь Небес,
Ниспосылатель алых жгутов,
Отец стремительных Марутов,
В вихре огненных завес,
Гений Бури,
Враг Лазури,
Пробежал и вдруг исчез.
Где он почву Неба роет?
Образ пламенных чудес,
Вон, он там рычит и воет,
Между облачных зыбей
Тучи молнией своей
Беспокоит.
Рудра шлет блестящесть вод,
Льет их током плодородным,
Но, порвавши небосвод,
Вдруг пожар в домах зажжет.
Быть он добрым устает,
Хочет быть свободным.
Рудра-Сива, Смерть-Любовь,
Губит Жизнь, и любит вновь.
Равнодушен к звукам стона,
Вепря красного клыки
Ранят тело, рвут в куски,
Но в траве у склона,
Где убит был Адонис,
Лепестки цветов зажглись,
Дышит анемона.
Рудра-Сива, Смерть-Любовь,
Смерть – Бессмертье, Пламя – Кровь,
Радуга над Морем,
Змеи молний, ток дождей,
Вечность зыбкая страстей,
Здесь мы Грому вторим!
5
Огонь приходит с высоты,
Из темных туч, достигших грани
Своей растущей темноты,
И порождающей черты
Молниеносных содроганий.
Огонь приходит с высоты.
И, если он в земле таится,
Он лавой вырваться стремится
Из подземельной темноты,
Когда ж с высот лучом струится,
Он в хоровод зовет цветы.
Вон лотос, любимец стихии
тройной,
На свет и на воздух, над зыбкой
волной,
Поднялся, покинувши ил,
Он Рай обещает нам с вечной
Весной,
И с блеском победных Светил.
Вот пышная роза, Персидский
цветок,
Душистая греза Ирана,
Пред розой исполнен влюбленных я
строк,
Волнует уста лепестков ветерок,
И сердце от радости пьяно.
Вон чампак, цветущий в столетие
раз,
Но грезу лелеющий – век,
Он тоже оттуда примета для нас,
Куда убегают, в волненье
светясь,
Все воды нам ведомых рек.
Но что это? Дрогнув, меняются
чары,
Как будто бы смех
Соблазнителя-Мары,
Сорвавшись к долинам с вершин,
Мне шепчет, что жадны, как
звери, растенья,
И сдавленность воплей я слышу
сквозь пенье,
И если мечте драгоценны каменья,
Кровавы гвоздики и страшен
рубин.
Мне страшен угар ароматов и
блесков расцвета,
Все смешалось во мне,
Я горю как в Огне,
Душное Лето,
Цветочный кошмар овладел
распаленной мечтой,
Синие пляшут огни, пляшет Огонь
золотой,
Страшною стала мне даже трава,
Вижу, как в мареве, стебли
немые,
Пляшут и мысли кругом и слова.
Мысли – мои? Или, может, чужие?
Закатное Небо. Костры
отдаленные.
Гвоздики, и маки, в своих
сновиденьях бессонные.
Волчцы под Луной, привиденья
они,
Обманные бродят огни
Пустырями унылыми.
Георгины тупые, с цветами
застылыми,
Точно их создала не Природа
живая,
А измыслил в безжизненный миг
человек.
Одуванчиков стая седая.
Миллионы раздавленных красных
цветов,
Клокотанье кроваво-окрашенных
рек.
Гнет Пустыни над выжженной ширью
песков.
Кактусы, цепкие, хищные, сочные,
Странно-яркие, тяжкие, жаркие,
Не по-цветочному прочные.
Что-то паучье есть в кактусе
злом,
Мысль он пугает, хоть манит он
взгляд,
Этот ликующий цвет,
Смотришь – растенье, а может
быть – нет,
Алою кровью напившийся гад?
И много, и много отвратностей
разных,
Красивых цветов, и цветов
безобразных.
Нахлынули, тянутся, в мыслях – прибой,
Рожденный самою Судьбой.
Болиголов, наркоз, с противным
духом. –
Воронковидный венчик белены,
Затерто-желтый, с сетью синих
жилок, –
С оттенком буро-красным
заразиха,
С покатой шлемовидною губой, –
Подобный пауку, офрис, с губою
Широкой, желто-бурою, и красной,
–
Колючее создание, татарник,
Как бы в броне крылоподобных
листьев.
Зубчатых, паутинисто-шерстистых,
Дурман вонючий, – мертвенный
морозник, –
Цветы отравы, хищности, и тьмы,
–
Мыльнянка, с корневищем
ядовитым,
Излюбившая края дорог, опушки
Лесные и речные берега,
Места, что в самой сущности
предельны,
Цветок любимый бабочек ночных, –
Вороний глаз, с приманкою из
ягод
Отливно-цветных,
синевато-черных. –
Пятнадцатилучистый сложный зонтик
Из ядовитых беленьких цветков,
Зовущихся – так памятно – цикутой,
–
И липкие исчадия Земли,
Ужасные растенья-полузвери, –
В ленивых водах,
медленно-текущих,
В затонах, где стоячая вода,
Вся полная сосудцев, пузырчатка,
Капкан для водной мелочи животной,
Пред жертвой открывает тонкий
клапан,
Замкнет его в тюремном пузырьке,
И уморит, и лакомится гнилью, –
Росянка ждет, как вор, своей
добычи,
Орудием уродливых железок
И красных волосков, так
липко-клейких,
Улавливает мух, их убивает,
Удавливает медленным сжиманьем –
О, краб-цветок! – и сок из них
сосет,
Болотная причудливость,
растенье,
Которое цветком не хочет быть,
И хоть имеет гроздь расцветов
белых,
На гада, больше хочет походить.
Еще, еще, косматые, седые,
Мохнатые, жестокие виденья,
Измышленные дьявольской мечтой,
Чтоб сердце в достовернейшем, в
последнем
Убежище, среди цветов и листьев,
Убить.
Кошмар! уходи, я рожден, чтоб
ласкать и любить!
Для чар беспредельных раскрыта
душа,
И все, что живет, расцветая,
спеша,
Приветствую, каждому – хочется
быть,
Кем хочешь, тем будешь, будь
вольным, собой,
Ты черный? будь черным, мой цвет
– голубой,
Мой цвет будет белым на вышних
горах,
В вертепах я весел, я страшен
впотьмах,
Все, все я приемлю, чтоб
сделаться Всем,
Я слеп был – я вижу, я глух был
и нем,
Но как говорю я – вы знаете,
люди,
А что я услышал, застывши в
безжалостном Чуде,
Скажу, но не все, не теперь,
Нет слов, нет размеров, ни
знаков,
Чтоб таинство блесков и мраков
Явить в полноте, только миг – и
закроется дверь,
Песчинок блестящих я несколько
брошу,
Желанен мне лик Человека, и боги,
растенье, и птица, и зверь,
Но светлую ношу,
Что в сердце храню,
Я должен пока сохранять, я
поклялся, я клялся – Огню.
6
Буря промчалась.
Кончен кошмар.
Солнце есть вечный пожар.
В сердце горячая радость
осталась.
Ждите. Я жду.
Если хотите,
Темными будьте, живите в бреду.
Только не лгите,
Сам я в вертепы вас всех поведу.
Если хотите,
Мысли сплетайте в лучистые нити,
Светлая ткань хороша, хороша,
Только не лгите,
К Солнцу идите, коль Солнца
воистину хочет душа.
Все совершится,
Круг неизбежен,
Люди, я нежен,
Сладко забыться.
Пытки я ведал. О, ждите. Я жду.
Речь от Огня я и Духа веду!
7
Лучи и кровь, цветы и краски.
И искры в пляске вкруг костров –
Слова одной и той же сказки
Рассветов, полдней, вечеров.
Я с вами был, я с вами буду,
О, многоликости Огня,
Я ум зажег, отдался Чуду,
Возможно счастье для меня.
В темнице кузниц неустанных,
Где горн, и молот, жар, и чад,
Слова напевов звездотканных
Неумолкаемо звучат.
С Огнем неразлучимы дымы,
Но горицветный блеск углей
Поет, что светлы Серафимы
Над тесной здешностью моей.
Есть Духи Пламени в Незримом,
Как здесь цветы есть из Огня,
И пусть я сам развеюсь дымом,
Но пусть Огонь войдет в меня.
Гореть хотя одно мгновенье,
Светить хоть краткий час звездой
–
В том радость верного забвенья,
В том праздник ярко-молодой.
И если в Небе Солнце властно,
И светлы звездные пути,
Все ж искра малая прекрасна,
И может алый цвет цвести.
Гори, вулкан, и лейся, лава,
Сияйте, звезды, в вышине,
Но пусть и здесь – да будет
слава
Тому, кто сжег себя в Огне!